Обладая тобой

Он тесно прижимается к Ирине — вроде бы перенеся основной вес на локти, но тем не менее касаясь её во всех таких правильных местах — и ласкает её губы, обхватив голову. Она пытается запомнить свои ощущения, чтобы потом воскрешать в памяти, как же приятно осязать его обнаженное тело поверх своего собственного. Она бы могла лежать так целую вечность, и это было бы прекрасно. Ей нравится, как его твёрдость контрастирует с её мягкостью: его крепкий торс на её округлой груди, мышцы его пресса на её нежном животе, его возбуждение возле средоточия её естества. Впервые в жизни Ира чувствует себя женщиной — представительницей более слабого, хрупкого пола — и ничего не имеет против этого. Есть что-то завораживающее в ощущении надёжности, близости к мужчине, и сейчас Кузнецова «позволяет себе не стараться быть сильнее. Она чувствует себя в безопасности в объятиях его рук, под защитой его тела — и к этому она могла бы привыкнуть. Отстраняясь от его губ, она откидывается на подушку и хватает его за плечи. Мускулы под её пальцами тут же напрягаются — Арсений наклоняется к её шее, — и Ирине интересно, почему же он так долго медлил? Попов казался уже до крайности возбуждённым всего через пять минут после того, как они устроились на кровати, а ведь это было больше четверти часа назад. И дело не в том, что происходящее ей не нравится, просто хочется избавиться от охватившего волнения и утолить то желание, от которого дрожат руки. Уставившись в потолок, девушка судорожно вздыхает, но заметив, что уже давно не чувствует его губ, опускает подбородок, пытаясь рассмотреть, чем же он занят. Конечно же, Арс сверлит её взглядом — сложно было выбрать худшее время для того, чтобы утонуть в собственных мыслях. Но судя по всему, если мужчина и задет, то не так сильно, как бывало раньше, — он продолжает странно всматриваться, одной рукой путаясь в её густых кудрях. Вторая его ладонь скользит ниже — Попов опускает глаза, следя за тем, как пальцы очерчивают выпуклость груди, и Кузнецова жарко вспыхивает. Как знать, сможет ли она вообще хоть когда-нибудь привыкнуть к тому, что кто-то разглядывает её обнажённое тело, — она же так хорошо осведомлена обо всех своих несовершенствах. Арсений снова поднимает голову, царапая ногтем сосок, затвердевший ещё минуты, минуты, минуты назад. И Ирине требуется время, чтобы понять, что он чего-то ждёт, но ещё дольше она соображает, чего именно. Её руки скользят выше, притягивая его ближе, и она привстаёт для поцелуя. Арсений с готовностью отвечает, и когда, реагируя на ласку соска, Ира вскидывает бёдра, кажется, большего ему и не надо. Он быстро подаётся вперёд и тут же замирает. Глаза Иры зажмурены, голова откинута на подушки. Она ожидала, что Попов продолжит двигаться, но иногда он является воплощением всего того, что она бы никогда в нём даже не заподозрила. И неизвестно, что лучше: боль от его толчков, хотя ей и так уже очень неприятно, или смущение от собственного дискомфорта и его пристального внимания. — Дыши, — шепчет Арсений ей на ухо — Ира и не заметила, как он наклонился. Его пальцы скользят по ее нижней губе, оттягивая. Она следует совету. Выдыхает и вновь втягивает в лёгкие воздух, и становится легче: саднящая боль растворяется в ощущении наполненности. Очень странно осознавать, что внутри твоего тела есть кто-то ещё, но это не похоже на вторжение — скорее, отзывается в глубине чувством удовлетворения, так что Кузнецова не ударяется в панику от новых переживаний. — Я на таблетках, — бормочет она, и, наверное, сейчас не самое подходящее наверное, сейчас не самое подходящее время для подобного признания, которое, к тому же, запоздало. Она принимает их уже несколько лет, с тех самых пор, как подумала, что у них может что-то быть с Антоном — к чему бы они там ни шли. После разрыва Ирина не стала отказываться от контрацептивов, так как они облегчали ежемесячные неудобства, и сейчас она рада, что приняла тогда такое решение. Она открывает веки и видит перед собой голубые глаза. — Это… — Я знаю, что это. — Оу, — пристально вглядываясь, Арс неторопливо вращает бёдрами. — Оу. Мужчина доволен её реакцией, он почти полностью выходит из неё и медленно погружается обратно. Выражение его лица сосредоточено, дыхание Иры убыстряется. Это одно из самых приятных ощущений в её жизни, и она мигом отбрасывает мысль о простом лежании в постели: решает, что гораздо лучше не тратить там время попусту. Ведь происходящее так хорошо, что она и помыслить не могла о подобном. — Можешь двигаться немного быстрее, — выдыхает она, всё ещё цепляясь за его плечи. Арсений усмехается, его затуманенные желанием глаза загораются весельем: — Так и знал, что здесь ты тоже будешь командовать. На это замечание ей ответить нечего, да и не хочется. Вместо слов она сгибает ноги, упираясь пятками в матрас, и когда Арсений глубже проникает в её тело, они оба стонут. От этого слаженного звука их голосов что-то внутри у Иры сжимается, и она целует Попова, давая волю эмоциям. Он пользуется её разрешением и наращивает темп — его пальцы всё сильнее впиваются в мягкое бедро. Он постепенно ускоряется, так что её груди начинают ритмично двигаться в такт его рывкам, а звуки шлепков вторят их стонам. — О-о, — шепчет она ему прямо в губы. — Это… Это… О-о-о. Он приподнимается — раскрасневшийся, блестящий от пота, с расширенными зрачками — и внимательно всматривается в её лицо. Кузнецова забывает о том, как ей неуютно от такого чрезмерного внимания, и отвечает ему пронзительным взглядом. Ей нравится ощущение мышц, перекатывающихся под кожей у Арсения при каждом толчке. Она оглаживает ладонями его плечи, разглядывает шею и грудь, опускает глаза к месту слияния их тел. Она понимает, что кажется заворожённой, но по правде сказать, так оно и есть. Ирине Кузнецовой вдруг обнаруживает, что ей нравится секс. Секс с Арсением Поповым. И это осознание заставляет её чувствовать себя менее неуклюжей и более свободной. Ирине кажется, что она издаёт слишком много шума — хрипы, стоны, бессвязные слова, неосознанно срывающиеся с губ, — но остановиться не может. Она гладит каждый дюйм его тела, до которого в состоянии дотянуться, и когда Арс выпускает её бедро и, опустив руку, касается большим пальцем клитора, стискивает его плечи. Она делает движения навстречу, сначала невпопад, но быстро подхватывает ритм, делая его общим. — Я… чёрт! — шепчет он и, наклоняя голову, прикусывает кожу на её шее — в этот момент его ягодицы ощутимо напрягаются. Попова накрывает оргазм: он низко, протяжно стонет — этот звук вырывается из его горла будто бы через силу. Ира не расстраивается: она больше захвачена тем, как он кончает, чем мыслями о не достижении собственной разрядки. Арсений обмякает и лежит неподвижно — ей слышны только удары его сердца да рваное дыхание. Затем Попов начинает шевелиться: его большой палец, до этого круживший по клитору, сдавливает нежную плоть. Стон Ирины заставляет Арсения приподняться, быстро поцеловать её и тут же скользнуть вниз. Несмотря на сильное возбуждение, Кузнецовой жутко неловко: выйдя из неё, Арсений тут же касается её лона губами. Она ведь потная, наверняка вся покрыта его спермой, но господи, он всё равно это делает. Ира невольно приподнимается — Попов вскидывает голову, встречаясь с ней глазами, привычно ухмыляется, изгибает бровь и, надавливая на живот, заставляет опуститься. — П-прости, — выдыхает она и стонет, когда он возвращается к прерванному занятию. В ответ на ласку Ира с хныканьем комкает измятые простыни. Арсений поглаживает её языком, прикусывает и посасывает, пока она окончательно не погружается в какофонию собственных звуков, и господи-боже, неужели она только что его умоляла?.. Ирина возмущена собственным поведением, но силы на негодование находятся, лишь когда он отрывается от неё. Стоит ему возобновить прерванное, и все её мысли выносит из головы той жаждой, что заставляет тело трепетать, а рот исторгать сумбурные звуки. Попов удваивает усилия, обхватывает ладонями её бедра, получая более удобный доступ, и полностью сосредоточивается на самом восприимчивом местечке. Кузнецова чувствует, как с каждым бешеным ударом сердца приближается оргазм. Дойдя, наконец, до грани, девушка теряет контроль над собственным телом: она непроизвольно выгибает спину и упирается затылком в подушку. Слышит какой-то неясный вскрик, не отдавая себе отчёта в том, что это её собственный. Захлестнувшее удовольствие не поддается описанию. Мир растворился: она могла бы плыть, грезить — делать что угодно, — так и не поняв этого. Откинувшись на кровать и втянув носом воздух, она постепенно приходит в себя, возвращаясь из небытия в реальность…