***
Первые ночи после того как освободился от единого разума, он помнит отчётливо. Помнит, как несколько дней кряду оставался на одном месте. Какой-то пляж с разрушенными домами и глубокое синее море прямо перед ними. Рыцарь лежал среди мусора на каменном полу одного из домов, который вернее будет назвать обычным фундаментом, ввиду разрушенных стен и растасканной мародёрами мебели. Бетонные куски и доски делали и так не шибко удобную позу «калачика» ещё более неудобной. Однако это совершенно не волновало, возможно даже помогало Рыцарю держать один глаз открытым, наблюдая за водной гладью, без какой-либо возможности унять свою паранойю, что вот, закрой он хоть на секунду веки — этот кошмар вновь продолжится, а он — уже никогда не выберется. Время шло, за первой ночью шёл первый рассвет. Тёплый. Обычно рассветы символизируют начало, освобождение или что-то из этого слащавого разряда, но для Рыцаря он не означал ничего. Ничего кроме жарких лучей восходящего солнца, превративших его доспех в самую, что ни на есть, печь, которая прекратила свою работу лишь после полудня, когда Рыцаря наконец укрыло тенью дерева. Разум пустовал, не было ни одной мысли, которая была бы вывести его из подобного транса. Сознание не пропускало ничего, ни тянущую боль в животе, являвшейся следствием того, что органы были на грани того, чтобы начать переваривать сами себя, ни боль от ран, на которые давят доспехи, ни мольб затёкших конечностей, просящих сменить позу. Рыцарь так и продолжал лежать, не сводя испуганного взора с водной глади. За днём следует ночь, играющаяся с лунным диском на тёмном полотне неба, украшенного тысячами блестящих звёзд-конфетти и спокойно плывущими облаками. Внизу, на земле, гуляет прохладный ветер, обдувающий неподвижно лежащего Рыцаря, больше походящего на забитое животное. Будь у него шерсть — точно бы стояла дыбом. Эти сутки повторились ещё несколько раз, совершенно не меняясь, пока под лунным светом из моря не выползло нечто чёрное и массивное. Неизвестное существо заставило Рыцаря сжаться ещё сильнее, инстинктивно прикрывая голову. Настолько жалкая поза и в то же время свирепый взгляд заставили неразборчивое пятно остановиться. Мужчина же запыхтел, подрагивая то ли от страха, то ли от холода, который терпел столько часов. Руки непроизвольно сжимались на доспехах, хватали близлежащий мусор. Может тело бессознательно пыталось найти хоть что-нибудь, чем можно было бы защититься. Прежде пустующий разум начал наполняться картинами потенциального будущего, одна хуже другой; тем, что с ним будет, когда эти морские дьяволы опять утянут его в пучины океана, что они сделают. Панику разума прервал глухой звук падения чего-то тяжёлого о песок. Оба глаза были устремлены в сторону бесформенного существа, точнее к нижней части его «тела», где слабо отблёскивал его меч. Присмотревшись уже к самому визитёру — Рыцарь осознал, что паника была бессмысленна. Это Росинант, такой же истощённый, как и его хозяин. Тот островок надежды, за который он смог зацепиться, чтобы не потерять себя окончательно в безумии, в которое его погрузили морерождённые. И сейчас этот «островок надежды» не решался подойти ближе, смотрел как-то странно, словно с сожалением. Даже не успев встать — Росинант отпрянул на пару метров, оставаясь настороженным. Ранее не подававшее признаков существования сердце в этот момент пропустило удар, ставший не только напоминанием о наличии органа, но и тем, что практически прояснило разум мужчины, давая понять очевидную истину. Изо рта вырывается протяжный выдох, а затем и вдох, под конец которого Рыцарь сжимает зубами язык, начиная ползти к Росинанту. Животное хочет и дальше пятиться, но стоит, ждёт чего-то. Подтверждения, что это полуживое существо, ползущее ему навстречу, — его хозяин? Что оно не опасно? Переставляет руки, тянется лишь на них, ведь ноги, ещё не зажившие и онемевшие, не слушаются. В мозг приходят ощущения хруста, такого протяжного, медленного. Грудная клетка, словно взаправду превратилась в узкую клетку для лёгких, перед глазами начинает темнеть, но Рыцарь открывает обсохшие губы, разжимая язык, и тянется дрожащей рукой к своему другу. — Ро-си-нант. Говорит по слогам, с паузами. Хрипит, набирая на тяжком вдохе драгоценный кислород. И Росинант отвечает, не вербально, нет. Он ложится, позволяет Рыцарю подползти, опереться об него. Давая передохнуть от мыслей о том кошмаре, в котором он был. Оба истощённые они засыпают, прижимаясь друг другу. В сравнении с тем, что было — это первый раз, когда они спят “нормально”.***
Сейчас Рыцарь в удобной кровати. Может спать так, как до этого не спал годами. Как приходилось спать натурально в грязи, под шум тарабанящего о доспех дождя. Как когда-то пришлось спать в берлоге медведя или где-то на дне морском, где просто было в разы теплее, чем на суше. Как мёрз, словно бродячая псина. Но теперь ему нет нужды беспокоиться о месте для сна, ведь у него появилось такое место, которое можно и домом назвать… Да… Домом. Рыцарь разжал простыню, задерживая дыхание, с надеждой, что такое действие поможет ему сконцентрироваться на собственных мыслях. Кем он был, до подобной по-настоящему животной жизни? Хмурит брови в жалкой попытке вспомнить то, что было с мясом вырвано из памяти. Всё, что мозг демонстрирует — пустоту, которая должна дать понять, что то, что он ищет давно отсутствует. Фокус внимания переключается на что-то другое, что-то, что должно греть его душу. На уровне подсознания он знает, что у него есть жена и дети. Рыцарь даже готов поклясться, что помнит их. На секунду закроет глаза и вот, уже всплывают алые короткие волосы, спадающие ниже плеч и эти изумрудные глаза, под стать таким же волосам, собранным в хвост. Рядом стоит белокурый старший сын, помогающий по хозяйству. За спиной у него такой же меч, как и у отца. Где-то там вдалеке бегает их синеволосая дочурка, чей звонкий смех… Мысль обрывается, когда Рыцарь замечает отсутствие лиц. Мигом становится горько, хочется сплюнуть, но это может разбудить спящую Гладию, да и не поможет это. За пустыми лицами осознание доходит и до других смазанных черт: меняющиеся каждую секунду цвет и длинна волос жены, рост и пол старшего ребёнка. Те, кого он “вспомнил” — не его родня, а просто детали из разных пазлов, объединённые в одну картину. Если бы он только остался дома, если бы не был настолько одержим этой…— Хах…
Рыцарь не знает о чём думать после такого. Из его памяти умудрились выкорчевать даже то, что должно было им двигать на уровне подсознания, то, ради чего он решил бросить любимых людей. Теперь он просто переработанная версия прошлого себя, помятый лист бумаги, на котором остались лишь разводы, ранее являвшиеся воспоминаниями. Рыцарь не удивится, если окажется, что эти морские твари, истязая его тело, превратили его в мозг в декорацию для головы: красивую снаружи, но полую. На секунду становится так мерзко, что он садится, фокусируясь на рвотном рефлексе, не понимая: выйдет из него роскошный ужин — который представлял из себя обычную порцию — или же нет. И наученный горьким опытом он уже держал руку у губ, попервой даже не рассматривая варианта, что всё может обойтись. Сосредоточенный лишь на этом, Рыцарь не замечает своего тяжёлого дыхания, потерянного взгляда. Однако всё это видит уже не спящая Гладия. Она ждёт, ждёт момента, когда можно будет подать признаки пробуждения, чтобы ненароком не напугать его, ведь уже имеется опыт с успокоением. В памяти всплывают несколько зелёных охотников. Молодые парни, которые пошли в их ряды просто от безысходности: дом разрушен, семья мертва, никаких документов и надежд нет. Морерождённых боятся как огня, но приходится ведь идти на задания… Чтобы потом ночами со стрессу тихо плакать в подушку, ментально не выдерживая подобного давления. Рыцарь очень напоминает их, пускай и ситуации кардинально разные. То “дети” без выбора, они могут винить лишь судьбу, что так сложилось, а он… Он сам встал на тропу, которая привела его сюда, тропу, на которой морерождённые превратили его в пережиток прошлого себя. Единственный кого он может винить — лишь себя. — Рыцарь, — как можно мягче произносит Гладия и тянется к выключателю лампы на тумбочке со стороны Рыцаря. Благо он ещё не полностью понял, что она проснулась, что его вообще позвали. Это даёт не просто включить свет, но и вернуться обратно. — Всё хорошо? — продолжает она всё тем же тоном, —Если тебя что-то гложет — можешь рассказать мне? — но в ответ непонимающий взгляд. В голове столько всего, но нет ничего, о чём можно сказать. — Я… — голос дрогает, видя, как она смотрит. «Может моя жена также на меня смотрела? Может попыталась бы помочь, успокоить как это сейчас делает Гладия? — проступают первые слёзы, —Та жена, которую я забыл…», Рыцарь опускает взгляд, измученным голосом проговаривая: — Что я… Вообще помнить? — язык действует быстрее, давая возлюбленной понять, что сейчас идёт не так. И, недолго думая, она даёт ответ: — Меня. Он с секунду пытается обдумать услышанное, но мозг просто отказывается воспринимать что-либо. Словно все мыслительные процессы в миг остановились, и сейчас Рыцарь лишь озадачено пытается зацепиться за что-нибудь взглядом, с каждой секундой делая это всё более и более активно. Дыхание учащается, а из подсознания вытекает лихорадочный страх, нашёптывающий опасения забыть и её. В груди Гладии, прямо у сердца, в мгновение разрослось нечто неприятное и тяжёлое. Словно опухоль, сформировавшаяся из жалкого вида Рыцаря. Как его и без того блеклые глаза потускнели ещё больше, а хорошая мускулатура выглядела менее внушительно. Такой зажатый, такой сломленный, но всё ещё её. Она вздыхает, аккуратно касаясь ладонью его щеки. Никакой реакции. Новая волна сожаления прокатывается внутри организма, переворачивая там всё вверх дном. Гладия начинает тянуть Рыцаря к себе, помогая второй рукой, которую она расположила у него на спине. Утыкает его голову в свою грудь, в ту футболку, что должна была принадлежать ему, жаль он не смог привыкнуть. Сейчас он наконец немного восстанавливает здравомыслие, хотя бы понимает, что сейчас происходит. Она даёт ему секунду на осознание того, что можно выплеснуть эмоции. Рыцарь обхватывает её со спины за плечи. С силой вжимается в её тело, боясь отпустить. Гладия, чтобы успокоить его, начинает гладить его по голове. — Я всегда буду рядом, — из его глаз начинают проступать слабые слёзы, которые он по привычке пытается сдерживать, — И потому… — плавно проводит рукой по его серебристым волосам, — Я надеюсь, что и ты будешь рядом со мной, — говорит с мягкостью в голосе и улыбкой на губах. Да, он забыл всех, даже самого себя. Однако у него ещё есть Росинант и… Та кого он любит, та кого называет своей возлюбленной. У него теперь есть Гладия. И мысль об этом немного сгоняет боль и слегка греет, давая Рыцарю почувствовать, что он не один, не просто физически, но и эмоционально.