три хвоста одной лисы

Кровь медленно стекает по рукам и бёдрам, мажет разорванное платье, но Чонгук не смеет отвести взгляда от собственного отражения в старом зеркале и прервать молитву, которую читает уже вечность. Она не знает, сколько времени проходит с момента, как она решается на настолько отчаянный шаг, и не имеет понятия, как долго ещё будет сидеть здесь. Кровь окрашивает деревянный пол, свечи догорают, полная луна освещает небольшую комнату. Чонгук вглядывается в зеркало в поисках ответа на молитву, обращённую теперь не к Богам, а к существам тёмным, лишённым любого света, питающимся кровью и жизненной силой. Боги давно не помогают, зато Дьявол, Чонгук уверена, помочь в силах — поэтому она терпеливо ждёт ответа и продолжает читать молитву, несмотря на усталость, боль, головокружение и холод, пробирающий изнутри, словно в наказание за то, что посмела отвернуться от света. Но не она отвернулась от света — Боги сделали это первыми в момент, когда сердце Чонгук выбрало женщин, а не мужчин, и позволили выбору её жениха свершиться. И если ей нет места в священном храме, её всегда примут на кладбище. Закрытое окно вдруг резко распахивается, поднявшийся ветер тушит все свечи, оставляя её во мраке, и Чонгук вздрагивает, но взгляда от зеркала не отводит. Она чувствует касание, чужие пальцы скользят по ранам на бёдрах, поднимаются к рукам и замирают. В зеркале не отражается никого, кроме Чонгук. Она тяжело сглатывает, но прикладывает все силы, чтобы не повернуть голову. Слуха касается женский шёпот на незнакомом языке, а после — сознание оставляет Чонгук. В следующее мгновение она приходит в себя уже под лучами рассветного солнца на собственной кровати и резко поднимается, оглядывая руки и бёдра. Никаких порезов. Платье такое же целое, каким было вчера вечером, точно всё оказалось таким желанным сном, а не реальностью. В реальности Чонгук ждут, чтобы начать подготовку к свадьбе, которая состоится на закате этого дня. У Чонгук остаётся всего день жизни, но даже им не позволяют насладиться — забирают всё время, окружают и принимаются мыть, одевать, наряжать и шептать на ухо советы и наставления, будто думают, что Чонгук это интересно. Она не желает этой свадьбы. Она не желает быть хоть с одним мужчиной, но выбранный для неё жених не кажется, а является тем, кто убьёт Чонгук. Но не этой ночью, нет, так рано он на свободу не отпустит. И если всё окажется сном и на помощь не придёт никто, Чонгук предпочтёт вырваться на свободу собственными силами и забрать его с собой. Он загубил слишком много женщин — и хотя Чонгук обречена страдать после смерти, она сделает всё, чтобы стать для него последней. В момент, когда её оставляют одну, она решительно завязывает кинжал под пышным свадебным платьем и быстро его поправляет, тяжело выдыхая. Время идти. Её провожает вся деревня, но никто и не думает вступиться — Чонгук оглядывает каждое лицо, запоминая. Она не винит их. Она, на самом деле, винит лишь Богов. Возможно, именно поэтому они позволяют всему этому случиться и не происходит совершенно ничего ни на пути к храму, где заключаются браки, ни в зале, украшенном иконами и священными росписями. Они сейчас кажутся совершенно пустыми. Чонгук не видит в иконах ни света, ни надежды. Зато в глазах мужчины, женой которого она обречена стать, замечает собственную смерть. И искренне надеется, что и он в её глазах видит то же самое. Свадьбу она не замечает, думая лишь о том, как сумеет осуществить задуманное. Её не волнуют поздравления жителей деревни, она пропускает все слова, которые говорит ей муж, не притрагивается к еде. В себя она приходит резко — когда перед ней останавливается незнакомая женщина с длинными рыжими волосами и глазами, в которых плещется темнота. Она в платье, открытом настолько, что его невозможно назвать даже ночным. В таком ни одна женщина не решилась бы выйти на улицу, а она приходит на чужую свадьбу и осмеливается приблизиться к невесте и жениху. Эти мысли в голове пролетают стремительно, а потом Чонгук сосредотачивается не на правилах, которые для женщины, кажется, совершенно не имеют смысла, а на ней самой. Восхищённый вздох срывается с губ. Женщина выглядит как самая сокровенная мечта Чонгук, о которой она никогда и никому не осмелилась бы рассказать. Даже себе. Она не пытается спрятать ни грудь, ни плечи, и Чонгук с трудом отводит от неё взгляд и заставляет себя прислушаться к её словам. Она не знает, кто эта женщина. Гости шепчутся, и среди них не находится никого, кто знал бы, но для Чонгук это абсолютно не имеет значения. В последний день её благословляет встреча с той, кому она предпочла бы отдать жизнь добровольно. Как только женщина заканчивает слова, обращённые к Чонгук, она окидывает её мужа взглядом. В нём вспыхивает ненависть — Чонгук легко её узнаёт потому, что сама испытывает то же. Она ничего не говорит, вновь возвращается вниманием к Чонгук, окидывая её нежным взглядом, и разворачивается, чтобы исчезнуть в толпе. Больше Чонгук её, как бы ни искала, не находит. Мир, что на мгновение окрашивают краски, вновь возвращается к привычному серому цвету, и в последние часы своей жизни Чонгук отстранённо наблюдает за празднованием. С ней пробуют заговорить, но она лишь кивает, никак не отвечая, и никто не видит в этом проблемы. Невесте и не положено говорить много. Решение принимает муж — когда он поднимается и говорит Чонгук встать, все понимают, чего он хочет. Провожают Чонгук близкие со стороны мужа, но оставляют у двери дома, что никогда не станет её. Чонгук хорошо знает, что должна делать, однако не спешит. Замирает у входа и, когда голосов становится не слышно, спускается по крыльцу вновь и, чувствуя влечение, выходит на улицу. Никого нет. Есть только холодный ветер, что колышет её платье, убывающая луна на небе и фонари, что вдруг начинают гаснуть вдалеке. Тьма приближается к Чонгук. Желание скрыться в доме удаётся побороть достаточно быстро, и вскоре последние фонари гаснут, поднимается ветер такой силы, что едва удаётся устоять на ногах, а слуха касается женский смех, принесённый ветром. Чонгук не знает, что заставляет её обернуться, но она, обернувшись, сталкивается лицом к лицу с той же женщиной и громко выдыхает, прижимая руки к груди. — Вы меня напугали, — срывается с языка невольно. Женщина изучающе оглядывает её. Фонари вновь зажигаются, словно не гасли вовсе, но Чонгук на них не смотрит — она не отводит взгляда от женщины в том же наряде, что стоит совсем рядом с ней и не уходит. — Не делай этого, — вдруг говорит она, и в её голосе слышится даже не просьба, а повеление. — О чём вы говорите? — Чонгук действительно не понимает. — Они не готовы тебя забирать. Только его. И дорогу покажу ему я, не бери на себя это, ты ещё слишком юна. — Я всё равно не понимаю, о чём вы, — признаётся Чонгук, медленно качает головой. Она чувствует смущение и от близости к такой женщине, и от того, что не может понять её слов. — Как вас зовут? Мы раньше не встречались? Вы не из деревни? — Тэхён, — отвечает она лишь на один вопрос и выжидающе замолкает, давая понять, что больше ответом не даст. — А по фамилии? — У меня нет фамилии. Я отказалась принадлежать к мужскому роду. — Значит, у вас и мужа нет? — вдруг спрашивает Чонгук, не успев сдержать вопрос, и смущённо отводит взгляд, когда в собственных словах слышит надежду. Как бы то ни было, у неё самой муж есть и скоро должен прийти в их дом. А Чонгук всё ещё не готова — и уходить совершенно не хочет, не в силах сопротивляться влечению к той, кого видит впервые. — Он мёртв. — Мне жаль, — она так говорит лишь потому, что того диктуют правила. — Я хотела, чтобы он умер, — спокойно делится Тэхён. Чонгук распахивает глаза. В таком не признаются на улице — разве что за плотно закрытыми дверями в помещении без окон и щелей, тщательно убедившись, что никто не может услышать. — Тебе не должно быть его жаль. Твоего ждёт та же участь. — Почему вы так говорите? — Я вижу это в твоих глазах. Тебе пора. Не жди его, ляг спать, этой ночью ты не должна показываться луне. Даже если тебя будут звать, не выходи. Сон важнее, тебе нужен отдых. — Я не могу уснуть в брачную ночь до прихода мужа. — Он не придёт, — слишком легко говорит Тэхён, уверенная в своих словах настолько, что и Чонгук, ничего не понимая, проникается. — Плотно закрой дверь, разденься, проколи палец, позволь крови окрасить простынь и засыпай. Утром ты проснёшься вдовой. Главное, не выходи на улицу, не подходи к окну и не смотрись в зеркало. Иди и не оглядывайся. Тебе пора. Мы не прощаемся. — Мы увидимся? — удивлённо спрашивает Чонгук. Тэхён усмехается и кивает, и всё остальное перестаёт иметь значение. Чонгук послушно отворачивается и следует к дому, стараясь не обернуться. Она закрывает за собой дверь так, словно никто больше не войдёт в дом этой ночью, тщательно зашторивает окна, не глядя на улицу, снимает всю одежду и прокалывает кинжалом палец. Она не уверена, сколько крови должно быть, однако всё равно понимает, когда достаточно, тушит свет и укладывается под одеяло, заставляя себя уснуть. Её будит громкий шум, и она испуганно присаживается на кровати, оглядывая тёмную комнату. Всё ещё ночь. Шум не прекращается, и Чонгук подползает к краю кровати, готовая подойти к окну, но уха тут же касается шёпот, похожий на голос Тэхён и призывающий лечь обратно и не обращать внимания. Она замирает, глядя на шторы. Ей должно быть страшно, только страха она не чувствует. После громкого крика на Чонгук обрушивается абсолютная тишина, и тело вдруг наполняется облегчением и уверенностью, что завтра всё должно быть хорошо. Чонгук не осмеливается выглянуть. В тишине она возвращается под одеяло, и сон к ней приходит гораздо быстрее, чем за несколько часов до этого. Она чувствует спокойствие. В следующий раз она просыпается уже утром от шума жителей под окном и одевается, чтобы выйти к ним. Когда за ней никто не выходит, её спрашивают, где её муж, и шёпот вновь подсказывает ответ. — Он вышел ночью и сказал не идти за ним, — послушно повторяет Чонгук, оглядываясь на дверь дома, точно оттуда может выйти её муж. — Он не вернулся. Я не знаю, по какой причине, — она заставляет голос сорваться, будто собирается заплакать, и её тут же кидаются утешать. Деревню наполняет хаос, в её дом врываются люди, чтобы осмотреть, мужчины отправляются на поиски, пока женщины пытаются её успокоить, но ни у кого не возникает и подозрения, что этой ночью Чонгук всё время была одна, если не считать Тэхён. Больше Чонгук в одиночестве не оставляют, однако это её вовсе не напрягает, потому что на третий день поисков её мужа находят далеко в лесу убитым диким зверьём. Чонгук на утро после свадьбы просыпается вдовой. Жители быстро вспоминают сказание о кицунэ, что много лет назад уводила из деревни мужей сразу после их свадьбы и жестоко расправлялась, оставляя молодую женщину безутешной вдовой. Ни у кого не возникает сомнений, что незнакомая женщина на их свадьбе являлась мифическим созданием, и с того момента мужчины начинают опасаться Чонгук — сказание гласит, что участь первого мужа вдовы ждёт и всех последующих. Страхи жителей подтверждают и рассказы о том, что люди, выбравшись в лес, встречают там лису с девятью хвостами. Чонгук, однако, как бы ни искала, не находит никого до начала зимы. Зимой уходить в лес не решается и проводит дни дома, показываясь на улице лишь для того, чтобы купить продукты. С ней общаются мало во многом потому, что и она не спешит наладить хорошие отношения ни с кем из жителей. Никого это не удивляет. Она не просто молодая вдова, у которой есть возможность вновь стать счастливой с другим мужчиной, если он полюбит её. Она вдова, мужа которой забрала кицунэ. Утешить её горе не сможет никто. Чонгук даже советуют уйти в другую деревню, чтобы начать новую жизнь там, и она не отказывается. Оправдывается лишь, что зимой в лесу опасно и до следующей деревни она может не дойти, поэтому ждëт весны. И весны она действительно ждёт — чтобы возобновить поиски, помня обещание Тэхëн. Как только снег сходит, она собирается и на рассвете уходит в лес, слишком хорошо знакомый ей. Она не уверена, куда идти, поэтому позволяет ногам вести, поглощённая мыслями. Она знает, что найдёт дорогу обратно. А если и не найдёт — её там всё равно не рады видеть и искать не будут, поэтому пытаться вернуться бессмысленно. Если Тэхён — действительно кицунэ, она легко отыщет её в лесу. Если Чонгук суждено встретить смерть раньше, чем Тэхён, она не станет сопротивляться. Ей достаточно единственной встречи, на большее она и не рассчитывает, хоть и надеется, что Тэхён, когда говорила, что они ещё встретятся, имела в виду то же самое, о чём Чонгук подумала. Из мыслей вырывает шелест рядом, и Чонгук испуганно оборачивается, вглядываясь. Среди деревьев мелькает рыжий хвост. Может быть, обычная лиса. Может быть, кицунэ, и поэтому Чонгук разворачивается и следует туда, где исчезает хвост. Лиса не спешит убегать, хоть и прячется и не показывается на глаза, и Чонгук, ведомая желанием увидеть хотя бы обычного дикого зверя, ступает по непроходимой чаще в глубь леса. Пока тропинка не выводит её на огромную поляну с высокой травой, освещённую солнцем, в центре котором на камне лежит огромная лиса с тремя хвостами. Кажется, спит. Чонгук восхищённо замирает на долгие мгновения, пока не решается сделать шаг и потревожить спокойную траву. Шелест заставляет лису поднять голову и оглядеться, и их взгляды сталкиваются. Лиса заинтересованно наклоняет голову. Чонгук решается подойти ещё ближе, а в мгновение, когда они останавливается совсем рядом с камнем, лиса вдруг потягивается, поднимается на лапы и спрыгивает, обходя Чонгук. Она огромна — ростом с человека. Она, определённо, разумна. И у неё три хвоста, которые, следуя за её движением, касаются ног Чонгук, вызывая мурашки. Чонгук, затаив дыхание, следит за её движением. — Нашла, — несдержанно шепчет она. — Искала? — раздаётся в голове, и Чонгук тут же облегчённо опускает плечи, когда слышит знакомый голос Тэхён. Её не волнует, что Тэхён может говорить в её голове, потому что сейчас она не собирается пугаться, не после того, как, наконец, сделала это. Действительно нашла. Именно Тэхён, а не любую другую кицунэ. — Хочешь мести? У тебя нет причин мстить, — сразу озвучивает мысли Чонгук. — Хочешь меня, — уже не вопрос. Чонгук смущённо прикрывает глаза. Боги, она и не представляла, что будет делать после того, как найдёт Тэхён. — Впервые меня находят, чтобы предложить себя, — вдруг продолжает Тэхён задумчиво и обхватывает хвостами талию, прижимаясь. Чонгук едва ли не падаёт — её удерживает только огромное лисье тело. — Мне нравится. Но если ты будешь со мной, ты навсегда останешься в этом возрасте. Никакого взросления. Никакого старения. Никакой смерти. Тебе двадцать, ты уверена, что хочешь отдать мне душу? — Ты знаешь мой ответ. — Я знаю, что ты не уверена. Хочешь проверить, будешь ли ты со мной счастлива. Смелое предложение. Мне нравится, — на последней фразе лиса вдруг отходит за спину Чонгук, оставляя её одну, и в следующее мгновение её плеч касаются женские ладони. Чонгук поворачивает голову, сталкиваясь взглядом с Тэхён, и кивает, соглашаясь с её словами о том, что она не уверена и хочет проверить. — Я не могу читать мысли в облике человека, — с долей грусти делится Тэхён. Чонгук не сдерживает улыбки и довольно отклоняется назад, вынуждая Тэхён удерживать её от падения. Она, кажется, полностью оголена, и это мысль вызывает вызывает внутри огонь. Чонгук его пока сдерживает. Не время. — Я тоже, но при этом ещё и не умею обращаться в лису, — шёпотом признаётся Чонгук. Тихий смех, больше похожий на шелест, ласкает слух. — Научишься, — вдруг обещает Тэхён. Чонгук удивлённо поворачивает голову, чтобы снова взглянуть на неё. — Но убивать не будешь. Не твой путь. У тебя нет причин для мести мужчинам, ни один из них не тронул тебя. — Откуда ты знаешь? — От тебя пахнет только тобой. И немного мной, потому что твой ритуал прошлой осенью связал нас, но не мужчинами. Будешь мёбу. Божественной кицунэ с очень красивыми хвостами. Пока вырастет один, а потом… Ты будешь прекрасно смотреться с девятью хвостами и золотым лисьим телом. Очень хорошо. Будешь спускаться ко мне с небес и красоваться, пока я не увлеку тебя поцелуем, потому что соскучилась. — Ты видишь будущее? — неожиданная догадка озаряет сознание. Чонгук громко выдыхает, когда Тэхён вдруг спокойно кивает. — Прошлое и будущее, если захочу. Наше будущее мне нравится. — Значит, мы будем вместе? — Конечно, — фыркает Тэхён, словно это очевидно. — Но ты упрямая. Хочешь, чтобы за тобой долго ухаживали. — Хочу. — Так и будет. У нас впереди вечность, и я согласна ухаживать за тобой так долго, как ты мечтаешь, потому что однажды ты всё равно станешь моей небесной супругой с девятью хвостами. Все мужчины и женщины будут на тебя смотреть, но сердце, душу и тело ты отдашь мне. И никогда не пожалеешь. Веришь? — Верю, — с улыбкой отзывается Чонгук, соглашаясь. Тэхён отстраняется только для того, чтобы удобнее было её поцеловать — совершенно невинно, касаясь пальцами подбородка и удерживая так, но не заходя далеко. Чонгук прикрывает глаза и сжимает руками собственное платье, пока в голове вспыхивают моменты из их будущего, которыми делится с ней Тэхён. Пока они целуются. Потом она отстраняется и растворяется вовсе, обещая вернуться раньше, чем Чонгук успеет соскучиться, а Чонгук остаётся посреди огромной поляны одна. С уверенностью, что каждое слово Тэхён — правда, а будущее, которое её ждёт, прекраснее всего, о чём она не смела и мечтать.