***
— Я думала, ты уже уехал, — прохладным тоном говорит Камила и, сняв обувь и куртку, идёт на кухню. — Как раз собирался, — отвечает Марк, следуя за ней и, словно заворожённый, наблюдает, как она, с счастливой полуулыбкой на губах, бережно опускает цветы в вазу. Затем она поднимает взгляд. Улыбка исчезает. Камила медленно садится напротив Марка и говорит пренебрежительно, будто прочитав его мысли: — Я же знаю, что ты хочешь спросить. Спрашивай. И если бы рассудок Марка был чист, он бы понял, что заслужил. Заслужил это пренебрежение, этот тон. Потому что все эти дни, прошедшие после поцелуя с Сашей, он разговаривал с Камилой сквозь зубы. Ругался, огрызался и агрессировал, и только Софа останавливала его от совсем ужасного, неадекватного поведения. Но, к сожалению, Марк очень нервничал перед предстоящим разговором с Сашей. — От кого цветы? — обманчиво спокойно спрашивает он. — Какое тебе дело? — вскидывает бровь Камила. — Ну, ты же моя жена, как-никак. — Ненадолго, — неожиданно зло выплёвывает Камила. — Я думаю подать на развод. — Да ты что? — тянет Марк, умело скрыв удивление. — И когда ты собиралась мне об этом сообщить? В день суда? — А даже если и так, то что? — карие глаза Камилы едва не метают молнии. — Зачем ты сейчас ломаешь эту комедию? Ты разлюбил меня, и мы давно уже не семья! — А о Софе ты подумать не хотела? — срывается Марк. — Пусть растёт в неполной семье, так? — А обо мне кто подумает, Марк? — едва не кричит Камила. Злые слёзы струятся по её щекам, но она даже не замечает этого, охваченная гневом. — Кто? Я люблю Софу, но это уже слишком! К тому же, как ты недавно соизволил мне напомнить, это твоя дочь! — Не думал, что ты такая злопамятная, — цедит Марк. — Такие вещи не забываются, Марк, — тихо, но зло отвечает Камила. — Ты хоть знаешь, как обидно мне было это слышать? Я много лет была с вами. Я полюбила Софу и растила её как свою. Я помогла тебе отправиться от душевных травм. И теперь ты недоволен тем, что я просто решила построить своё счастье? В кои-то веки подумать о себе, а не о других? — В любом случае, по документам мы всё ещё женаты. Могла бы дождаться развода. — И что бы это изменило? — саркастично спрашивает Камила. — Ты бы полюбил меня снова? Она отходит к окну, стоит там пару минут, вытирая слёзы, а потом, развернувшись, резко задаёт вопрос: — А может, ты никогда и не любил меня? А, Марк? Может, все эти годы ждал только Сашу? И поэтому с радостью вцепился в её возможность стать тренером Софы? Марку нечего ответить. Слова Камилы для него — как ведро холодной воды. Как обрыв, неожиданно ушедший из-под ног. Марк неожиданно понимает, что Камила права. Во всём. Каждое её слово — грёбаная правда, которую он не мог (или не хотел) признать. Но у неё хватило сил произнести её вслух. — Мне нечего тебе сказать, Камил, — наконец тихо произносит он. Кухня погружается в тишину. Конечно, это ложь. Ему есть, что сказать. Спасибо. За все годы, проведённые с нами. За то, что терпела. За то, что заботилась. За заботу и уют. Прости. За все несправедливые слова. За каждую слезу. За каждый упрёк. За неблагодарность, которой я тебе оплатил. Но всё будет потом. Потом он обязательно всё ей скажет. И она пойдёт — он в этом уверен. Сейчас они просто молчат, понимая, что это конец.***
Саша покидает ледовый дворец с чувством абсолютной выжатости. Неделя оказалась очень загруженной, однако оказались у этого и плюсы — на мысли о Марке практически не оставалось времени. Но вот наступила пятница, а это значило лишь одно — впереди у Саши маячили два дня, которые можно было провести, погрязнув в самокопании. Замечательная перспектива. — Может быть, поедем в бар? Развлечёмся, — осторожно предлагает ей Алекс, когда они уже идут в направлении выхода. — Тебе не помешает... — Нет, — твёрдо отказывается Саша. — Что мне, теперь каждые выходные горе в бутылке топить? — Вам просто нужно поговорить, — вздыхает Алекс, замечая сердитые нотки в её голосе. На миг в глазах Саши мелькает злость, но, едва Алекс успевает встревожиться, тут же исчезает. Саша кидает на него косой взгляд и вдруг останавливается, отвернувшись к окну. — Знаю, — раздражённо кидает она. — Всё никак не могу набраться смелости. И почему он не может сделать первый шаг? Алекс молчит, не зная, что ответить, и вдруг улавливает какие-то звуки из-за соседней двери. Он оглядывается и понимает, что они оказались у раздевалки девочек младшей группы. — Саш, слышишь? — тихо спрашивает он. — Что? — приподнимает бровь Саша, но, прислушавшись, кивает. — Похоже на... телефонные гудки? Вопрос повисает в воздухе, когда она подкрадывается к чуть открытой двери и, заглянув внутрь, видит растерянную Софу с телефоном в руке. Её вид потерян, а носик сморщен, будто девочка вот-вот расплачется. — Почему она до сих пор здесь? — шёпотом спрашивает Алекс, беззвучно возникнув за Сашиным плечом. — Хотела бы я знать, — также тихо отвечает Саша и вдруг поворачивается к нему с новым, решительным выражением лица. — Знаешь что? Я отвезу её домой и заодно... — она задерживает дыхание, как будто перед прыжком в воду, — поговорю с Марком. Вы все правы. Ты, Женя, Софа. Нельзя бесконечно друг от друга бегать. — Удачи, — он улыбается и, напоследок приобняв её, уходит. А Саша делает глубокий вдох и толкает дверь в прохладную раздевалку. Она пуста — за исключением Софы, которая при её появлении рывком поднимается с лавочки. — Почему ты ещё здесь, Софа? — ласково спрашивает Саша, опускаясь на корточки рядом с девочкой. — Я не могу дозвониться до папы, — дрожащим голосом отвечает Софа. — Обычно меня забирает он... — Давай я отвезу тебя домой? — предлагает Саша. — Вы знаете, где я живу? — и вот в голубых детских глазах, в которых ещё недавно блестели слёзы, плещется искреннее удивление. — Знаю. — В документах всегда есть всё. — Ну так что? И Саша протягивает Софе руку, наблюдая, как та робко улыбается и протягивает свою в ответ.***
— Папа говорил, что у вас много рекордов, — звонко говорит Софа с заднего сиденья. Она уже успокоилась — голос больше не дрожит, грозившие пролиться слёзы высохли, вся растерянность исчезла враз, стоило девочке освоиться в Сашиной машине. Сама Саша на этой фразе сжимает руль до белых костяшек. Интересно, что ещё говорил о ней Марк? — Это правда, — соглашается она, взяв себя в руки. — А вам было страшно, когда вы прыгали четверные прыжки? — с детской непосредственностью спрашивает Софа. — Конечно, было, Софа, — слабо улыбается Саша, взглянув на неё в зеркало. — Не боятся только глупцы. — Но вы очень умная! — горячо возражает Софа. — И очень сильная! Я хочу быть, как вы, — серьёзно говорит она. Саша вздрагивает, когда в мыслях вспышками проносятся все её провалы и падения. Боли, обиды разочарования. «Я хочу для тебя лучшей карьеры, малышка», — думает она, проникаясь к Софе глубокой нежностью. Однако вслух звучит совсем другое. Тихое, но чёткое: — Будешь. Такой же сильной, целеустремлённой и упорной. Будешь. И это слово — будто клятва. Помочь, не бросить на полпути, довести до вершины спортивного Олимпа. И, самое главное, спасти от разочарования.***
Тишина становится гробовой, она удушает и Марка, и Камилу, однако они сидят напротив друг друга и упорно продолжают молчать, будто отдавая дань прожитым вместе годам. — Марк, — неожиданно произносит Камила и порывисто поднимается с места, — а где Софа? — Чё-ё-ёрт, — стонет Марк и вскакивает на ноги, бросаясь к выходу и понимая, что он напрочь забыл о дочери, у которой уже давно закончилась тренировка. — Не черти, — неожиданное, насмешливое, произнесённое слишком знакомым голосом, звучит из глубины коридора. Марк тормозит на полпути к входной двери. «Ну вот и всё. Вот я и ёбнулся», — мелькает беглая мысль. Потому что посреди его коридора стоит Саша. Вероятность того, что это — галлюцинация, отпадает в следующую же минуту, потому что Саша насмешливо улыбается, помогая его дочери снять кроссовки. — Как... как ты сюда попала? — хриплым голосом спрашивает Марк, но ответа не получает. — Папа! Мама! — бросается ему на руки Софа. — Александра Вячеславовна привезла меня домой! Она начинает что-то рассказывать о тренировке, о пути домой, но Марк слушает вполуха — всё его внимание сосредоточено на Саше, которая, оперевшись о стену, задумчиво изучает взглядом коридор. — Софа, иди сюда, — зовёт дочь Камила, появившись в помещении и мгновенно оценив ситуацию. — Думаю, папе и Александре Вячеславовне, — она кидает на обоих быстрый взгляд, — есть о чём поговорить. — Она права, — заявляет Саша, приблизившись к нему. Марк вздыхает и жестом показывает ей направление.***
— Ну, так что? — наконец не выдерживает Саша, когда молчание длится уже минут пятнадцать и становится воистину удушающим. Марк продолжает молчать, изучая взглядом осеннюю Москву — так, будто до этого ни разу её не видел. — Что? — Вообще-то я жду, пока начнёшь ты, — раздражённо отвечает Саша. — Это... сложнее, чем я думал, — признаётся Марк; его руки, держащие сигарету, слегка дрожат. — А, ну, тогда ладно, — с показным сочувствием говорит Саша, — можно же ещё восемь лет друг от друга побегать, почему нет? Марк вздыхает и затягивается сигаретой. Саша будто считывает его зародившийся в глубине души порыв так сделать и неожиданно жёстко произносит: — Говори, Марк. Мне нужна правда. Она устала бояться и плакать по ночам. Страх исчез, оставив место напору и желанию узнать, в чём кроется причина разрыва, и что им теперь делать дальше. — Правда? Хорошо, — неожиданно соглашается Марк и, вдруг трепетно взяв её за руку, говорит: — Только постарайся понять меня. — Это будет зависеть от того, что ты мне сейчас расскажешь, — Саша вырывает руку из его хватки и, не обращая внимания на мурашки, снующие по её коже после приятного тепла его ладони, садится в кресло, так кстати расположенное на их балконе. Марк достаёт новую сигарету и с выдохом сизого дыма тихо начинает говорить. — Саш, сейчас я понимаю, что повёл себя как настоящий козёл... — Давай будем делать выводы потом, — резко обрывает его Саша. — Расскажи мне всё. Её руки сжаты в кулаки до такой степени, что белеют костяшки, меж бровей залегла глубокая складка, и Марку хочется обнять Сашу, поцеловать и успокоить, но лучшее, что он может сейчас сделать, — это продолжить рассказ. Саша с непроницаемым лицом слушает ту часть, где он, запинаясь, повествует о хейтерах и самокопании, о том, что накрутил себя до такой степени, что начал думать, будто она его не любит. — Дальше. Что случилось в ту ночь, когда мы поссорились? — отрывисто спрашивает Саша, отворачиваясь к окну, и Марк успевает заметить блеснувшие в её глазах слёзы. Его сердце сжимается, будто шквалом обрушивается осознание того, сколько боли он причинил Саше, но он отвечает, не смея прерваться. — Я пошёл в клуб, — отведя взгляд, глухо говорит Марк. — Напился, а на утро проснулся в кровати с какой-то девушкой. — О да, — с сарказмом прерывает его Саша. — Эту часть я застала. Горло сжимает вина, но Марк упрямо продолжает. Оказывается, он и сам устал молчать, и слова сейчас льются из него потоком. — В тот день она ушла, и я попытался связаться с тобой, однако обнаружил, что везде в чёрном списке. А потом твоя мама забрала твои вещи. Она была в недоумении и, кажется, хотела меня убить... — Да, — Саша хмыкает. — Она, к сожалению, успела тебя полюбить и поэтому восприняла наш разрыв весьма болезненно. — Мне жаль, — искренне говорит Марк, но Саша машет рукой. — Знаешь, а я ведь тоже хотела тогда с тобой помириться, — горько говорит она, — но увидела ту девушку и убежала. Как её звали? — Ксюша, — с нежностью отвечает Марк, и его глаза окутываются пеленой воспоминаний. Так вспоминают об умерших. — Правильно я понимаю, что она была матерью Софы? — осторожно интересуется Саша, желая подтвердить свою догадку, и, когда Марк кивает, не исправив время глагола, прикрывает глаза. — Прими мои соболезнования. — Спасибо, — не глядя на неё, снова кивает Марк. — Что было дальше? — Она нашла меня сама, спустя пару месяцев, — продолжает Марк. — Сказала, что беременна, клялась, что спала только со мной. Конечно, я ей поверил. Мы поженились — как можно тайнее, чтобы журналисты ничего не пронюхали. Я хотел, чтобы у ребёнка был отец. Софа родилась в июне. Знала бы ты, как я был счастлив, — его голос полон нежности. — Когда первый раз взял её на руки, не мог поверить, что это моя дочь. — И... что случилось потом? — тихо спрашивает Саша. — Ксюша воспитывала Софу, я усиленно тренировался — близился олимпийский сезон. Приходил с тренировок убитый, но всё равно старался уделять дочери время. Смог пробиться на Олимпиаду и выиграть. Победу посвятил Софе. Вернулся домой, завершил карьеру, ушёл на Первый работать комментатором, чем, собственно, занимаюсь до сих пор... Он замолкает, пытаясь собраться с мыслями. Поколебавшись, Саша встаёт с кресла и в знак поддержки кладёт руку ему на плечо. Марк вздрагивает от неожиданности, но находит её ладонь своей и продолжает. — Мне казалось, что вот оно, счастье. В спорте я достиг всего, мы с Ксюшей любили друг друга и были очень счастливы. Отдали Софу в секцию — Ксю очень хотела, чтобы она стала олимпийской чемпионкой, как я. Но в один момент всё разрушилось, — голос становится ниже, Марку явно тяжело говорить дальше. Дрожащие пальцы его не слушаются — Саша помогает поджечь сигарету. — Она попала в аварию, — глухо говорит Марк. — Был дождливый день, но она очень торопилась к нам с Софой на ужин и... не справилась с управлением. Вылетела в кювет, скончалась ещё до приезда скорой. Он произносит последние слова скороговоркой и закрывает глаза, часто делая затяжки. Саша, совсем не ожидающая такого рассказа, поражённо молчит. Её собственная боль отходит на задний план. Она не торопит Марка, однако он продолжает сам. — Как ты могла понять, вы́ходила меня Камила. Она вообще близко с нами общалась, и Софа её знала. Камила очень, очень многим нам помогла, и за это я ей безмерно благодарен. В какой-то момент я понял, что люблю её. Мы поженились, стали жить. Дальше... Дальше Марк рассказывает о том, как охладел к Камиле, как, встретившись с Сашей, понял, что любит её, как долго не решался на разговор. Наконец он заканчивает рассказ и испытывающе смотрит на Сашу. Теперь всё зависит от неё. — Я даже не знаю, что сказать, — нервно хмыкает Саша. — Сначала хотела ругаться, а тут такая душещипательная история... Язык не повернётся. — Саша! — громко восклицает Марк, заставив её вздрогнуть. — Да плюнь ты на это! Я уже всё пережил, а ты? — А я... — задумчивым эхом повторяет Саша. — Да, ты прав. Я не пережила. Марк, ты действительно поступил как полный козёл. Что я должна была думать? Я завершила карьеру, и жизнь без спорта оказалась невыносимо пустой. Мне нужна была твоя поддержка, а ты... А ты начитался хейтерских комментариев и придумал себе, что я тебя не люблю! — она уже практически кричит, не замечая злых слёз, стекающих по щекам. — А со мной ты, блять, поговорить об этом не мог? — Саша, Саша! — Марк ловит её руки, прижимает их к своей груди. — Я всё понял! Я всё это понял, но было уже поздно! Саша, я люблю тебя! Я хочу помочь тебе! Он неожиданно падает перед ней на колени, целует её руки, лихорадочно шепча: «Саша, Саша, прости...» Саша уже не просто плачет, она рыдает навзрыд, вновь пропуская через себя всю боль, что испытала. Но неожиданно ей становится легче, будто тяжкий груз, что висел над ней последние восемь лет, с каждой слезой истончается, пока не пропадает совсем. А может быть, ей легче из-за присутствия Марка? — Я тоже люблю тебя, Марк, — шепчет она. — Но я боюсь встречаться с тобой. Если ты снова предашь меня, я точно сломаюсь, я не выдержу! — Саша! — Марк порывисто поднимается на ноги, заключает её в объятья, крепко-крепко прижимая к себе. Он чувствует, как тело Саши в его руках сотрясается от рыданий, и готов казнить себя сам за все причинённые ей страдания. — Я обещаю тебе, больше ты никогда не будешь плакать из-за меня! Я буду любить тебя и оберегать, и такой ситуации больше никогда не повторится! Ты веришь мне? Саше очень хочется ему поверить. Очень-очень. Ей с Марком хорошо. В его объятиях она, как бы абсурдно это не звучало, чувствует себя защищённой. Ей хочется быть с ним рядом всегда, обнимать, целовать, заботиться, воспитывать Софу, в конце концов. Поэтому она освобождается от объятий и осторожно кивает. Да. Я тебе верю. Лицо Марка моментально светлеет, он улыбается так, будто не верит, и снова обнимает её — на этот раз нежно и ласково. А потом он осторожно начинает её целовать. Сцеловывает слёзы со щёк, очерчивает контур губ, будто не решаясь поцеловать по-настоящему. У Саши в глазах загорается знакомый ему огонь, и она целует его сама. Целует ярко и упоительно, смелея с каждым движением губ. Целует так, что пропадает всё: и время, и пространство, и боль. Марк перехватывает инициативу, целует её сам, запуская руку в огненно-рыжие волосы. Его пьянит Сашина близость, её мягкие и податливые губы, её дрожащие ресницы. Это не поцелуй-борьба, как тогда, в Сашином кабинете. Это поцелуй-обещание. Появившаяся за дверью Камила не решается их прервать.