Тысячи неуслышанных слов

Буччелатти. Бруно Буччелатти. Это имя никак не выходит из головы, вертится на языке, приятно щекоча. Польпо впервые в жизни смущён и растерян, он пытается отвлечься, но образ Бруно упорно не желает пропадать. Буччелатти красивый. Он улыбается так прекрасно, чуть прищурив глаза, голубые, как безоблачное неапольское небо. Поправляет пушистые чёрные волосы — золотая заколка набок съезжает. Совсем солнечный. И ведь никак ему это не сказать. Не позволит положение, не позволит… смущение. Какая-то особенная внутренняя робость, которую Польпо всю жизнь так старался подавить. Но всё тайное становится явным, и остаётся лишь молча, мысленно и не совсем заливаясь краской, нервно думать об этом. Перебирать в пальцах разную мелочь, стучать по стене, встряхивать ладонями. Отвлекаться. Чернила капают на пожелтевший разлинованный лист, ручка, которой капо водит по бумаге в раздумьях, превращает кляксы в завитки. Бумага. Точно. Нужно написать письмо. «Милый Бруно…» Нет, не так. «Дорогой…» Нет, нет, не то. Совсем не то. Слишком это всё очевидно, слишком видна лезущая изо всех щелей влюблённость. Может, начать не с обращения? Польпо сидит над листком до самого вечера, то перебирая слова в голове, то выводя их на бумаге. Пытается унять лёгкую дрожь в кистях рук и позорно густой румянец. Ну ей-богу, совсем как подросток. И вот письмо окончено, подписано и завёрнуто в аккуратный конвертик. Отправлять его Польпо, конечно, не собирается. *** Бруно заходит в уже опустевшую белую комнату. Со вздохом ведёт рукой по стене, открывает внутренний шкаф и оглядывает содержимое. Куча хлама — без человека, что пользуется вещами, всё это иначе и не назвать. Папка, помеченная как «личное» вызывает интерес. Не стоит лезть в дела покойников, но… Нет, Буччелатти не может удержаться. «Дорогой Бруно, Если ты читаешь это — я либо мёртв, либо решился на то, что скрывал долгое время. Это может прозвучать глупо, это может прозвучать непрофессионально, но это письмо — квинтэссенция моих чувств к тебе. Ты — то, ради чего я живу. Единственное, что побуждает меня просыпаться утром. Несмотря на то, что я не лучший человек, ты всегда был добр ко мне, и я бесконечно тебе благодарен. Кроме того, ты верный и надёжный человек, и я доверяю тебе, как себе самому. Ты такой нежный, такой чудесный, и, кроме того, ты невероятно красив. Я замираю каждый раз, когда ты приходишь, когда я вижу твои прелестные голубые глаза, твою улыбку, освещающую это место тысячью солнц. Я люблю тебя, Бруно. Если ты читаешь это после моей смерти — знай, что всё, что было во мне, жило ради тебя. С любовью, Польпо Бьянко. 12.03.2001.» Болезненное чувство растёт в груди с каждой строчкой, норовя вырваться наружу. И оно вырывается — слава Богу, рядом никого. Жгучие слёзы текут по щекам, соскальзывают на шею. Ах, какая же медленная в наши дни почта.