Невольник

Правдин никогда не считал Стародума угрюмым или же мрачным человеком. Для него Стародум был мудр, добр и, как бы то вульгарно не звучало, ласков, привлекателен. Совсем не отталкивали морщины старческого лица, наоборот, притягивали. Всё в Стародуме нравилось Правдину. В Правдине же Стародум видел смелое и стойкое лицо. Добродетель чистой души. Солнце светилось в его глазах, а сердце излучало тепло для каждого. Но и смелость чувствовалась в его словах, в его действиях. И они оба осознавали некую нить, что связывала их крепко-накрепко. Их взгляды и речи сталкивались, словно не случайно. И они это понимали. В один из ничего не предвещающих вечеров выдалось им мгновение остаться наедине. Они сидели молча, то поднимая, то опуская взгляды. Но лишь одному Правдину было неловко и только ему хотелось высказаться… — Грешна моя душа, милы вы мне, сударь… — неожиданно начал мужчина, поднимаясь со своего места — И без лести, без грязных помыслов я вам это говорю. Самому мне противно от себя, но грудь сжимается болью смертельною. Болен я сударь мой, навеки болен вами и ничего меня уже не излечит — с печальной горестью говорил Правдин. Мечась глазами, не мог найти он места для своего покоя. Падал он на колени перед Стародумом. Жалостливо руки целовал и обливал слезами своими, но взгляд не поднимал. А Стародум молчит. — Стыдёхонько мне, сударь, стыдно за мысли свой и слова непорочные… Не стыдите больше, не убивайте меня молчанием своим — Правдин жмется лбом к рукам чужим, всё льются слёзы горькие и слышны всхлипы тихие. — Друг мой грешный, не убивайте себя, не гнобите — ласково говорит Стародум. Руки его сжимает, а Правдин в трепете взгляд свой поднимает. И видна в этих глазах вся тоска и лишь капли света поблёскивают в них. — Вы мне так же дороги, так же сердцу моему значимы… — Ах, если бы вы знали. — лишь горькая улыбка озаряет печальное лицо — По-другому вы мне дороги, чувства мои к вам грешны. Как наивно влюблённая девица я смотрю вам вслед, и тоскует сердце… Как же грудь моя болит от одного вашего вида. — Не преувеличиваете… — Ни в коем разе сударь! Как хочу прижаться к вам я, как трепетно желаю прикоснуться. А как рассыпаюсь от ваших слов!.. — Не несите околесицу! — Не гневайтесь мой сударь, сам я понимаю какую дрянь сейчас произношу. Но убейте же в это мгновение, коли противен я вам настолько. Ах, мой сударь… — печально вздыхает, поднимаясь на ноги отходит к окошку. Стародум провожает того взглядом, а сам нехотя отпускает руки друга. — Прекрати эти вздохи. Правдин, друг мой чистосердечный, что же это с вами? Да разве не больны вы? — и поднимается с места, подходит к тому ближе, но касаться не смеет. — Болен… Вами болен…