***
— Анна, не хотите выпить со мной по чашечке кофе? — коротко постучав в дверь и не дождавшись ответа, мягко спросил Михаэль, плавно присаживаясь на стул напротив заваленного бумагами стола. — Михаэль Генрихович, я вас не понимаю, говорите, пожалуйста, по-русски, — серьезно произнесла девушка, не отрываясь от бумаг. Глаза необычайно болели, проверка документов и месячных отчетов сделала ее почти инертной: язык еле ворочался, а каждое опущение век грозило ей сном за рабочим столом с последующей болью во всем теле. Анна бы согласилась на перерыв на «ура», тем более с хорошим кофе, но когда ее социальный рейтинг упал, а сотрудники в открытую начали говорить, что она получила свое место только благодаря согретой постели заместителя — она взбесилась, и давать слабину больше не собиралась, а пришедшая в голову уловка, казалась почти идеальным выходом из сложившейся ситуации. Ей надоело слушать смешки коллег, тем более подчиненных, с которыми она долго пыталась выстроить деловые отношения. Это просто смешно! Она сама добилась этого расположения! Это она проецировала новые разработки, которые выделял Сеченов! А теперь все считают ее просто подстилкой! Помнится, когда она выхаживала Нечаева, была такая же ситуация, только тогда Сережа быстро оборвал все сплетни, а распространителям полюбовно объяснил, куда засунет их язык. Сейчас положение было похожее, да вот только что делать, если основой сплетен и главным их создателем был сам Шток! Которому явно прельщали намеки со стороны сотрудников. — Entschuldigung, Аня? — недоуменно воскликнул он, а потом резко исправился. — Я вас не понимаю. — Это я вас абсолютно не понимаю, герр Штокхаузен, — Анна выровняла документы, постучав ими по столу, и аккуратно начала складывать их в папку. — Выражайтесь, пожалуйста, по-русски. — Вы хотите, чтобы я предложил вам кофе нецензурными выражениями? — усмехнулся мужчина, закидывая ногу на ногу, Аня только сурово на него зыркнула, выказывая всю свою позицию к такой грубости по отношению к советскому народу. Она встала из-за стола, позвоночник предательски захрустел, нарушая тишину кабинета, Шток порывался встать, но девушка ловко забросила папку ему на колени. — Передайте Дмитрию Сергеевичу, вам все равно по пути. Всего доброго, Михаэль. Весь следующий день немец удивленно распахивал глаза, когда любая его попытка заговорить прерывалась просьбой заговорить по-русски. Сотрудники непонимающе косились на них, а некоторые тихонько прыскали в кулак, наслаждаясь забавой. Анна пила сладкий кофе, который ей привезли из Лондона, слушая гомон в кафетерии краем уха. Документы были подписаны, рабочие места проверены, и теперь она могла устроить себе небольшой выходной, чтобы завтра опять с головой уйти в работу. Ей нравилось отдыхать, наблюдая за людьми, складывалось ощущение какого-то слабого удовлетворения, когда коллеги смеялись, шутили или серьезно обсуждали новые эксперименты. В ее личное лимбо вторглись скрипом отодвигаемого стула. Михаэль прожигал девушку серьезным взглядом, сложив руки перед собой. — Аня, что происходит? — только она открыла рот, чтобы ответить давно заученную фразу, как немец вспылил, всплескивая руками. — Oh, mein Gott, Anna! Was zur Hölle machst du? Willst du mich verrückt machen? Девушка непонимающе сдвинула брови, не разобрав ни слова из быстрого раздраженного монолога. Михаэль уронил плечи и протяжно выдохнул, будто разговаривал с маленьким ребенком, а потом тихо засмеялся. — Ты хочешь, чтобы я говорил вот так? — Анна поперхнулась кофе, когда слух резанул чистейший русский язык без намека на немецкий акцент. Откашлявшись, она распахнула глаза в изумлении, не веря своим ушам и даже задумываясь, что где-то за кадкой с цветами сидит подкупленный им сотрудник. — Теперь ты тоже не понимаешь, что я говорю? — насмешливо спросил он, щуря свои темные глаза. — А зачем… Зачем весь этот маскарад? — только и смогла вымолвить Аня, охрипшим голосом. Шток хмыкнул, откинулся на стул и смотрел на нее, словно ожидая чего-то, а Анна глядела на него в ответ. Когда молчание затянулось, и девушка поймала все солнечные блики с его значка, к ней вдруг пришла дикая мысль, после которой она громко захохотала, прикрывая лицо ладонями. — Вы хотите, чтобы я повторила вопрос по-немецки? — через смех произнесла Анна и Шток захохотал вместе с ней.***
Когда снова хлынули морозы, и от дождя и ветра спасали только высоко поднятый ворот и теплый шарф, Анна наткнулась на прихваченную ей когда-то вещицу. Дорогой кашемир мягко льнул к ладоням, не оставляя после себя ничего, кроме желания прикасаться к нему вновь и вновь. Не владея собой, она ласково приложила шарф к лицу, чтобы почувствовать всю прелесть на изнеженной коже. В нос ударил чужой запах, давно впитавшийся ткань. Слишком терпкий, совсем не похожий на ее собственный, парфюм, отголоски сигаретного дыма, явная заслуга Сеченова, и лёгкий, еле ощутимый запах то ли мыла, то ли крема после бритья. Анна сделала ещё один вдох, глубже предыдущего, и прикрыла глаза. Интересно, сколько людей ещё ощущали этот запах, исходящий прямо от его кожи? Странно, но этот вопрос всколыхнул в ней чувства неудовлетворения и тихой обиды, которые она стремительно попыталась подавить. Очнулась она, только когда заголосил будильник, отмеряя семь часов утра, и, ругнувшись, начала впрыгивать в сапоги. Шарф девушка прихватила с собой по какой-то инерции, так и сжимая его в ладони, пока сбегала по лестнице. В лицо ударил ветер, когда Аня, перепрыгивая лужи, бежала к остановке, и тогда, борясь с желанием хлопнуть себя по лбу, она поняла, что мало того, что несётся по улице с чужим шарфом в руке, так ещё и забыла повязать на шею свой. Недолго терзаемая совестью по поводу использования чужих вещей, Анна набросила кашемир на шею, пообещав себе сдернуть его, подходя к предприятию. Она плюхнулась на свободное сиденье и счастливо выдохнула, потому что успела на последний транспорт, который отвезёт ее в предприятие точно без опоздания. Укутываясь в пальто, чтобы согреться, Аня зарылась холодным носом в шарф и прикрыла глаза. Принадлежащий Штоку аромат снова завладел ей в полной мере, и она сдалась ему без боя. Анна никогда ещё не была к нему так близка, не ощущала даже этого парфюма или просто не хотела ощущать. Кедр, сейчас она была уверена в этом. Кедр и корица в основе запаха. Такие непохожие, но так хорошо переплетающиеся друг с другом. Наверное, в этом был весь Михаэль — две ипостаси, идеально уживающиеся в одном теле. Из приятной полудремы, полной спокойствия и удовлетворения, ее вывел грубый пинок по ногам. Она недовольно распахнула глаза и пригвоздила к месту раздражённого мужчину, пытающегося пробраться к выходу. Слегка расправила плечи, насколько позволял общественный транспорт, а потом резко вскочила на ноги, собирая такие же недовольные взгляды. — Да что за день, — заворчала Анна, проталкиваясь к дверям, чуть не проспав свою остановку. Девушка уже подбегала к предприятию и вдруг остановилась так резко, что кто-то сзади заматерился. Штокхаузен гордо шел вдали, а на шее, поверх дорого черного пальто, красовался ее цветастый вязаный шарф, когда-то заботливо врученный бабой Зиной. Ноги словно приросли, а глаза все не отрывались от ярких клочков вязи, сменяющей друг друга. Отмерла она, только когда мужчина приблизился к ней и остановился на расстоянии нескольких шагов. — Вам очень идёт, Михаэль, — сдавленно произнесла она, машинально вжимая голову в плечи, как школьница. — Вам тоже, Аня. Кашемир вам к лицу, — усмехнулся Штокхаузен, прикоснувшись к шарфу на ее шее кончиками пальцев. — Вас в детстве не учили, что воровать нехорошо? Анна залилась краской и почти задохнулась от возмущения, схватившись за его запястье. — А что насчёт вас, Михаэль? По-моему, на вас мой шарф так же, как на мне ваш! — Вынужденная мера, — пожал плечами он. — Вы ведь оставили его взамен. — Да вы! — возмущённо воскликнула Аня, и мужчина тихо засмеялся. Он наклонился чуть ближе, почти соприкасаясь с ней лбами, всё ещё не вырывая руку. В его глазах вспыхивали искры, отражалась забота и насмешка, абсолютно не сочетающаяся друг с другом, полностью заворожив ее. — У тебя очень красивые духи, — тихо сказал он, не отрывая взгляда, и Аня, поддавшись настроению, также тихо ответила: — У тебя тоже. Михаэль улыбнулся так ласково, а потом аккуратно, словно фарфоровую чашку, взял ее холодное лицо в свои крупные ладони. Аня задержала дыхание и не поняла, хлынул ли жар от его горячего тела или от ее собственного, скопившись в щеках и кончиках ушей. Он нежно погладил кожу под ее глазами, и девушка прикрыла веки, невесомо пощекотав пальцы своими ресницами. — Ты слишком много работаешь. — Не тебе мне об этом говорить, — мужчина лишь хмыкнул. Она чувствовала его горячее дыхание, которое смешивалось с ее собственным, и, словно в бреду, потянулась ближе, к теплу его тела, к запаху, который сопровождал ее всю дорогу, к заботе, которую он источал. Аня прижалась к его груди, ни разу не отведя взгляд от темных глаз, которые, казалось, чернели все больше с каждой секундой. Ей не пришлось больше ничего говорить или делать, Шток сам мягко накрыл ее губы своими, так и не оторвав рук от ее лица. И если Анна промерзла будто вся изнутри в эту промозглую погоду, он источал тепло, накрывал ее им, прятал. Противореча всей своей фигуре, Михаэль целовался нежно, неторопливо, смакуя каждую секунду, которую проводил вместе с ней, а она не возражала, полностью отдавшись его темпу, даже не думая, как выглядит, целуясь с замом предприятия прямо у входа. Что ж, если она в своем возрасте смогла стать главой отдела, то со слухами тоже справится. А в случае чего можно попросить Серёжу прийти на помощь. Почему вообще она решила отказаться от всего, только потому что на нее косо смотрели ее же сотрудники? Умная в науке и такая дура в жизни. Кончиками пальцев он ласково гладил кожу ее век, щек, медленно пробираясь под шарф к шее. Аня, абсолютно забыв, что всё ещё держит его запястье, вцепилась в него сильнее, сжимая почти до боли, а второй рукой схватилась за его пальто в попытке удержаться на ногах. Девушка тихо выдохнула, когда Михаэль медленно провел языком по ее нижней губе и отстранился, давая ей немного прийти в себя. — Кстати, мы собрали все любопытные взгляды округи, потому что ты на меня накинулась, — Аня только стукнула его кулаком по груди, моментально приходя в себя и раздражаясь. — Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень мило злишься? — Какой же ты дурак, Шток, — устало пробормотала она, утыкаясь носом куда-то в область его шеи. — Für dich — jeden, meine Liebe, — наклоняясь поближе к ее уху, прошептал Михаэль, кутая в свои объятия. — Герр Штокхаузен, говорите, пожалуйста, по-русски, — с показушным недовольством буркнула Анна, вдыхая запах кедра полной грудью. — А целоваться будем по-французски? — Идиот. — Помните, что вы оскорбляете начальника. — С начальниками не целуются. Сейчас Аня вроде была и не совсем против дать Штоку шанс и выпить с ним по чашечке кофе.