Незапланированный визит

Джеймс перекладывает телефон, прислоняя его к другому уху, убирает уровень в сторону и начинает рыться в коробке с дюбелями. — Угу, — отстраненно бормочет он, подыскивая нужный размер. — …Похоже, освободилось время, и нам сказали быть готовыми, — раздается голос из динамика. — Это ведь здорово! Поздравляю тебя! — Да! Да. Спасибо. Но… Один из дюбелей падает на пол, тут же закатываясь под прилавок. Внимание Джеймса окончательно переключается на разговор, и только сейчас до него доходит, что все это означает. — Блин. Так это же в эти выходные, разве нет? В последнее время они почти не виделись, поэтому он очень рассчитывал на отличный секс этим вечером, так сказать, для успокоения нервов. Не говоря уже о… — Мне так жаль, Джеймс. Но я уже еду в аэропорт — не каждый день нам делают такие предложения. — Эм. Да, — глухо отвечает он, ощущая, как настроение стремится к нулю. — Понимаю. Джеймс наклоняется и шарит рукой под прилавком, пытаясь нащупать потерянный дюбель. — Обещаю, я заглажу свою вину. — Ага. — Справишься без меня завтра? — М-м-м, — неопределенно мычит Джеймс, тщетно хватая пальцами воздух и стараясь не обращать внимания на завязавшийся в животе тугой узел. Конечно, он знает, что должен поддержать это решение, а не злиться, но весь последний месяц Джеймс работал по пятнадцать часов в день, и его терпение было на исходе. Рациональная его часть соглашается с тем, что глупо упускать такую возможность, но неужели обязательно улетать именно сегодня вечером? — Мне действительно жаль, малыш. Пообещай, что не будешь работать всю ночь, ладно? — Думаю, я доделаю все через пару часов. Это чистая ложь, и они оба это знают. — Хорошо. Я прилечу первым же рейсом, как только мы закончим. Но вряд ли вернусь домой раньше воскресного утра. Постарайся выспаться, хорошо? — Да, мамочка. На несколько секунд на другом конце повисает тишина. — Слушай, мне уже пора… Люблю тебя, Джеймс. — Да, повеселись там. Завершив вызов, он в сердцах швыряет мобильник куда подальше — сейчас ему не до этого. Впереди еще много работы. Джеймс бросает возню с дюбелями и решает повесить на стену вешалку для одежды. Сделав метки для отверстий, он берет в руки сверло. Оказывается, чертовски приятно закручивать в стену шурупы: оглушительный шум перекрывает кипящие в голове мысли. Чтобы отвлечься, следующие два часа Джеймс работает не покладая рук: убирает помещение и развешивает последние мелочи, наводя финальные штрихи. Картонные коробки он рвет и выкидывает в мусорный бак на заднем дворе, напоследок проверяет инвентарь, желая убедиться, что все необходимое есть в наличии. Клиенты начнут приходить уже завтра. На ближайший месяц его график расписан по часам. Он даже мечтать о таком не мог, когда в прошлом году принял решение открыть собственную студию. Это был нелегкий путь — Джеймс напролом шел к своей цели: через пот, кровь и слезы. Пришлось побороться и с одной особо вредной леди из банка, и с канцелярскими крысами из Департамента здравоохранения, но наконец-то все было готово. Он сделал это. Теперь Джеймс сам себе хозяин — его эскизы красуются за стеклом витрины, а имя у всех на слуху. И это в двадцать четыре года! Разочарование и гнев отступают. Он ощущает толику гордости, оглядывая плоды своих трудов. Здесь есть на что посмотреть; главный зал сверкает начищенным паркетом и манит бархатными диванами; там стоит стойка, которую он изготовил собственными руками; в углу располагается его личный стол для рисования. Имелись и блестящая новизной кушетка со стулом, и совершенно новая индукционная тату-машинка. Ее соорудил для Джеймса его прежний наставник, чтобы помочь начать работу на новом месте. В студии также есть подсобное помещение со стерилизационным оборудованием и инвентарем для уборки и даже небольшой офис с компьютером и ксероксом. Все это принадлежит ему. Джеймсу уже не терпится окунуться в работу. Короткий телефонный звонок не испортит момент, к которому он шел столько времени. Настроение слегка поднимается, пока он пылесосит и моет полы в главном зале, смывая строительную пыль и остатки полистирола. Вся эта грязь накопилась после распаковок оборудования и мебели, которым, казалось, конца и края не будет. Джеймс заполняет полки средствами по уходу, скрупулезно расставляя баночки и бутылочки, раскладывает журналы в зоне ожидания, ставит на кофейный столик поднос с шоколадными конфетами и печеньем. Джеймс как раз полирует стойку, когда слышит громкий звон дверного колокольчика, и слегка вздрагивает. Неужели забыл запереть дверь? Он поднимает глаза, натыкаясь взглядом на непокорные черные кудри, ниспадающие на широкие, обтянутые кожей плечи; острые серые глаза осматривают зал, заранее суля неприятности. — Слышал, в городе открылась новая тату-студия, — голос у вошедшего низкий и бархатистый. — Извини, но торжественное открытие намечено только на завтра, — отвечает он, не отрываясь от полировки. — Проклятье! А я так надеялся, что ты сможешь мне помочь. Джеймс замирает и приподнимает бровь. — Ты Джеймс Поттер, верно? Незнакомец сверкает яркой улыбкой, и вечер вдруг сразу становится интереснее. — Верно. А что? — Потрясающе. — Он подходит к стойке или, скорее, лениво приближается: движения тела плавные, расслабленные и в то же время уверенные. — Понимаешь, мне очень нужно сделать татушку. Хочу устроить сюрприз парню на нашу годовщину, — поясняет он. — Ага. Годовщина, значит. Сколько вы уже вместе? — Джеймс вновь возвращается к полировке. — Десять лет. — Впечатляет. И когда же это знаменательное событие? У меня есть окно на конец июня. — Сегодня. — Ясно. Время у нас поджимает, да? — Ну-у, мне советовали именно твою студию, да и нет уже смысла искать что-то другое, — легко пожимает плечами тот. Джеймс еле слышно вздыхает. Он еще пожалеет об этом. — Так уж и быть. На твое счастье, мои планы на вечер только что безжалостно уничтожили. Что там у тебя? Парень ослепительно улыбается и вытаскивает конверт из внутреннего кармана куртки, откуда достает крайне потрепанный на вид лист линованной бумаги, явно вырванный из тетради, и бережно разворачивает его. — Хочу вот это, — он протягивает лист Джеймсу. Листок от корки до корки исписан аккуратными математическими формулами и заметками. Только в нижнем левом углу нарисована ручкой смешная собака, под которой выведены слова: «Хочешь прогуляться со мной?», написанные небрежным, почти детским почерком. Джеймсу хочется рассмеяться, но силой воли он сохраняет невозмутимое выражение лица. — И уравнения тоже? — Только рисунок, — растягивает губы в улыбке парень. — Ну, он немного поблек, — задумчиво говорит Джеймс, облокачиваясь на стойку и разглядывая нарисованную собаку вблизи. — Выглядит слегка дерьмово, если уж начистоту. Думаю, я смогу улучшить его, если... — Я хочу именно так. — Уверен? — выгибает бровь Джеймс. — Да. — Это навсегда останется на твоей коже. — В этом и смысл. — Как знаешь, — пожимает плечами Джеймс. — И где мне ее набить? — Набей, где тебе самому нравится, — усмехается тот и наклоняется ближе. Черный локон падает ему на лицо. Черт возьми, мерзавец слишком красив, а самое худшее — прекрасно это осознает. Джеймс закатывает глаза, выпрямляясь. — Можешь подумать об этом, пока я работаю над трафаретом, идет? — Взгляд скользит по лицу гостя. — Так и сделаю, — подмигивает он. И Джеймсу чудится в его словах обещание подумать о чем-то большем, нежели о месте для татуировки. — Я бы предложил тебе перекусить, пока ты ждешь, но, увы, доставка заработает не раньше завтрашнего утра. — Не страшно, — отмахивается парень и стягивает с себя кожаную косуху. Под ней оказывается черная футболка с кислотно-зеленым черепом — логотипом группы «Misfits», — короткие подвернутые рукава не скрывают рельефных рук, украшенных татуировками куда лучшего качества, чем та, которую он заказал Джеймсу. Гость подходит к ближайшей стене и начинает разглядывать фото из портфолио, которые Джеймс полдня развешивал тут и там. Сам Джеймс идет в офис воспользоваться ксероксом и вскоре возвращается с копией, протягивая гостю оригинал. — Раз уж мы здесь только вдвоем, не желаешь выбрать плейлист? — предлагает он, кивая на айпад, подключенный к колонкам у дивана. Парень берет в руки планшет и разворачивает его в сторону Джеймса. — Он заблокирован, — констатирует он, с вызовом выгибая проколотую бровь. Джеймс позволяет себе залипнуть на этой брови пару секунд. — Пин-код 0311, — наконец произносит он и садится за стол для рисования, принимаясь аккуратно раскладывать принадлежности. Гость хмыкает и, плюхнувшись на диван, вводит код. — Отличная подборка, — тянет он, водя пальцем по экрану. — У того, кто составил этот плейлист, превосходный вкус. Джеймс не отвечает. Под грохочущие звуки рок-музыки он обводит линии, старательно перенося рисунок на трансферную бумагу. Ему нравится делать трафареты вручную — пусть этот способ и занимает больше времени, но зато помогает спланировать этапы работы и сосредоточиться. Джеймс еле сдерживается, чтобы не исправить пропорции и кривую собачью морду. «Хочу именно так», — звучит в голове пожелание. На копирование столь маленького и простого рисунка уходит не больше пяти минут. Вырезав трафарет, он подходит к клиенту, чтобы показать результат. — Шикарно, — заключает парень, даря Джеймсу еще одну чарующую улыбку. — Ты уже решил, где хочешь ее набить? — Хм. Еще раздумываю. Может, выскажешь свое профессиональное мнение? Как думаешь, на какой части тела мой парень оценит тату больше всего? Джеймс цокает языком и отодвигает штору: — Тогда тебе лучше расстегнуть ремень. Тот ухмыляется, проходя мимо него в рабочую зону. Задергивая штору, Джеймс слышит тихий щелчок и звон пряжки ремня, а когда оборачивается, то видит, что серые глаза выжидающе смотрят на него. — Ширинку тоже, пожалуйста, — дает указание Джеймс. Он до боли прикусывает щеку, чтобы не выдать легкого волнения, когда его гость неторопливо подчиняется, изгибая губы в ухмылке. Джеймс решает сосредоточиться на работе: стелит на кушетку покрывало и коротким нажатием на педаль регулирует ее высоту. Затем садится на стул на колесиках, дезинфицирует руки и велит клиенту лечь на живот. — Есть, сэр. Качнув головой, Джеймс поднимает стул повыше. — Отлично, — говорит он, кладя руки на пояс чужих темных джинсов. — Можно мне?.. — Валяй, — кивает парень, приподнявшись на локте, чтобы лучше видеть. Джеймс слегка приспускает джинсы и проводит указательным пальцем по голой коже бедра: прямо над левой ягодицей. — Здесь? — Гхм. Можно и пониже. — Ладно. — Он сдвигает ткань. — Тут? — Думаю, мы можем спуститься еще ниже. — Хорошо, — Джеймс кивает и тянет узкие джинсы, пока взору не открываются белые ягодицы, упругие и невероятно аппетитные. Этого он, конечно, вслух не говорит. — Здесь? — повторяет Джеймс, пальцем медленно обводя нижнюю часть ягодицы. — Идеально, — выдыхает клиент, едва ли не урча. Слегка поведя бедрами, он ложится поудобнее, вытянувшись во весь рост, и утыкается лицом в отверстие на кушетке. — Отлично, — Джеймс спускает ткань до упора, чтобы джинса не мешала набивать татуировку. Обычно он накрывал полотенцем оголенные части тела, с которыми не собирался работать. Но сегодняшнему клиенту, похоже, все равно, а Джеймс не смог заставить себя закрыть половину этой шикарной задницы. Он тщательно протирает нежную кожу антисептиком, надевает перчатки и вскрывает упаковку новенькой бритвы, а затем круговыми движениями втирает зеленое мыло и, кажется, слышит, как его гость с шипением втягивает воздух. Джеймс не обращает на это внимания и начинает осторожно сбривать волоски. Много времени это явно не займет: тонкий пушок совсем не похож на густую темную поросль, которую он порой наблюдал у других клиентов. — Признайся, бритье задниц — твоя любимая часть процесса? — спрашивает парень приглушенным голосом. — Только если задница симпатичная, — хмыкает Джеймс. — Вот как. И попадает ли моя в эту категорию? — он вновь приподнимается на локте и с интересом смотрит на Джеймса. — С моей стороны было бы очень непрофессионально оценивать части тела клиентов. — Расценю это как согласие. — Не ерзай, пожалуйста. — Извини. В чужом голосе не слышится особого сожаления. Джеймс заканчивает с бритьем и готовится к следующему шагу. Сменив перчатки, он тонким слоем распределяет трансферный гель — это должно обеспечить ровное и четкое покрытие. Берет трафарет, слегка поворачивает его, выбирая подходящий угол, и только тогда прижимает к липковатой от геля коже. Затем тщательно разглаживает бумагу, внимательно следя, чтобы та не сползла и не помялась. В этот раз Джеймс с трудом игнорирует чужой шумный вздох — когда ладонью сильнее прижимает эскиз к теплой коже. Пальцы приглаживают трафарет чуть дольше, чем нужно. Но это лишь потому, что он не хочет испортить перевод, верно? Когда у него заканчиваются оправдания и дольше держать руку становится уже неприличным, Джеймс осторожно отрывает бумагу. Он изучает линии внимательным взглядом, убеждаясь, что рисунок выглядит идеально. Насколько это вообще возможно с таким-то исходником. — Так, встань-ка, пожалуйста: нужно проверить, как это все будет смотреться. Гость повинуется, и Джеймс кивает ему в сторону зеркала в полный рост. Парень разглядывает рисунок через плечо, повернувшись к отражению спиной, а Джеймс честно старается не пялиться на темную дорожку волос, выглядывающую из-под слишком низко сидящих боксеров. Он быстро сглатывает. Боже, секс у него и правда был очень давно. — Дай я гляну, — Джеймс подъезжает к зеркалу на стуле. Он придирчиво рассматривает эскиз с разных ракурсов и просит клиента немного покрутиться, что тот сразу же делает без капли стеснения. — Думаю, мы можем начать, если ты всем доволен. — Я очень доволен, — отвечает клиент с лукавой улыбкой, окидывая Джеймса взглядом. — Тогда ложись на кушетку. Я все подготовлю через минуту. Будем набивать черным? — Нет, синим, — говорит тот, словно это и так очевидно. — Как в оригинале. Джеймс решает благоразумно промолчать. Без сомнений, татуировка будет выглядеть как дерьмовый партак, но он понимает, что спорить нет никакого смысла. — Ну хорошо. Располагайся тут, я сейчас. В тишине он подготавливает все необходимое: проверяет стерильность инструментов, наливает чернила в колпачок и выбирает иглу подходящего диаметра, попутно осмотрев ее на предмет повреждений. Для удобства на тыльную сторону перчатки Джеймс наносит немного вазелина, тестирует машинку на мощность, а затем подъезжает на стуле поближе к клиенту и легким слоем распределяет вазелин по области будущей татуировки. — Последний шанс передумать, — предупреждает Джеймс, наведя на кожу иглу. — Ни за что. Жужжание машинки разносится по комнате, а игла касается ягодицы. К чести клиента, тот даже не вздрагивает. Джеймс методично обводит контур мохнатого уха собаки, пальцами натягивая кожу, следом приступает к морде и начинает понимать, насколько это все же крутая идея. Татуировка как чертова метка. Как знак принадлежности другому человеку. — Итак, этот твой парень… Он хорош? — как бы невзначай спрашивает Джеймс, стирая излишки чернил салфеткой. — Ох, чертовски хорош. Только не говори ему, что я так сказал: его самомнение и так до небес. Фыркнув, Джеймс макает иглу в чернила. — А у тебя есть? — Что? — Парень или девушка, конечно. — У меня есть собака, — отвечает Джеймс, возвращаясь к татуировке. — О, завидую, они классные! Обожаю собак! — Ха, только не мой. Мне достался настоящий негодник: у него начисто отсутствуют манеры, а еще он имеет отвратительную привычку портить мое постельное белье. — А ты пробовал его дрессировать? — Этот пес не поддается дрессировке, уж поверь. — Как-то не верится. Может, ему нужна твердая рука? — Приму к сведению, — бурчит Джеймс, вдавив иглу чуть сильнее, чем нужно. Нет, его клиент не вздрагивает — лишь издает тихий протяжный звук, напоминающий стон. Джеймс прикусывает губу, пытаясь сосредоточиться на работе. Татушка и так довольно стремная, а если игла соскользнет — станет еще хуже. Однако под тихие стоны, которые продолжают слетать с чужих губ, сконцентрироваться кажется нереальным. Джеймс ощущает, как под рукой напрягаются твердые мышцы, словно тот изо всех сил старается не дернуться. — Расслабься. Будет не так больно, — советует Джеймс, убирая иглу и кладя ладонь на напряженное бедро. — Ох, мне вовсе не больно, — выдыхает клиент. — Тогда в чем проблема? — Ни в чем. Думаю, как сильно обрадуется мой парень, увидев татуировку. Блядский боже. — Если не расслабишься и не будешь лежать спокойно, твой парень увидит лишь половину кривой собачьей морды. — Прости. Я буду вести себя хорошо. — Он поднимает голову и подмигивает Джеймсу, а затем со вздохом ложится обратно. Тело клиента расслабляется, и Джеймс приступает ко второму уху. А вот стоны и не думают прекращаться, хотя мышцы тела уже не напряжены. Он начинает подозревать, что засранец делает это лишь для того, чтобы его подразнить. Что ж, он не поддастся на провокации. Но Джеймс на все сто уверен, что его нельзя винить за частые прикосновения. И за то, что он пялится дольше, чем следует, когда стирает кровь и чернила салфеткой. Спустя десять минут татуировка почти закончена — последним Джеймс добивает высунутый из пасти язык. — Точно не хочешь добавить немного теней? Я уверен, что это было бы… — Нет, не меняй ничего! — Приподнявшись на локтях, парень настороженно смотрит на Джеймса. — Ладно, — усмехается он и поднимает машинку в знак капитуляции. — Тогда я с тобой закончил. — Потрясно! — Парень поворачивается, пытаясь заглянуть через плечо. Джеймс снова меняет перчатки на новые и достает зеленое мыло, а гость пристально, почти с жадностью, следит за тем, как тщательно он очищает кожу от остатков чернил. — Хочешь взглянуть в зеркало, прежде чем я заклею тату? — Не-а, все в порядке, — отвечает тот, слегка повысив голос. — Я доверяю тебе. Кроме того, не думаю, что мне сейчас стоит двигаться. — Мне следовало бы вышвырнуть тебя за непристойное поведение, знаешь ли, — вздыхает Джеймс, осторожно накладывая пленку на раздраженную кожу. — Что? Даже до того, как я заплачу? С таким отношением твой бизнес рухнет уже через месяц. — Хорошо, тогда давай поговорим о цене. — Эм. Наверное, мне следовало упомянуть этот нюанс раньше. Понимаешь, в данный момент у меня с деньгами слегка туговато. — Ты что, блядь, издеваешься надо мной?! И что ты предлагаешь нам тогда делать? — Что ж, у тебя ведь остался еще вазелин? Он вперивает в клиента пристальный взгляд. Тот лежит на кушетке, прикрыв глаза: такой беззащитный, с голой задницей и нервно закушенной нижней губой, и Джеймс чувствует, как в венах закипает адреналин. Нет, он не может этого сделать. — Не думаю, что твой парень был бы в восторге от этого. — Ну ему же необязательно знать, правда? Джеймс поднимает бровь, однако глаз не отводит, и губы парня изгибаются в лукавой усмешке, когда тот слегка ведет бедрами. Блядь. Джеймс совсем не так представлял себе этот вечер. Совсем не так. Но какой человек на его месте смог бы сказать «нет»? Перчатки летят в мусорное ведро. Джеймс встает и, отодвинув штору, выходит в главный зал. Он быстро закрывает входную дверь на замок, а затем возвращается обратно. Его гость все также лежит на кушетке со спущенными джинсами и прежней соблазнительной улыбкой на лице. Джеймс качает головой: — Такими темпами я скоро лишусь лицензии. Чужая улыбка становится шире. Джеймс откатывает стул на другую сторону кушетки: не хочет испортить свежую татуировку. Сев, он проводит рукой по нетронутой ягодице и замирает, прикусывая губу и ощущая, как податлива плоть под его ладонью. Ягодица упругая, идеальной формы, с гладкой белой кожей, по которой Джеймсу так хочется провести языком. А потом вонзить в нее зубы. Судя по звукам, которые издает парень, пока он столь бесстыдно его лапает — его бы не остановили. Весь последний час Джеймс только об этом и мечтал. «Это ужасная идея», — думает он, даже не замечая, как тянется за вазелином. — Стой! — повышает голос гость. — М? — Ты не мог бы снова надеть перчатки? Они очень возбуждают. Джеймс закатывает глаза, но достает из коробки новую пару из черного нитрила, натягивая их до запястий с картинным хлопком. Одной рукой он зачерпывает побольше вазелина из баночки, другой опускается на копчик, огладив местечко между ямочками на пояснице. — В этот раз будешь лежать смирно? — Не могу ничего обещать, — отвечает гость. Джеймс наклоняется ближе. — Что ж, тогда тебе просто необходима твердая рука, — тихо говорит он, опаляя дыханием ухо. — Да, пожалуйста, — едва ли не скулит тот. Палец скользит между ягодиц, смазывая вязкой субстанцией нежную кожу, отчего гость тихо шипит. Ладонь Джеймса надавливает на поясницу, не давая ему приподнять бедра. — Ох, черт возьми... Да! — Итак, как думаешь, сколько стоит твоя татуировка? — тихо спрашивает Джеймс, неспешно ведя пальцем вниз. Парень заметно вздрагивает, но берет себя в руки: — Даже не знаю. Сколько ты обычно берешь? — Не думаю, что тебе это по карману. Работа поздней ночью, еще и цветными чернилами, не говоря уже о том, что ты приперся без записи. Да и сомнения в уровне моего мастерства, помимо всего прочего, серьезно повышают стоимость. Придется тебе доплатить сверху. Палец находит сжатое колечко мышц и начинает массировать по кругу. — Да бери ты, сколько тебе, блядь, заблагорассудится. — Не сомневайся, возьму все, что мне причитается, — отвечает Джеймс низким голосом и медленно вводит средний палец. Его гость тихо всхлипывает и судорожно сжимает покрывало руками. — О, и еще кое-что, — вспоминает Джеймс, сгибая палец внутри. — Даже не смей кончать на мою новую кушетку. — Д-да, сэр, — прерывисто выдыхает парень, когда он нащупывает комок простаты. Склонившись всем корпусом, Джеймс прижимается грудью к теплой спине, одновременно трахая пальцем, заставляя гостя хрипло стонать и извиваться под собой. — Бог мой, как в тебе тесно. Этот твой парень никогда не трахал тебя? — Не так часто… Как следовало бы. — Какое упущение. Столь шикарная задница заслуживает, чтобы ею пользовались ежедневно, ты согласен? — Ну, он не самый догадливый человек на св… Джеймс добавляет второй палец, вводя его до конца, и парень давится вздохом. — Тогда сегодня твоя счастливая ночь, ведь когда я закончу, ты вряд ли сможешь уйти на своих двоих. — Это обещание? — Все что угодно для счастья клиента. — Джеймс посылает ему ухмылку и снова сгибает пальцы, с восторгом наблюдая, как закатываются эти невозможные серые глаза. Он неспешно растягивает его, время от времени подшучивая и игриво поддразнивая. Спустя несколько минут парень уже мечется на кушетке, кусая губы и бормоча что-то невнятное. Усмехнувшись, Джеймс вынимает пальцы, поднимается, с нарочитым спокойствием снимает перчатки и бросает их в мусорное ведро. Подхватив баночку с вазелином, он подходит к изголовью кушетки и пропускает сквозь пальцы шелковистые локоны. А затем, сжав пряди в кулаке, поворачивает к себе голову их обладателя: чтобы тот мог проследить каждое его движение. Джеймс медленно расстегивает молнию на джинсах, давая рассмотреть процесс во всей красе. Оттянув резинку боксеров, он вынимает налившийся член и ухмыляется, заметив, как гость облизывает пересохшие губы, не в силах оторвать глаз. Заманчиво. Но не сегодня. Джеймс берет новую порцию вазелина и размазывает по члену. Ладонью обхватывает твердую плоть и, пройдясь по всей длине, ощущает приятные спазмы внизу живота. Он быстро вытирает руки бумажным полотенцем, затем опирается коленом на кушетку — прямо между длинных ног, — чтобы невзначай не задеть татуировку. Ладонь Джеймса ложится на напряженную спину: — Последний шанс отказаться. — Другой рукой он разводит чужие ягодицы. — Ни за что. Он сразу же входит до упора — одним плавным и слитным толчком, — отчего парень вскрикивает и отчаянно впивается пальцами покрывало. На несколько мгновений Джеймс замирает, прикрыв веки, наслаждаясь ощущением жара, тесноты и тем, как яйца касаются крепких бедер. Он слегка меняет угол наклона — приятное чувство внизу живота вспыхивает с новой силой. Как же, блядь, давно он этого не ощущал. Рука тянется к черным кудрям, убирает тяжелые пряди в сторону, открывая вытатуированные на затылке инициалы: «S.O.B.» Ну конечно. Джеймс наклоняется и с удовольствием проходится по буквам зубами, слегка прикусывая солоноватую кожу. Он медленно подается назад, выходя из него почти наполовину. И это ощущается чертовски прекрасным. Идеальным. Джеймс придерживает чужое бедро, чтобы нога его гостя не соскользнула с кушетки при очередном сильном толчке. — Ох, черт! — Этого ты хотел? — Джеймс плавно ведет бедрами, а затем делает резкий толчок, отчего кушетка жалобно скрипит. — Блядь, да. Пожалуйста! Еще… — Сейчас ты не в том положении, чтобы требовать — будешь лежать и послушно принимать мой член. Я ясно выражаюсь? — строго говорит Джеймс, почти прекратив двигаться. — Боги, да! Делай что хочешь, просто… Прошу. — Отлично. Джеймс вновь подается назад, и ему так трудно не толкнуться в эту жаркую глубину, особенно когда парень вскидывает бедра, пытаясь насадиться самостоятельно. — Разве я не сказал тебе лежать смирно? — Сказал. — Причем не один раз, заметь. — Вскидывает бровь Джеймс. — Да. — Итак, что же ты будешь делать? — вкрадчиво спрашивает он. — Буду лежать смирно, — покорно отзывается тот. — Хороший мальчик. Конечно, он все делает наоборот. Он бьется и извивается под ним, громко стонет и умоляет не останавливаться. Но у Джеймса нет сил его заткнуть, так ему блядски хорошо. Парень такой горячий, узкий и жадный — Джеймс вбивается в него снова и снова: до звезд в глазах, пока все мысли не вылетают из головы. Эта непокорность вкупе с отзывчивостью буквально сводят его с ума. Ему этого мало — Джеймс наваливается сверху и обхватывает пальцами длинную шею, вжимая парня щекой в кушетку, и срывается на жесткий, почти бешеный темп. Даже если бы сейчас сюда вошел работник Департамента здравоохранения, Джеймс вряд ли смог бы остановиться. Реальность ускользает. До слуха доносятся лишь приглушенные стоны и влажные звуки шлепков кожи о кожу. Джеймс чувствует, что на грани — весь чертов месяц стал сплошной гонкой на выживание, — и разрядка нужна ему как воздух. На мгновение он замирает и выпрямляется на руках, чтобы оттянуть желанный момент. Зря только Джеймс смотрит вниз. Вид татуировки — по-детски нелепого признания в любви своему парню — рядом с его членом, входящим в эту обалденную задницу, повергает его в чистый экстаз. После серии яростных толчков, он так явно ощущает под собой дрожь сильного тела, что перед глазами плывет цветная рябь. Слишком ярко. Слишком хорошо. Волна жгучего удовольствия накрывает его с головой, и Джеймс с хриплым стоном изливается в тесное нутро. Он тяжело дышит и прижимается лбом к коже между дрожащими лопатками, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Капли пота стекают по их телам, а мышцу на ноге сводит неприятной судорогой. Джеймс неохотно выходит из горячего тела и морщится, когда сперма тонкой нитью тянется с опавшего члена прямо на покрывало. Поднявшись с кушетки, он берет пачку салфеток, чтобы привести себя в порядок, натягивает джинсы и не забывает проверить татуировку, которую они могли испортить в пылу страсти. — Ты как? Нормально? По протяжному стону Джеймс понимает, что тот все же был хорошим мальчиком и не заляпал новую кушетку. Он усаживается на стул и аккуратно переворачивает гостя на другой бок, окидывая его внимательным взглядом и невольно любуясь открывшимся видом: темные кудри вконец растрепались, на щеках алел румянец, а глаза из-за полуприкрытых век казались почти черными. Парень посылает ему ухмылку: — Ну что, я отдал долг? — Честно говоря, я получил даже больше, чем рассчитывал. Думаю, это я теперь тебе должен. Ухмылка становится шире, когда Джеймс оттягивает резинку чужих боксеров вниз, обнажая толстый и твердый член в обрамлении аккуратных темных завитков. — Да, определенно за мной должок, — хмыкает Джеймс, облизывая нижнюю губу. Он наклоняется и влажно проводит языком по всей длине: от основания до сочащейся смазкой головки. Длинные пальцы зарываются в волосы, пока он обхватывает головку губами и кружит по ней языком. — О да, вот так, — выдыхает его гость. — М-м-м, — мычит Джеймс, глубже насаживаясь ртом на возбужденную плоть и втягивая щеки. Горьковато-соленый привкус и пьянящий запах секса обостряют ощущения до предела. Джеймс тянет руку, сжимая задницу, которая всего минуту назад так жадно его принимала, и дергает чужие бедра на себя, побуждая гостя вогнать член до самой глотки. Похоже, этот парень не из тех, кого нужно просить дважды. И Джеймсу приходится подавить рвотный рефлекс, когда твердый член безжалостно таранит его горло. Сожаления он не испытывает. Напротив, с упоением лаская языком головку и увитый венами ствол, Джеймс знает, что осталось не долго: слишком интенсивны были его ласки. Оглаживая ладонью яички, он ощущает дрожь и пульсацию члена на языке, и в тот же миг горячее семя начинает наполнять его рот. Джеймс проглатывает все до последней капли, продолжая сосать, пока его не отстраняют, не позволив и дальше касаться ставшей чрезмерно чувствительной плоти. — Охренеть, — восхищенно выдыхает парень и падает на спину, прикрывая раскрасневшееся лицо ладонью. — Осторожней! — предупреждает Джеймс, кладя руку на чужое бедро, чтобы тот ненароком не лег на татуировку. — Ой, точно, — он подмигивает и показывает Джеймсу язык. Джеймс смеется и утирает губы тыльной стороной ладони. Убедившись, что с тату ничего страшного не произойдет, он укладывает голову парня себе на колени. Черная футболка с «Misfits» задралась вверх, открывая подтянутый живот и замысловатую татуировку на боку. Джеймс улыбается и проводит по ней кончиками пальцев. Его самый любимый холст. Посмотрев выше, он встречается взглядом с мерцающими серыми глазами — на чужом лице расцветает мягкая довольная улыбка. — Пожалуйста, не рассказывай об этом моему парню. Он у меня немного собственник. — Тогда прошу тебя, не пиши на Yelp, что я трахаю своих клиентов. — Оу. И многих клиентов ты трахаешь? — Только тех, кто мне действительно нравится. — Уверен, ты сразу подумал, что у меня классная задница, — ухмыляется гость и вскидывает бедра в попытке натянуть джинсы. — Что ж, в будущем я могу захотеть больше татуировок. Может быть, мы сможем продолжить наше плодотворное сотрудничество? — Я набью тебе целый рукав, — отвечает Джеймс и помогает ему одеться. — Давай лучше делать по одной маленькой татушке за раз, идет? — Договорились. Джеймс наклоняется ближе, вовлекая его в мягкий тягучий поцелуй. Время для них словно останавливается. Чертовы стоны начинаются снова, и они оба теряются в ощущениях. Джеймс слишком увлечен и не сразу осознает, что парень слегка отталкивает его от себя. — Ладно. Хватит уже. Мне надо вернуться домой и показать эту красоту своему парню. Думаю, он захочет изучить её. Подробно. — По-моему, ты переоцениваешь его выносливость, — фыркает Джеймс и качает головой. — Ну хорошо, — смеется Сириус. — Тогда сначала поужинаем? Я умираю с голоду и готов съесть слона. — У нас в холодильнике еще осталась лазанья? — Думаю да. И я купил мороженое. — Играет он темными бровями. — С шоколадной крошкой? — с надеждой спрашивает Джеймс. — Не-а, «Вишневый вихрь». — За что? Что я тебе такого сделал?! — стонет Джеймс и роняет голову на грудь Сириуса в притворном отчаянии. — Конечно, с шоколадной крошкой, болван. — Закатывает глаза Сириус и толкает его в плечо. Джеймс улыбается и снова целует его. — Тогда идем домой. Сириус в ответ начинает мягко покусывать его губу, зарываясь пальцами в непослушные волосы. Джеймс разрывает поцелуй, усмехается и встает на ноги. Протянув руку, он помогает подняться и Сириусу. Тот слегка покачивается, и Джеймс ловит его в объятия. — Ты в порядке? — Ага, немного закружилась голова. — Надо как можно скорее заправить тебя глюкозой. — Подожди, я же еще не видел результат! Джеймс фыркает: — Поверь мне, это к лучшему. — Не-е-е-т… Я хочу посмотреть, — упрямится Сириус. Джеймс закатывает глаза, но снова разворачивает его спиной к зеркалу. Он приспускает узкие джинсы, пока на ягодице не показывается татуировка — дурацкая собака с высунутым языком, — и кладет подбородок на плечо Сириуса, продолжая его обнимать. Слегка повернув голову, тот рассматривает татуировку, и на его губах появляется ласковая улыбка. — Она идеальна, Сохатый. — Не могу поверить, что ты хранил эту записку столько лет. Это ужасно. — Эй, это же подлинник самого Джеймса Поттера! Он теперь стоит хороших денег! — Уже планируешь продать его на eBay? — Ну, зависит от того, сколько клиентов ты еще собираешься трахнуть. Джеймс шлепает его по заднице, а затем отходит и сдергивает покрывало с кушетки. — Ни одного. Это сплошная антисанитария, знаешь ли. — Эй, зато мы теперь знаем, что кушетка отличного качества. Джеймс фыркает снова. — И вазелин, — продолжает Сириус. — Боже, я буду липким несколько дней, — говорит он, натягивая джинсы обратно. — Да, и я его выброшу, — гримасничает Джеймс, выкидывая банку в мусорную корзину. — И это тоже, — он сворачивает покрывало и кидает следом. — Прости, что испортил еще одно, — Сириус смущенно улыбается уголками губ и обнимает Джеймса за талию. — Может, мне действительно стоит записать нас на занятия с кинологом, Бродяга, — говорит Джеймс и убирает с чужого лба выбившийся черный локон. — О, это будет забавно. Мысли об уборке напрочь вылетают из головы, когда Сириус втягивает его в очередной поцелуй, толкнувшись языком в рот и нежно касаясь губами его губ. Но Джеймс мягко его отстраняет, почувствовав, что тот снова начинает распаляться. — Эй, потише. Боюсь мы не дойдем до дома такими темпами. Садись. — Джеймс усаживает его обратно на кушетку. Он выходит в главный зал и берет со столика горсть конфет и печенья, а затем возвращается к Сириусу. — Ешь. — Такой властный, — тянет Сириус, разворачивая конфету. — Думал, тебе это и нравится. — Угу-м, — соглашается он, откусывая кусочек темного шоколада. — А ты совершенно ненормальный, ты в курсе? — Джеймс усаживается рядом и заправляет слегка влажную прядь волос ему за ухо. — Я думал, тебе это и нравится? — ухмыляется Сириус. Джеймс тихо смеется и прихватывает губами его мочку. — Так и есть. Некоторое время они сидят в уютной тишине, пока Сириус доедает свой шоколад. А затем глаза Джеймса расширяются, и его внезапно осеняет: — Эй, подожди. Надеюсь, ты не отказался от выступления из-за меня? Сириус весело улыбается: — Не говори ерунды, я придумал эту историю для конспирации. — Он слизывает с пальца шоколад. — Значит, концерта не будет? — Будет, — подмигивает Сириус. — Но в следующие выходные. — Правда? Это же замечательно! Отличная возможность для вас. — Да, — серые глаза Сириуса сияют. — Я так рад! И в то же время волнуюсь. Этот концерт может стать нашим прорывом, Джеймс! — Даже не сомневаюсь, — Джеймс кладет подбородок на темную макушку и обвивает рукой его плечи. — Я могу прийти? — Ты обязан. — Ни за что бы не пропустил твой концерт, — он улыбается и гладит Сириуса по руке. Тот наконец доедает печенье и бросает обертку в урну, и Джеймс удовлетворенно вздыхает. — А у нас ведь действительно в жизни все складывается удачно, а? — говорит Сириус. — Действительно. Только больше никогда не поступай так со мной. — В смысле? — Ты притворился, что улетаешь, и отменил нашу встречу в такой важный момент. — Ах, неужели я разбил тебе сердце? — притворно дуется Сириус, отстранившись. — Нет, вовсе нет. Дело не в… — Стоп, Джеймс, прости меня, — тут же становится серьезным Сириус. — Я лишь хотел немного пошутить. — На самом деле, это было весело! Боже, да с тобой вообще не соскучишься, — усмехается Джеймс и целует его в благодарность за сегодняшний вечер, — но стоило мне подумать о… — он запнулся, — то есть у меня были планы на нас. — Когда это у тебя было время строить планы? — сощуривает глаза Сириус. — Ну не прямо планы, а… — Так ты хотел куда-нибудь сходить? Мы можем пойти хоть сейчас. Я подумал, что ты захочешь отоспаться дома после всей этой кутерьмы на работе. — Нет! То есть да. Лазанья и мороженое звучит идеально! Да и я знаю, что ты не большой фанат всех этих годовщин и всегда говоришь, что ты и так… —Люблю делать каждый наш день особенным. — Да. И у тебя это здорово получается: каждый день с тобой для меня подарок, но... — Ты хочешь большего, я знаю. И веришь ты или нет, но это была моя неуклюжая попытка сделать этот день еще более особенным. — И он таким стал. Боже, все идет совсем не так. Пожалуйста, не подумай, что я ною. Я только хотел... — Что? Джеймс делает глубокий вдох, пытаясь успокоить некстати расшалившиеся нервы, и ловит вопрошающий взгляд Сириуса. Ему сразу становиться немного легче. Уголки его губ приподнимаются в улыбке: — Ладно, жди меня здесь. — Эм. Хорошо. С этими словами Джеймс быстро выходит в главный зал. Он проходит к стойке, становится за свой новенький кассовый аппарат и, открыв его ключом, достает предмет, который заранее положил под лоток для мелочи. Несколько секунд Джеймс перекатывает его в ладони, словно не верит, что он материален, а затем, зажав в кулаке, возвращается обратно. — Что происходит? Джеймс, у нас же был уговор: не дарить подарков. — Знаю, — кивает он и снова садится рядом, повернувшись боком и подтянув колено к себе. Джеймс смотрит в лицо Сириуса и осторожно берет его руку в свою. Большим пальцем оглаживает вытатуированную дату на бледном запястье. — Сириус, я… Я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, Джейми, — отвечает Сириус, склонив голову набок, словно ему любопытно, к чему ведет Джеймс. Он делает еще один глубокий вдох. — Я так сильно тебя люблю, что даже не могу выразить словами. Прости, что уделял тебе так мало внимания в последнее время. Не думай, что я не замечаю все то, что ты для меня делаешь: помогаешь мне со студией, слушаешь мои разглагольствования о разрешениях и аренде, готовишь мне ужин, да и просто не даешь мне рехнуться. Ничего этого бы не было без тебя. Ты всегда в меня верил. Даже когда я сам не верил в себя. Даже когда мой уровень рисования был далеко не на высоте, — он улыбается и кивает на бедро Сириуса, где теперь была набита собака из детского письма. Сириус смеется и легонько треплет его по плечу. — По-моему, ты единственный в мире человек, кто бы назвал этот рисунок плохим, Сохатик. Не будь так строг к себе. Даже в четырнадцать ты был пугающе хорош. — Видишь? Об этом я и говорю. Мне несказанно повезло влюбиться в своего лучшего друга, даже если он порой ведет себя безрассудно и постоянно мне перечит. Эти последние десять лет были невероятно счастливыми. Да что там, последние тринадцать. С тех пор, как мы встретились, я не представляю своей жизни без тебя. Хоть я и знаю, как ты относишься ко всяким формальностям, и, возможно, я веду себя глупо. То есть прямо сейчас это даже невозможно, но в правительстве идут переговоры — надеюсь, они вскоре примут решение, и тогда этот день настанет, — он раскрывает ладонь и показывает поблескивающее серебром кольцо. — Ты выйдешь за меня? — его внезапно пробирает дрожь. Это все чертовы нервы. Он все-таки заставляет себя посмотреть Сириусу в глаза и улыбнуться. Пару секунд Сириус растерянно пялится на кольцо. — О, — и внезапно начинает смеяться. Качая головой, Сириус встает с кушетки. — Эй, я же серьезно! — восклицает Джеймс, тоже вскакивая на ноги. — Знаю-знаю. — Поднимает руки Сириус и выходит за штору. — Ты что, собираешься просто уйти? — говорит Джеймс ему в спину и следует за ним в главный зал. Внутренности неприятно скручивает, и вся радость выходит из него, точно воздух из лопнувшего воздушного шарика, когда Джеймс видит, как Сириус хватает свою косуху с дивана. — Нет! Конечно нет, — Сириус быстро берет его за руку. — Знаешь, люди действительно правы, когда говорят, что мы слишком похожи, — он снова смеется и качает головой. — Что ты имеешь в виду, Сириус? Прямо сейчас ты ведешь себя как придурок, а я пытаюсь быть хоть немного романтичным. Для тебя это все шуточки? — Ладно, иди сюда, — Сириус садится на диван и хлопает по сиденью. — Присядь. Джеймсу сейчас больше всего хочется побыть одному, но он все-таки садится. Пусть и неохотно. Конечно, Сириус бы не согласился на брак. Джеймс всегда знал, как тот к этому относится, и делать ему предложение было нечестно с его стороны. Он повел себя как эгоист. Да и татуировка куда долговечнее кольца и свидетельства о браке — много лет Сириус позволял ему украшать свое тело. По правде говоря, все татуировки на его коже были сделаны рукой Джеймса. Никому другому Сириус себя не доверял. Так почему же этого для него недостаточно? Сириус вдруг опускается перед ним на колени, и у Джеймса мелькает мысль, что, наверное, ему больно сидеть из-за свежей татуировки. — Джеймс, ты вовсе не ведешь себя глупо. — Слушай, я знаю, что ты не веришь в… Сириус поднимает руку, прерывая его на полуслове. — Если это важно для тебя, то важно и для меня. Я сделаю все, чтобы ты был счастлив. — Сириус, я уже счастлив. — Замолчи. На самом деле, я не собирался делать это сегодня — хотел подождать до завтрашнего праздничного открытия, дать тебе насладиться триумфом. Но я много думал. Если честно, в последнее время это занимало все мои мысли, поэтому я просто пошел и купил, — несколько долгих секунд Сириус роется в кармане куртки. Сердце Джеймса ухает куда-то в вниз, когда он показывает ему еще одно серебряное кольцо. Джеймс пораженно смотрит на Сириуса. — Ты… Тот только пожимает плечами. — Сириус, я не хочу, чтобы ты… Я имею в виду, что все хорошо, мы не обязаны. — Думаю, это я был идиотом, — вздыхает Сириус, прежде чем Джеймс успевает договорить. — Даже и не знаю, почему я так противился этому. Или, может, боялся. Потому что, по мнению родителей, я обязательно должен жениться, должен быть нормальным: правильным сыном. Они ведь все решили за меня еще в детстве, а мои собственные желания никого не интересовали. И я видел все эти неудачные браки без любви, заключенные только лишь потому, что так надо. Видел, как это отравляет их жизнь и жизни окружающих. На примере своих родителей. — Знаю, — кивает Джеймс. — Но мы же совсем не такие как они, правда? — говорит Сириус с легкой улыбкой. — Возможно, я боялся, что столь серьезный шаг разрушит то настоящее, что есть между нами?.. Больше всего на свете мне нравится то, что есть у нас сейчас. Но, думаю, мы все равно останемся собой и между нами все будет по-прежнему, верно? — Так и будет, Сири, — тепло улыбается Джеймс, переплетая их пальцы. — Когда я думаю о нас в этом смысле… Только представь: мы вместе, ты и я. Я и ты, — он бессознательно шевелит губами, словно пробует слова на вкус. — Я имею в виду, что собираюсь провести с тобой всю свою жизнь. Ты для меня все: мое вдохновение и моя опора, мое равновесие в этом чертовом мире. Стоит мне подумать об этом с такой стороны, то брак уже не кажется плохой идеей. По правде говоря, даже приятной. Наш брак уж точно не был бы чем-то обыденным: тем, что я сделал бы по указке родителей, чтобы им угодить. Только представь их лица, когда они узнают, что я выхожу за смуглого тату-мастера, да еще и парня? — весело фыркает Сириус. — Эй, не нужно использовать меня для того, чтобы выбесить своих предков! — Джеймс прикладывает ладонь к груди в притворной обиде. — Конечно нет. Но все же, согласись, что это приятный бонус, — подмигивает Сириус. — В общем, когда я все осознал, то понял причину, по которой так противился: я не мог признать, что был не прав. А ты знаешь, как я ненавижу это. — Что, реально? Сириус хлопает его по плечу, накрывает своей ладонью руку Джеймса и заглядывает ему в глаза. — Так что, думаю, это я был глупцом, Джейми. Ведь, честно говоря, даже не могу представить, что может сделать меня счастливее. — Ты это сейчас серьезно? — Я еще никогда в жизни не был так серьезен. Джеймс наклоняется и целует Сириуса. Не страстно и лихорадочно, а с какой-то особенной неторопливой нежностью, наслаждаясь их общим моментом. Он хочет запомнить его навсегда, запечатлеть в мозгу словно на пленку фотоаппарата. Но, подумав, он понимает, что новая тату Сириуса теперь навечно хранит в себе два значения и, несмотря на ее неказистый вид, для них обоих она совершенна. Они немало пережили вместе, но все еще остались собой: теми же глупыми дуралеями, что и годы назад. — Люблю тебя, — шепчет Джеймс ему в губы, разрывая поцелуй. — Могу я? — он протягивает кольцо, которое все еще сжимает в руке. И тут, конечно, Сириус решает подшутить. Как может быть иначе? Подавая руку, он делает вид, что вот-вот упадет в обморок, пока Джеймс надевает ему кольцо. Тот, в противовес, с достоинством позволяет надеть кольцо себе на палец, желая преподать своему парню урок хороших манер, и улыбается, замечая явную схожесть двух украшений. — А выглядит неплохо, скажи? — говорит Сириус и целует ладонь Джеймса. — Хотя я, конечно, подумываю о татуировках в виде обручальных колец. Закатив глаза, Джеймс притягивает Сириуса к себе и ловит желанные губы. Крепко обнимая его в ответ, Сириус думает о том, как же все в мире невероятно правильно, а он в этом мире самый счастливый сукин сын.