Откройся, больно не будет, обещаю

Ты же как щенок. Давно оставленный, побитый, не доверяющий свою прекрасную шкурку никому, рычащий на любого, кто приблизится, даже пытаясь погладить. Так и чешутся руки прикоснуться к оберегаемой шкурке. Но к душе больше. Душа у тебя мягкая, как у всех щенят, тянущаяся к теплу и ласке. Но нет. Нельзя. А к тебе все тянут и тянут свои ручонки. Хотелось бы сказать, что противные, но это ведь не так, руки чистые, ухоженные, а главное – тёплые. Это подкупает. А ещё подкупает, что на все твои рыки и шипение они лишь улыбаются мягко. Понимают. Черт бы их побрал, таких понимающих. И баррикады, выстраиваемые слезами и обидами с таким упорством с самого детства трещат по швам, трескается каждый камушек, стоит одному из них хоть улыбнуться. А когда улыбаются оба, на стенах распускается белый флаг. Душа кричит, что хочет сдаться. Один мозг так упорно сопротивляется и сворачивает все флаги до того, как ты сумеешь раскрыть рот. Заставляет грубить. Сначала грубить, а потом, ночью, наедине с собой слушать споры двух жизненно важных органов. Слушать и чувствовать дикую вину, но не иметь возможности её искупить. А ведь хочется. Просто прийти ночью к ним, поставить мозг на беззвучный и отдаться надёжным рукам. Да, надёжным. Ты это давно уже признал, но справится с собой все равно не можешь. Или все таки? Ты, видимо, совсем отчаялся, раз так поспешно одеваешься, чертыхаешься в темноте и торопишься. Лишь бы успеть, лишь бы не передумать. А ноги все несут в знакомую комнату. Знакомую только снаружи, ты ведь глаз с неё не сводишь, все хочешь подойти, но только облизываешься. А сейчас решился. Моя тебе похвала. Стоять перед их дверью страшно. Заносить кулак для стука ещё страшнее, но ты делаешь. Делаешь и ждёшь, чувствуя как внутри все леденеет, покрывается инеем и пускает мурашки по спине. Ужас он такой. Неприятный. А ты именно в ужасе, и от чего? Храбрый заклинатель, статуи сумасшедшей плотоядной богини не испугался, а перед обычной деревянной дверью, даже не проклятой, трясешься, как лист на ветру. И вот она открывается, а ужас все не отпускает, наоборот, сковывает сильнее. Только и можешь, что ресницами своими длиннющими хлопать. А на тебя смотрят. В тебя смотрят. И видят все, переживают, хмурятся, зовут кого-то, смотрят уже вдвоём. А ты все стоишь. — Юной госпоже не спится? — ехидный голос отрезвляет. Отогревает. Растекается сладкой патокой в груди и напоминает – бояться некого, здесь безопасно. Хоть храбрости и набрался, но духу никогда не хватит признаться, что "юная госпожа" так греет и радует. И сил придаёт, определённо. Иначе я не знаю как объяснить то, что ты творишь. А ты именно творишь, по другому и не сказать. Резко, как при атаке, шагаешь вперёд, насколько позволяет и так небольшое расстояние и обнимаешь обоих за шею. Они, кажется, в шоке. Я, если честно, тоже. Но тебе плевать, ты наконец решился и теперь с замершим сердцем ждёшь, когда оттолкнут. Знаешь, что не будут, слишком вежливые, слишком добрые, но всё равно ждёшь. А они и правда не толкают, только кладут собственные руки тебе на спину. Одна чуть выше, вторая - ниже, но точно рядом. И молчат. Все ещё в шоке. Но почти сразу затаскивают внутрь и крепче прижимают к себе. Близко-близко, практически до хруста в рёбрах. И так тепло между двумя телами, так спокойно. Только ленты мешаются, ты в них путаешься, но не беспокойся, быстро привыкнешь. И сам скоро носить начнёшь. Их ленты на обоих запястьях. И чувствовать себя будешь лучше всех с опутанными руками. И щенок внутри больше не рычит. Не на них уж точно, только поскуливает, да хвостом радостно машет. Отогрелся.