***
Собственно, ничего интересного, что бы стоило его внимания. Навязчивые мысли о портрете так глубоко засели в голове, что у главного алхимика Мондштата даже начало неприятно стучать в висках. Нужно было срочно отвлечься. Тому способствовал сам Драконий хребет. Дикий, суровый, ледяной и враждебный он естественным образом отпугивал людей, предостерегал их держаться подальше. По правде говоря, Альбедо не подозревал, чем ему следует заняться, а потому, просто следуя необъяснимому наитию, он принялся рисовать первое, что попалось ему на глаза - небольшую, плясавшую группу хилличурлов. Пока алхимик создавал изображение на холсте, он пытался рассуждать только о научных вещах. Например, почему слаймы - исключительно стихийные создания - агрессивно настроены к человеку? По сути, у них примитивный разум, но почему же один из базовых инстинктов - ярость? Интересная, внезапная мысль. Следующей, посетившей алхимика, была мысль об идеальном хилличурле. В общем-то, его мастер и пытался изобразить, но все его «натурщики» вдруг оказались кем-то разбиты. Художник не смог подавить тяжелого вздоха, недовольно выглядывая из-за холста. Его цепкий взгляд быстро скользнул по вмешавшимся, тут же застыв на одном из них. Златовласый юноша, отдышавшись, кинул косой взгляд на сестру Розарию, что молчаливо стояла рядом (на которую Альбедо, ровным счетом, не обратил никакого внимания). Златовласый юноша… Тот самый изящный юноша, что не давал художнику покоя. Тот самый прекрасный юноша, чей образ, как туман, ускользал от алхимика; образ, который он так одержимо и страстно пытался запечатлеть сотни… тысячи раз. С первого же взгляда, мастер бесповоротно утонул в золоте глаз этого юноши, в нежных чертах его лица. Он жадно вглядывался в него, запоминая каждую линию, каждую эмоцию, что на нем отражалась. Художник был так счастлив, наконец, увидеть то, что от него ускользало, что едва окончательно не спятил. Альбедо потребовалась вся его воля и самообладание, чтобы тут же не кинуться к юноше. Еще больше сил ему потребовалось, чтобы сохранить равнодушное выражение лица. — Кто вы? Зачем вы их потревожили? К счастью, я успел закончить набросок. Не хотелось бы оставлять этого хилличурла незаконченным, — голос был сух и холоден, но глаза художника искрились, как вновь вспыхнувшие звезды. Однако вовсе не творение на холсте вызывало в глазах его такой восторг, а исключительно новый знакомый, который также рассматривал алхимика с искренним интересом. Альбедо был так счастлив встретиться с объектом своих снов и фантазий, что с фанатичным вниманием впитывал о нем всю информацию. Так, будто от этого зависела вся его жизнь. Он даже предложил юноше эксперимент, позволяющий понять и определить природу элементарной энергии в его теле, но, по сути, это был лишь предлог, чтобы удержать его рядом как можно дольше. Алхимик не мог этого объяснить, но рядом с Путешественником разливалось такое согревающее тепло, что хотелось просто нежиться в нем и, ни в коем случае, не отпускать. От этого крепкая защита Альбедо шла паутиной бесконечных трещин. Он и сам не заметил, как начинал открывать юноше такие детали о себе, которые, даже под страхом смерти, не осмелился бы рассказать никому иному. Это становилось похоже на одержимость! Теперь, когда художник мог как следует рассмотреть лицо своей желанной фантазии, образы в его голове становились все ярче, смелее… бесстыднее. Это было совершенно непозволительно, а потому, алхимик решил сосредоточиться на том, в чем ему не было равных - науке. Разумеется, предложенный им же эксперимент нужно было завершить. — Альбедо? От неожиданного оклика где-то рядом с ухом, алхимик всем телом вздрогнул, выронив колбу с настойкой, что он подготовил для эксперимента. Та с громким треском разлетелась на кучу осколков, расплескав вокруг всю жидкость, что была внутри. Замерев на пару мгновений, Альбедо медленно выдохнул, расстроенно рассматривая растекающуюся под ногами лужу. — Прости, я звал тебя несколько раз, — Путешественник рядом выглядел искренне виноватым. — Ты так глубоко ушел в себя? — Не стоит извиняться, такое вообще случается довольно часто. Если ты не против подождать, я приготовлю еще. Альбедо вовсе не расстроился потери настойки, его больше всего раздражала потеря контроля над собой, пусть хоть и на мгновение. Гармонию с самим собой алхимик пытался обрести вновь, занявшись приготовлением нужной настойки. Он совершенно не обращал внимания на то, чем, со скуки, себя занял Путешественник. А тому на глаза попались недорисованные холсты. Итэр ходил от одного к другому - переворачивая и поднимая упавшие - рассматривая изображения во все глаза. Он не мог заявить с уверенностью, что на холстах был изображен именно он, но почти не сомневался в этом: те же линии тела, те же волосы, не хватало лишь детали, пожалуй, самой главной… — Как видишь, они не закончены, — слова Альбедо раздались так неожиданно, что Путешественник подпрыгнул на своем месте, едва не выронив то, что было у него в руках, но тут же положив всё на место. — Красивые работы. Почему не завершил? — Не смог, — честно отвечал алхимик, хотя причины не уточнял, лишь молча протянув юноше новую порцию настойки. Тот с легким недоверием глянул на жидкость в колбе, не решаясь попробовать. — Не бойся. Прежде чем дать это тебе, я сам попробовал. Это безопасно. — Ты… ты сам это пил? Зачем? — Не мог же я подвергать тебя опасности. К тому же, ты сам любезно согласился помочь мне с экспериментом, я не мог позволить тебе рисковать собой. Альбедо говорил будничным, даже безразлично-скучающим тоном, и все равно от того, что именно он говорил, Путешественник почувствовал, как кровь приливает к щекам. Более не раздумывая, юноша опрокинул в себя содержимое колбы. На вкус было слегка горьковато, но, в остальном, не чувствовалось ничего. Через пару мгновений ожидания, Итэр поднял вопросительный взгляд на алхимика, негласно интересуясь: «Ну, получилось?» — Что ж… с уверенностью можно сказать, что элементарная энергия в твоем теле течет спокойно и равномерно, не подвержена внезапным, нестабильным всплескам и точно не божественного происхождения, — резюмировал Альбедо, делая некоторые пометки в своем блокноте. — Я очень благодарен тебе за помощь в этом эксперименте. — Это все? — удивился Путешественник, сам до конца не понимая, почему эта новость его вдруг так расстроила. Не уловив в тоне юноши ничего подозрительного, Альбедо только кивнул, расставляя по местам всё свое оборудование. Итэр внимательно наблюдал за алхимиком, легко вздрагивая от его движений: плавных, уверенных… завораживающих. Казалось, Альбедо настолько погружен в себя, что уже и забыл о присутствии посторонних в своем убежище. Его спокойствие, невозмутимость и даже некая отстраненность заставляли Итэра чувствовать себя странно. Ему вдруг стало нестерпимо жарко. Ощущения были такие, будто его засунули в печь и медленно… медленно запекали. Не сдержавшись, юноша издал тяжелый вздох, чем привлек внимание алхимика. Тот обернулся, слегка нахмурившись, отмечая покраснение лица Путешественника. Альбедо медленно приблизился, наклоняя голову на бок и внимательно изучая свой драгоценный объект исследования. — Итэр, ты хорошо себя чувствуешь? — спросил алхимик, начиная искренне беспокоиться. Путешественник, казалось, даже не расслышал вопроса, продолжая смотреть на руки Альбедо. Очень изящные… Руки настоящего художника. — Итэр? Вздрогнув, юноша, наконец, понял, что его зовут, вскинув голову. Он едва не столкнулся с алхимиком лбами, вдруг осознав, как близко тот стоит. Итэр покраснел гуще прежнего, опасаясь, что из-за напряжения у него либо кровь носом пойдет, либо пар из ушей повалит. — Нет, я… что? Что ты спросил? — растерялся Путешественник, отступая на шаг, с ужасом понимая, что Альбедо следует за ним, сокращая расстояние ровно настолько, насколько он отступает. — Стой!… Ты… ты близко слишком! — У тебя температура? — Альбедо совершенно игнорировал все слова юноши, приближаясь еще сильнее, на ходу снимая с руки перчатку и касаясь щеки Путешественника. Тот от прикосновения остолбенел, не решаясь даже дышать. — Почему у тебя лицо такое красное? Мастер испугался, что у Путешественника вдруг появилась реакция на тот препарат, что он ему дал. Но ведь он все проверил, он же сам его попробовал! Ошибки быть не могло, настойка была совершенно безопасна для человека. Тогда почему… что… Пока алхимик судорожно соображал, в чем могла быть ошибка, и где он облажался, Итэр с удовольствием отмечал, как холод рук Альбедо контрастировал с его собственной температурой. От рук Альбедо по телу растекалась приятная прохлада, по коже даже бежали мурашки удовольствия. Сам того не замечая, Путешественник прижался щекой к ладони алхимика, став похожим на кота, льнущего к прикосновениям. Увидев это, алхимик застыл на месте. У него внутри будто разом слетели все предохранители. Он и без того всё это время сдерживался, чтобы не наброситься на юношу в желании изучить и запомнить каждый миллиметр его тела. А это… это был просто запрещенный приём. Альбедо понятия не имел, делает ли Итэр это специально или нет, но сам уже ничего не мог с собой поделать. Он сделал несколько шагов вперед, заставляя Путешественника отступать. Сам юноша этого и не заметил, наслаждаясь прохладой рук Альбедо, пока не уперся спиной в его рабочий стол. Он даже не успел удивиться, как был буквально разложен на этом столе. Итэр вздрогнул, когда Альбедо навис над ним, жадно изучая взглядом его черты лица. Этот взгляд был полон восхищения, желания, пугающей, но притягивающей одержимости, будто для Альбедо не существовало в мире ничего другого. Его внимание, разум и желания захватил юноша напротив. Этот взгляд гипнотизировал, заставлял поддаться порокам и слабостям, которые Итэр прятал где-то очень глубоко внутри себя. Его вел долг, непоколебимая воля и цель, но сейчас он не мог противиться любопытству и соблазну узнать, какие губы Альбедо на вкус. Так же ли они холодны, как и его руки? Приподнявшись, юноша быстро накрыл чужие губы своими, пока какая-нибудь другая мысль не отрезвила его и не затолкала это желание поглубже. Оба вздрогнули от этого прикосновения, замерев на несколько мгновений, показавшихся бесконечными. О… Они и впрямь такие же прохладные. Итэр зажмурился, запоминая это прикосновение, это ощущение, в то же время, опасаясь, что Альбедо вот-вот оттолкнет его, сочтет неприемлемым… неправильным. Но этого не произошло. Напротив, Итэр почувствовал, как прохладные губы Альбедо раскрываются, вкушая его собственное тепло, с жадностью отвечают на поцелуй. Альбедо так контрастировал температурой с телом Итэра, что тот не удержался от тихого стона, почувствовав руки алхимика на себе. Последний вздрогнул, каждая мышца в его теле напрягалась и натянулась. Он почувствовал, как начинает кружиться голова. Альбедо не ожидал от себя такой физической реакции, а потому поспешил отстраниться… но не смог пошевелиться. Путешественник крепко обхватил его руками, прижимая к себе. Он шумно выдохнул мастеру в губы, мазнув по ним языком, настаивая продолжать. Альбедо замер всего на мгновение, тут же с силой прижимая юношу к собственному телу. Он не помнил, как избавился от перчаток и сделал ли это сам, но он с неописуемым восторгом и удовольствием путался пальцами в длинных волосах юноши, распуская их из длинной косы. Итэр и сам не мог объяснить своей потребности ощущать эти руки буквально везде на себе. Он жаждал каждым миллиметром кожи чувствовать его прикосновения. Обоим становилось душно, неудобно в стесняющей одежде. Она стала раздражать так сильно, что Итэр первым начал нетерпеливо стаскивать её с плеч Альбедо. Шуршание ткани. Звон застежек и ремней. Звук падающего материала на каменный пол. Прерывистое дыхание. Шумные вздохи. Горящая под пальцами чужая кожа. Лишь на мгновение смущающая нагота и желание… желание, которое, как бушующая волна, накрывает с головой. Ты им захлебываешься, не можешь дышать, не можешь сопротивляться. И вот ты уже тонешь… Тонешь в удовольствии и близости. Когда мелкая, соблазнительная дрожь покрывает всё тело Путешественника, Альбедо вдруг замирает прекрасной статуей, точно высеченной из камня. Его одновременно затуманенный, но такой цепкий к деталям взгляд, скользит по каждому миллиметру лица Итэра, опускаясь ниже, неторопливо обводя каждую деталь его тела, каждый сгиб локтя и колена… каждую фалангу пальцев. Взгляд такой пристальный, что обжигает. Итэр чувствует его так же отчетливо, как и прикосновения рук Альбедо, что повторяют сладкое путешествие его глаз. Его губы везде: на лице, шее, плечах, ключицах и груди. Итэр дёргается, чувствуя, как язык задевает чувствительные бусинки сосков; издает тихий, сдавленный стон. Никто не произносит ни слова - они не нужны - но ни один уже не может остановиться. Тело Путешественника теплоте, мягкое, такое податливое, точно глина в руках опытного мастера. Оно с чувственной готовностью откликается на каждое прикосновение художника и тает… тает в его руках. Оно красиво выгибается, дрожит, становясь все горячее. Итэр издает такие красивые звуки, когда пальцы Альбедо внутри него касаются самых чувствительных точек, что кружится голова. Он вдруг хватается за плечи художника, дрожа всем телом, царапая ногтями чужую кожу. — Аль… Альбедо, хватит уже! Не… н-не хочу пальцы. Край стола, за который Альбедо держался свободной рукой, как за свое последнее спасение, тут же громко треснул от того, с какой силой тот сжал его. Альбедо потребовалось всё его самообладание, чтобы в порыве не причинить Путешественнику боли от накрывшего возбуждения. Итэр, видимо, совсем с ума сошел! Говорить такое… — Говоришь такие бесстыдные вещи, — Путешественнику показалось или он действительно самодовольно ухмыльнулся? — Не жалуйся потом… Итэр. Последнее Альбедо выдохнул юноше в губы, накрывая их своими, одновременно с этим медленно - по максимуму наслаждаясь моментом - входя в Итэра до упора, замирая внутри на несколько долгих мгновений, своими губами впитывая и заглушая все его стоны. Удовольствие было настолько сильным, что каждая мышца в теле Альбедо напрягалась и жалобно заскрипела. Лишь чудо удерживало его падания в самую настоящую бездну или совершения чего-то необдуманного. Он так сосредоточился на самоконтроле, что не сразу почувствовал, как Итэр обхватил его шею руками, пальцами зарываясь в светлые волосы, уже порядком взмокшие и растрепанные. — Убери это хмурое выражение со своего лица, — раскрасневшись, улыбнулся Путешественник, одной ладонью скользя по щеке Альбедо. Тот инстинктивно прижался к его руке, наслаждаясь прикосновением. — Всё в порядке… двигайся. Повторять дважды не пришлось. Альбедо тут же двинул бёдрами, заставляя юношу под ним вздрагивать и цепляться пальцами за его плечи. Движения Альбедо глубокие, то ускоряющиеся, то замедляющиеся, доводящие до исступления. Темп всё быстрее, стоны всё громче, царапины, что остаются на коже, всё ярче. Альбедо не может оторваться от золотых глаз, что блестят от слез и наслаждения. Он не может отказать себе в удовольствии оставить след на белоснежной шее Путешественника, смотря, как яркая отметина растекается по его коже, точно краска по холсту. Оба теряют контроль. Движения становятся резче, грубее, не сдержаннее. Всё, что только лежало на столе, уже давно рухнуло, но, едва ли, хоть кто-то обратил на это внимание. Путешественник крупно дрожит, выгибается в спине, хнычет и захлебывается удовольствием, но Альбедо хочет еще… хочет больше. Его изящные, умелые пальцы медленно скользят по члену Итэра, заставляя того дергаться, как от электрических разрядов. Его глаза широко распахиваются, он больно сжимает волосы алхимика, но тот этого вовсе не замечает, ладонью обхватывая член юноши, большим пальцем обводя головку. — Стой!.. Не трогай! Альбедо, я так… скоро… ах!.. Альбедо не волнуют его слова. Не сейчас. Он не может остановиться, буквально вбивая Итэра в стол, свободной рукой сжимая его бедра до следов от собственных пальцев. Напряжение в теле нарастает. Альбедо не позволяет Итэру ни отстраниться, ни оттолкнуть себя. Тот извивается и вскрикивает, но не может заставить Альбедо прекратить. Не в состоянии сдерживаться, он задохнулся, точно рыба, выброшенная на берег, изогнувшись в спине так, что едва не захрустели все позвонки. Судорога неописуемого удовольствия сковала всё его тело, вознося на вершину, заставляя кричать и царапать плечи Альбедо до ран на коже. Алхимик чувствовал теплое и липкое на животе юноши, самодовольно ухмыляясь. Он сам не заставил себя долго ждать, чувствуя, как его наслаждение накрывает с головой, заставляя замирать в блаженной неге, что разливалась по телу миллионом электрических разрядов. На мгновение, у него даже потемнело в глазах. Через несколько бесконечных мгновений в теле осталась только приятная усталость. Сбитое дыхание смешивалось в поцелуе, тела вздрагивали от разрядки и расслабления. Никто не пытался говорить - ни сил, ни голоса не было. Снаружи завывала суровая снежная буря, накрывшая Драконий хребет, но внутри скромной обители алхимика, им было тепло и безопасно в объятиях друг друга.***
— То есть как это главный алхимик Мондштата пропал?! — удивленно воскликнула Паймон, когда Сахароза сообщила им эту новость несколькими днями позже. Помощница главного алхимика была не столько напугана, сколько удивлена, ведь мастер Альбедо никогда не отлучался так надолго, да еще и не предупредив её. Волноваться она еще не начала, но уже порядком устала - все его обязанности, в его отсутствие, легли именно на её плечи. Искренне была обеспокоена этой новостью, кажется, только Паймон, то и дело что-то спрашивающая или восклицающая. Путешественник, наоборот, сидел с абсолютно отрешенным лицом, делая вид, что его очень интересуют чаинки в его кружке. Он-то прекрасно знал, что Альбедо ни черта не пропал. Он просто заперся в своей мастерской и дорисовывал все свои незавершенные работы. Итэр к нему вообще спокойно приблизиться не мог: либо он его выставлял, ссылаясь на то, что у него огромный объём работы, либо, наоборот, набрасывался на него, точно оголодавший, дикий зверь. Поэтому Путешественник на время ограничил свои визиты. Паймон и без того задавала слишком много неудобных вопросов, когда он возвращался всклоченный и уставший. Сегодня, впрочем, Сахароза и впрямь выглядела неважно. Вероятно, девушка была на пределе своих возможностей, выполняя, к слову, вообще чужую работу. Обречено вздохнув про себя, Путешественник кинул друзьям, что собирается прогуляться до Драконьего хребта - вдруг ему «повезет» натолкнуться на алхимика - и, к счастью, никто его инициативу не поддержал: Сахароза была слишком уставшей, а Паймон ненавидела холод, поэтому под предлогом заботы о Сахарозе, она осталась сидеть в тёплой лавочке алхимиков, в которую, к слову, доносился аромат только что испеченных неподалёку булочек. Итэр напрягся сразу, как не получил ответа после нескольких громких стуков в дверь и оповещений о том, что пришел именно он. Может, и правда что-то случилось? Не раздумывая, юноша, с помощью элементарной способности, вышиб дверь, заваливаясь внутрь. В мастерской было тихо - слышно лишь потрескивание поленьев в огне - и, как ни странно, прибрано. В последний раз, когда Итэр здесь был, всё было в стихийном беспорядке. Теперь же всё оборудование лежало на своих местах; холстов и красок нигде не было видно… Как и самого художника. — Альбедо?! Если что-то случилось, подай знак! Альбе… — развернувшись, Итэр столкнулся с алхимиком нос к носу, едва от испуга не испустив дух. Сердце зашлось в груди, как шальное, юноше потребовалось несколько мгновений, чтобы выровнять дыхание. — Как бы я подал знак, если бы что-то случилось? — Альбедо говорил, как всегда, спокойно, но в его тоне свободно сквозила насмешка. — Додумался бы, ты же умный, — недовольно буркнул Итэр, но быстро сменил гнев на милость, заметив, в каком вообще состоянии находится этот упрямый человек напротив. Лицо Альбедо осунулось и еще сильнее побледнело. Положи его сейчас на снег, точно потеряешь. Волосы были растрепаны, рубашка перемазана краской, длинный камзол отсутствовал вовсе. Под глазами залегли глубокие тени, но сам его взгляд был, как никогда, ярким, живым и светился искренним счастьем. — Альбедо, ты… — Я рад, что ты пришел, — улыбнулся алхимик, взяв юношу за руку и аккуратно потянув за собой. — Идем, покажу тебе кое-что. Альбедо отвел Путешественника в другую комнату, в которой хранил все инструменты для рисования. В комнате было слегка душно от копившихся в ней вещей, но дыхание у Итэра перехватило вовсе не от этого. На столе у стены, в окружении догорающих свечей, стоял портрет… его портрет. Фигура и все линии угадывались безошибочно - Итэр уже видел этот холст в мастерской, но он был не завершен. Так значит, Альбедо его дорисовал. Видимо, из-за этой работы мастер совсем не спал - юноша на портрете был совсем, как живой. Красивые линии тела и рук, держащих сесилии; длинные волосы, в которых прятались белоснежные лепестки, море солнечного света и это лицо… Оно было такое нежное и небесно красивое, что Итэр на мгновение усомнился, а действительно ли на портрете он? Но ошибки быть не могло. Его же золотые глаза тепло и по-доброму смотрели на него. В них словно был собран весь солнечный свет; от их взгляда на языке чувствовался цветочно-медовый привкус. Юноша не знал, сколь долго, пораженный, он стоял перед холстом. Так долго, что в носу начало щипать, а глаза увлажнились. Неужели, Альбедо и впрямь видит его таким? — Альбедо, это так… Итэр не знал, как ему выразить свое восхищение. Все слова перед этой красотой казались острыми, угловатыми и неуместными. Юноша повернулся к художнику, обнаружив его развалившимся в кресле. Подперев голову рукой, с легкой улыбкой на губах, он крепко спал. Дни и ночи изнурительной работы, счастье от её завершения и искренний восторг того, кто на ней был изображен, наконец, даровали художнику долгожданный, крепкий сон. Чувствуя тепло Путешественника рядом, Альбедо прижался к нему ближе. Никогда прежде он не был так счастлив.