***
Утомленная солнцем и жаждой Эвтида все скакала вперед, отмечая, что к востоку от столицы нет ни единой деревни, а лишь жалкое напоминание того, что когда-то давно здесь находились дома — разрушенные конструкции, выжженная земля и следы пребывания людей. Притормозив, Эвтида быстро обвела взглядом всю территорию, вдалеке замечая колодец, и, недолго думая, слезла с Убейда, медленно идя к своей цели. Мышцы болели, а горло саднило от желания выпить прохладной воды, если та еще осталась в том закрытом водоеме. Тишина давила на Эву, она была слишком нагнетающей, но за агонией и усталостью девушка игнорировала все то, что происходило с внешним миром. Ей просто хотелось отдохнуть. Добравшись до места, она осмотрела все в поисках какой-нибудь тары, чтобы в случае удачи напоить себя и коня. Убейд громко заржал за ее спиной, но Эва списала это все на то, что конь просто пытался привлечь к себе внимание, чтобы они продолжили путешествие, не останавливаясь в непонятных местах. Чутье подсказывало ей, что с деревушкой что-то не так, внутренний страх скручивал живот, а пробежавший по коже холод усиливал чувство тревоги и паники. Уже откупорив ставни, что скрывали колодец от солнечных лучей, Эва ощутила, что кто-то стоял за ее спиной, внимательно рассматривая. Тело бросило в жар, когда она почувствовала, как нечто неизвестное подкралось ближе, и она уже искала хоть что-то для самозащиты, если это не мираж и не глупые игры разума. Но мужская фигура вдавила ее в стены конструкции, а огромные ладони легли на талию, сжимая кожу. Эва сразу догадалась, что это не ее эпистат и никто из его охотников — это совершенно неизвестный ей человек. Ужас сковал нутро, мозг отчаянно посылал организму импульсы о бегстве и спасении, но она застыла и никак не могла пошевелиться. — Здравствуй, красавица, — омерзительный мужской голос прокрался в уши, подсказывая Эве, что нарушитель ее личного пространства был слишком близко. — Скажи мне, что такая милая девочка делает в забытом всеми богами месте? Мужчина развернул Эву к себе лицом, и она невольно подметила, что тот неплох собой. Темные волосы, собранные в хвост, густая борода, грязные черные глаза, но его взгляд пугал ее — пустота с примесью чего-то дикого и нездорового. Она попыталась отступить, но он держал крепко. Всматривался в ее фигуру настолько пристально, что Эве стало неуютно, будто бы оценивал, как какую-то вещь на рынке. Ее язык прирос к небу, пока незнакомец, подняв одну руку, запустил ее в волосы Эвтиды, а затем повел ниже, не удосужившись спросить разрешение на это. Ей нестерпимо сильно захотелось скинуть его ладонь, что она и сделала, заработав тем самым грубое притяжение к неприятному человеку. — Еще и с характером? — его губы прорезала гнусная ухмылка. — Ну ничего, и не таких продавали и ломали. От его последних слов в груди что-то оборвалось, а липкий страх затмил всю ясность ума. Эва не знала ни единого приема, который мог бы помочь ей в этой ситуации, а все, что ей оставалось, это уповать на надежду и удачу. Несколько раз моргнув, она дала себе последний шанс на попытку, чтобы исправить свое положение. Она интуитивно подняла колено вверх, целясь в паховую зону, и, когда попала, ощутила, как мужчина разжал хватку, открывая ей возможность на побег. Взявшись за подол платья, Эва скомкала его, чтобы то не мешало. Глупая, ну какая же она дура, если искренне верила, что идея исчезнуть из жизни Амена была правильной. Он бы никогда не допустил такой ситуации, он бы ни за что не подверг Эву такой опасности, а сейчас из-за своего упрямства и твердолобости она практически ходила по острию ножа. До Убейда оставалось несколько несчастных шагов, когда она ощутила, как кто-то схватил ее за волосы, дергая назад. Болезненный стон вырвался из горла, и, упав на колени, она потянулась ладонями назад, стараясь скинуть с себя чужую пятерню. Острая сталь врезалась в кожу шеи, а горячая капля крови стекла по ее горлу ниже, утопая в декольте. Слезы застыли в ее глазах, но ни одна не пролилась. Единственный мужчина, который мог видеть ее слабость, был Амен, и пусть так и останется. — Не заставляй меня применять к тебе силу, — он толкнул ее в спину, да так, что она ударилась грудью о землю. Эва ощутила, как это тело навалилось на нее сверху, фиксируя тугой веревкой запястья в районе поясницы. Его нога наступила на ее плечо, вдавливая то до первого хруста хрупких костей. — Ты не выглядишь как придворная девица, а значит, не из знатного рода, но ты и не бедная, раз прискакала на коне, — переворачивая Эву лицом к себе, человек присел на корточки, грубо взял ее за щеки, разглядывая более внимательно. — Расскажешь мне, кто ты, или пойдем по пути выбивания из твоего прелестного рта ответов? Оскалившись, Эва стремительно подалась вперед, сокращая расстояние между ними. В голове красной тряпкой висело воспоминание, где она плюнула Амену в лицо, тем самым высказывая ему все свое недовольство. Не в полной мере отдавая отчет своим действиям, Эвтида повторила то, что когда-то сошло ей с рук, мерзко ухмыляясь. Кости и мышцы болели, а ладони медленно затекали от неудобной позы и давления. Гордо выпрямив спину, Эва с поднятой головой ожидала любого действия от этого человека. Но уж точно не рукоять ножа, которая прилетела в аккурат виску. Еще на пару сантиметров выше, и Эва однозначно покинула бы мир живых раньше, чем планировала. Пейзаж вокруг нее начал терять краски, звуки слышались так, словно она находилась под толщей воды, а неприятный привкус металла и крови во рту не помогали сосредоточиться, острая боль пронзила с такой силой, что она неизбежно погружалась в приятную темноту. Ее наклонило вбок, и она почувствовала, как падала в невесомость, лишаясь последних грамм осознания. Прежде чем закрыть свои глаза и провалиться в сон, Эвтида на периферии зрения заметила белую фигуру, что яростно жестикулировала и требовала скорее подать коней.***
Смрад гнили понемногу возвращал ее к жизни, вырывая из лап блаженного сна. Тело гудело, а рассудок все никак не хотел принимать новую реальность, где Эва находилась в богами забытом месте, лежа на холодном песке. Ее рука мгновенно метнулась к виску, пальцы ощутили шероховатую корку, и она осторожно соскребла верхний слой, чтобы понять, что это и откуда. Ладони дрожали, а рваный выдох вырвался намного раньше, чем она успела замаскировать его. Это была кровь, по всей видимости, кто-то перестарался с тем, чтобы оглушить ее и доставить сюда. Попытавшись встать, Эвтида темечком соприкоснулась с верхушкой темницы и упала на колени, переворачиваясь на спину. Маленькая клетка, в которой не вытянуться в полный рост и не распрямить ноги, сделана из неизвестного материала, и Эва не рискнула прикасаться к прутьям в случае чего. Вот она — хваленая свобода, к которой Эва так стремилась, бросая все, что имела: крышу над головой, еду и воду в неограниченном количестве, защиту от Амена и поддержку Тизиана. А теперь она осталась одна в самом худшем и жалком положении, в котором только могла быть. Амен не придет за ней, не успеет, если тот, кто ее похитил, являлся тем, о ком она размышляла. Дура. Просто наивная глупышка, что совершила самый необдуманный поступок в своей жизни. — Вижу, ты проснулась. — Эва вздрогнула и перевела взгляд в самый темный угол, замечая там мужчину. Она невольно забилась в угол, тяжело дыша. — Тебе нечего бояться, пока ты не опасна, не переживай. Она услышала его усмешку, а затем тихие шаги в ее сторону. Ра сохрани, лучше бы это был Амен в гневе и ярости, по крайней мере, от него она знала, чего ожидать, а от незнакомого человека — нет. Страх поселился в сердце, но чувства гордости и собственного достоинства не давали Эве и шанса опустить взгляд в подчинении, за свое неповиновение они могли убить ее, но проблема заключалась в том, что смерть ей больше не страшна. Эва наблюдала за тем, как человек в тени неспешно приподнялся и так же медленно брел в ее сторону, с интересом разглядывая. Наверное, не каждый день к ним попадали девушки, кто не умолял отпустить их назад к семье и близким. Мужчина остановился около ее клетки, облокотившись на прутья. Его зеленые глаза смотрели на нее с любопытством, словно Эва какая-то необычная мошка, а он — безумный гений, поставивший на ней эксперимент. Тишина давила и разрушала крупицы терпения, а душа отчаянно скребла грудную клетку, умоляя своего хакьюниона найти ее и дать защиту. — Интересно, — мужчина присел на корточки, и Эва не успела среагировать на то, как он стремительно схватил ее за щеки, дергая к себе. — Даже жаль продавать тебя за гроши, такая девушка стоит сотни золотых монет, — он болезненно сжал ее скулы, намеренно причиняя дискомфорт, чтобы вызвать хоть каплю эмоций, но Эва не будет его кормить, пусть удавится ее холодностью. — И ты не спросишь, кто станет твоим хозяином на ближайшие несколько недель? От кого будет зависеть твоя судьба здесь? И кто решает, будешь ли ты жрать сегодня или нет? — Зачем? — ее голос спокойный, а в тоне сквозили нотки угрозы и маленького триумфа, когда она заметила смену эмоций на лице своего мучителя. — Я не дам тебе и возможности полакомиться своей слабостью от положения, умолять о лишней порции еды и воды тоже не буду, — она видела, как человек внимал каждому ее слову. — На твоем месте я бы открыла решетку, вернула коня и дала мне шанс уехать туда, куда дует ветер шальной, — Эва дерзко ухмыльнулась, пользуясь своим статусом, о котором торгаш не догадывался. — А иначе, когда меня найдут истощенной от голодания, в клетке и, не дай Ра, цепях, каждый в этом поселении поплатится за это своей жизнью, — она с удовольствием лицезрела, как вытягивалась в изумлении мерзкая рожа этого человека. — Это не угроза, это обещание. Тяжелый удар пришелся на ее щеку, а из-за массивных колец на губе образовалась трещина, откуда небольшой струей потекла кровь. Уголки губ поползли вверх, когда она посмотрела на человека, который из последних сил сдерживал свою ярость. Если он искренне верил в то, что она станет послушной и будет ползать перед ним на коленях, умоляя быть с ней милосердным, то он глубоко заблуждался. Возможно, она побеждена, но дух ее не сломлен. Мужчина грубо толкнул ее назад, из-за чего Эва тяжело осела на землю, ударяясь копчиком. Ушибленное место неприятно покалывало, но она игнорировала это, наблюдая за тем, как человек вернулся в угол комнаты, что-то яростно выискивая. Эва прищурилась, когда в поле ее зрения попали руки, держащие кожаный ошейник с длинной цепью и кольцом. Она в ужасе попыталась избежать этого, да только из мизерной клетки некуда деться. Эва внутри дрожала, но внешне продолжала сохранять полное спокойствие, даже когда замок закрылся на ее шее, а ключ пропал в мешке на поясе. Спасаться бесполезно — ее мольбы и одинокий зов никем не будут услышаны. — Так ты более красива, знаешь ли, — он улыбнулся, и, к своему сожалению, Эва заметила, что улыбка его была искренней. — Дорогие ткани, золотые цепочки и ухоженный вид так и кричит, что ты не обычная девица с улицы, но отсутствие манер говорит об обратном, — он поднялся и направился в сторону двери, оставляя Эву одну, однако замер и обернулся, когда услышал: — Посмотри на меня, — она демонстративно вытерла кровь с губы. — Запомни это выражение лица, ведь оно будет последним, что ты увидишь перед тем, как я перережу тебе горло. Человек снисходительно ухмыльнулся и молча покинул ее, оставляя Эвтиду одну. Как только она в полной мере осознала свое положение, ее тело обмякло, и Эва легла на спину, пачкая и без того грязную ткань. Удавка на шее причиняла дискомфорт, и Эва попыталась слегка ослабить тяготы кожаного ошейника, но все тщетно — он сидел слишком крепко. Выдохнув, Эвтида легла на песок и прикрыла веки, чувствуя, как от холода начинало потряхивать. В помещении, где она находилась, не было окон, лучи яркого светила не проникали, не рассеивали здешнюю темноту. Эва ощущала себя так, будто бы опустилась на самое дно Нила и продолжала тонуть во мраке без права и возможности выбраться. Спазм отчаяния сжал ее горло, а понимание того, что Амен может не найти ее здесь, под землей, сидящей в клетке для животных, вспарывало брюхо, вытаскивая наружу все органы, оставляя ее, полуживую, на растерзание стервятникам. И даже на своем смертном одре единственным, о чем она могла думать, являлся Амен. Эва сомкнула руки в кулаки и прикрыла лицо, проливая первые горькие слезы безысходности от собственной глупости и желания доказать всем, что она могла бросать судьбе вызов, но она не в силах противостоять тому, что выше и больше нее. Эвтида не Амен, как бы она ни храбрилась и ни показывала всем свой характер, ей никогда не стать и вполовину таким же, как он. Она горько хмыкнула, вспоминая его горячие руки в ее волосах, то, как яростно и маниакально он прижимал к себе ее тело, как целовал и отдавался ей полностью, полагался на нее, но главное — доверял себя, разбитого и покалеченного, как открылся ей, выставляя самого себя напоказ. Его душа давно разрушена и находилась где-то глубоко в Дуате, ожидая, когда оболочка прекратит свое существование и даст наконец-то отдохнуть. Эва знала это, чувствовала и отдавала себе отчет, что рано или поздно, но она присоединится к нему, ведь, как бы она ни старалась укротить шторм и бури, она в любом случае упадет за борт импровизированного корабля, а волны и приливы вернут ее к Амену. Так они начали, так, очевидно, и закончат свое существование. Приподняв ладонь с меткой в ту сторону, где должен быть закат, Эва раскрыла кулак, медленно поднося запястье к губам. Мокрый поцелуй отпечатался на коже вместе со следами слез и отчаяния, она знала — молиться богам бесполезно, они не услышат и не помогут, но если был хоть единый шанс дать Амену понять, где она, то Эва будет дурой, если не воспользуется им. — Приди ко мне, — шепотом проговорила она. — Ты даже не представляешь, насколько нужен мне, пожалуйста, Амен, услышь меня, — слезы застилали весь обзор, но Эва готова была поклясться, что заметила, как ее солнце вспыхнуло ярко-красным и тут же погасло. — Прости меня за все. Усталость накрыла Эвтиду своим плащом, и, не отдавая себе отчета, она уснула, ощущая, как что-то внутри нее противилось этому. Но с каждой секундой тело тяжелело, а мысли отключались, бросая ее одну на растерзание темноте и тишине.***
Она спиной упиралась в решетки, наблюдая за тем, как ее надзиратель с удовольствием уплетал виноград, запивая фрукт водой. Эвтида сглатывала слюну и чувствовала, как от голодного спазма сводило желудок, а от желания испить хоть лишнюю каплю спасительной жидкости рубило горло. Это слишком жестоко — оставлять ее без воды в помещении, которое нагревалось к ночи и не проветривалось вечерами, без единой возможности хоть как-то отдохнуть от своего положения. Ошейник мешал полноценно дышать и натирал, она ощущала, как кожа под ним начинала зудеть и чесаться, а любая попытка хоть немного сдвинуть его проваливалась на самых первых этапах. Она не догадывалась, сколько дней находилась в плену, да и в целом понимала, что считать бесполезно, по ее личным подсчетам она уже засиделась здесь. Если бы Амен мог найти ее, то давно бы это сделал, но минуты превращались в часы, а те же становились сутками, а его все нет и, видимо, уже не будет. Подняв руку на уровень глаз, Эва заметила, как кости и вены проступили сильнее, чем до этого, и, прикоснувшись к лицу, огладила скулу, осознавая, что та никогда так не ощущалась. Тяжесть и усталость от всего давили на плечи, и сил дерзить надзирателям не оставалось, она могла лишь с ненавистью в душе лицезреть на то, как те набивали свое брюхо различными изысками. И откуда только у жалких торгашей имелись деньги на такие яства? Ярость и боль выжигали все светлое, что находилось в Эвтиде, бросая ее на растерзание агрессии и мыслям, как она убивает все живое в этом поселении, не жалея женщин и детей, если они жили здесь. Иногда она продолжала молить Амена прийти за ней и забрать домой, она даже готова выслушать его причитания на тему ее безрассудства и глупости, снова позволит ему напомнить о ее слабости и немощности, но Ра сохрани — пусть просто придет за ней. Она более не плакала, молча сидела в своей клетке, изредка вспоминала прошлую жизнь и ругала саму себя за опрометчивый побег. Она не воин, а просто несносная дура. Умереть хотелось неимоверно, однако возможность выжить и отомстить слишком заманчива, чтобы позволять себе впадать в отчаяние. — Так и молчит? — тот человек, что нацепил на нее ошейник, вошел внутрь, и, оскалившись, Эва раздраженно фыркнула. — Вижу, что да, ты можешь идти, мне есть о чем поговорить с нашей пленницей. Эва лениво приоткрыла глаза, когда услышала приближающиеся шаги. Мужчина дружелюбно протянул финик и кубок с водой, и она, повинуясь инстинктам и жажде, слабо, как раненый зверек, устремилась к драгоценной воде. Ее пальцы дрожали, а когда до заветной цели оставалось немного, Эва ощутила, как прохладная жидкость быстрыми ручейками стекла по запястью ниже, впитываясь в песок. Гадкая ухмылка исказила губы незнакомца, а сам он с садистским удовольствием наблюдал за тем, как Эва принимала происшедшее. Вместо того чтобы дать ей хоть унцию воды, он наглым образом вылил ту на протянутую ладонь, не заботясь о том, что Эвтида медленно погибала от жажды. Ра сохрани, когда она выберется отсюда, этот господин станет ее первой жертвой. — Я буду снисходителен и прикажу принести тебе попить, если ты ответишь на мои вопросы. — Она презрительно скривила губы, игнорируя тот факт, что ее мучитель схватился за цепь, что прикреплена к ее ошейнику. Металл громко звякнул в тишине, и Эва почувствовала, как трудно стал поступать кислород в легкие. — Не заставляй меня бить тебя, — подушечка его большого пальца прошлась по ее щеке и ниже, намеренно задевая свежую рану. — Я не смогу получить за тебя деньги, если к моменту торгов твое миловидное личико будет в ссадинах, так что будь послушной и начинай говорить, иначе мне придется найти другие способы, чтобы сломать тебя, и поверь, жалеть я тебя не буду. Он дернул пут на себя, и не ожидавшая этого Эвтида лбом влетела в клетку, чувствуя резкую боль. Стон вырвался из груди, когда она поняла, что человек перед ней не имел никаких ценностей, его интересовали лишь деньги, и неважно, как он их получит. Она потерла ушибленное место ладонью и невольно вздрогнула, когда чужие пальцы мягко притронулись к метке солнца. Эвтида резко дернулась назад, пряча это сокровище от любопытных глаз, тем больше вызвав подозрения к своей татуировке. — Эпистат рвет и мечет в последнее время. — От одного упоминания Амена и его злости Эвтида внутренне затряслась, но внешне была чрезмерно спокойной, сохраняя лицо. — Говорят, какая-то важная вещь пропала прямо перед его носом, — мужчина поудобнее присел около клетки, показывая Эве, что диалог будет долгим. — Ходят слухи, что он нашел своего хакьюниона, молодую и красивую девушку, глаза ее зеленее полей греческой земли, а волосы темнее ночи, нрав буйный, как у штормового моря. — Если бы не ее положение, она точно восхитилась бы таким красочным описанием своей внешности, но Эва тут, а человек перед ней имел желание заработать на ее жизни огромные деньги. — Те, кто лично видел ее, говорят, что на ее запястье метка витиеватого солнца, чьи концы уходят во все стороны света, — он молниеносно схватил ее за кисть, притягивая Эву ближе. — Так скажи мне, милое дитя, та ли ты самая беглянка, которую он так отчаянно ищет? Расстояние между ними стремительно уничтожалось, а паника зарождалась где-то глубоко в сердце. По его взгляду она поняла, что он прекрасно знал, кто она такая и кем приходилась эпистату, отпираться бесполезно — рано или поздно, но из нее бы выбили правду. — Даже если и я, — ее голос хрипел, — какая разница? Ведь ты не продашь меня эпистату, он убьет тебя раньше, — она растянула потрескавшиеся губы в ухмылке. — Ты хоть раз мог наблюдать за ним в ярости? Как он голыми руками душил человека, а его хопеш проникал в грудную клетку жертвы, разрывая сердце? — Эва с безумием во взгляде придвинулась еще ближе, лицезрея, как мужчина скривил губы и отодвинулся назад. — Ты пытаешься внушить мне страх через самые низменные и легкие способы, но твоя проблема в том, что я не боюсь тебя, мне неинтересны твои запугивания насчет продажи, — она говорила уверенно, так, чтобы до него дошел весь посыл ее слов. — Своим внешним видом ты не внушаешь ничего, кроме омерзения, и, так уж и быть, прежде чем я сотру тебя в пыль, я дам возможность понаблюдать за человеком, который действительно пугает. Мужчина несколько раз пораженно моргнул, а Эва чувствовала удовлетворение в душе оттого, что, даже сидя в клетке, в цепях, она не теряла саму себя, а доказывала, что с ней нужно считаться. Она верила, что если эта падаль заметит хоть чуть ее тревожность, то накинется и растерзает, не оставив ничего, кроме пустоты. В этой жизни она позволяла только Амену играться на струнах своего внутреннего мира, раскачивая все устои. Амен — единственный находил тепло там, где затухало пламя, и делал все, чтобы то не погасло. — Значит, ты та самая подстилка нынешнего эпистата? — он сально ухмыльнулся, склоняя голову вправо. — Выходит, продать тебя как невинную девочку не выйдет, твой господин точно порвал тебя во всех дырках, которые важны для богачей, — то, с какой обыденностью он произнес эту фразу, должно было бы задеть Эву, но она поняла, что та ее не оскорбила, а лишь разожгла желание вырвать язык этому человеку и запихать в горло, чтобы он им же и подавился. — Выходит, что ты почти бесполезная и дешевая, — он деловито почесал подбородок, а Эва невольно согласилась с ним, ведь обычно никем не тронутых девушек берут охотнее, нежели таких, как она. — Конвой эпистата будет здесь еще не скоро, а мне нужно быстрее избавиться от тебя. Как думаешь, в Мемфисе как скоро купят тебя, узнав, чья ты? Да и какова вероятность того, что твой будущий хозяин не ненавидит нашего Верховного главнокомандующего? — В столице запрещено торговать людьми, — она устало прикрыла глаза, вспоминая, как Амен рассказывал ей о том, как отрезал руки работорговцем, что заходили в город с надеждой поживиться на чужом горе. — Даже если ты сможешь, эпистат в любом случае найдет тебя и заставит пожалеть об этом, но сперва, конечно, отрежет тебе пару пальцев, выпытает, кого и кому ты продал, а когда найдет меня и узнает, что ты сотворил и как оскорблял меня, — она мечтательно улыбнулась, мысленно обращаясь к богам и Амену, чтобы он просто нашел ее, — твоя смерть не будет легкой, нет, я в подробностях расскажу, как твои люди домогались меня, как закрыли в клетке для бродячих псов, не кормили и не поили, нацепили ошейник и издевались. — Между ними снова повисла тишина, разрываемая лишь их хриплым дыханием. — Как думаешь, какова будет его месть на вкус? Она упивалась эмоциями, которые лицезрела на роже собеседника, однако его гнусная улыбка и взгляд, что проникал глубоко под кожу, насторожили ее. Эва прищурилась, ведь не такой реакции она ожидала. Сидящий перед ней мужчина однозначно имел на ее тело не самые добрые помыслы. Она ощутила, как шею резко сдавили, ее молниеносно дернули вперед, натягивая цепь. Руки уперлись в решетку, стараясь хоть как-то ослабить натяжение, но все тщетно — он продолжал дергать. Ей казалось, что еще чуть-чуть и хрупкие кости треснут от его напора, но стоило ее лицу выйти за рамки ограждения, как ее тут же схватили за щеки, сдавливая. — Веришь в то, что твой мальчик, эпистат, всемогущий? — Эва увидела, как в глазах собеседника вспыхнуло пламя ярости. — Он жалкое ничтожество, как и ты, просто ему повезло больше многих, раз дослужился до своей должности, — он вновь натянул цепь, — а ты просто влюбленная дура, которая верит в его силу, но не видит дальше собственного носа. Эпистат твой давно ничего не решает, а даже если у него существует противоположное мнение, его об этом не спрашивают, — пальцы мужчины опустились на ее рот, надавливая на рану, ногтем снимая зажившую кожицу. — Я могу сделать с тобой все, что захочу: пытать, насиловать, морить голодом, прекрасно зная, что твой любимый господин это чувствует, но он ничего, слышишь, ничего не сможет мне сделать! А понимаешь почему? — Одинокая слеза скатилась по щеке, рана кровоточила, а само душевное состояние Эвы оставляло желать лучше. — Потому что на все мои зверства закрываются глаза намного влиятельнее, нежели твоего паршивца. Я могу опозорить тебя и продать голую его врагам, предварительно избив, или же, — его безумный взгляд упал на ее рот, и Эва затаила дыхание, пока он неспешно приближался к ней, — я позволю себе поцеловать тебя, и, если ты когда-нибудь доживешь до встречи с ним, обязательно расскажи ему, кто научил тебя этому. Прежде чем Эва успела возразить, мужчина стремительно сократил расстояние между ними, впиваясь в нее поцелуем. Эва почувствовала резкий прилив тошноты и лютой ненависти и, не отдавая себе отчета, быстро замотала головой, вырываясь из плена. Она не ожидала того, что он начнет до крови кусать ее уста, оставляя глубокие отметины от зубов. Слезы сильнее брызнули из зеленых омутов, а рука метнулась к его лицу, ногтями цепляясь в мягкую плоть щеки. Он отпустил ее, но удар, который обрушился на нее, был слишком неожиданным, настолько, что Эва не удержалась в своем положении и повалилась на пол, туго соображая. Ра сохрани, когда все это закончится?! — Уяснила свое место? — Эва услышала, как человек плюнул в ее сторону. — Ты всего лишь женщина, и твое дело быть покорной. Если ты вежливо попросишь, я научу тебя. — Она спиной чувствовала, как он ухмыльнулся. — Все люди должны служить, девочка. — Все люди должны умереть, — под нос прошептала она. — А ты сдохнешь в муках. Она не слышала, как он вышел из подвала, продолжая находиться между небом и реальностью. Он, сам того не ведая, дал ей подсказку, что кто-то позволял ему торговать людьми в столице без боязни кары в лице Амена. Но кто был его покровителем? Кто мог спустить все это такому человеку, который не знал пощады? Однако больше Эву мучил вопрос — знал ли Амен о том, что творилось за его спиной, а если и да, то почему бездействовал? Она спросит, обязательно, как только он найдет ее и вернет домой, ну а пока что Эвтиде оставалось лишь прикрыть веки и вновь попросить у их связи, чтобы он поскорее пришел.***
Она спала, когда услышала некую возню наверху, чьи-то крики, топот копыт и звучащие, как песня, удары сталь о сталь. Заинтересованно приоткрыв зеленые омуты, Эвтида подползла ближе к выходу, игнорируя появившиеся на теле и коленях гематомы. Кожа на шее горела от постоянного близкого контакта с ошейником, а слабость стала настолько привычной, что она прекратила обращать внимание на недомогание. Она не понимала, сколько дней и ночей пробыла здесь, в полной изоляции и тишине, а сейчас звуки внешнего мира казались ей чем-то ненастоящим, будто бы она давно умерла, но ее душа никак не могла покинуть тело. Борьба на улице продолжалась, а ее отголоски слабым эхом доходили до Эвтиды, давая в полной мере понять, что кричать осипшим голосом бесполезно, от этого станет хуже. В груди бурлили ярость и ненависть, она ощущала это жгучее желание кого-нибудь убить или покалечить и никак не осознавала, откуда оно взялось. Подняв ладонь на уровень горла, Эва попыталась аккуратно почесать зудящую кожу, не замечая, что кто-то успел проникнуть в ее подвал. Стоило звукам мольбы и слез стихнуть, а резкому шуму от удара чего-то тяжелого о пол появиться, как Эвтида пришла в чувства. Она прищурилась, в темноте сфокусировав зрение, и заметила что-то небольшое, лежащее в какой-то непонятной луже. А когда она догадалась, что на нее смотрели безжизненные глаза одного из ее похитителей, а его отрубленная голова лежала прямо перед ней, Эва ощутила приступ тошноты. Она видела, как кровь медленно вытекала из того, что раньше называлось шеей, в полной мере ощутила на себе панический страх, что сейчас от нее избавятся точно так же. Но молниеносное успокоение души и до боли знакомый запах подсказали Эвтиде, что человек, уничтоживший это отребье, наконец-то нашел ее. Ночь темна и полна ужасов, но рано или поздно наступает рассвет, забирая с собой все горе и страхи. Он стоял напротив нее, весь в крови, в глазах горел пожар из агрессии и ненависти, Амен сжимал в одной ладони свой хопеш, пока второй старался сорвать замок. Вот он — весь красивый и родной, преодолевший немалый путь, чтобы вернуть своего хакьюниона домой, но как некстати Эвтида вспомнила главную причину, почему оказалась здесь в таком положении. Уязвленная гордость подняла свое лицо, оскалившись в сторону эпистата, которому никак не поддавался механизм. Краем глаза Эвтида наблюдала за ним — слишком спокойный внешне, но буря внутри него готова вырваться и снести все на своем пути. Она заметила, как злобно Амен дергал запястьем с оружием, как подрагивали его пальцы. Но в собственной душе Эвтида не ощутила никаких изменений, все такой же холодный, отчужденный… — Где ключ? — Она моргнула, соображая, сказал ли он это ей или же обратился к голове, лежащей у его ног. — Эва, где он? — Я не знаю, — прохрипела она, замечая, как стремительно Амен присел на корточки, вглядываясь в ее лицо. — Я даже не имею ни малейшего представления, как он выглядит. Мужчина плавно протянул руку, пытаясь коснуться ее, но Эва сидела на месте, не предпринимая никаких шагов в его сторону. Она не хотела, чтобы он видел ее такой измученной и покалеченной, и только по этой причине она опустила взгляд, скрывая свое лицо волосами. — Посмотри на меня, Эва, — его приказ мягким шепотом прошелся по ее коже, но она не стала исполнять его. — Эва, сделай так, как я прошу, мне нужно оценить степень тяжести мести за тебя и выбрать способ, как я буду убивать всех, кто посмел сделать с тобой такое. Горько усмехнувшись, Эвтида вновь прилегла на землю, полностью игнорируя эпистата, что голыми ладонями готов был сломать прутья. Находиться в сидячем положении чрезмерно больно, ведь совсем недавно ее выпороли на радость местному господину за непослушание и слишком уверенный взгляд. Сиплый кашель вырвался из груди, когда она проглотила слюну и глубоко вдохнула запах песка, пота и крови. На удивление ее не интересовало, что делал Амен и как он думал ее вызволить. Она все размышляла о солнце, что, как только покинет этот злосчастный подвал, первое, что сделает, — раскинет руки в стороны и молча насладится горячими лучами светила. Тихий щелчок замка привлек ее внимание, и, приоткрыв один глаз, Эва заметила, как Амен протягивал ей ладонь, словно она дикое животное, которое пугало даже его. Стиснув зубы, Эвтида приподнялась и тут же стукнулась головой о крышу клетки. Болезненный стон вырвался из горла, и, аккуратно нагнувшись, она поползла на коленях, чувствуя себя унизительно. Боги, мало того, что ее мужчина предпочел ей другую женщину, так теперь вся избитая, грязная и в порванной одежде Эва, как какая-то жрица любви, старалась выбраться из собачьей клетки, в которой была слишком долго. Его протянутая ладонь выглядела как насмешка над убогой девочкой, и Эва не приняла помощи, попыталась встать сама. Ноги дрожали, они отвыкли ходить, а сделав один неуверенный шаг, она практически повалилась на землю, если бы не теплые пальцы Амена, которые аккуратно придерживали ее за локти. Злобно рыкнув, Эвтида дернулась вперед, ведомая своей гордостью и желанием доказать эпистату, что справится со всем сама, как снова чуть не опала. Она проклинала весь белый свет, чувствуя, как чужое раздражение зарождалось в ее груди. — Обычно за спасение благодарят, Эвтида, — его голос спокойный, но она выучила всего Амена, поэтому понимала, что за этим скрывалось нечто большее, нежели он показывал. Ее взгляд говорил громче любых слов, и, не удостоив его ответом, Эвтида неспешно двинулась прямо, вспоминая, что где-то там ее ждет человек, которого она поклялась убить. Наверное, Амену действительно стоило сказать «спасибо», но ее уязвленная женщина внутри требовала игнорирование эпистата. Свой выбор он уже сделал, и как бы Эва ни старалась принять Амена, утешить и дать свое плечо, он остался с Александрией, он захотел благородную девушку из именитой семьи, а не обычную взбаламученную пигалицу. Она не успела дойти до лестницы, как Амен вновь прикоснулся к ней, чем окончательно вывел Эву из себя. Она не понимала, откуда у нее были силы толкнуть его в грудь, а затем наброситься на него с кулаками. Она ударила его, понимая, как дрожало тело, как слезы медленно стекали по щекам, даря то самое освобождение. Истерика накрыла так мгновенно, что она не заметила того, как Амен приподнял ее от земли, крепко держа голову и под ягодицами, прижимая к торсу. Она ненавидела его за то, что позволил влюбиться в него, и себя за то, что оказалась такой слабой перед ним. Секунды тянулись мучительно долго, пока Амен с тревогой всматривался в исхудавшее лицо Эвы, видя царапины и ошейник. Боль внутри перемешивалась с яростью и виной. Глаза в глаза. Одно дыхание на двоих, его хватка на ее теле, что демонстрировала ей важный факт — он безмерно скучал по Эве. Прикрыв веки, он несмело коснулся ее губ, заставляя Эвтиду замереть на месте и сжаться от страха. — Я не трону тебя, — его шепот чрезмерно интимен и непривычен. — Я никогда больше не дам тебя в обиду и не отпущу, — он снова плавно прильнул к ее устам, стараясь дать ей понять, что он не угроза для нее. — Я заставлю каждого причастного к произошедшему кричать в муках, они будут умирать долго и болезненно, Эва, клянусь тебе. — Себя ты тоже убьешь? — горько спросила она, отдаваясь ему и немного расслабляясь в его руках, отвечая на поцелуй. — Все, что ты захочешь и попросишь, — его пальцы запутались в ее волосах, прижимая податливое тело ближе. — Твое слово — закон, Эва. Они соприкоснулись лбами, ее пальцы массировали блондинистые пряди, она привыкала к тому, что теперь он рядом. Эва уверена, что, как только они покинут холодные стены ее пристанища, вся его доброжелательность спадет и вернет место отчужденному эпистату, но пока Амен нежен с ней, пока обещал отомстить за нее, она будет пользоваться этим. — Осторожнее, эпистат, — голос хрипел, но она чувствовала, как жизненная сила возвращалась назад, видимо, связь и впрямь поддерживает способность организма к регенерации, когда они рядом. — Я ведь могу воспользоваться твоей добротой и потребовать, чтобы ты убил свою любимую жену, которую целовал у меня на глазах. От яда в ее тоне можно было утонуть, но Амен всегда был сильнее, чем Эва предполагала, он лишь слегка приподнял уголок рта, показывая Эвтиде, что ему понравилась ее ревность. Фыркнув, она подалась ближе, самостоятельно накрывая мужские уста требовательным поцелуем, закрывая глаза на боль, что приносило это прикосновение. Его руки с жадностью прошлись по ее макушке и спине, возвращаясь обратно, а хопеш, который он удерживал, придавал остроты и холодил разгоряченную кожу. Тихий стон вырвался из горла, когда язык Амена плавно очертил ее небо, играясь с языком. Боги, этот мужчина ее погубит. Но как бы страстно ни выглядела картина, Эва отдавала себе отчет в том, что это слияние ртов имело привкусы страдания и отчаяния. То, с какой силой Амен прижимал ее к себе, показывало, что он боялся потерять ее, как упивался ее податливостью, возвращая себе контроль над телом и душой Эвтиды. Ей приятна мысль, что он переживал за нее и скучал, пока эта же самая дума не ударила ее по голове обратной стороной медали, что он просто боялся умереть самому из-за глупости какой-то девочки. Резко прервав поцелуй, Эвтида проследила, как тонкая ниточка слюны между их губами лопнула, насильно кидая их двоих в разочаровывающую реальность. — Что случилось? — Амен вновь попробовал вернуться к тому, что она так резко прервала, но Эвтида упорно отворачивалась, снова скрывая лицо волосами. — Боги, Эва, ты дождешься того дня, когда я перестану терпеть все твои капризы и сделаю все так, как я хочу. — Ты пришел за мной из-за связи или потому, что правда боялся потерять меня как человека, а не просто девушку, от которой зависит твое существование? Выпалив все это на одном дыхании, Эвтида аккуратно прикусила уголок рта, дожидаясь ответа от мужчины. Казалось, время остановило свой ход, когда Амен поставил ее на ноги и внимательным взглядом обвел все ее тело, притормаживая только на тех местах, где наряд порван в клочья и виднелись царапины, но стоило голубым омутам подняться выше и заметить треклятый рабский ошейник, что сдавливал ее горло, эпистата словно подменили. Амен рыкнул и стремительно дернул Эву на себя, тем самым пугая ее еще больше. Прежде чем она закрыла глаза, Эва увидела, как в его ладони мелькнул хопеш, когда Амен занес его над ней. Секунда. И она ощутила, как быстро с шеи спали все кандалы, давая возможность полной грудью вдохнуть спертый и пропахший кровью воздух. Пальцы Эвы молниеносно приподнялись к раздраженной коже, чтобы понять всю ситуацию, но были остановлены Аменом, который мягко поймал ее кисть, отчего Эвтиде пришлось разомкнуть веки. Он оторвал кусок чистой ткани от своей одежды и осторожно, чтобы не навредить и не сдавить еще сильнее, сделал небольшую повязку, закрывая от пыли и солнца поврежденную кожу. — В моей сумке есть снадобье, что поможет убрать зуд и покраснение, — в его взгляде чистая ненависть и желание убить того, кто вздумал сотворить с ней такое. — Прежде чем я посажу тебя в свою колесницу, покажи мне, кто посмел надеть на тебя ту дрянь, и скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал с ним? Медленно и мучительно? Или быстро и максимально безболезненно? — Ты не ответил на мой вопрос, — она сделала первый неуверенный шаг к выходу, ощущая, как Амен взял ее за кисть, на всякий случай подстраховывая. — И нет, мой господин, его я убью сама, ибо клялась ему, что мое лицо будет последним, что он увидит. Сбоку от нее раздался хмык, который Эва не знала, как расшифровать, поэтому она неспешно продолжила подниматься по ступеням, ожидая ответа. Уже на самой вершине Амен притормозил, а его омуты с неким презрением осмотрели помещение, где долгое время просидела Эвтида, и она ощутила от него то, чего раньше никогда не было. Желание разрушать и уничтожить все, что связано с этим местом. — Ты правда думаешь, что я бы бросил все свои дела и побежал за тобой из-за связи? — к ней вернулся ее родной эпистат, отчего она блаженно выдохнула, наконец-то он с холодным рассудком исполнит все то, что обещал. — Нет, Эва, мне не важна метка, я не делаю того, чего не хочу, и никто не сможет заставить меня исполнить что-то против моей воли. — Она не заметила, как он стремительно дернул ее на себя, крепко прижимая. Его шепот коснулся ее слуха, пуская табуны мурашек. — Я знаю, что ты видела поцелуй с Александрией, и, прежде чем ты начнешь брыкаться, выслушай меня внимательно, — он поцеловал ее чуть выше повязки на шее. — Я отослал ее, дал понять, что ты единственная женщина, в чьем присутствии мои эмоции выходят из-под контроля, — Амен костяшкой пальца провел по ее щеке. — Я не спал несколько дней и ночей, чтобы найти тебя, Эва, мне пришлось перевернуть ближайшие деревни к Мемфису, чтобы убедиться в том, что никто из сердобольных жителей Египта не укрывал тебя. Я перепугал всех людей в столице, казнил тех, кто покинул в ту ночь свой пост, и готов был повесить Тизиана за предательство. — Она дернулась, а ее рот приоткрылся от шока, когда он упомянул ее верного и близкого друга. — Не переживай, пока что с ним все хорошо. Но теперь ответь на свой вопрос сама: стал бы я рисковать всем из-за какой-то связи или же из-за несносной девицы, которая живет в моей голове? Она, как рыба, выброшенная на берег, открывала и закрывала губы, анализировала все, что ей сказал Амен. Он лишь ухмыльнулся и потянул ее в сторону выхода, не давая и возможности вставить хоть слово. Наверное, от него это своеобразное признание, что он нуждался в Эве, но спросить напрямую она не решилась, предпочитая оставаться в своем мире. Ее скулы слегка заалели, когда Амен обернулся и вновь нагнулся, оставляя на потрескавшихся губах поцелуй. Боги, она неисправима, если действительно умудрилась полюбить его всем сердцем даже после того, что пережила и чему стала свидетелем. Каким бы плохим человеком ни считал себя Амен, Эва знала, что ради нее он готов выполнить что угодно, даже если об этом никогда не сообщит. Выйдя на свежий воздух, Эвтида приобняла себя за плечи, подставила лицо под теплый ветер и лучи обжигающего солнца, греясь под ними. Одинокая слезинка скатилась по скуле, падая в ложбинку между грудями. Эве казалось, что она только сейчас осознала всю суть своего побега — взбалмошный и необдуманный поступок человека, который не хотел решать проблемы через обычный диалог. Ощущение, что на нее глазели, плотно врезалось в мозг, и Эва неосознанно попыталась найти ладонь Амена, чтобы спрятать саму себя за крепкой мужской спиной. Она ненавидела, когда на нее пялились, и презирала каждого, кто осмеливался ей что-то вякнуть по поводу ее внешнего вида, а сейчас и подавно, когда она выбралась из заточения, а тряпки на груди и тазу держались на добром слове. Эва, как маленькая девочка, прижалась к Амену, закрывая саму себя его руками. — Я попрошу принести тебе накидку, — он двинулся в сторону колесниц, чтобы выполнить свое обещание по обработке ран на коже. — Садись, пока мои люди отлавливают всех здешних поселенцев, я успею помазать тебя, — Амен порылся в дорожной сумке, откуда Эвтида слышала звуки дребезжания стекла друг о друга. — Запрокинь голову, будет немного щипать. Выполнив его приказ, Эвтида сжала руки в кулаки, чувствуя, как неприятные ощущения обрушились на ее горло, покалывая, словно сотня маленьких иголок. Она замычала, высказывая тем самым все свое недовольство, да только Амену было не до этого. Он осторожно наносил мазь, не отвлекаясь ни на что происходящее возле них, полностью погружаясь в процесс. Лишь тихие шаги в их сторону и резкий выдох заставили Эву открыть глаза, а Амена повернуть голову к незваному гостю. Тизиан стоял с белой накидкой в руках, пристально рассматривая Эву перед собой, игнорируя существование Амена, что готов кинуть в мужчину хопеш, лишь бы избавиться от него. Эва ласково улыбнулась, протягивая ладонь охотнику, прося передать ткань ей, но они оба знали, что в этом жесте намного больше, чем просто одолжение. — Эва, — охотник облокотился на края колесницы и с недоверием стал разглядывать свою подругу, словно впрямь убеждал себя, что все хорошо и она живая. — Ты в порядке, я думал… — А ты умеешь это делать? — привстав, Амен методично вытер руки о кусок ткани, предпочитая не видеть, каким злобным взглядом за ним наблюдала Эва. — Помнится, в последний раз, когда вы встречались, ты помог ей сбежать, после чего она попала сюда, где ее били, пытали, морили голодом, и я повторю свой вопрос: ты правда умеешь думать? — Амен! Мужчина ухмыльнулся, наблюдая за реакцией, которой и добивался. Тизиан полностью стушевался и поник, а его вечно лучезарная улыбка пропала с лица, показывая его угрюмого и расстроенного. Она приподнялась со своего места и быстро подошла к другу, накрывая его ладони своими, крепко сжимая. Она не винила его за то, что произошло, не допускала ни единой мысли на его счет, ведь он один понимал Эву и помогал, даже если потом ей пришлось страдать. Но это был ее выбор, а он, как верный друг, поддержал. Спиной она почувствовала обжигающий лопатки взгляд, однако не поворачивалась к Амену, прекрасно зная, что его ревность не доведет до добра. Так странно и приятно осознавать такую простую вещь — эпистатом легко манипулировать и диктовать, когда задеваешь что-то, чем он бережливо дорожит. Теплые пальцы легли на талию, а дыхание коснулось уха слишком интимно. Эва вздрогнула, что не ушло от внимания двух мужчин, и если Амена данная ситуация веселила, то Тизиан смутился, аккуратно освобождая свои конечности из плена. — Тизиан! — Эвтида снова дернулась к нему, игнорируя, как Амен сильнее впился в ее кожу. — Я хочу сказать спасибо тебе, — поймав недоумение в выражении лица друга, она пояснила: — Ты оказался тем, на кого я могу положиться в любой ситуации. Это дорогого стоит — пойти против одного во благо другого, — она лучезарно улыбнулась. — Я не знаю, чтобы делала без тебя и как бы выжила. Ей достаточно было несколько секунд, чтобы заметить облегчение охотника и слабый кивок, обещающий, что они обязательно вернутся к этому разговору. — Амен, — Тизиан обращался к мужчине за ее спиной, и из его голоса пропали все нотки веселья и озорства, показывая Эве другую сторону друга. — Мы поймали всех в этом поселении, и они ждут своего приговора. Атмосфера резко изменилась, возвращая Эву в суровую реальность, в которой она стала пленницей и игрушкой для битья, а теперь всех этих людей ждало возмездие. У всего в мире есть последствия, у каждого действия и слова, шага и прыжка, но не все задумывались над ними, когда совершали свои поступки. Амен не будет мягким, никто из живущих в этой деревне не доживет до заката — он лично это проконтролирует. Но главным оставалось то, что Эвтида абсолютно ничего не чувствовала из-за приближающейся смерти других, ей казалось, что все эмоции выключили разом, бросая ее в холодную воду, остужая. Ужасающий факт ударил прямо по голове — ее более не заботили чужие судьбы, кто, где и как закончит свое бренное существование. Единственное, что являлось для нее приоритетом в выборе тех или иных действий, — только она сама и Амен, а все остальное уже неважно. Именно так происходили стадии взросления и принятия всего, что есть в мире? Когда понимаешь, что ничего не можешь изменить, а то, что тебе под силу, — предпочтешь пустить все так, как уготовила судьба. Эва не богиня, так зачем мешать богам исполнять свою волю через чужие руки? — Главный там? — получив положительный ответ от Тизиана, Амен спрыгнул с колесницы, с недоумением наблюдая за потугами Эвтиды слезть самостоятельно. — Куда ты собралась, мой лютис? — Я поклялась убить его, — спокойно произнесла Эвтида, игнорируя шок на лицах Амена и Тизиана, что с сомнением переваривали ее фразу. — Это дело принципа, Амен, и ты прекрасно знаешь, что твой отказ меня не остановит. Справившись с этим препятствием, Эва посильнее закуталась в накидку, целенаправленно шагая вперед с гордо поднятым подбородком. Она ощущала, как Амен неспешно двинулся за ней, контролируя каждое ее движение, проверяя, точно ли она собралась исполнить то, что сказала. Ее душа — спокойное море, которое она никогда не видела, в мыслях пустота, лишь желание выполнить то, что должна. Охотники расступались, освобождая ей дорогу к пленникам, с интересом наблюдая за Эвтидой. Амен был как молчаливая тень, что удивило ее, однако стоило сказать ему спасибо за то, что не читал нотации и не учил ее жизни. Зеленое марево с легким прищуром осмотрело обстановку, замечая нужного человека на коленях, и, не медля ни секунды, Эва ринулась к нему, минуя других. Он стоял на коленях, с его лица капали алые пятна, пачкая песок, он не поднимал головы, когда Эвтида оказалась близко, не дрогнул, когда она схватила его за затылок, заставляя смотреть на себя. В ее глазах ненависть и боль, в его же — смирение и жилка безумия. — Я обещала тебе, что последним, что ты увидишь в своей жизни, будет мое лицо. — Мужчина оскалился и хрипло рассмеялся, надеясь довести Эву до состояния неуверенности, чтобы все ее угрозы ими и остались, но она не маленькая девочка, она не нуждалась в помощи с этим делом. — Очень рада, что повеселила тебя напоследок, — она развернулась к Амену, протягивая руку, чтобы тот передал ей свой хопеш. Эпистат без слов вынул оружие из пояса и вручил ей. Прохладный металл мягко холодил кожу, а груз ответственности, свалившийся на плечи, снова давил на совесть, вынуждая жалостливую часть души высунуть голову, намекая Эвтиде, что та не вершительница судеб и не имела права лишать человека, каким бы он ни был, жизни. Время прекратило свой бег, пропали все лишние звуки, и лишь ее хриплое и тяжелое дыхание намекало, что все происходящее не сон и не ее больная фантазия. Она ощущала все эти взгляды на себе, но ее направлен только на хопеш, Эва вновь обдумывала и взвешивала, принимая действительно верное решение. Готова ли она отнять жизнь того, кто делал это без зазрения совести? Кто продавал, манипулировал и убивал других в угоду собственных целей и денег? Мог ли он отнимать у детей их родителей и как он спал после этого? Жил ли он с чувством вины за все то, что сделал? Ее руки невольно задрожали. — Мой лютис, — кисть Амена легла поверх ее с кинжалом. — Я могу сделать это за тебя, — он попытался забрать из ее пальцев оружие, но хватка Эвы была стальной. — Ты не обязана пятнать себя чужой кровью, пока я жив. Она понимала это: он убьет кого угодно за нее, ей стоило лишь попросить, но тогда кем она будет на его фоне? Эва громче всех кричала о возмездии, и вот, когда оно в ее хрупких запястьях, она перевесит все на Амена? Нет, если она решилась на это — значит, нужно идти до конца. Грань между добром и злом стерлась, а разум очистился, оставляя Эву наедине с самой собой. Она аккуратно высвободилась из хватки эпистата и сделала шаг вперед, замечая, как стремительно изменился в лице ее похититель. От лукавства на его роже не осталось ни следа, а шок и паника вырисовывались новыми красками, одновременно пугая и будоража Эвтиду. Наверное, приятно осознавать, что вся человеческая жизнь, его прошлое и будущее, его страхи и воспоминания, его радость и боль, все это в ее руках, только она определяла, как кончится его мир. — Лютис… — он подал голос, привлекая внимание Амена. — Я бы мог согласиться с тем, что ты называешь ее грязью, но, зная, откуда ты и что эта фраза значит для вас там, немного расстроен, что она умудрилась приворожить тебя, — он обращался к эпистату, а Эва подозрительно сощурилась, ожидая, что он еще мог поведать ей. — Назвать обычную девку священным цветком, что означает начало вселенной и мироздания, надо уметь, — выплюнув это, мужчина поднял взгляд, концентрируясь на Эве. — Или она стала знаменосцем перемен в твоей жизни? Что, совсем превратился в тряпку, господин? Она ощутила раздражение внутри себя, которое принадлежало Амену, и, прежде чем нанести удар, эпистат стремительно вышел из-за ее спины, присаживаясь на корточки. У него не было оружия, ничего, кроме пустых рук, но она никогда не видела, чтобы кто-то реагировал на Амена так. Животный страх в глазах и плотно сжатые губы, сожаление от произнесенных слов и ужас, застывший на лице. Как бы он ни храбрился перед ней, но он слаб перед Аменом, он боялся эпистата и не зря, ведь, стоило Эве открыть рот и рассказать все то, что с ней произошло по его вине, он убьет этого человека, не используя никакого оружия. Тишина сгущалась, но Амен продолжал сидеть молча, вглядываясь в лицо этого ирода. Даже Эва застыла в ожидании того, что скажет ее эпистат. Хмыкнув, Амен поднялся и стремительно обошел пленного, становясь за ним. Эвтида нахмурилась, не до конца понимая, что творил ее хакьюнион. Встав за мужчиной, Амен резко дернул того за волосы, обнажая горло, где Эва заметила пульсирующие вены. Щелкнув пальцами, эпистат привлек ее взгляд к себе, объясняя, что нужно делать: — Вот здесь проходят артерии, — он наглядно показал, наблюдая за тем, с каким интересом Эва слушала его. — Если сделать надрез с одной стороны и вести хопеш по всему горлу к другой, он будет захлебываться в собственной крови и умрет быстро, но болезненно, — заметив ее кивок, Амен ухмыльнулся. — Но есть другой вариант, — он ткнул в места на груди, чертя Эве невидимую карту. — Ты можешь бить в область сердца и легких, тогда он успеет подумать и осознать, что трогать тебя было фатальной ошибкой, — эпистат услужливо порвал верх одежды человека, открывая Эвтиде торс. — Выбор только за тобой, моя милая, но если не сможешь — скажи, я сделаю все сам. Лишь на секунду прикрыв очи и глубоко вдохнув, Эвтида вспомнила о том, что ей пришлось пережить из-за него, как ее били и плевали, как держали взаперти, словно она провинившееся животное. Одинокая слеза скатилась по щеке, а губы задрожали, но не из-за жалости к этому смертнику, нет, а исключительно из-за самой себя. Ведь Эва понимала, что вот она — та самая красная линия, разделившая жизнь на до и после. Как раньше уже ничего не будет. Ее удар пришелся в центр груди, и она, повинуясь каким-то низменным порывам, вдавила клинок сильнее, отключая все эмоции, кроме ненависти и боли. Она слышала, как вопил мужчина, но не могла отвести взгляда от места соприкосновения стали с плотью. Его кровь была повсюду, на ее одежде и теле, но Эвтида находилась не здесь, ее здравый рассудок спрятался далеко, абстрагировался от всего происходящего. Когда хопеш в ее ладони дошел до горла, Эва решила не мучить бедолагу, пытаясь сохранить хоть что-то человеческое в себе. Она резко вырвала сталь и так же молниеносно прошлась по горлу, рассекая то по горизонтали. Она видела предсмертные хрипы, как мужчина плевался собственной кровью, как его губы жадно глотали кислород, но спасительный воздух тонул в алой жидкости, наблюдала за тем, как жизнь покидала тело, что больше никогда не встанет с этой земли. Но главным фактом оставалось то, что она абсолютно ничего не чувствовала, ни удовлетворения, ни внутреннего осуждения — голая пустота. Ее руки дрожали, как и вся она. Его кровь на ее лице и одежде, и, обернувшись, Эва заметила, как застыли охотники и пленные, смотря на нее с шоком и неприязнью. Ее зеленые омуты встретились с карими, и душу заволокло ледяное пламя от переживания и страха. Ей наплевать на то, что кто-то начнет критиковать ее поступок, на всех, кроме него. Слезы застыли, готовые вырваться в любой момент, и, казалось, она могла броситься к нему, чтобы объяснить отсутствие выбора и желание мести. Однако Тизиан приподнял уголки губ в ободряющей улыбке, показывая, что ничего не изменилось, он так же будет на ее стороне всегда. Удар мертвого тела о землю привлек ее внимание, и, вернув очи на эпистата, Эва разглядела нотку волнения в голубых водах напротив. Оказавшись подле нее, Амен нахмурился и осторожно поднял ладонь, стирая с ее лица чужую кровь, переплетая пальцы свободной руки с ее. Их лбы соприкоснулись, и, не выдержав, Эва бросилась в его объятия, унимая там свою истерику, переживая тот факт, что она убила человека, она, которая нелестно отзывалась о работе охотников, она, что обещала себе никогда и никому не причинять вреда, а только помогать. Иллюзии разрушились громко и болезненно, уничтожая все привычное подчистую. Эва давно сгорела и сейчас, находясь в положении слабой и немощной перед всеми, осознала силу и власть, что крылись в удобном стечении обстоятельств. Она имела одно из самых опасных оружий Египта, а именно Амена, что позволял ей манипулировать и потакать ее капризам и желаниям. Их связь никогда не была обузой — это дар свыше, ценность которого она поняла только сейчас. — Нам надо домой, Эва, — отодвинув ее от себя, Амен отдал приказ перебить всех выживших. — Я и так потерял слишком много времени на твои поиски и крайне устал. — Что я могу сделать, чтобы помочь тебе? — она лукаво ухмыльнулась, чувствуя, как нечто темное и мрачное в душе поднимало голову, давая им обоим все прочувствовать. Ее пальцы мягко очертили его губы, оттягивая нижнюю. — Как я могу загладить свою вину перед тобой? Амен хмыкнул, притягивая ее к себе, по-собственнически целуя. Она тонула в нем, растворялась, как вода на открытом солнце, ощущая, как он понемногу, но стал отвечать ей и ее порывам взаимностью. Она однозначно сошла с ума от любви, ведь ни одна нормальная женщина не будет получать удовольствие оттого, что кто-то умирал, пока она кормила собственные эго и похоть. Определенно, то, что произошло здесь, оставило на Эве отпечаток, деля ее на прошлую забитую девочку и нынешнюю женщину, что готова убить за себя и своего возлюбленного, даже если Амен в этом не нуждался. Во всех его движениях Эва видела обещание большего, как только двери его покоев закроются за ними. Это заставляло ее ухмыляться и пользоваться тем, что таким способом их души можно связать на века. Он — ее. А она всю жизнь принадлежала и будет принадлежать ему. Так они начали и так, очевидно, будет всегда. — Амен, я должна кое-что сказать, — пока воспоминание свежо и не перекрыто чем-то другим, Эвтида решила поделиться тем, что он обязан знать. — В один из наших диалогов тот человек, которого я убила, признался мне, что его покрывал кто-то выше тебя. — Амен слушал внимательно, а Эва впервые видела его таким собранным, словно ему известно намного больше. — Возможно, он пытался внушить мне свою важность, а может, и нет, но в любом случае мое дело сообщить тебе. Он никак не прокомментировал ее слова, однако на глубине его радужки Эвтида заметила опасный огонь, будто бы Амен давно догадывался о том, что поведала ему Эвтида. Она не понимала, пугало ли ее это или нет, но точно не оставило равнодушной. Она обязательно подумает над этим завтра, когда будет дома в его объятиях. Ну а пока закат мерно ложился на ее плечи, и она осознала, что никогда не дышала с такой легкостью.