Бриллиант «Луиджиса»

      Фридрих уже несколько минут крутился у зеркала, прикладывая к груди разные галстуки.       — Как думаешь, Дора, какой из них лучше надеть завтра вечером?       Вошедшая в спальню Теодора растерялась от неожиданного вопроса. Она подошла к возлюбленному и из-за спины посмотрела в отражение.       — Ты хочешь выбрать этот жилет? — поинтересовалась она, сняв с дверцы шкафа вешалку с костюмом цвета серой умбры. Фридрих утвердительно кивнул. — Тогда, я думаю, тут лучше подойдёт тот красно-коричневый галстук. Он будет яркой деталью, но при этом не сильно выпадать из общей палитры.       Фридрих пару секунд поглядел сначала на жилет, потом на предложенный галстук и произнёс:       — Пожалуй, ты права. Остановлюсь на нём. Спасибо тебе, mein Schatz!       — Не за что! — Теодора обвила руками его шею и заботливо поцеловала в щёку. — Ты уже определился какую композицию будешь играть?       — Конечно. Я посоветовался с п-пианистом, и он предложил сыграть «Д-д…» — Фридрих замялся, не зная, как произнести название композиции. — Oh, verdammt! Я без понятия как это читается — оно не на английском и не на немецком написано. В общем это к-какой-то сороковой опус Камиля Сен-Санса.       Теодора, к своему большому стыду, не поняла даже, что это за композитор такой и молча улыбнулась. Фридрих же продолжал, убирая ненужную одежду обратно в шкаф:       — Этот пианист очень славный парень. Я бы даже сказал, что он настоящий п-профессионал. Конечно, я доверяю его выбору, но, на мой взгляд, эта мелодия слишком… как это сказать… беспокойная для тихого ресторана.       — Ну, а что в этом такого? Зато зрители обратят на вас внимание. Вы не будете живой декорацией зала, а станете полноправными хозяевами вечера! Разве не здорово?       — Да… Он примерно то же самое говорил.       Фридрих улыбнулся и с нежностью посмотрел на Теодору.       — Ты же придёшь завтра? — спросил он с трепетом.       — Конечно! Я сделаю всё возможное, чтобы не опоздать. Собеседование ведь завтра…       Теодора стушевалась при мысли о поиске работы. Напрасно было полагать, что по возвращении в Америку, вакантное место найдётся быстро. Несмотря на то, что Фридрих и Лоуренс убеждали её, что тестовая статья вышла прекрасной, она очень сомневалась в своих силах. Точно ли она подойдёт такому крупному журналу?       Фридрих заметил её волнение, подойдя сзади, обнял её за плечи и уверенно прошептал:       — Ты молодец, Дора! Я очень горжусь тобой, слышишь? М-мы обязательно преодолеем все трудности!       — Я тоже горжусь тобой, Фридрих! Я верю, что и у тебя завтра всё получится.

***

      Солнце постепенно заходило за горизонт. Жители Нью-Йорка спешили поскорее отпраздновать завершение рабочей недели в баре, кафе, ресторане или же просто дома с семьёй. Теодора бежала по тротуару, неся под мышкой небольшую папочку, в которой было всё необходимое для собеседования. Вот уже оставалось буквально несколько метров до остановки. Автобус уже загружал пассажиров.       «Ну же! Я должна успеть!».       И ей удалось. Запыхавшись, она плюхнулась на сиденье и победно прошептала:       — Я всё смогла, мой дорогой. У меня получилось. Теперь взгляну на твой триумф…       Ресторан «Луиджис» встречал гостей своими приглушёнными огнями. Теодора шагнула за стеклянную дверь и диву далась сей роскошной обстановки зала. С порога её встретила молоденькая официантка. Та посмотрела на неё со скепсисом, но тут же мило улыбнулась и будто пропела:       — У вас забронирован столик, мисс?       — О, нет, к сожалению… — Теодора перевела взгляд на девушку. — Подскажите, пожалуйста, какой-нибудь свободный столик, чтобы было хорошо видно сцену? Я пришла послушать музыку. Мой молодой человек выступает сегодня.       — Вот как… Что ж… — официантка внимательно пробежала глазами по залу, — можете занять во-о-он тот столик, третий слева, — она указала на него блокнотом.       Теодора поблагодарила её, взяв меню, и направилась к вглубь зала. Присутствующие бросали на неё недоумевающие взоры, но она не сразу догадалась в чём дело. А между тем, место оказалось поистине удобным — сцена была полностью видна.       Теодора раскрыла меню и опешила от цен.       «Это не цены, а кошмар какой-то… Я сегодня явно без ужина. Только чай».       Она подняла глаза и с ноткой досады осознала, что и одета не как представительница среднего или высокого класса, коих здесь было куча — оттого на неё косо глядят.       — Ну и чёрт с ними! Пускай пялятся! — буркнула Теодора. — Я здесь ради чудесной музыки моего Фридриха. О, а вот и он!       Фридрих робко вышел к центру сцены и с трясущимися руками установил ноты на пюпитре. В глазах Теодоры заиграли искринки, а сердце затрепетало от радости и гордости за него. Он был так красив в свете прожекторов. Казалось, что их мягкий свет, будто облачал и подчёркивал всем его солнечную, полную добра душу, сокрытую за панцирем застенчивости.       Прежде чем начать, Фридрих оглядел толпу — искал её, свою единственную музу для которой готов играть без страха допустить ошибку. Теодора привстала, сделав вид, что поправляет платье, и слегка помахала ему свободной рукой. Он заметил её и лицо его засияло.       — Играй для меня! — тихо произнесла она, понимая, что он всё равно не услышит.       Фридрих обменялся кивками с пианистом, и по ресторану расползлись первые ноты фортепьянной мелодии.       Начало было негромким и нежным, но тут бойко вступила скрипка, что Теодора даже слегка вздрогнула от неожиданности. Она с интересом наблюдала за движениями Фридриха. Он был предельно сосредоточен на своей партии и, нахмурив брови, следовал указаниям в нотах. Его игра была хлёсткой как удары плетью.       В голове Теодоры сразу возник образ, как некая пара, заменяемая пианино и скрипкой, страстно танцует, вкладывая в каждый шаг своё вожделение, но в то же время, будто сопротивляясь ему. Они движутся в непрерывном круге. Партнёр «Фортепьяно» двигается медленно, а спутница «Скрипка» отвечает на его движения, ускоряя свой ритм и исполняя сложные танцевальные фигуры.       Люди за столиками застыли, приковав свои взгляды к сцене и позабыв о том, что пришли за трапезой. Теодора восхищалась как искусно Фридриху удавалось через звук передать настроение и чувства — побудить видеть некие образы и смыслы.       Мелодия сбавила скорость, будто переводя дух. Чего нельзя было сказать о потерявших дар речи Теодоре и публике. И вот вновь скрипка и фортепиано завальсировали в своём интимном танце.       Ближе к кульминации темп стал нарастать, становясь более тревожным. Теодора представила как партнёры будто истощают друг друга, сгорая от страсти и… Вот оно! Такое нужное спокойствие наконец наступило, чтобы в последний раз пуститься в пляс — они более не чурались своих чувств и были честны с собой.       А Фридрих совсем позабыл, что перед ним публика. Волнение улетело куда-то вдаль, и он полностью утонул в музыке, отдавая ей всего себя без остатка.       Стихли последние аккорды, и на их место пришли долгие овации.       — Браво! Браво! — скандировали люди.       Теодора утерла с глаз выступившие слёзы восхищения. Это было лучшее завершение трудного дня.       — «Луиджис» заполучил бриллиант! — произнесла она, не сводя глаз со святившегося от счастья Фридриха. — Мой самый бесценный бриллиант! Моё сокровище!