Lost Heaven

      — Ты никогда не подозревал, почему я к тебе так добр после ссоры, а, Никитушка? Почему я не сдал тебя полиции, даже если ты заслуживаешь наказания, унижения? — тон Парамонова был невозмутимым, а его взгляд и без того прожигал все дырки в Силюке, что были нанесены им же. Дешёвое вино он опрокинул в себя за один глоток, а четвёртый бокал Роман неаккуратно сдвинул в сторону.       — Я бы хотел перед последней ночью об этом порасспрашивать. Всё-таки часики тикают. — Компот небрежно закатал рукава Риколита, указав на его таймер в девять часов.       — Тик-так, тик-так. Правда же, тупо и наивно, но так больно, да? Правда же? — Парамонов слегка приподнял брови и уголки губ. Казалось, его настрой — лишь обесценить чувства Силюка, выжечь в нём последнюю каплю надежды на спасение господа, в которого Парамонов сам не верил, из-за чего делал ещё больнее другому.       Официант принёс в плетёной корзине заманчивые фрукты, от которых веяло уютом и теплом, расходящимся по всему телу. Риколит бегло оглядывался по сторонам в попытках найти поблизости выход, чтобы убежать, но после успокоился, когда понял, что другой парень — тот, что сидит перед ним, — не хочет причинить и капельку вреда. Это на него не похоже, даже слишком.       — А расскажи тогда. Я выслушаю всё, что ты скажешь. — Ник мягко улыбнулся, подставив запястье под подбородок.       — Я к тебе тоже испытываю неоднозначные чувства, Рома, и ты это прекрасно знаешь. Я давно задумывался над тем, что за такое ощущение держу много лет… почему всё снова и снова помогаю. Да и ты к тому же слишком пьян, чтобы понять, насколько вещи несёшь не те. — Силюк поспешно замотал бинт на правой руке, чтобы никто из проходящих мимо людей не увидел на теле уродливые шрамы, что были нанесены в финальной битве с Хиробрином, а также от многочисленных падений с высоты, будь она маленькой или большой.       — О, вот оно как… — Роман взял один персик из плетёнки и обхватил пятью пальцами, после искоса посмотрев на Ника. В его глазах заиграли нотки азарта.       — Походу я тебе поясню одну важную вещь… — Парень нежно откусил кожуру фрукта и точно так же пережевал её, облизнув голую часть персика, с которой он снял оболочку.       — Ты такой открытый и заманчивый, что аж хочется сломать. — Компот взял ножик с салфетки, где лежали ложки и вилки, а потом вонзил в «плоть» фрукта, надрезая его посередине.       — Ты мне этим делаешь больно, и я тебе точно так же в ответ, дорогой. — Вынул из персика косточку, а потом показал её Силюку, демонстративно убирая оттуда всю ненужную мякоть.       — Твоё сердце чище, чем ты думаешь. Просто откройся мне и не выпендривайся, окей? — Рома обидчиво надул щёки и закатил кверху глаза, саркастично пожав плечами. Он с громким стуком подложил косточку к Никите и встал, снова взяв в руку персик со скатерти.       — Хах, чего это я… приходи ко мне, если хочешь. — Парамонов снова поднёс персик к губам и надкусил его. Сок потёк по подбородку, стекая на пол.       — Мне не терпится увидеть тебя таким, какой ты есть на самом деле. Клянусь, мне ни к чёрту не сдалась твоя любовь. Всё равно ты умрёшь завтра. — Парамонов почувствовал жжение внутри себя. Его первая и наивная «любовь» пропадёт. Его никто не обнимет и не поддержит, ворча о том, какой же он дурак. Просто дальше не будет ничего. Совершенно ничего. Лишь пустота, которая будет наполнена единственным огоньком в этой вселенной, а потом быстро угаснет. Тяжёлый вздох слетел с уст.       — Подожди! — Силюк резко схватил Компота за запястье и опустил взгляд, полный отчаяния. Вязкая слюна прокатилась по глотке тяжёлым комом.       — Просто. Побудь. Со мной. Ты всегда убегаешь от реальности, не хочешь столкнуться с чем-то трудным. Но поверь, ты мне этим прожёг сотую дыру, и это лишь из-за твоей детской наивности. Не оставляй меня одного, пожалуйста. Я хочу провести с тобой такой вечер, чтоб бесы подпрыгнули от ужаса. — Легко усмехнулся, прикрыв глаза.       — Можешь хоть взять меня где-то в туалете, мне всё равно. Ты знаешь, что у нас практически всё взаимно, но любви не будет. Никогда. — На щеках появился розовый румянец, но глаза выдали решимость и ответственность за две души, что прошли через многое.       — …Хм, хорошо. Так уж и быть. Я соглашусь с тем, что у нас нет взаимной любви. Это всего-навсего привязанность. Поэтому я проведу с тобой столько, сколько в глотку влезет. — Парамонов считал, что всё, сказанное Силюком, — правда, и её, к сожалению, никак не изменить, и если бы был ещё один шанс, они бы с радостью им воспользовались.       Компот лишь протягивает ладонь в честь приглашения на танец, и Рик — в ответ, кинув взгляд, полный смущения. Все были только за, поэтому никто не возразил.       Парни провели вечер в безумном экстазе: движения были хаотичными, никто друг от друга не отставал, делал всё, что в его силах. Сердце бешено стучало под ритм музыки. Уже чуть-чуть — и оно бы выпрыгнуло из тела. Алкоголь терпко обжигал губы при горячих прикосновениях. Поцелуй углублялся, плавился, как масло в огне, становился всё мокрее и грубее. Парамонов сделал финальный толчок ногами и качнулся в сторону выхода, повалив на ближайший стол Никиту Силюка — собственной персоной.       Ему было абсолютно плевать на остальных людей; перед ним сейчас лежал поддающийся ласкам бывший друг, враг, знакомый — и если честно, то он давно позабыл, кто кем являлся, какой он и что вытворил в прошлом. Оно не нужно и никогда не было нужным. Звуки замолкли на некоторое время, но после внезапно испугали. Громкая музыка из бара давила на уши при неоновых огнях, что подчёркивали красоту двух целующихся баринов. Да, картина ничем не лучше для посетителей, но они как-то умудрялись не замечать парней.       А жаль, могли бы скинуть на память в СМС. Но кого это волновало, правда же? Ну, по крайней мере, уж точно никого, кроме особых персон. Компот сцепил пальцы в замок, возобновляя поцелуй, только в совсем неудобной для младшего позе; тот недовольно вертел ногами, пытаясь захватить ими чужую талию, прижаться к ней и никогда не отпускать. Что же прекраснее, чем разделять страсть с тем, к кому ты привязался? Что же прекраснее, чем то, что он тоже не отставал и доводил до головокружения, которое никак не стихало?       Может, это и есть любовь, платоническая привязанность, что забудется через несколько часов? Черви ползают по кишкам, больно сжимая их. Об этом лучше не задумываться. И так уже хватило грусти, отчаяния. На это время будет всегда, но не для самого Силюка. Нет больше слёз: они высохли тогда, когда его душу всю истерзали. Он понимал, что Компот это делал именно не для успокоения собственного эго и своих дьяволов. Это ради блага Риколита, хоть и печального. Силюк из-за таких мыслей вцепился в пиджак Компота и уткнулся ему в плечо, вдыхая побольше неизвестных ему запахов — не его Ромы.       Он хотел кричать от внутренней боли, которую он не мог никуда деть. Молчал и рвал одежду на Парамонове, смотрел на него, изучая каждую мелкую деталь на его лице, руках, шее — везде. Надеялся на то, что попадёт с этими воспоминаниями в Рай… да даже если не в Рай, то в Ад, только бы запомнился образ единственного парня, покорившего его сердце.       Нужно с ним рассориться, чтобы больше не вспоминать. Хотя… это глупо. Очень глупо. Одной ссоры хватило, второй нужно вообще переставить черту. Всё же она ничему не научила.       — Сколько там тебе осталось? — вроде бы обычный вопрос, но он звучал так цинично и неприятно… Хотелось блевануть и убежать. Далеко в лес, где тебя могут разодрать в клочья, но лёгкое прикосновение любимого человека расслабило.       Магия. Вроде бы они договаривались, что не будут любить друг друга. При любом случае. Наверное, что-то пошло под откос, но никто не хотел над этим глубоко задумываться — только лечь рядом и смотреть на ночное небо, что было чище городского. Радость пришла при обычном виде, чёрт возьми, звёзд. Мерцающих звёзд! Парамонов тихо рассмеялся про себя, ожидая ответа от Силюка. Ник раздражённо вздохнул и встряхнул правой рукой, задрав рукава и посмотрев на таймер.       — Три часа двенадцать минут. А что, хочешь, чтоб сдох я прямо сейчас? — Риколит нервно хихикнул, приподняв брови и истерично улыбнувшись во все тридцать два зуба, при этом смотря на Компота.       — Я в любом случае не обижусь. — Парень в одно мгновение сменил выражение лица на хмурое. Ему не нравилось, что Парамонов над ним издевается в самый последний момент его жизни.       Компот повернул голову к Никите и привстал на локтях, вопросительно кинув на него взгляд. Всё-таки вопрос личный. Он хранился в потаённой глубине сердца, сформировавшейся личности.       — Ха, и с чего ты взял, что я жду твоей смерти? Наоборот. — Рома проглотил комок, улёгшись обратно на стол и положив руки на живот. Невыносимая боль в груди. Неужели нельзя предпринять попытку найти подсказку, нет? Почему дорогой человек хочет бросить его, оставить на произвол судьбы? Почему всё так? Никита скоро превратится в комочек звёздной пыли и улетит навсегда? Он будет новым созвездием на небесах и больше никогда не уронит ласковую улыбку? Никогда не вернётся в его комнату и не обнимет?..       Этого Парамонов никогда не узнает. Глаза сами по себе закрылись. Пустота такая… знакомая, что ли.       — Знаешь… Я хочу кое-что загадать перед смертью. — Силюк мысленно про себя ухмыльнулся.       — Но сначала отведи покойника в нужную постель, ха-ха… Не хоронить же его на столе, верно? — Ник мягко дотронулся до пальцев другого. Он был холодным, словно труп. Иронично, конечно, слышать такое от самого себя, но грусть не заглушить сарказмом. Рик аккуратно чмокнул Ромины губы, быстро отстраняясь от него.       — Пойдём уже. Нас ждут дела поважнее, чем самокопание. — Очередной смешок. Предумирающие все так шутят, или что? От них, естественно, уже этого не услышишь. Они закрыли свои очи в вечном сне и слушают точно такую же тишину. Скучновата загробная жизнь. Ничего не скажешь.       — Агрх, идём, идём, не торопи. — Парамонов лениво встал и с пассивной агрессией отдалился от Силюка, не оборачиваясь в его сторону.       — А кто меня закапывать-то будет? — Силюк скорчил наигранную мордочку печали, кокетливо рассевшись на краю. Нежного оттенка платье сексуально свисло вниз, пока Ник медленно раздвигал ноги. Беззащитный и открытый — как «заказывал» Компот.       — Э-э-эй, ты хочешь оставить меня остальным кавалерам, Ром? — Остановился, еле вслушиваясь в речь Силюка, но повернулся к нему лицом, и… этот развращающий вид — такой вызывающий. Лицо покрылось алым цветом. Такого грязного зрелища Парамонов никогда не видел, но времени для раздумий мало, так что он подошёл к Нику и взял его за бёдра. Ревность — вот что двигало Парамоновым.       — Оу… Вот же сукин демон, уговорил. Держись крепче. — Риколит оказался не таким уж и тяжёлым, но его всё равно будет сложно нести к кладбищу. Рома настроился на цель, не обращая внимания на косые взоры жителей… и Мэра тоже. Боже, он, скорее всего, стыдится за свою правую руку, но и одновременно радуется всей душой. Отбросив все странные мысли в сторону, он побрёл к забору, которому на вид не меньше сорока лет.       Музыка давно стихла за подворотней, слышалось только редкое шуршание сверчков в траве. Некомфортное ощущение ледяного дыхания, что захватило кислород, растворялось в собственной вине. Наступил тот самый конец? Разве нет пути назад и ничего нельзя изменить? Серьёзно… Эти вопросы вертелись в голове сейчас везде, где только можно: они появлялись то на левом берегу, то возле деревьев, где парни неумело накорябали надпись «Р + Н = ♡» в свои пятнадцать. Забавно, что эти сердечки они нацарапали острой палкой именно в сегодняшнюю ночь. Даже немного обидно, но… такова жизнь. В ней нужно быть борцом за справедливость и лгать всем, в том числе и себе.       Ошибки всегда можно исправить, но только незначительные и если их не принимать как что-то «должное». Вот поэтому Компот с Риколитом здесь и собрались — в самый последний момент.       — Никит… — умоляюще прошептал Парамонов.       — Не надо здесь сопли разводить, окей? Мы не на Титанике, в конце концов. — Никиту в итоге спустили с рук, и тот побежал к краю обрыва. Сел там и свесил ноги, ностальгически поглядев на луну. Любимое время суток, когда никого нет и ты расслабляешься. Вдохновляешься глубокой тишиной, точнее. И главное — тебе никто не помешает. Даже желание взять родную ручку и написать ей всякий неразборчивый бред для ролика неожиданно появилось. И снять что-то на тему смерти для своих подписчиков, а потом доделать всё наутро, а после — выложить видео.       Не хотелось расставаться с этой привычкой. Ну вообще никак. Это было частью, а может, и всей жизнью Силюка. А её сейчас отберут… Навсегда. Сильный удар для и так поломанной менталки.       — Ром… Слушай меня внимательно. — Силюк сделал напряжённую паузу и повернулся к Парамонову, подозвав его жестом. Тот послушно подошёл к нему и присел рядом, пытаясь сдержать слёзы.       Он лишь кивнул, не говоря ни слова. Ему казалось, что от его мыслей весь мир обрушится на плечи.       Силюк окинул Парамонова взглядом, полным горечи. Ему не особо-то и хотелось, чтобы его друг начал испытывать омерзение от самого себя.       — Не хороните меня.       Услышав последние строчки, Роман шокированно обернулся в сторону Ника и расширил глаза: как это — не хоронить? Кожа побледнела на фоне луны ещё сильнее.       —П-почему?       Силюк с трудом вздохнул.       — Я хочу принести пользу. Развейте мой прах с самой высокой горы. Я мечтал о том, чтобы это сделал ты. И больше никто. Понимаешь?.. — Рик натянуто улыбнулся, аккуратно отряхнув платье. — Ты правда это сделаешь? Для меня. — Никита посмотрел на Парамонова детским, невинным взглядом, будто бы не его ждала эта участь.       — Нет. Нет-нет-нет-нет… Пожалуйста, нет. Я не хочу, я… — теперь время плакать Роману, что держал свои эмоции под замком пять лет. Он начал рваными поцелуями проходиться по шее Никиты, думая, что все эти засосы останутся в Раю, Аду или в вечной пустоте.       Он думал, что даже там Силюк будет чувствовать его вечное тепло. Ветер обдувал ледяные пальцы. Но Рик на это никак не отреагировал — сидел спокойно и не дышал. Зрачки у Парамонова сузились до предела.       — Не уходи, нет! — Парамонов рвал помятое платье Силюка, в последний раз оглядев его красивое тело.       — Да, Ром, да. Не надо рыдать. Будь сильным. Ты ж мужик. — Никита слабо похлопал товарища по плечу. Он понимал, что тяжело отпускать, но зачем так горячиться? Можно же найти не менее красивую девушку, быть нормальным, не геем. Хотя… это выбор Парамонова, не его.       Пускай живёт себе — Силюк будет внимательно смотреть на него с небес. Компот тихо всхлипнул, ещё сильнее прижавшись к дрожащей тушке напротив.       — Ага, и это говорит тот, кто сейчас в женском платье. Ага, ага. И вообще. Вообще… Я не рыдаю. — Рома провёл ладонями по своим щекам, стерев с покрасневшего лица хрустали. Плохой сон оказался жестокой реальностью. — И с чего я не должен плакать, да и вообще все мужчины? У меня вполне уважаемая причина… ты умираешь. Передо мной. — Парамонов в элегантном костюме отстранился от Рика, поджав ноги. Как ребёнок, честное слово.       Выглядит забавно и одновременно не очень. Алкоголь сделал его гиперэмоциональным и неуравновешенным.       И снова наступила несносная тишина. Хочется просто свалиться с обрыва и умереть именно такой смертью — глупой. Чтоб не считали героем и быстрее позабыли Силюка. Он видел себя не чем-то грандиозным в истории, а просто обычным парнем, что додумался уничтожить зловещую тварь всея мистики.       — И то верно. — Говорить больше нету сил. Близкая агония поджигает внутренние органы, взор становится прозрачным. Перед парнем лишь размытая картина того, как Компот берёт его за руки и шепчет молитвы. После — пустота. Голова отключается от всего. Дальше — просто темень.       И сплошное ничего. Может, Компот найдёт счастливую судьбу, а может, и нет. Но Риколит будет рад, если тот останется в живых и больше не будет вспоминать о нём.       Рома сжал оледеневшую ладонь Никиты… Бывшего Никиты. Трупа, что даже не успел с ним провести всю оставшуюся жизнь. И чувства тоже оледенели. Их как будто не существовало. Никогда.       Он считал, что потерять эмоции — это потерять себя. И Парамонов не мог найти того, кто бы сумел ему помочь.        Он омертвел внутри. Он перестал во что-то верить, хоть и пытался предпринять попытки самоубийства. Но парень понял, что это не выход к свету, поэтому остался цел. Сломленным судьбой, но живым.       И всё же… Это не конец. Это только начало всего удивительного.