По законам драматургии

Великий русский эпос “Золушка”... А вы знаете, что шотландский скотч изобрела маленькая русская старушка? Знаменитый исчезающий в воздухе минский котик… Паша Чехов — горячий патриот малой родины (большой тоже, но это уже планетарные масштабы) и за словом в карман не лезет. И когда йомен Сил, втайне питающая к нему некоторый романтический интерес, спрашивает о значении и происхождении мельком слышанного ей термина “чеховское ружьё”, он, не моргнув и глазом, начинает долгий и захватывающий рассказ о выдающемся русском фабриканте оружия, фамилия которого в английской транскрипции почему-то превратилась в “Смитэндвессон”, но это совершенно не помешало его фантастической карьере и популярности. На моменте, когда вооружённые чеховскими карабинами буры штурмуют позиции англичан верхом на лошадях Пржевальского (ещё один знаменитый русский, обратите внимание, отец-основатель современного коневодства!) в кают-компании появляется мистер Спок. Через пару минут острые вулканские брови всползают заметно выше обычного, он перехватывает инициативу, и вместо увлекательных приключений буров присутствующие узнают много нового о принципах мировой драматургии и о том, почему висящее в первом акте на сцене ружьё прямо-таки обязано выстрелить в последнем. Паша, впрочем, не в обиде, малой родине всё ещё есть, чем гордиться. На следующий день рождения Паши Сулу, которому только дай повод углубиться во что-нибудь военно-историческое, дарит ему точную копию винтовки “маузер” времён тех самых англо-бурских войн — чтобы повесить на стенку оммажем однофамильцу. Краткая лекция с подробными техническими характеристиками винтовки прилагается. Ухура со Скотти в один голос возмущённо протестуют. Огнестрельное оружие на борту! Хватило с них одной-единственной висящей на стене в каюте Сулу отнюдь-слава-богу-не-чеховской рапиры — пара продырявленных перегородок, несколько разрубленных труб. Насколько же больше вреда может причинить древнее примитивное оружие, стреляющее, вы только вообразите, при помощи пороха. На это Сулу не без искреннего сожаления указывает, что дарит только винтовку — да, точнейшую копию, да, в превосходном состоянии — но без амуниции. Украшать стенку в каюте Чехова (или в кают-компании, всем на радость) она способна, стрелять — увы. Ухура со Скотти больше не возражают, но доктор Маккой (после того, как пошучены все казарменно-академические шутки про то, сколько раз в год стреляет незаряженный сапог) остаётся со смутными подозрениями, что с законами драматургии шутки плохи. Вслух, впрочем он эти подозрения не высказывает. Закон есть закон, пусть даже и драматургии. Через несколько месяцев, когда “Энтерпрайз” ищет на очередной планете класса “Л” очередную пропавшую экспедицию, местные обитатели — условно-разумные пчёло-муравьи размером с телёнка — пробираются на борт, захватывают комсостав и пытаются захватить корабль целиком, но меткий удар йомена Сил — если ухватить винтовку за дуло и лупить прикладом, дубинка получается отменная — выводит из строя главного пчеловья, а остальные, связанные с ним телепатическим образом и управляемые им, мгновенно теряют целеполагание и бессмысленно разбредаются по коридорам. Общими усилиями (никто не спрашивает у йомена Сил, что она, одетая лишь весьма относительно, делала в пашиной каюте) их удаётся довольно быстро выловить и запихнуть в транспортёр, пока главный не очухался. Чисто академический вопрос, можно ли считать, что чеховское ружьё таки выстрелило, до сих пор остаётся открытым и, без сомнения, будет занимать умы экипажа ещё долго. (Рапира на стенке в каюте Сулу для себя ответила на этот вопрос положительно — и живёт надеждой на то, что в её пьесе просто больше актов.)