Хищник другого хищника...

Ночь сегодня противно холодная и мрачная. Как и три предыдущих до нее. Ни звездочки на небе, и вместо них в лужах отражается свет уличных фонарей. В переулке пахнет кровью помимо обычной сырости и вони от мусора. Не то, чтобы Кэйю сильно беспокоят эти запахи. Неприятно, но много что в этом мире пахнет неприятно. За пятьсот лет смиряешься с этим, да и в его человеческую молодость на улицах пахло еще неприятнее. — Кэйа, — его окликает женский голос, и вампир смотрит на его владелицу, стоящую возле полицейской оградительной ленты. Ах, точно, он здесь по делу, а не для того, чтобы задумываться о том, как вонь человеческой жизнедеятельности стала привычной за то время, что он существует на этом свете. — Джинн! — Кэйа улыбается начальнице, сворачивая промокший зонтик и торопливо заходя за оградительную ленту, оказываясь под крышей здания, — рад тебя видеть. Гуннхильдр и бровью не ведет, глядя на Альбериха просто равнодушно, даже без раздражения, недоверия, пренебрежения. Что ж, Кэйе в самом деле повезло с начальством. — Жаль повод мешает мне ответить взаимностью, — вздыхает женщина и кивает вглубь помещения, к месту, освещенному прожекторами. Кэйа следует за ней без всяких пререканий. А Джинн понижает тон, — жертва снова обескровлена. Генетического материала преступник не оставил. Но переломал вдребезги конечности. — Вы хотите знать, сделал ли это кто-то из моих? — Кэйа уточняет прямо, все еще улыбаясь. А что обижаться? Вывод напрашивается сам собой, а кто лучше, чем Альберих расскажет о сущности убийцы? Даже если это не вампир, он все равно увидит больше остальных хотя бы потому что он сам в первую очередь такой же. Сначала убивал на войне, а потом и случайно, и ради забавы, и из мести. Теперь Кэйа считает, что ему самое место ловить таких же. Он зовет это призванием, а Венти лицемерием. — Мы хотим знать хоть что-нибудь о нем, — вздыхает Гуннхильдр, прикрывая глаза от света прожекторов. Кэйа же просто проходит ближе к обнаженному телу, опускается на корточки рядом с ним. Его взгляд задерживается на завидной красоты рыжих волосах жертвы, а до его ушей доносится голос все еще говорящей Джинн. Прекрасно же знает, что он ее слушает и слышит, — это уже третий случай, Кэйа. — Третий случай здесь, стоит уточнить, — добавляет другой голос, более мягкий, но в тоне своем совершенно нейтральный, спокойный. Альберих отрывается от созерцания погибшей и поднимает голову, улыбаясь, когда видит Альбедо. — Даже тебя из твоего могильника вытащили, поверить не могу, — посмеивается он. Судмедэксперт ухмыляется в ответ, — значит, похожие убийства в других городах? — Да, — отвечает Альбедо, тоже подходя к телу и останавливаясь стоять рядом с ним, спрятав руки в карманы и глядя на Альбериха сверху вниз. — Почему меня раньше не назначили на это дело? — буднично интересуется Кэйа и тянется руками убрать волосы с шеи девушки, а затем, вспоминая формальности поднимает взгляд на Альбедо, — все отсняли? Можно я теперь посмотрю? — Да — Крайденпринц отвечает со вздохом, и вампир спешит воспользоваться этим разрешением, осторожно убирает волосы за спину девушки, обнажая ее плечо и шею. Он проводит пальцами по ее бледной коже, рассматривая так, будто это картина, головоломка, скульптура, что угодно, но не тело некогда живого человека. И сквозь это интереснейшее исследование до него доносится голос Альбедо, — о предыдущих жертвах от других подразделений информацию дали совсем недавно, а тут их всего трое. — На первых двух тоже было такое? — Кэйа спрашивает, обводя пальцем огромный синяк на шее погибшей с двумя дырочками посередине оного. — Из-за них мы и связываем эти дела, — отвечает Джинн. Это звучит так наивно и глупо в нынешних обстоятельствах, что Кэйе приходится подавить раздраженный вздох. Много ли среди вампиров садистов и убийц? Наверное, даже больше, чем таких, как Кэйа. Выжить, не будучи жестоким, для вампира, пожалуй, миссия из разряда практически невыполнимых. — Это могут быть разные ребята, которые просто решили пожрать и были не сильно аккуратны, — Кэйа старается говорить как можно мягче, однако он осознает, что выбор его слов резковат. Ну хотя бы тон весьма вежливый. — Причина смерти каждого — передозировка, — невозмутимо добавляет Альбедо. Кэйа вздымает брови, вглядываясь сначала в спокойное выражение лица судмеда, а после опуская взгляд на тело. Вот это настоящая мерзость. Накачать человека наркотиками и потом сожрать? Странно, когда ты можешь и так без особых усилий заткнуть и обездвижить жертву. Это… более человеческий, что ли, метод? Кэйа хмурится, ведет рукой от шеи девушки к ее плечу. — Говоришь, конечности переломаны? — уточняет Кэйа, обращаясь, очевидно, к Джинн. — Да, — подтверждает она. — А это, очевидно, следы того, как ломали, — Альбериха не особо интересуют пробившие обескровленные ткани кости. Вместо этого он всматривается в синяк на плече, кладет поверх него свою руку и усмехается. Вторую руку он кладет на след на предплечье, — он ее как куколку, по кусочкам ломал. — Из ваших? — прямо интересуется Альбедо — Девчонка крепкая, — пожимает плечами Кэйа, отпуская труп из своих рук и поднимая на парня взгляд, — а ей ручки и ножки ломали одной рукой. Не знаю, какой силищи должен быть человек, чтобы такое провернуть. Так что да, из наших. — Тогда так и запишем, — устало заключает Гуннхильдр, — скажу чтоб тело отвезли на дальнейшую экспертизу, и поехали по домам. Очень спать хочется. — Хорошо, — Кэйа просто соглашается, поднимаясь на ноги и пряча руки в карманы своей куртки. Он долго смотрит на тело девушки, и что-то ему да не дает покоя. Он поворачивается к Альбедо, — слушай, а не оставишь мне ключи от своих катакомб? В пору бы, наверное, расспросить Альбериха, на кой черт они ему нужны, но это Крайденпринц. Он просто пожимает плечами, выдавая короткое «Окей, не проблема». *** Кэйа присаживается на край железного стола рядом с трупом молодой девушки, уложенном на нем им же. Он отпивает из кофейного стаканчика, после приоткрывая крышку и глядя на темно-красную жидкость в нем. Синтетическая кровь замечательно заменяет настоящую человеческую, вампиры без всяких проблем могут ею питаться и быть действительно сытыми этим. Но чего-то все же не хватает. Или есть что-то лишнее? Пожалуй, второе — сколько бы Кэйа ни говорил о том, как замечательно ему так живется, этот пластиковый привкус и нотка в запахе — то, к чему, сложновато привыкнуть. Альберих вздыхает и отставляет стаканчик на близстоящий столик для инструментов, обращает все свое внимание на тело рядом с собой. Было в нем кое-что, что его тоже беспокоило. Он наклоняется ближе, утыкается носом в ее шею с нетронутой преступником стороны. И втягивает воздух, закрывая глаза. Он никогда не был великолепной ищейкой. Но все же он хищник по природе своей, и упустить, что перед ним лежит точно такой же хищник, означало бы, что Альберих разучился делать базовые вещи для собственного выживания. Настолько же, насколько пахло и просто мертвым телом, и сыростью стройки, откуда это тело забрали, пахло псиной. Знакомо до боли. Кэйа выпрямляется, хмурится. Самое интересное, что запаха преступника нет. Ни намека. Но подумать об этом можно и в другой раз. На этот Альберих ухватился за другую интересную идею. Он оттягивает вверх и в сторону верхнюю губу девушки, второй рукой нажимая на подбородок, чтобы приоткрыть ее рот и взглянуть на ее зубы. Отметить то, что они поострее, чем у среднего человека, а клыки действительно крупные. Альберих вздыхает, берет свой стаканчик и задумчиво отхлебывает из него, вглядываясь в успокоенное смертью лицо. Он вполне уверен, что перед ним сейчас тело оборотня. Были ли остальные ими же? Кто знает. Их тела понюхать он уже не сможет, а только одни зубы… мало ли у кого какие зубы? Но если жрет он и правда исключительно волчков, то дело обещает быть проблемным. Как бы Кэйю самого не съели за то, что сует свой нос мало того, что на чужую территорию, так еще и нагло в дела, в которые его не приглашали те, кого это касается. Альберих соврет, что это для него повод отказаться от дела. Наоборот, он чувствует, как щекочет нервы эта ситуация и посмеивается, прежде чем залпом допить жижу из своего стакана. Может, помогая людям и вылавливая этого странного вампира он взглянет в глаза смерти еще разок. Почувствовать себя живым он всегда рад. А какой способ есть лучше для этого, чем оказаться на грани погибели?