***
— Привет, — рыжий улыбается как попугай. Ярко и шумно. Эндрю хочет разбить ему лицо, чтобы посмотреть — везде ли он такой чудовищно цветной. — Привет! — Ники выбегает из-за плеча, оттесняя Веснински от кузена. Эндрю почти шипит на него. Голкипер несколько раз моргает, фокусируясь на Ники. — Вау, у тебя такие красивые глаза. — Хм, — Веснински оттягивает нижнее веко пальцем, сохраняя на лице кривую улыбку. — Отцовские. «Отцовские», думает Эндрю. В этом слове смешался весь эмоциональный попугай. И смешался только потому что Натаниэль швырнул его в блендер и теперь, вынув получившуюся жижу, выплеснул прямо в лицо Ники, а тот только шире улыбнулся, ничего не заметив. — Вы похожи? — продолжает Ники и Эндрю совсем не уверен, что тот вылезет из этого диалога без повреждений. Но Натаниэль просто пожимает плечами. — Генетика, вся хуйня. — Ты пришёл за комплиментами? — Кевин появляется неожиданно тихо. Обычно Дэй — пьяный беспорядок и всполох битого зелёного стекла, шумящего где-то у него под рёбрами. Кевин не тихий, это неправильно, но почему-то выглядит хорошо. Привычно. Как будто ему не нужно быть шумным, чтобы быть замеченным Натаниэлем. — Поздороваться хотел, — Веснински на него не смотрит, продолжая разглядывать кудри Ники, которыми тот начал хвастать на фоне. — Выглядят мягкими. — Можешь потрогать! — Хэммик почти светится от счастья. Голкипер улыбается и тянет руку в перчатке к чужой голове, Эндрю дёргается от вида чужих скрюченных пальцев, ложащихся на волосы кузена. Заметивший это Веснински жестом говорит ему замолчать, сверля взглядом, в котором ни намёка на угрозу, только что-то напоминающее озорство. Миньярд переводит взгляд на замершего Дэя, с давно привычным ужасом наблюдающего за происходящим. — Спасибо, действительно мягкие, — говорит Натаниэль, убирая руки за спину. Он подмигивает Эндрю, заставляя того сжать кулаки. — Я увидел, что хотел. — Меня? — с наглой улыбкой спрашивает Хэммик, играя бровями. Такой придурок, думает Миньярд. Эндрю чувствует себя как в детском доме. Он снова ощущает этот оценивающий взгляд, бегающий по нему, цепляющийся за какие-то незначительные детали. Натаниэль Веснински смотрит на него отцовскими глазами, такими голубыми, что колет где-то в позвоночнике. — В том числе. Единственным отличием от детского дома, пожалуй, является то, что теперь его оценивают ни как «мальчик, которого можно забрать», а как «я могу доверить тебе своего ребёнка». Чёртова Ирландия переливается под электрическим светом, когда Веснински чуть склоняет голову к плечу. — Нат… — начинает было Кевин, собираясь подойти, но Эндрю преграждает ему путь рукой, замечая приближающегося Моро. — Нат, — говорит тот, положив руку на плечо сокомандника. — Пора. — Скука, — Натаниэль закатывает глаза и, в последний раз глянув на «Лисов», салютует им двумя целыми пальцами. — Увидимся. — Он такой классный! — пищит Ники. «Он такой… Странный»***
— Ему пальцы сломали, — шепчет Кевин, глядя в стену перед собой. Эндрю смотрит на него безразличным взглядом, свесив одну ногу с подоконника. Они вернулись с матча больше шести часов назад, и за это время Кевин ни разу не сказал «вы отстой». Ни слова про проигрыш. Ничего, кроме «сломали пальцы» и что-то на французском, близкое к молитве. — Если бы мне платили за каждое твое слово про Веснински, я бы разбогател за этот вечер. — Кевин поднимает пустые глаза, будто только сейчас понял, что в комнате не один. Он смотрит-смотрит-смотрит. — Это тонкий намёк: ты заебал, Дэй. Эндрю чувствовал себя немного лицемером, говоря это. По правде, он и сам не мог выкинуть из головы ходячий переломанный пиздец, коим был Натаниэль Веснински. Не пальцы, а весь он, от Ирландии до чёрных кроссовок, скрипящих по начищенному полу. Они молчат несколько минут. Кевин возвращается к созерцанию стены, а Эндрю достаёт телефон, начиная крутить его в руках, то и дело бликуя экраном. — Почему ты так им одержим? — спрашивает Эндрю. Кевин вздрагивает, но не смотрит на него. Миньярд почти различает слова, которые Дэй произносит одними губами, будто перебирает в голове давние диалоги, хранящиеся под слоем зелёных осколков. Когда Эндрю уже не надеется получить хоть какой-то внятный ответ, Кевин произносит: — Он мой лучший друг. С самого появления. Рико был мудаком, а Нат говорил об этом, пока я молчал. Он не… Он не похож на отца. — Эндрю хочет сказать «не неси чушь», но потом понимает — Кевин не про глаза и волосы. В конце концов, это всё только оболочка. Попугай в блендере. — В Гнезде всё чёрное, а Нат… — Яркий. Как попугай. — Да, — выдыхает Дэй, опуская подбородок на согнутые колени. — Он мой лучший друг. В повисшей тишине раздаётся вибрация. Эндрю поворачивает телефон и на мгновение слепнет от яркого дисплея. На экране сообщение. Короткая фраза, всего четыре слова от неизвестного абонента: «я его тебе доверяю».***
Желание написать «пошёл нахуй» Эндрю глушил в себе три дня. Оно свербело в каждой кости, царапало где-то глубже, пока Миньярд курил одну сигарету за другой, чтобы хотя бы в лёгких не было утомительного зуда. В пятницу «пошёл нахуй» странным образом трансформировалось в «Эдем, сегодня. В 22:00». — Пиздец, — говорит Эндрю ровно, глядя на отправленное сообщение. — Пиздец, — повторяет он, получив ответ. «договорились, сокровище»***
— Почему ты оглядываешься? — Аарон выглядит скучающим. Эндрю не может его винить: сегодняшний вечер брат должен был провести со своей болельщицей, но та внезапно всё отменила. Трагедия? В самом деле. Эндрю наплевать, он и так согласился взять Аарона в последнюю секунду, когда они уже готовы были уезжать, из-за чего все опоздали почти на полчаса. Ники ныл слишком громко. — Не твоё дело, — просто бросает Эндрю, в который раз проходясь взглядом по толпе. Веснински не было. Эндрю уверен. Он бы заметил его в контактном зоопарке, коим был танцпол. Ни одного рыжего пятна, ни одного попугая. — Может, — продолжает Аарон. — Тогда сходишь за добавкой? — он указывает кивком головы на поднос, где осталось всего несколько рюмок. — Кевин скоро вернётся, ему явно нужно будет больше. — Почему бы тебе не сходить? — Я не нравлюсь Роланду, — брат ведёт плечом, отводя взгляд. Эндрю понимает Роланда, и поднимается с места, чувствуя что-то уродливое внутри. Он запрещает себе идентифицировать это как разочарование. В толпе мелькают кудри Ники, рядом с ним татуированная скула — Кевин. Они танцуют и выглядит при этом даже глупее, чем обычно. Но глядя на них Эндрю немного успокаивается. Он вспоминает вечер после матча и пустой взгляд Дэя, направленный в стену. Сейчас он хотя бы выглядит живым. Живым и срывающимся, и Эндрю знает, что собирать эту бестолочь придётся ему. В плечо врезается пьяное тело, запуская сотни игл по коже. Эндрю сглатывает ком в горле, потому что его никто никогда не собирал, хотя он тоже был своего рода бестолочью, но его никто не собирал. Не лучшие мысли среди веселящихся тел. — Одиночество в толпе — самое страшное, — доносится у уха. На достаточном расстоянии, но всё ещё можно врезать подносом. Эндрю оборачивается и видит рыжий, синий, чёрный. Ирландию, попугая и тройку. — Привет, сокровище. — Где ты был? — Здесь? — Натаниэль улыбается. Не криво, а как-то совсем иначе. Эндрю хочет спрятать его лицо тем же подносом, но вместо этого только щурится и знаком показывает идти за собой. — Тебя не было, когда мы приехали, — говорит Эндрю, подходя к стойке. Роланд торчит где-то у дальнего края, болтая с блондинкой. Эндрю почти фыркает, когда та смеётся и заправляет крашеную прядь за ухо. — Вас не было, когда я приехал, — Веснински пожимает плечами, смотря туда, где, как Эндрю помнит, были Кевин и Ники. Миньярд наблюдает за игрой светодиодов на чужом лице, как будто это самое интересное, из всего, что ему приходилось наблюдать. — Возникли трудности. Натаниэль не отвечает, только пожимает плечами. Ему в глаз попадает красный свет. — Ты думаешь, что можешь просто скинуть его на меня? — Кевин не вещь, чтобы его скидывать, — глухо говорит Веснински, но Эндрю всё равно слышит его даже сквозь басы второсортной песни. — Больше нет. — Но ты это сделал, — отвечает Эндрю, щурясь. Натаниэль наконец-то переводит взгляд на него. Никаких попугаев и блендеров. Эндрю думает, что это печаль. Не чувство, а цвет. Печаль — вот какого цвета глаза Натаниэля Веснински, стоящего так далеко от Гнезда в окружении незнакомых людей. — Я ничего не делал. — Веснински хмурится, как будто хочет сказать этим что-то другое. — Он ушёл и наконец-то нашёлся. — Ты говоришь глупости, — Эндрю нетерпеливо стучит подушечками пальцев по стойке, чувствуя что-то липкое. — Мне часто так говорят, — Натаниэль пожимает плечами и как-то неуловимо меняется. Теряет «Ворона», начинает улыбаться, глядя куда-то за Эндрю. — Нат! — на Веснински налетает Ники. Виснет на шее и трётся макушкой о щёку. Надо же как согнулся. — Ты тут? Или Кевин споил меня и это галлюцинация? — Привет, — Натаниэль гладит Хэммика по волосам. Эндрю непроизвольно залипает на его пальцы. Выглядят целыми. Кевин говорил, что Веснински умеет справляться. — Я тут. — А ваш красивый француз? — Ники пьяно оглядывается, водя волосами по бледному вороньему лицу, от чего тот морщит нос и едва заметно улыбается. — У него такие глаза… С твоими не сравнятся, конечно! Но они такие… — Ники, — говорит Эндрю, оттягивая кузена за ворот рубашки от Веснински. — Где Кевин? — Он с Аароном. Он пошёл к Аарону. — И ты иди к Аарону. — Но там нет Ната! — Ники начинает хныкать и снова тянет руки к Веснински, который протягивает одну, чтобы переплести пальцы с Хэммиком. — А тут есть! Не забирай его только себе, это эгоцентрично! — Эгоистично, — мягко поправляет Натаниэль, а Эндрю теряется. Ворон не должен так говорить. Он не должен просто уметь так говорить. Миньярд смотрит на него слишком долго, по собственным меркам, конечно. Натаниэль переводит взгляд на него и хмыкает. — Я подойду чуть позже. Эндрю нужна помощь, чтобы донести это, — он указывает свободной рукой на поднос, который Роланд всё ещё не заметил. — Эндрю не нужна помощь, он всегда справляется сам! Миньярд поджимает губы. Вот именно. — Иногда всем нужна помощь, — отвечает Веснински, освобождая ладонь из чужой хватки, подталкивая Ники в сторону столика. Тот послушно теряется в толпе. — Откуда ты знаешь, где мы сидим? — Я внимательный, — Натаниэль пожимает плечами. Ни следа от мягкого тона, потому что Эндрю он не нужен. Совсем-совсем не нужен. Не от Натаниэля Веснински, у которого вправленные пальцы и печальные глаза. — Часто возишься с детьми? — спрашивает Эндрю, стараясь звучать как можно менее заинтересованным. Веснински загадочно пожимает плечами. — У меня было двое беспризорников. — Было? — Остался один, второго приютили. Эндрю вспоминает то чувство, которое испытывал, когда Натаниэль оценивал его после матча. В глаза бьёт синий луч. Эндрю думает, что они с Веснински похожи. В каком-то извращённом, поломанном смысле. Он не знает, что сказать, а Натаниэль ничего и не ждёт. Просто стоит, отгораживая Эндрю от беснующейся толпы, изредка получая толчки. Он сейчас похож на маяк, который со всех сторон атакуют волны, а эффекта никакого. Стоит и не шевелится. Только Натаниэль не светит. Сломался. — Зачем ты приехал? — Ты же позвал, — Веснински пожимает плечами, как будто это само собой разумеющееся. Как будто он готов по первому зову приехать куда угодно, кто бы его не попросил. — Тебе доверяет Кевин, значит, и я могу. В конце концов, максимум, что ты можешь — убить меня. Это не так страшно. — Многие бы с тобой не согласились. — Я не многие. — Я вижу. Когда Эндрю возвращается к столику, Ники сопит на плече Аарона, которому Кевин рассказывает что-то про революцию. Натаниэль Веснински остаётся синими и красными лучами, запахом машинного ароматизатора с хвоей и сломанным маяком, который засел где-то внутри Эндрю вместе с солёными брызгами.***
Очередной бесполезный банкет, на который были приглашены команды. Эндрю вообще не хотел ехать, но Кевин всё бубнил и бубнил, а Ники всё ныл и ныл. Даже Аарон что-то говорил про свою черлидершу и её новое платье. Миньярд только закатывал глаза и говорил им отъебаться, а потом ему пришло новое сообщение: от Маяк: как ты думаешь, если я плюну Рико в бокал, он будет громко орать, или побоится перед камерами? И вот, Эндрю в зале, а Натаниэля Веснински нет. Ни единого намёка на его существование. Только дёргающийся Рико и тревожный Моро, то и дело оглядывающийся в сторону запасного выхода. На крыше, куда вёл выход, сыро и темно. Натаниэль Веснински, сидящий на парапете, свесив ноги вниз, выглядит более ненастоящим, чем когда-либо. Эндрю видит моросящий дождь, падающий на рыжую голову, через призму лунного света. У него в пальцах тлеет сигарета, осыпаясь прямо на чёрный костюм, оставляя пятна, но тот этого совсем не замечает, продолжая смотреть в никуда. Отвратительная картина. Эндрю хочет сохранить её навсегда. — Дэй хотя бы на стену смотрит во время своих срывов, — говорит он, подходя ближе. Натаниэль не двигается, только еле слышно усмехается. — Вы все одинаково поехавшие. — Есть такое. — Я пришёл за шоу, — продолжает Эндрю, когда понимает, что не дождётся никакой реакции. — А ты тут. — Дистанционно треплю нервы Рико, — знающе говорит Веснински, хлопая по месту рядом с собой. Эндрю требуется несколько секунд, чтобы решиться и сесть. — Через двадцать минут он начнёт орать. — На Моро? — Эндрю забирает из бледных пальцев оставшуюся сигарету и затягивается. Сразу глубоко, после выкидывая окурок вниз. — На всех. Будет тебе шоу. — Ты странный, Ворон. — Я знаю. — Ники считает, что ты бы лучше смотрелся у нас, — говорит Эндрю. Он сам не понимает, почему продолжает разговор. — Рыжий. «Лисы». — Тебе так не кажется? — Натаниэль поворачивает голову впервые с момента, как Эндрю пришёл. Маяк. — Твои волосы отвратительно смотрелись бы с нашей формой, — отвечает Эндрю протягивая руку вперёд. Он замирает в нескольких дюймах от промокших прядей, недоумённо смотря на свою ладонь. Как это получилось? Натаниэль наклоняет голову, прижимаясь виском к чужой коже. Холодный. — Я бы мог быть болельщиком, — усмехается Веснински, прикрывая глаза, когда Миньярд начинает перебирать потемневшие локоны между пальцами. — Девушка моего брата — болельщица. — Ужасный вкус. — Да, в битве за мозги я победил ещё в утробе. — Я о том же, бедная девочка, — Натаниэль улыбается. Уголками губ и очень устало. Эндрю вдруг боится, что волны добились своего — фундамент начал крошиться. Эндрю не знает, как это починить, от чего пугается только сильнее. — Хочешь сигарету? — Кевин будет орать, если я не вернусь через две минуты. — Я не об этом спрашивал. — Да.***
я: Морияма всегда называет тебя «Младший»? от Маяк: нет, иногда «сукин сын» от Маяк: мне тоже мой отец не очень нравится, так что я не возражаю я: хуёво, когда ты ассоциируешься только с сукой от Маяк: если убрать его из моего имени, то получится «Нил» от Маяк: можешь звать меня «Абрам» я: и зачем мне это? от Маяк: почему нет? это моё второе имя. оно мне нравится Эндрю смотрит в телефон несколько долгих секунд, не зная, что делать с полученной правдой. Натаниэль, нет, Абрам, впервые сказал, что ему что-то нравится. Не на интервью, не для того, чтобы позлить кого-то. Просто так. я: мне нравится мой дом в Колумбии я: хочешь посмотреть? да или нет? я: Абрам от Маяк: да***
— Необычно, — говорит Абрам, садясь в салон. — Что именно? — Эндрю заводит мотор как можно быстрее, чтобы никто из его надоедливой семьи не появился. — Ты, — просто улыбается Веснински, пристёгиваясь. Он смотрит в зеркало заднего вида. — Надеюсь, что эту машину уничтожат за выходные. — Дай угадаю, — Эндрю ухмыляется, выезжая за пределы парковки. — Она Рико. — Не угнал, а одолжил, — он привычно жмёт плечами, разглядывая лицо Эндрю. — Что? — Ты оставил Кевина одного? — Фу, — Миньярд наигранно кривит лицо. — Даже в такой момент ты говоришь о нём. Дэй в порядке, остался у тренера. — Ты заставил? — Возможно. — Ты мне нравишься, Эндрю Миньярд, — Абрам смеётся. По-настоящему. Не долго, но Эндрю хватает и этого, чтобы внутри всё скрутило. — А я тебя ненавижу. Ты прибавил мне работы. — Он твоё хобби, а не работа. — Ты — моё хобби, а Кевин — работа, — Эндрю расслабленно выстукивает незатейливый мотив пальцами по рулю, сворачивая на шоссе. — И в чём же разница? — Веснински снимает ботинки и подгибает колени, укладываясь на них подбородком, всё также глядя на Миньярда. — Хобби — то, чем тебе нравится заниматься.***
— Хочешь сказать, ты не смотрел Железного Человека? — Эндрю с отвращением смотрит на Абрама, который не понимает, что его жизнь грёбанный ад. Тот только улыбается и качает ногами, сидя на барной стойке в ожидании, когда кофемашина закончит свои дела, чтобы они могли перейти в гостиную. — У меня не было на это времени. — Ну да, учился пальцы вправлять, — Эндрю кивком головы указывает на чужую руку. — В том числе, — Абрам вытягивает ладонь вперёд, растопыривая пальцы, смотря на них скучающе. Он несколько раз сгибает и разгибает кулак, совсем не меняясь в лице. Эндрю терпит это слишком долго, перед тем, как сжать ладонь Веснински, пропуская свои пальцы между его. — Ты тёплый. — Тебя удивляет, что люди тёплые? Что с вами в Гнезде не так? — Мы почти всегда в перчатках, — Абрам выворачивает руку так, чтобы тоже сжимать ладонь Эндрю. Он осторожно покачивает получившимся замком, следя за ним взглядом. — Человеческое тепло — не для Воронов. У нас есть только кровь. Первые капли всегда что-то горячее. Абрам замирает на мгновение, после чего медленно подносит их руки к лицу, всем своим видом источая вопрос. Эндрю кивает не думая. Ощущение губ на тыльной стороне ладони непривычно-мягкое. Как голос Абрама в Эдеме. — Отвратительно. — Не нравится? — Сделай ещё раз.***
— Это было странно, — задумчиво говорит Абрам, как только заканчивается сцена после титров. — Ты хотел сказать «потрясающе». — Нет, я… — Это был не вопрос. — Хорошо. «Железный человек» потрясающий. — Теперь ты говоришь, как нормальный человек. — Эндрю поднимается с дивана, разминая спину. На часах около трёх утра, Кевин бы орал на него, если бы узнал, что Эндрю сделал со своим режимом. Но Кевина здесь нет. Здесь есть только Абрам, сидящий на диване в окружении глупых цветочных подушек, которые выбрал Ники. Он сонно-уютный и Эндрю думает, что жизнь завела его куда-то не туда. Тряхнув головой, Миньярд направляется к лестнице на второй этаж, но останавливается, когда не слышит никакого движения за спиной. Он оборачивается и натыкается на вечную синеву, смотрящую какой-то непонятной смесью эмоций. — Почему ты там? — Потому что ты меня тут оставил? — Перестань быть идиотом и иди за мной. — он поджимает губы. — Если хочешь, конечно.***
— Мне нравятся твои руки, — Абрам лежит на боку, сжимая ладонь Эндрю над одеялом. — Они безопасные. — Я говорил тебе перестать быть идиотом. — Миньярд, несмотря на свои слова, подносит их руки ближе к себе, согревая дыханием. — Тебе нравится, я твоё хобби. Тебе нравится мной заниматься. Да? — Да. Эндрю Миньярд тянется к маяку, который светит сегодня только для него. Маяк окутывает его своим светом и Вороньим теплом, оставляя кофейное послевкусие. И нет никаких попугаев в блендере, есть только Абрам, который был таким странным и рыжим.