маленькая гончая

Молнии Маккуину скоро тридцать лет. СМИ трещат о необходимости женщины для взрослого мужчины или что его вторая половинка не раз мельком выдавала себя. Он был женат на Салли из «Радиаторспрингс», но брак с «Наклейкой» был ей удручающим. Она хороший адвокат и такой же фанат своей работы. Именно поэтому они развелись с Молнией, а может Салли привлекала Легенду чуть дольше других, не более. Он совсем не ревновал ее, не задумывался о мелочах в ней. Даже когда на одной из вечеринок, где они объявили о своей женитьбе, при взгляде на нее с Джексоном Штормом совсем не укололо. Может чутка, но только смотря на большую ладонь молодого гонщика у ее талии. Молния Маккуин ветеран! Многие девушки были готовы ради ночи с ним и если раньше он не пренебрегал этим, то сейчас проводит вечера с черно-белым фильмом. Иногда даже с постельными сценами, позволяя себе стянуть с ног домашние серые спортивки, и лениво подрочить себе. Ему почти тридцать лет, большую часть из которых его женщина — это его маленькая красная гончая. Она видела и стерпела многое. Почти не подводила его, даже в моменты абсолютного хамства по отношению к машине. Его маленькая гончая всегда была для него чем-то особенно важным. Кажется, они слились воедино и не готовы были расставаться и переставать держать высокую планку. Они были готовы до момента, когда на горизонте не появился самый настоящий шторм. Он нес за собой разрушения. Он разрушал карьеру, которую Маккуин выстаивал до тридцати лет. Шторм так себя и прозвал на мировом заезде. Джексон красовалось рядом и выводил ветерана. Он сместился со своей красной красавицей на второе место, потому что машины новичков были куда навороченнее и сами хозяева были куда более дикими, чем старой закалки гонщики. Он принял это тяжелее, чем Ченг, а что уже говорить о Громе. Это был недолго продуманный план и тренировки, а самый настоящий, сжигающий разум и все вокруг азарт. Джексон Шторм стал звездой номер один, самый горячим мужчиной этого сезона, а за ним появились и другие фавориты. Молния теперь действительно ветеран и это будет его последняя гонка, после которой он начнет спокойную жизнь в тени, благо денег будет хватать. Возможно он погостит несколько месяцев у Мэтра, а может и дольше. — Будете дрочить на мое фото? — неожиданно в кожаном салоне раздается знакомый и мерзкий голос Шторма. Он присвистывает, полностью заглядывая в открытое окно гончей. — Как Вам тут не тесно? Как в барахолке. В моей машине было бы куда удобнее разместиться. И мужчина почти сливается с краской своей любимицы. Какого хера, хочется крикнуть, но он зажевывает губу и откладывает глянцевый журнал. Ему не хочется вестись, потому что Джексону всего двадцать один и ему необходимы живые эмоции соперников, чтобы зарядиться. Он бы сам до этого не дошел, продолжил бы злиться, как щенок. Просто ему резко понадобился психотерапевт. Это не плохо, она начала поднимать его на ноги, и он почти спокойно относится к своей, в каких-то делах стал еще ленивее. — Так почему бы тебе не разместится там и отстать от меня? — Мужчина отстраненно наблюдает за действиями парня и спокойно принимает его в своем салоне. Он как слон в посудной лавке, его машина действительно больше вишневой гончей, там два человека сразу трахнуть можно. Маккуин почти задумывается об этом, но слова Шторма отвлекают его. Салон вмиг наполнился теплом, звук печки успокаивал, клонило в слон. В машине пахло приятно, чувствовались тонкие нотки морского бриза из всем знакомых освежителей воздуха для машин, смешанным с запахом кожи в автомобиле. Только резкий запах Джека резко бил в нос, мускус и тонкие нотки кофе. — Думаю о том, что ты назвали мою машину барахолкой, — не мог не упрекнуть его Монтгомери. В салоне было темно, только фонари репортеров иногда освещали салон гончей. В темноте Монти чувствовал себя спокойнее, он мог бы себе представить, что тут он один и никто его не теснит, расставив ноги и закинув руку за кресло. — Но она реально барахолка, — хмыкнул парень. — Не смейте обижать мою девочку. — О, так вы в отношениях? — Шторм грубо захохатал. Его смех могли бы услышать репортеры и заинтересоваться, но пока они были заняты другими героями. — Да. — На правду не обижаются. — Будь добр, заткнись, — угрюмо прошипел гонщик. — Можешь на «ты». — Что? — Джекссон удивился. — Говорю, называй меня на «ты», а то чувствую себя старым дедом. Молния уже замолчал, думая, что спор уже закончился, но не тут то было. — У всех Шевроле при скорости от ста шестидесяти пяти начинается свист в области бокового стекла. — Джексон повернулся лицом к Легенде и облокотился спиной о дверь машины. Могла ли она под его весом чуть наклониться? — Шум всего, что за бортом. Может, поэтому ты проигрываешь? — Я не заказывал услуги автомеханика. Пырснув от смеха, тот продолжил: — Если ты захочешь тут развечься, то создастся впечатление, что это не автомобиль, а желе. — Мне всё равно нравится моя машина, так что можешь не пытаться, — недовольно взглянул он на гонщика, наблюдая, как фонари освещают его лицо. С каких пор его интересует «развлечение» Монтгомери в машине. — И всё же мне интересно, — продолжил бугай, замечая, как тот больше не отвечает ему, — почему ты выбрал именно эту машину? — Я не хочу больше говорить об этом. — Я не отстану. — Отстань. — Нет, скажи. Выдохнув снова, Маккуин прикусил губу. Ну что он пристал?! — Мне бы хотелось, чтобы ты мне когда-нибудь рассказал о чем-нибудь, — вдруг серьёзно выдаёт мужчина, смотря на дорогу. Молния Монтгомери Маккуин подолгу смотрит на него, рассматривая линию носа и подбородка, тихо отвечая: — Может быть расскажу, если только перестанешь называть её «барахолкой». — Окей. И как называть её? «Твоей девочкой»? — Джекссон отрывает взгляд от лобового стекла и переводит взгляд на Монти. Его взгляд скользит медленно, будто он захлебывается каждым миллиметром его лица. Взгляд падает на губы. — Можешь и так. — Хотя знаешь, у Шевроле всё-таки есть огромный плюс, — прерывает тишину парень. — Снова твой сарказм или ты способен на комплименты? Ничего не ответив на это, мужчина продолжает: — Так тебе интересно узнать, что мне нравится? — Да говори уже. Тут Джек наклоняется к Монти, смотря прямо ему в глаза и с ухмылкой отвечает: — Хороший зад. В непонимании смотря на лицо новичка, ветеран сводит брови к переносице. — Что, прости? — Я говорю, зад хорош. Монтгомери резко дергается, и все эмоции, которые он сдерживал се это время, разом выражаются на его лице. Он почти сдерживает себя, чтобы не выпихнуть ногами этого парня. — Чего расселся? Я, конечно, понимаю, что тебе понравилось сидеть в моей девочке, но за тобой ещё толпа желающих, — язвительно прошептал Монти и чуть приблизился к застывшему Джекссону. А потом тот опять начинает «выкать» гонщику: — Подвиньтесь ближе, я же не кусаюсь. — В отношении тебя я в этом не уверен. — Я не трогаю людей, если они не провоцируют меня на это. — его губы расплываются в улыбке, которая раньше заставляла задумываться, чтобы проколоть колеса его навороченной машине. Ему же всего двадцать один, он живет ради таких улыбок и эмоций оппонента. Молния был таким, знает, что бесил так других ребят. Его дерзкие улыбки и спесь, бурлящая через края, сносили каждого и каждую. — Получается, что я уже несколько лет безостановочно побуждаю тебя к действиям, мягко говоря, странноватого характера в мою сторону, вызывающим сомнения в твоей адекватности? — Монти мог чуть спуститься, расставить ноги и расслабленно откинуть голову. Ему уже нечего напрягаться, он свое отгонял. — Знаете, с каким глаголом я бы лучше употребил слово «безостановочно»? — Джексон Шторм забрал вечное звание Маккуина. Starboy — именно так написано на этом проклятом журнале, что листал мужчина до этого. Оно же было создано исключительно для самоуверенного гонщика. Ни для кого не было секретом о личной жизни парня. И Монтгомери не сказал бы, что это ужасно. Он же сам был таким в свои годы. — Заткнись. — руки переместились на руль гончей и мужчина сжал его настолько, что отметки ногтей могли остаться на долгое время. Наверное, Шторм начал эту тему из-за стабильного спокойствия и отсутствия реакции на его маленькие колючие шутки, потому ветеран должен держать себя в руках и не давать молодому гонщику никаких надежд. — Да бросьте, мы оба знаем, что при других обстоятельствах я бы уже давно трахнул Вас, и Вы бы даже не сопротивлялся. Я бы хорошенько разрушил Вас. — Прекрати. — Ему остается только шипеть, ибо хваленная граница рухнет с минуты на минуты и он пробьет крышу своей малышки. — Я бы делал это медленно, с оттяжкой, а Вы бы стонал как заправская шлюха, потому что это было бы лучшее, что Вы когда-либо чувствовал. Я бы вылизывал Вас, а Вы бы метался по постели в исступлении и просил еще, а потом снова насадил Вас на свой член так глубоко, что мои яйца ударились бы о Ваш зад, а тебе бы все равно было мало. Я бы имел Вас на всех плоскостях и во всех позах, потому что за эти годы моя фантазия разбогатела настолько, что если бы я экранизировал всю ту порнуху с Вами в главной роли, которая неустанно крутится у меня в голове, то она бы превзошла по хронометражу все чертовы бразильские мыльные оперы. Голубые глаза напротив сверкнули гневом пополам с замешательством. На щеках мужчины играл такой румянец, которого точно никогда не бывает у нашкодивших детей или пышущих здоровьем младенцев. А ему тридцать лет, не четырнадцать. Молния выскакивает из авто, не хлопает дверью, а оставляет ее открытой. Проветрить надо, потому что дышать становится трудно. Спасибо, что поздний вечер и все на даче интервью. Интересно, как победитель остался без внимания, но наверное догадывается, что тот пообещал личное интервью на квартире. Просто он делал так. Джексон не смог сдержать развязной победоносной ухмылочки, попутно представляя, чем еще он бы мог заставить щеки Маккуина алеть, например, своим членом у него во рту. И с этими мыслями он почти выпускает ветерана из своего плена. Поздно спохватившись добегает до него, рукой придерживая рядами. Он не позволяет себя никаких пошлых движения, просто закидывает руку на плечо и чуть наклоняется к ушной раковине. — Рано или поздно Вы приползете ко мне. Забудете про всех своих безликих девушек, которые не вызовут у тебя и тысячной доли тех эмоций, которые вызываю я. Отошлете подальше все свои пошатнувшиеся моральные устои, мнение друзей, укоры совести, родительские заветы и прочую ересь и падешь к моим ногам, потому что в глубине души только я способен провоцировать Ваш самый жгучий, болезненный, но ярчайший и животрепещущий интерес. Вы — мой, мистер Молния, только поэтому Вы всегда держите дистанцию и боитесь лишних прикосновений. Боитесь, что Вас снова пробьет разряд тока, боитесь своей латентной бисексуальности, изящной хрупкости и женоподобной мягкости и покорности. Боитесь, что Вам рядом необходима не улыбчивая девушка, а сильный парень. Вы уже давно боитесь, ветеран, я чувствую Ваш страх за километр и, обещаю, когда он обострится до предела и Вы станете задыхаться от сомнений и противоречий, разъедающих Вас изнутри, я приду за тобой и Вас ничто не спасет, потому что я не привык упускать свое. Молнии ничего не остается, кроме того, как влепить пощёчину и задыхаясь залезть в гончую и укатить к себе домой. Что он себе позволяет? Какого хрена после всех их стычек он пришел к именно такому выводу? То есть это не просто соперничество, а какой-то неадекватный интерес к его персоне? Вот что значило его «разрушить»! Его маленькая гончая никогда его не подводила, быстро окутав теплом и спокойствием. Она никогда не была исключительно для гонок, она была для него. В ней был и комплект одежды, и пара таблеток. А теперь и удушающий запах Шторма, который не выветривался. Заводя мотор, Маккуин выехал с парковки, находясь наедине со своими мыслями. Он включает минус его любимой песни, решая разбавить тоску на душе, краем глаза подмечая машину Джексона, что выехала за ним почти сразу. Он понижает громкость, чтобы слышать звук мотора собственного транспорта, что, словно белый шум успокаивает. На душе становится чуточку легче, и Легенда расслабляется, краем глаза наблюдая за едущей позади машиной. Впереди туннеля развилка в три стороны — одна ведёт прямиком в Центр города, другая на частные территории некоторых высших слоёв общества, третья на выезд из города. Без каких-либо поворотов, езжая прямо, Чон знатно напрягается, когда знакомая ему машина, минуя повороты, едет за ним. —Господи, малец, почему ты такой идиот. Может, он как и ты не хотел оставаться, давать интервью, — думает мужчина, оглаживает кожаный руль и вдавливает педаль на гончей. Они играют в догонялки и это начинает напрягать ветерана. Стараясь успокоить внутреннего червя, что уже успел выесть мужчине все мозги своим волнением, когда он, наконец, выехал из тоннеля, морщась от яркого света фонарей, полностью окутанный туманом и пасмурным небом. Впереди куча переулков, и Молния заезжает в свой, понимая, что машина всё также не отстаёт. И тут до него доходит, что ни черта это не нормально. Не может же этот гад специально за ним! Он резко выворачивает руль на другую сторону дороги, и прибавляет газу, со всей скоростью промчавшись мимо синей машины. Стекла тонированные, ничего не увидишь. Сердце быстро колотится, когда он видит, как в этот же момент эта треклятая машина позади него точно так же выезжает на другую сторону дороги и мчится прямо за ним. — Какого чёрта? — в шоке проговаривает он, к горлу подскакивает гадкий ком, а по телу проходит стадо мурашек. Это не нормально, это явно не нормально! Прибавляя скорость, гонщик напряженно всматривается в стекло заднего вида, прожигая глазами яркие фонари авто, блестящий иссини цвет корпуса, тёмные стёкла. Монти стискивает до боли в дёснах зубы, испепеляя злосчастное авто, когда они снова оказываются в тоннеле. Глаза мечутся то к красной стрелке на 190, то к стеклу заднего вида, по спине пробегают мурашки. Этот раздражительный Шторм решил довести начатое до конца. Ну, хорошо, Молния может поиграть в догонялки. Молния осознаёт, что нарушает правила дорожного движения, когда максимально дозволенная скорость 100 км/час, но ничего не может с собой поделать. Маккуин настолько сильно погружается в дебри собственных раздумий, что не замечает, как чёрная машина начинает догонять его, сокращая дистанцию между ними. Он то приближается, то наоборот отстает, словно в который раз пытается доказать в своей крутости. «Гад» — огнём мечется в сознании и Монтгомери машинально переводит взгляд на стрелку скорости. Он понимает, что этот самоуверенный гонщик теперь знает, где он живёт. И теперь его буду терроризировать в собственном доме?! Он максимально выжимает педаль газа, и его словно прибивает к сиденью от скорости. К собственному ужасу Монти видит, как дистанция между ним и незнакомым авто все равно продолжает сокращаться, и легенда ошарашенно восклицает: — Он совсем обезумел, это же не подготовленная трасса?! Понимая, что больше так продолжаться не может, он осознает, что нужно действовать. Как? Неизвестно, но с этим нужно кончать. Он точно не выйдет из машины, пока гоночное авто в его поле зрения, но и творить безумие на дорогах он тоже не собирается. Он видит впереди змейку из машин и понимает, что скорость нужно тут же убавлять, если он не хочет насмерть разбиться, да и в принципе стать причиной аварии. Скорость спидометра снижается до правильных 100 километров в час, отчего он громко сглатывает, замечая, как чёрный автомобиль подъезжает сзади чуть ли не впритык. Резко завернув за фургон, ветеран начинает маневрировать на дороге, то объезжая легковушки, нагоняя скорость до 130, то вновь замедляясь до верных 100, прячась за камазами, в то время как чёрное авто следует за ним по пятам, словно играясь в какую-то игру. — Ты, блять, совершенно обезумел, Шторм?! — не выдерживает гонщик, наконец крича на весь салон своей любимой гончей, выплёскивая весь негатив. В какой-то момент ему даже становится легче, но этот эффект длится лишь пару секунд, пока до него вновь не доходит осознание всего происходящего. Он не помнит сколько и как маневрировал дорогами и всеми возможными закоулками города, минуя каким-то чудом полицию. *** Домой прошлая легенда добрался, не помня ничего. Эта гонка куда эмоциональнее, чем все его заезды. Он просто вывалился из машины, думая и об этом коротком диалоге, который выбил из него весь воздух. Девять баллов по шкале Бофорта. Небольшие повреждения, ветер начинает разрушать крыши зданий. Но ощущалось это конечно намного ужаснее, словно его проработанное спокойствие вырвали с корнями и завтрашняя встреча с Кейси никак не спасёт его. Он мечтал все это прекратить, но до сих пор в его крови бушует адреналин, а мысли занимает тот разговор и совершенно безумная игра в догонялки. Он скинул ключи на высокую тумбу и снял обувь. Сегодня исключительно фильмы и зеленый чай. Ветеран снял линзы и надел очки. Ему тридцать лет, а какая-то малолетка говорит, что трахнет его. Его. Шторм. По молодости он мог попробовать с парнем и это не было для него чем-то диким. Диким был Джексон и его грязный язык. — Вот же черт, — гоночный костюм натянулся в области паха и Молния сильно сжал эрекцию. Ему нужен кто-то для разрядки, например, маленькая и хрупкая девушка. Он бы мог заказать эскорт — услуги, но ему проще договариваться с глазу на глаз. А может и изо рта в рот, не в этом была суть. Сегодня, как обычно, вечеринка после очередного заезда. Возможно это было бы неплохой идеей для разрядки, да и при большом скоплении людей Джексон бы не доставал его. На сегодня ему хватит. *** Молния стоял напротив танцпола и осматривал людей на балкончиках. Это было самое обычное ночное заведение, где люди напивались и оставляли свою человечность. В руках он держал стакан дорогого виски, теряясь в сомнениях пить ли крепкий напиток. Парень раздосадовано фыркнул и еще сильнее всмотрелся в содержимое стакана, когда боковым зрением на балкончике болтающую парочку в лице Джекссона и малышки Круз. Темноволосый держал девушку за талию, что-то нашептывая ей на ухо. Ее звонкий смех заглушал басы музыки и прочие голоса. Маккуину это зрелище напомнило их вечеринку с Салли, но никаких эмоций, кроме усиленного отвращения к Шторму, он не почувствовал. Было бы уместно закатить скандал новой гонщице? Он и раньше был известен скандалами и так его репутация не раз была восстановлена. Парню совершенно не хотелось терять авторитет из-за этой нелепой ситуации. Это не должно иметь никакого значения. Но убедить себя самого в этом очень сложно. Круз — взрослая девочка, она должна осознавать все риски. Блондин завис, опустив взгляд на танцующую толпу. Он совсем не заметил, как к нему подошли сзади, потому что тонул в вязком болоте из мыслей. Только, когда тело начало пританцовывать и касаться, он резко вырвался и обернулся. И как же быстро на смену злости пришло разочарование: — Тебя не было видно, Блонди. Уединялся с какой-то фанаткой? — неоткуда появившийся Джексон наступал к Маккуину, отчего тот чуть не упал. Его ошеломляла манера общения Шторма. Сначала «на ты», потом «на Вы», а сейчас непозволительное хамство. Гонщик, скорее всего, видел его просто прекрасно, просто решил поглумиться. — К сожалению нет, — он потёр ушибленное место и посмотрел сквозь Джексона, — А ты, я вижу, времени зря не терял, — Молния устало усмехнулся, указывая на свою область губ. Просто приближаться к Джексону было нервозно. — А, это, — Джексон перехватил чужую ладонь и коснулся губ убирая её остатки, — это всего жалкое недоразумение. Молния издал истерический смешок. Горячая ладонь сжимала сильно, грубо и больно. Он почти вырвал кисть из захвата, брезгливо вытирая руку об штанину. — Боюсь представить, чтобы сделала эта несчастная, услышав твои слова. — Представлять и не нужно, рыдает на террасе. Это кстати твоя знакомая. Как там её звали, — темноволосый почесал затылок, — Круз вроде бы. Голубые глаза потемнели в момент. Возможно, над головой метали молнии, и гремел гром. Уголки губ опустились вниз. Он сделал шаг навстречу, и нанес собеседнику удар, очередная звонкая пощёчина. Люди, что стояли неподалеку удивленно на них вытаращились. Громкий шепот пронесся по большому помещению. — Она мой друг и подопечная. И я не позволю тебе так поступать с ней. Твои грязные приемчики! Засунь их себе в зад! — То, что она твой друг не делает её особенной. Такая же глупая девка, как и все здесь присутствующие. — Шторм ухмыльнулся, потирая ладонью щеку. Блондин замахнулся для второй пощёчины, но от этого удара темноволосый успел отвернуться. Несколько пар увлеченно наблюдали за ними, поэтому оглянувшись, Шторм подытожил их разговор: — Использовать один трюк дважды не самая лучшая идея, — прошептал он на ухо и толкнув плечом, ушел к бару. Молния смерил соперника гордым взглядом и бегом побежал на террасу в надежде найти Круз. Он угадал. Девушка сидела за столиком совершенно одна, наливая в бокал белое сухое. — Я знаю, что произошло, — тихо сказал Маккуин и сел напротив блондинки. Монтгомери, как курица наседка начал кружиться вокруг нее, успокаивая и выкрикивая всякие гадости про новичка на гоночной трассе. Он поправлял ее пшеничные волосы, тискал щеки и обнимал. Девушка была поражена и не совсем понимала резкое изменение в поведении своего наставника. — Стоп, стоп, стоп, — она выставила руки вперед в знак протеста, — что Джексон навешал Вам на уши в этот раз? Молния раздражённо вздохнул, не имея малейшего понятия о происходящем. Он резко затараторил обо всем, что произошло, сжимая в руках протянутый бокал. Еще чуть-чуть и он решится накидаться! Девушка захихикала и немного тряхнула Монти. Ее спокойная речь немного успокоила разгоряченного ветерана: — Мы спокойно болтали с мистером Джексоном. Говорили о тебе и о твоей отставке. В основном он спрашивал все, я просто отвечала, — гонщица пожала плечами и подлила вина в бокал. — Вам не стоит доверять всему, что говорит этот парень. Пусть он и младше, но тот еще змей. Девушка разразилась громким хохотом, когда увидела красное от злости лицо учителя. Она уважала его, но его детская наивность до сих пор ошеломляла. И как такой обводил всех вокруг пальца? Молния сцепил зубы и махнув подруге на прощание, ушел. Он был зол. Парень не мог вникнуть в происходящее. Зачем Джексону понадобилось выводить его из себя? Это была самая ужасная идея за всю его жизнь. Хотел найти себе девушку, чтобы расслабиться, а по итогу оказался еще злее, чем до. Когда он проходил мимо поворота в туалет, его резко прижали к стене. Он был не сильно пьян, а вот оппонент наоборот. Джексон Шторм смелеет только после бутылки в горле? И наверное не вовремя он ерничает, потому что его жмут, как телку там где за спинами и громкой музыкой трахаются не в терпеж. Он сам был таким, но сейчас ему почти тридцать, а его зажимает ужратый гонщик. — Не трогай меня. — ветеран пьян чуть меньше, но мозг все равно плавится. Он может сопротивляется, но никак не дать отпор. — А то что? Ударишь? Бей, я давно стал мазохистом, потому что столько лет воздерживаюсь от того, чтобы увезти тебя в ближайший мотель и трахать не переставая дня два, чтобы ты забыл даже свое гребаное имя в непрекращающихся стонах и криках. — Это ему так мило напомнили про подщечину? Как мило, Маккуин сейчас извинится и соберется в мотель. — Я подам на тебя заявление в полицию. — За что, Блонди? — перебил его Шторм тоном, от которого потекла бы даже самая фригидная женщина без вагины.— За изнасилование по обоюдному согласию, которое одна из сторон из-за сучьего характера не пожелала признать нормальным сексом? Ты ведь сам ко мне пришел, ты даже сейчас на меня смотришь так, как будто ты закоренелый торчок, а я самая жирная порция мефа, которая попадалась тебе за всю твою ублюдскую жизнь. — Идиот, я пришел на вечеринку после своей последней гонки. — И если бы не было так темно, мужчина бы заметил, как недовольно скривил губы парень напротив. Он почти решился, что-то ответил на это, но это утонуло в молчании, и спина легенды плотнее прижалась к спине. Наверное, Маккуин врал себе. В его глазах был заметен еле уловимый лихорадочный блеск, он постоянно облизывал свои пухлые губы. Он почувствовал себя школьником и сейчас был готов признать, что боится, но пока только своего возраста. Он ведь сам повесил себе ярлык и до сих пор отмазывает себя этим. Шторм действительно заставил сегодня пересмотреть этот момент и сейчас у него встал. Потому что Шторм нагибал только одним своим взглядом. Потому что в в двадцатилетнем умело сочетались красивая внешность, незаурядный ум и ненормальное желание подчинять вместе с собственническим инстинктом. А Молния был просто харизматичным, небольшим шкафом, возможно эгоистичным молодым человеком, а еще очень впечатлительным, но безумно сексуальным, совершенно невинным образом даже не подозревая об этом. Да, эти двое всегда сияли для всех, но по-разному. Такие, как они, друзьями не становятся. Такие, как они, остаются никем друг другу. — Ты — маленькая шлюха, ты знал, что я с тобой сделаю и пришел сюда за этим. — Джекссон, — произнес бывший гонщик, но твердо, с нотками презрения в голосе, — я пришел сюда трахнуть одну из милых дам в моей машине. О тебе я даже не думал. Через минуту Молнию прижимали к стене так, будто хотели впечатать в нее. Через минуту шею Молнию целовали так, что стоны не переставая срывались с его губ, которые тут же были заткнуты поцелуем, от которого мужчину уже по-настоящему лихорадило. Маккуин пытался вырваться, но ему не дали, обхватив поперек талии до хруста в ребрах. Гонщик пытался ударить Шторма, но его запястья тут же были прижаты к стене. Он правда пытался. Но ровно до того момента, как Джексон влез горячим языком в его рот, вылизывая его небо и десны, проникая им чуть ли не до самой глотки, при этом пошло причмокивая. — Б-боже, — простонал ветеран. — Мне нравится, называй меня так почаще, — оскалился Starboy в перерывах между поцелуями. — Джекссон — продолжал стонать юноша, когда парень задел коленом его член. Случайно, конечно же. — Я-я не прощу тебя… — Мне и не нужно твое прощение, Блонди, — промурлыкал Шторм, — меня уже прокляли, когда свели мою жизнь с твоей, несносная дрянь. А сейчас заткнись, иначе я сделаю тебе больно. Молния должен его оттолкнуть в эту секунду, когда большой парень взял его под ногу и поднял ее на свою талию. Брюки натянулись, а белые волосы растрепались. Прямо в эту секунду нужно собраться и уехать домой. Он совершенно точно не понял, как его рука начала сжимать волосы парня на затылке, как его язык прошелся по скуле мужчины, как он сам, черт побери, начал двигать бедрами и тереться об бедро, в то время как Джекс поддерживал его и выцеловывал шею, плечи и все, до чего мог дотянуться. — Я хочу тебя сверху в своей машине, — сказал номер один настолько низким и хриплым, непохожим на свой, голосом, что Молния даже испугался за его рассудок, что почти пришел в себя и, оттолкнув от себя, убежал в машину. Он опять смывается, но в этот раз ситуация хуже некуда. Как они из вечных ссор и оскалов перешли в такое щепетильное положение. Ветеран не был готов к этому, он вообще надеялся, что Шторм исчезнет из его жизни после гонок. Он ведь это добивался всем этим? Просто пытался закрепить свое положение наверху, доказывая свое превосходство. А возможно они шли к этому? Весь этот накал только подталкивал их, подготавливая к взрыву. Они как химические элементы. Сами по себе ядовитые и опасные, а вместе еще хуже. Шторм. Монти потянулся к радио, нажимая на кнопки и выбирая подходящую музыку для настроения. Хотелось что-то такое манящее, что бы это описывало пробудившие в нём чувства, которые он давно не испытывал, чтобы эти эмоции перекрыли все его мысли и отключили на время, подарив удовольствие. Или вино, или горячие руки творили с ним что-то невообразимое, заставляя сердце в предвкушении биться чаще, а мысли заполнить лишь нужными импульсами, что подают сигналы по всему телу. Вот она, песня, такая сладкая, тянется, словно мёд. Мужчина ослабляет галстук, расстегивает пару пуговиц и оглаживает свою грудь, чувствуя, как бешено бьётся в его груди сердце. Он затрагивает соски под тёмной рубашкой, вызывая новые импульсы по всему телу. Тень падает Монтгомери на лицо, лишь частично освещая его тело, что приподнимается и опускается с каждым тяжёлым вдохом и выдохом, когда рука опускается ниже к прессу. Молния впопыхах поднимает рубашку, сминая ее. Вздрагивая, когда прохладный воздух в машине касается оголённой кожи живота, и нежно проводит кончиками пальцами от пупка к ширинке. Его теплая ладонь накрывает бугорок в брюках, постепенно сильнее сжимая его до сладкой неги, охватившей в узел низ живота. Беловолосый хрипло выдыхает, ласка собственной ладонью выбивает воздух из лёгких, заставляя толчки наслаждения пульсировать в голове, поджимать пальцы ног усерднее, чтобы остановить этот поток горячей волны. Монти бы доехать домой, и там позволить себе расслабиться и забыться в мечтах о сильных ладонях. Но слишком сложно себя сдерживать, он так давно не делал это. Ах, когда это было? Рука всё сильнее и сильнее сжимает член, иногда нежно поглаживая, словно шторм в море, проводя движения «вверх-вниз». Маккуин сглатывает вязкую тёплую слюну во рту и откидывается на сидение. Он вытирает потное лицо рубашкой и берет ее в зубы, пытаясь вспомнить последний раз, когда трогал себя. Кажется, недели три назад? Гонщик расстегивает ремень на своих брюках, приступая к пуговицам, ощущая подушечками пальцев их холод, чтобы потом почувствовать жар, исходящий от него самого там, внизу. Он прикасается к ткани трусов, ощущая насколько они влажны и возбуждается ещё больше, снимая их. Он стискивает зубы от смущения и жара в щеках, снова сглатывая и обхватывая собственный член рукой, хрипло простонав. Рука начинает движение, вводя в мандраж, заставляя выгибаться давно не тронутое тело Маккуина, в то время как другая оглаживает голый живот и приподнимается выше, под рубашку, чтобы прикасаться к чувствительной груди и соскам. В ушах звенит, рука на автомате ускоряется, чувства обостряются, он ощущает кожей зажившей ладони вены на горячем стволе. Голубая лагуна вот-вот будет затоплена, ничто не оградит её, ни один риф, ни один берег, ещё немного, и вода накроет её, смешается с нею воедино, лишь пару секунд до окончательного погружения под воду. Он трётся задницей о сиденье, чувствуя как щекочет лоб и прикрытые веки спадающая на глаза мокрая чёлка. Движение становится быстрым, резким, Молния не стесняется собственного голоса, сжимает пальцы на ногах от удовольствия, видит искры в глазах, чувствует, как задыхается от нехватки дыхания; лишь голубая лагуна перед глазами, солнце, горячий песок и Шторм, что вжимает его в стену вонючего клуба, теперь так же прижимает его на берегу, навалившись над ним, заставляя умирать от чувства горячего песка на собственной спине. Монтгомери достигает пика, выгибается, вздрагивает от судорог, что охватывают его, перекрывая дыхание и искажая реальность происходящего. Лишь в последний момент незабываемого чувства оргазма, самого его пика, он понимает. Возможно, изначально его тянуло к сильному, дикому гонщику. Возможно, ему не нужна была милая Салли, которая нуждалась в сильном плече, ему самому нужно было это плечо. Он был диким на дороге, но тянуло к другой дикости. Это глупо, по детски! Он не должен был, но ему не хотелось закапывать себя. Он не молодой парнишка, что бы убегать от проблем и устраивать драму, он может принять это желание. Но Монти не знал что делать с этим животным желанием, что пробудил в нем Шторм. Молния в шоке смотрит на потолок машины, спустя некоторое время успокоив собственное дыхание, находясь в шоке от того, о чём он думал во время оргазма. — Боже, — тихо прошептал он, закрывая глаза и морщась от осознания всего этого, чувствуя приятную негу, и спустя некоторое время, наконец, подтягивая трусы и штаны. Ему уже плевать на то, что он не вытер себя и теперь его рубашка пропитана им же на животе, он лишь пытается отойти от всего этого, выключая музыку и какое-то время сидя в тишине, смотря в одну точку. Лишь спустя несколько минут он, дёрнув головой и прогнав ненужные мысли, завёл мотор, но только собирался тронуться, дверь распахнул тяжело дышащий Джекссон Шторм. Он нагнулся, к грязному Монти, по животному скалясь, и вырвал ключи. Вместе с ключи он потянул и Молнию. Только если ключи он выкинул какому-то парню и попросил отвести ее под дом владельца, Молнию он потащил к своему исинному авто. Монти отчаянно пытался вырваться и остановить парня. Это было похоже на драку со стороны. Ему очень не хотелось на утро видеть в новостях статью по этому поводу. Ничего от Шторма он не добился. Тот рычал и тянул ветерана в авто. Маккуин пытался его успокоить, понимая, что агрессией не добьется от него ничего. — Джексон! Парнишка, парниш, — Монти пытался аккуратно и спокойно выкрутить из хватки свою руку. — Я не хочу ругаться и привлекать внимания. Давай спокойно поговорим. Дыши только, ты ведешь себя как пес! — Какая досада, не хочешь ругаться со мной, — слышится рядом лукавый голос. — Бля… Давай в машину и спокойно все обсудим! — хватается Монти за ручку двери. Его уже не волнует грязь на рубашке и липкая рука, лишь бы не скандальная статья. — О, да я с радостью, — тянет с рыком голос. — Что ты, блять, делаешь? — кричит Молния, пытается пнуть ногой, когда в машине шторм тянет его на себя. Юноше остаётся лишь шипеть от боли. Он сильно сжимает волосы на затылке и спасает его только ремень безопасности. — Поедем, погуляем, — парень бесцеремонно и резко откидывает мужчину на кресло. Монтгомери только успел пискнуть, как ударился затылком об головку сидения. Благо снаружи машине не было видно, что твориться внутри. На лице Шторма промелькнула затейливая идея и губы растянулись в ухмылке. Рука потянулась, чтобы отодвинуть свое кресло так, чтобы ноги доставали педали, но место между туловищем и рулем было много. Маккуин завидовал росту и телу Шторма, его длинные ноги еще и в сгибе оставались. Следом рука потянулась к ремню безопасности и отстегнула ветерана. Его тушку переместили на колени к водителю. — Отпусти меня! — снова пытается пнуть, бешено колотя локтями. Рука парня твёрдо хватает его, но он вертится так, что всё же соскальзывает. — Ты как себе это представляешь? Будешь моими руками, блонди. Тебе понравится! — В голосе Джексона слышится задорство. — Я тебя буду держать, — невозмутимо говорит гонщик. Молния хочет соскочить, но Парень подбрасывает тело на себе. Мужчина громко и матерно выругается, снова дёргается, загнанно рычит сквозь зубы. — Рот бы тебе с мылом вымыть, — смеётся гонщик, притесняясь ещё ближе, заводя машину. Лишь чётко видно пузатую луну, зависшую над шоссе, когда они выезжают. Джекс ещё прибавляет скорости, сильнее притесняя, потирается пахом о бедра мужчины. Монти стискивает зубы, но не дёргается — если он начнет дергаться они попадут в аварию. Ему остается впиваться ногтями в кожаный руль. Впереди замаячила машина, из которой льётся громкий рэп. Когда они подъехали ближе, то стало ясно, что это большой пикап подростками внутри и снаружи. Гоночная поравнялась с пикапом. Шторм легко мог обогнать их, но продолжал ехать рядом. Он игнорировал шипение Молнии, улыбаясь себе под нос. Подростки громко заулюлюкали, приветствуя их, размахивая бутылками с алкоголем. Молния Маккуин поспешно отворачивается в другую сторону. Не хватало ещё, чтобы его рыльце в таком постыдном положении засветилась на весь ютуб. Гонщик прикусил его ухо, лизнул шею, специально провоцируя мужчину. Они или доедут до конечной точки и все обговорят, или умрут от рук Монтгомери. Джексон все-таки прибавляет скорости и обгоняет пикап — сзади слышатся разочарованные крики. Они снова на дороге одни. Гонщик прикусывает его шею, так и замирает, потираясь совсем уже нетерпеливо членом о бедра мужчины. Монти готов пойти на этот риск и убить их, потому что это невыносимо! Сколько ему лет, чтобы играть в такие мерзкие игры. — Я слежу, блять, за дорогой! — ругается мужчина, но Шторм не обращает никакого внимания на брань, продолжая самозабвенно толкаться. — Возбуждает, согласись, — говорит на ухо, как хищник, облизывая его. Блондин почти воет. Да возбуждает, он же не робот. Но как же это порочно и глупо! — Рули к своему дому, блонди. Они подъезжают к многоквартирному дому Молнии. Он видит свою аленькую гончую на въезде в подземную парковку. Он не успевает ничего сделать и сказать, как массивная туша тащит его в дом. Он не спрашивает какой этаж или какая квартира. Вот гад! Уже в квартире Молния понимал, чего ждет Шторм, почему так тащит его. Нет, понял еще в клубе, чего темноволосый ждал от вечера. Джекс не привык получать отказы и не следовать своим планам. Им нужно все обсудить, но мужчина понимает, что не остановит такого бугая. А был ли против такого расклада событий сам гонщик? Нет, конечно, нет. В их дуэте каждый ждал этого момента, и оттягивать нет смысла. Могло ли это были решением их конфликта? Шторм успокоится после получено? Сможет ли дальше жить Монтгомери? Внешне он казался сильным и стойким, даже, если бесчисленное количество тренировок и охот никак не повлияли на его фигуру. Плечи всё же остались узкими, а руки маленькими и худыми, гоночная трасса никак его не меняла. Тонкая талия, широкие упругие бедра —всё это, заложенное природой, было не отнять. Он не был бугаем, но и не остался хрупким, как в первые гонки. Внутри Молния всё-таки хотел любви. Крепкой, сильной и навсегда. Даже ребёночка хотел, но в итоге смирился, что с Салли не сложится. А со Штормом они будут близки только сейчас ночью, он останется один с черно-белыми фильмами в одиночестве. Монтгомери не может оторвать глаза от этого парня. В темной квартире они вдвоем. Сперва до его носа доносится тяжелый, мускатный и подчиняющий, с долей приятной горчинки запах от кожи. Ветеран не может надышаться этим ароматом. Они молчат, тяжело дышат. Господи, Мотни, да у него сейчас слюна потечёт! Мужчина сам решает провести парня в спальню. Берет шершавую ладонь в свою и тянет за собой. Парень молчит, послушно идет за хозяином квартиры. Влажные губы чуть распахнуты, длинные ресницы, обрамляющие чернявые глаза, немного трепещут, а нос дёргается, пытаясь втянуть в лёгкие как можно больше прекрасного аромата. Ветеран гоночной трассы сжимает свою худую ладонь в чужой, большой и мозолистой. Они останавливаются в темной спальне, так же тихо. Никто из них не готов прерывать этот интимный момент. Луна из открытого окна освещает Джексона, и он наклоняется к боковой части шеи, утыкаясь в нее носом и следуя от уха до ключицы, втягивая запах тела напротив. Он чуть солоноватый, приятный. Черноволосый подхватывает Монти под пухлые ляжки, скрытые под грязями брюками. Они зачарованы, смотрят глаза в глаза и молчат. Молния приблизился к губам Шторма и не целует. Дразнит, дышит губы в губы. Забирает последний воздух у парня. Джексон, как на цепи. Готов сорваться, как только опустят цепь. Странное чувство скапливается внизу живота, заставляя мужчину запустить руку в волосы парня. Луна освещает лицо молодого гонщика. Его глаза блестят он желания и чувств. Не справляется с ними, сжимает сильнее бедра и аккуратно садит на кровать. Он спускается на колени у кровати и аккуратно стягивает низ. Откидывает грязные вещи и, сохраняя зрительный контакт, Джексон начинает целовать ноги мужчины. Аккуратно касаясь губами щиколотки, поглаживая гладкие ноги вверху. Шторм осторожно укладывает его полностью на широкую мягкую постель. Парень ухмыляется, расстегивая с выгибающегося Монти рубашку. Зато его довольно мычащего от нетерпения мужчину никто не услышит кроме него. Большие ладони ведут по оголенной нежной коже покорно разведенных в стороны мягких бедер, специально обходя текущий розовый маленький член и прекрасную пухлую дырочку. Темноволосый не срывает с себя цепь, аккуратно поднимается по небольшому животику к привлекательной груди, наклоняясь к желанному телу, и втягивает губами правый сосок мужчины, играясь с ним языком и чуть пощипывая второй. Молния теперь уверен, что спесивый гонщик в его руках. Он не покажет свои острые зубы, но хочется напомнить колкости, зарывается пальцами в густые темные волосы, отрывая Джекссона от своей чувствительной груди и нежно притягивая к лицу. — Я схожу с ума по тебе, — низко шепчет гонщик в губы Маккуина, ухватываясь руками за пышные бедра, удобно укладывая блондина под собой. Молния кусает чужие губы, вылизывает чужой рот и забывает, как дышать. — Я сделаю с тобой все, что рассказывал. Я все сделаю для тебя, пожалуйста. Мужчина резко переворачивает расслабившегося парня на спину, садясь на крепкие бедра, которые всё ещё покрыты этой грубой тканью. Он чувствует твердый большой член под своей дырочкой и, отрываясь от вылизывания чужого рта, выпрямляется. Монтгомери трётся попой о Джексона, ухватившегося за его мокрую от пота поясницу. Гонщик рокочет, опять меняет их местами, подминая Молнию под себя и обхватывая крепкими пальцами основание маленького члена. Ветеран злится, что над ним смеется этот сопляк. Тянет руку к большой шее и сжимает ладонь на ней. — Ты такая блядь, блонди. Я сорву твой голос, ясно? — Джекссон Шторм предупреждающе хлопает по бёдрам, проводя ладонью по возбуждению мужчины и надавливая на чувствительную уретру. Джекс доволен реакцией Монти, сильнее надрачивая тонкий ствол и опускаясь лицом к розовой узкой дырочке. Маккуни охает, почувствовав горячий язык в таком интимном месте, который, собрав всю обильную влагу вокруг колечка мышц, проникает внутрь самостоятельно подготовившегося для партнера прохода и жадно вылизывает стенки. Шторм вспомнит о себе в последнюю очередь, в приоритете удовольствие человека под собой. Он никогда был уродом для своих пар, но никогда не оберегал так цепь, на которую его посадили. Ветеран скулит, впервые чувствуя будоражащий оргазм всеми кончиками пальцев. Капли белесого семени украшают живот стонущего парня. Молния не может отойти от количества удовольствия, которое вылилось на него. Он слегка выпадает из реальности, возвращаясь от мокрых поцелуев Джексона Шторма на шее и ключицах, оставляющих очередь ярко-красных засосов. Внутри чувствительного прохода двигаются три длинных узловатых пальца, ещё больше раздвигая легко поддающиеся стенки. Молния цепляется за мокрый затылок Шторма, подмахивая сочными бедрами, и тихо охает, когда чувствует горячую большую головку члена парня у своего ануса. Джексон утягивает его в поцелуй, слизывая влажные дорожки смешавшейся слюны и давая попробовать Монти собственную смазку на языке. Ствол туго входит внутрь, и ветеран шипит от удовольствия в рот мужчине. Идеально. Порочно идеально. У Шторма за закрытыми веками планы на утро. Он начинает мерно двигаться, с силой надавливая на все чувствительные точки внутри ветерана, который лишь хрипит, цепляясь мокрыми пальцами за возвышающегося над ним темноволосого. Джексон хочет вырвать стон из этих плотно сжатых губ. Гонщик кусает шею, как пес добычу. Он проводит языком от ключицы к соскам. Хочется вылизать полностью. Он об этой Блонди мечтал долго и вот она в его руках. Нет, Маккуин заслуживает чего-то большего. Ему бы десять красивых свиданий и нежный вечер в постели. Ничего он успеет. О, да! Он продолжает яростнее вбивать перешедшего на сиплый крик Молнии в бьющуюся о стену кровать, пытаясь найти то самое место. Джексон Шторм прижимается к коже вплотную. Измазанный в выделениях Блонди ствол плавно выскальзывает из недовольно стонущего ветерана, парень подхватывает дурманящие разум бедра и вжимается носом в живот. Он вылизывает тонкую кожу старшего, обхватывая пальцами нежную головку текущего члена. По запястью удерживающей бедра руки текут крупные капли смазки из пульсирующего лона старшего и срываются на кровать. Бывший гонщик под ним выгибается до хруста позвонков в большую ладонь. Джексон достает свой член из старшего и надрачивает рукой Монти. Его семя стреляет на живот, и они оба падают на кровать. Черные волосы прилипают к ярко-красным щекам, а лоб блестит от количества испарины. Джексон закидывает упитанное бедро на своё. Монтгомери прижимается щекой к крепкой груди, чувствуя теплые руки на своем оголенном теле, и мирно засыпает.