Знаю. Слышу. Чувствую

— Не оговаривается. Ты знаешь, я не потерплю громкий женский голос в моем доме. Этому браку быть. Точка. Это выглядело в виде пытки. Зейн и Ясмин. Словно в страшном сне, она смотрела на него, не видела даже и грамма той любви, что дарили сладкие руки синеглазого мятежника, блуждающего прямо сейчас в ее мечтах. Вся гостиная была усыпана различными праздничными коврами, праздничными столами и такими же настроениями. Лишь Ясмин сидела, ровно держа спину и взгляд. Прикованные глаза в огромное окно, где виднелась сладкая свобода, ставшая пленительный для нее, было чем-то вроде тюрьмы. Она чувствовала этот ветерок по своей коже будто в последний раз. — Я не так страшен. — Мне плевать, какой ты, Зейн, — фамильярно выделив переход на «ты», она даже не стала поднимать своего взгляда и уж тем более выбирать выражения. — Последнее, о чем бы я спросила, это о том, какой ты. Я не хочу тебя ни узнавать, ни знать, ни видеть. Мои глаза посмотрят на тебя только тогда, когда совершенно не останется выхода из ситуации. — Я рад, что у нас с тобой единое мнение на этот счет. — И ты, весь такой сильный и якобы умеющий все, оставишь эту ситуацию так, потому что ты слабак. — Констатировала она, отвернувшись от него. — Уходи из моего дома. Хозяйка тебе не рада. Не сказав и слова в ответ, он покинул ее, оставив умирать с внутренней болью. Конечно, она знала, что свадьба с Зейном поможет отцу задраться ещё чуть выше, но осознание своей незначимости для него ранило слишком сильно. Ноги вели наверх, где есть хотя бы маленький шанс на свободу. Маленькая мечта — остаться в ней навсегда и видеть перед собой те самые синие глаза, отдающие океаном. Те самые синие глаза, похожие на самое чистое небо, характеризующееся со свободой. Дойдя до кровати, она плюхнулась прямо в платье на него, закрыв глаза. Рука поднялась чуть выше, чтобы представить, как он нежно касается ее щёк, как нежно целует губы, дрожа от эйфории. Она рисовала узоры, рисовала объятия, будто он прямо здесь. Ощутив родной запах сандала, слеза незаметно покатилась по щеке, освежая подушку. — Я лишь хочу спасения, — шепчет она. — Хочу спасения и тебя, мой принц. — Лишь одно твоё слово, Ясмин. Одно. Разум совершенно не верил, что это может быть реальностью, поэтому его голос слышался везде, будто огромное эхо. И сейчас, пока она была одна, ей казалось, будто это он касается ее шеи, будто он целует выступающие ключицы. На секунду открыв глаза, она обомлела. — Адиль?.. — не веря, Ясмин коснулась его щёк. Нежно взяв ее за руку, он поцеловал каждый пальчик. — Я здесь, здесь, — шепчет так близко, так откровенно и интимно, что Ясмин даже не осознаёт, что это он — ее мятежник, о котором все ее мысли. — Отец не отменит помолвку. — Из глаз стали литься слезы, похожие на маленькие дождевые капельки. Большим пальцем Адиль собрал каждую, поглаживая раскрасневшиеся веки девушки. Это была та самая нежность, присущая только ему. Это был он — Адиль, мятежник, предатель для тех, кто не верил ему, и просто мужчина, укравший сердце Ясмин. — Отец, может, и не даст, но невеста, что не придет на нее, точно объявит. Доверься мне. Доверься мне так сильно, будто это последнее, что ты сможешь сделать в жизни. Страстный, изнывающей в своей боли поцелуй получался слишком раскованным и откровенным. Тела были так близки, что казалось, сердца объединятся, следуя в унисон друг за другом. Приподняв девушку, Адиль уместил ее на свои колени, облокотившись на спинку кровати. Целовал так, будто она кислород. Целовал так, будто в ней весь мир, хотя для него это так и было. Одна девушка, чьё сердце открылось только с правильно подобранным ключиком в виде откровенности, добра и ласки, пленила странника. Из бойкого холодного воина он превратился в самое нежное облачко. Но сейчас, когда она была так откровенна и нежна, требуя бОльшего, он был в беспамятстве в ней. Прямиком и полностью. — Если мы сейчас не остановимся, — тяжело дыша, едва хватая воздух между поцелуями, — то это закончится чем-то… — Плохим? — хитро улыбается девушка. — Да нет, хорошим, — смеётся Адиль, — но не думаю, что это прямо сейчас тебе так необходимо. — Я думаю о тебе днями и ночами. Думаю о том, как ты касаешься меня. Думаю о том, какой ты красивый и страстный, но если ты настаиваешь, чтобы мы подождали… Посмотрев на часы и прикинув, спустя какое время Раджаб даст клич, он осознавал, что это очень рисково и нервно, но, посмотрев на изнывающую Ясмин, сил противостоять сладким чарам не было. Их было критично мало — здравых мыслей. Углубляя поцелуй, Адиль с напором двигался ближе. Руки стали спокойнее, опускаясь все ниже, пока не дотронулись ягодиц девушки. Она ахнула прямо в поцелуй. «Сносит крышу любой звук от нее», — вертелось в голове, пока он медленно опускал рукава, оставляя девушку в лёгком нижнем белье. Оно было из сплошной тонкой ткани, из-за чего грудь казалась более выпуклой и нежной. — Такая чувствительная, — в шею, пока она помогала снимать все лишнее, он шептал различные нежности, — будто сделана из самого сладкого десерта. Будто сделана из сладкой ваты. Язык Адиля прошёлся по шее, оставляя влажный след. Укус, желание оставить маленькое напоминание о себе… Он держался. Все-таки Ясмин девушка приличная. Если и оставлять, то чуть ниже, где-то под грудью, где не будет видно. Только он один будет знать, какая она чувствительная в тех самых местах. — Чего ты хочешь, милая? Что желаешь, чтобы я сделал? — его глаза были опьяненными ею. Она была раздета полностью. Ревностно оглядывая, он хотел прямиком ударить по лицу Зейна, что посягал на нее. Хотел ударить по лицу всех тех, кто даже смел себе позволить задерживать взгляд на ее изгибах. Обхватив ее за талию, он позволил себе вольность, аккуратно дотрагиваясь за ягодицы. — Я… — смущающие жесты и такие же смущающие движения скользили по накачанной груди парня. — Смущаешься, — смеялся прямо ей грудь, зацеловывая ее. — Смущайся. Посмотрю на это. — Положив девушку на спину, он прошептал: — Сверху. Она ни грамма не боялась, что он сделает что-то не так. И сейчас, когда в его руках было самое дорогое за всю жизнь золото, что разливалось прямо в его руках, он боялся ею ошпариться. Ясмин мимолётно касалась распаленной горячей кожи Адиля, не веря, что видит свои мечты наяву. Опуская глаза ниже, он смотрел прямиком на ее алые губы, подобные бутонам роз. Опускаясь ниже, его поцелуи превращались в самые настоящие цветы, покрытые пленкой любви. — Мне страшно, что сюда кто-то может зайти, — шептала Ясмин, двигаясь ближе, навстречу к сильным рукам Адиля. — Я давно закрыл все твои двери на замок. — Одну дверь ты все-таки открыл, — посмеивалась она. Но смех быстро сошёл на нет, когда Адиль медленно потянулся вниз, где было совершено ново и так желанно. — Если что-то… — Аккуратнее. — Последнее, что сказала нагая Ясмин, устроившись в его руках. Он не начинал скоро, чтобы не травмировать девушку. Учитывая обстоятельства того, что у них есть несчастные сорок-пятьдесят минут, он старался успеть как можно больше, но медленно следуя пальцами вниз, его одолевало буйное желание. Стоило лишь дотронуться до нее, как едва слышные постанывающие звуки впечатались в память Адиля. Всего один… Он касался медленно, дав привыкнуть к пальцам. Выдержки совершенно не оставалось. Хотелось взять ее прямо сейчас, но чрезмерное уважение и любовь к ней не позволяла даже и одного движения сделать кривым. — Я хочу тебя всего, Адиль. Всего, — шепнула на ухо, поддаваясь движениям. Адиль обнимал ее сверху, целовал ее губы, ее шею, а когда медленно, крайне медленно, смотря прямо ей в глаза, вошел, он поцеловал ее, утопив вырывающийся стон в страстном поцелуе. — Все в порядке? — Да, да… Только медленнее… — Тебя неприятно? — Нет. Слишком нравится, чтобы быстро заканчивалось. После этих слов он почувствовал прилив новой силой, взявшей под контроль его самообладание. Его движения были медленными, только руки, блуждающие по всему телу, говорили о его возбуждении куда больше. Его поцелуи были грязными, развратными и несдержанными. Почувствовав, как Ясмин чаще двигается ему навстречу, он улыбнулся. — Какая же ты несдержанная, Ясмин. В мою головы приходило много мыслей, когда я представлял тебя нагой, но… — Часто… представлял? — отрывисто проговорила она. — Скажи мне, о чем ты думал. — Я думал о том, как снимаю с тебя платье, — медленный толчок, — как сбрасываю его куда-то, чтобы увидеть тебя голой, — ещё один. — Мне стыдно признать, но когда ты меня впервые поцеловала, то вся моя ночь была посвящена размышлением о том, как я целиком и полностью в тебе, — глубже, чуть грубее и сильнее, он сделал ещё один толчок. «Ясмин, Ясмин, Ясмин», — его голос был у нее голове и на кончиках губ. Движения медленно приходили в более интенсивный характер, из-за чего девушка становилась громче. Накрыв рукой ее рот, он влажно целовал ее шею, не прекращая нарастать приближающийся пик. — Тише, милая, тише. Спазмы усилились. Недолго думая, он резко вошел, смотря прямо ей в глаза. Ноги дрожали, руки не держали больше рот, а накрывали руками грудь. Вернувшись к губам, он страстно поцеловал Ясмин. Так страстно, насколько это было возможно. Ноги дрожали, руки подрагивали, но улыбка, не сходившая с ее лица, дарила новые ощущения. Единение с ней было лишь крупицей от всей любви. Смотря прямо ей в глаза, иногда казалось, будто ему все подвластно, кроме ее слез. — Я никому не отдам тебя, слышишь? Я убью каждого, кто коснётся тебя. Отрублю ему руки, — рычал он, обнимая как можно сильнее свою маленькую принцессу. — Знаю. Слышу. — Дотронувшись до сердца, она ясно посмотрела в его глаза. — Чувствую.