Скоро будет не страшно

Темнота душит. Тишина перерезает горло. От страха сводит кончики пальцев и ледяная змейка ползет по позвоночнику. Так и норовит вонзить острые клыки под нежную кожу. А ты, замерев, ожидаешь этого смертельного укола. И уже не хочется молить о пощаде, не хочется идти на сделку со смертью и выторговывать лишние минуты жизни. Единственное желание – чтобы это всё закончилось поскорее. Но пощады не будет. С каждой милисекундой нервы натягиваются сильнее, грозясь вот-вот лопнуть и пролить наружу новый нервный срыв. Не первый. И не последний. Весь ты сейчас – оголенный провод, только прикоснись и заискришь ярче, чем салюты в новогоднюю ночь. Ни двинуться, ни вздохнуть. И ты кричишь от совсем не метафорического прикосновения. На оголенном плече чувствуешь лёгкое прикосновение пальцев. Чужих. Не твоих. От собственного вопля закладывает уши, ранее замершее сердце стучит так, словно пытается от кого-то убежать. От тебя, например. Выпрыгнуть из груди и попрощаться с таким непутёвым хозяином, который его совсем не бережёт. А прикосновение становится крепче, уже перестает в крепкую хватку. И ты наконец замолкаешь. Узнаёшь. Запах свежей сирени и росы забивается в лёгкие, расползается по венам и к самому сердцу. И нет больше ни душащей темноты, ни перерезающей горло тишины, ни злобной гадины по позвоночнику. Остались только сирень и роса. И горячая грудь под щекой. А он поглаживает по голове, шепчет что-то неразборчивое, но обязательно монотонное. Чтобы можно было цепляться за голос, даже не понимая слов. Чтобы можно было вспомнить кто, что и где. Вспомнить, что не один, что нет сводящей с ума комнаты, что бояться нечего. Вспомнить и расслабиться. А потом разрыдаться. Громко, взахлеб, с последующей икотой. Вытирать слезы и сопли о мягкую футболку и, ни в коем случае, не разжимать крепких объятий. — Я сегодня встретился с Юнги — в ответ только полное непонимание и нарастающая тревога во взгляде. Детская убеждённость, что новые имена в разговоре ни к чему хорошему не приведут, так и не смогла уйти бесследно — Психиатр, о котором я рассказывал, помнишь? Он сможет принять тебя в пятницу. Я рассказал только в общих чертах, подробности тебе придётся самому. А у тебя только чувство обреченности. Не хочется ни с кем говорить, собирать в памяти по кусочкам каждую разбивающую истерику. Каждую паническую атаку. Каждый не забытый страх и триггер. От одного представления о таком разговоре к сердцу подкатывает тревога, что же будет на самом приёме? Когда напротив будет сидеть чужой человек. На каждую фразу – пристальный взгляд и крепко сжатые губы. Господи, да что же тебя опять трясет? Не кажется, что второй панички за ночь твое изношенное сердечко не выдержит? Давай, дыши глубже, за стол хватайся крепче, главное в себя не падай. Хотя, как тут упадешь, когда под боком всегда такой парень хороший. Готов всегда поймать, успокоить, даже дышать вместо тебя, если понадобится. Даже сейчас, ты еще и не начал, а он уже обнимает, в макушку дышит, руками огромными голову закрывает – ты в безопасности. Главное дыши. И феромоны свои распускает, чтобы дышал не воздухом – сиренью. И ощущение такое, будто не с ним, а в нём. В самую душу пролез и свернулся там уютненько кружочком. А вокруг только мягкий свет и сирень, и никакой темноты. И среди всей этой теплоты что-то тёмное все равно рождается. Грязно-серое нечто, что растет в геометрической прогрессии и громко так нашептывает, сколько проблем ты доставляешь. Что всю ночь с тобой возиться пришлось, теперь ещё и все утро. Что альфе своему ни секунды на отдых не дал, а ему уже снова уходить через пару часов. И ты замираешь, дышишь медленнее, ком в горле проглатывая. Взгляд поднимаешь – глаза огромные, напуганные, мокрые, так и хочется, как котенка, к груди прижать. — Пойдем спать? — голос тихий, разбитый. Будто и не твой вовсе. Ты бы знал только, как его слышать страшно. У него в груди всё сжимается, злится от невозможности всю боль себе забрать. Но он делает всё, что может – обнимает крепче. И сейчас, и в кровати, и ночник обязательно оставляет. А ты за дыхание его цепляешься, каждый вдох-выдох отсчитываешь и, перед тем, как заснуть, думаешь, что обязательно пойдешь к этому Юнги. Что, может, не всегда новые имена к худшему. Что надо это теперь не только тебе.