уроки литературы

Сентябрь. Пение юных птенцов окутало всю окрестность чуткого, никогда не спящего района. Рыжие, багровые и слегка желтоватые листья смешались под ногами и беспорядочно шебуршали, словно дискуссируя о чем-то важном, шумели и завлекали в свою вереницу бездумных, но увлекательных занятий. вот и Рики, некогда примерный ученик, круглый отличник, центр и образец, лицо доски почета, шел в свой университет, закинув на плечо не такой уж и тяжелый рюкзак темно-коричневого цвета, укутавшись в вязанный колючий светлый шарф и вельветовое пальто, купленное еще в Японии. Про него учителя говорили «Одаренный мальчик», «Талант», «Подарок и самое настоящее сокровище», что он писал стихи, танцевал, немного пел, вязал, шил, на досуге рисовал и любил готовить, боготворил сестер и мать, с уважением и честью относился к старшим, был верен и честен к товарищам и друзьям. Но все его труды были напрасны, когда не были замечены одним единственным преподавателем, что стал для японца самым величайшим в его жизни стимулом учиться. Учитель Ким был невозмутим и строг, до невыносимого прямолинеен, но вовсе не болтлив. Порой Рики просто мечтал узнать о чем тот думает или улыбается ли он вообще? Каков он вне университетской жизни и чем ему этот ученик дорогу перешел, что теперь к нему такое особое отношение. Особое, но не такое, какое хотелось бы. Дабы сблизиться с учителем и войти в круги его приближенных, что изначально казалось Рики просто, поскольку у него есть все данные для этого, парень вступил в литературный клуб, что вел этот самый учитель. Его имя запрещено было произносить вслух среди учеников, в узких кругах его называли вторым воплощением Волан Де Морта, а для первокурсников и вовсе было непостижимой тайной происхождение этой нашумевшей, но довольно нелепой легенды. Студенты боялись называть его даже по фамилии, потому обращались к нему просто «учитель» или «извините». – Боже, вы только взгляните. – молчание. Нишимура даже усом не повел. Выражение его лица было также невозмутимо, как и всегда. Однако Джеюн довольно навязчиво пытался показать всей своей компании некую фотографию. – Ким Сону.. – Заткнись. – вынув изо рта липкий леденец с примесью слюны и стекающей карамели, Пак поспешил заткнуть им своего парня, на что тот любезно принял этот, немного грязный, жест и таинственно закусил губу, рисуя в фантазии альтернативные сюжеты их леденцовых связей. Японец любил своих друзей, зная даже о том, что они геи. Ну и что? Он и сам способен испытывать чувства к мужчинам. Точнее.. до этого преподавателя он подобного не ощущал. Лишь в один прекрасный день заметил, что стал смотреть на мир иначе; и трава зеленее, и ветер свежее, и весенний ручей звонче, все как в сказке. Все ли это из-за Ким Сону? Из-за этого до наглости самоуверенного преподавателя литературы? Да, именно так. Почему Нишимура всегда влюблялся в тех, кому на него все равно? Может, у него какие-то проблемы или детские травмы имелись где-то в подсознании? Но, очевидно, нет, ведь у парня замечательные отношения с семьей и в школе все его любят и ставят в пример, в своей группе японец даже имеет какой-никакой авторитет и неподдельный интерес окружающих к своей персоне, начиная от национальности и необычной для Кореи внешности, заканчивая расспросами про увлечения и учебу. Но на Кима его сногсшибательная харизма не действует. И именно это заставляет Рики хотеть заполучить его. – Парни, всё-таки завтра выходные, может сходим куда-то? У меня есть один клуб на примете, а благодаря моим связям нам ещё и напитки от заведения принесут. – Джеюн кокетливо улыбнулся, бросая на друзей взгляды, полные вызова. Сонхун согласился почти сразу, но Рики был все также молчалив. – Малой, чего ты в рюкзак свой вцепился? Идешь с нами или как? – Нет. – молчание оказывало огромное давление на мозг, от чего старший из троих не выдержал и вновь что-то залепетал про Сонхуна, тусовки и выпивку, но Рики совсем не до того. он чувствовал себя подавленно уже какое-то время, лишь потому что его любовь к литературе была просто безгранична и завораживающе красива, но, к его несчастью, невзаимна. И это, именно это гложило его изнутри, разрывая сердце на куски, заставляя обливаться его кровью, как спелое насыщенное яблочко своим сладким соком. Джейк все ещё не терял надежд, в конце концов озаботив парня той же проблемой, на сей раз в последний, на что вновь получил непоколебимое "нет" и залп выстрелов суровым взглядом очи в очи. – Ну нет так нет. Увидимся в библиотеке, малой. – послышался смех, больше напоминающий насмешки, но они не могли задеть Рики. Он знал, что эти двое никогда не появятся в библиотеке. Сонхун еще может быть, например, чтобы найти сборник тестовых заданий по математике или решебник по физике, но точно не Джеюн. Японец считал их своими друзьями, хотя из общего у них был лишь один университет. Ни интересы, ни взгляды на мир, ни, банально, стиль одежды не совпадали, у них не было тем для разговоров, но, почему-то, с самого начала так повелось, что младший везде ухлестывал за этими двумя, они попадали в неприятности, а Рики их отмазывал в кабинете у декана или, того хуже, у директора, который был непреклонен при любых обстоятельствах. Поблажек не было никому. Таковой политикой образования и воспитания студентов он чем-то напоминал преподавателя Кима, хотя тот более жесток. Молчание угнетало куда больше резких высказываний и бескомпромиссных замечаний, угроз и предупреждений. Сохраняя это молчание невозможно было понять, что же у него в голове, от того было сложно понять в чей огород полетит камень на сей раз. Ах да. Конечно. Нишимура.

***

Настроение сегодня было слегка опущенное. Перед парой по литературе ему нужно было забежать в библиотеку, взять те книги, которые самолично выписал на блокнотном листике Ким Сону и протянул студенту с красноречивым взглядом, в котором читалось сомнение с некой осадой, кричащее «ты недостаточно стараешься, твои попытки выглядят жалко». После ему требовалось заглянуть в литературный клуб, заместо пары астрологии, с которой он отпросился, ради помощи с уборкой кабинета, расстановке новых книг на полки, написании рецензии на пару недавнопрочитанных произведений и просто вместе с другими студентами совершить небольшой анализ прочитанного, порассуждать на литературные темы и интересно и с пользой провести время. Но кто же знал, что именно сегодня, точно снег в мае, прямо туда явится собственной персоной он, чье имя нельзя называть. Наверно, Нишимура вздохнул бы с облегчением, будь то действительно какой-нибудь Волан-Де-Морт, так было бы легче в миллиарды сотен раз. Настолько неожиданным, а точнее нежданным был его приход, что стоящий рядом Чонвон ярко занервничал, дергая коленкой и потирая костяшки пальцев так горячо, что они сияли от того, как были начищены. Хисын был удивлен явлению Христа не меньше, очевидно потому, что все еще отрешенно пялился преподавателю куда-то в переносицу и не мог прийти в себя, глубоко задумавшись о том, случится ли завтра апокалипсис или все же стоит обратиться к экзорцистам, провести проверку на проклятия. – Здравствуйте, учитель. – все как один, будто то не учебное заведение, а военная служба, не по принуждению, а по чести, согнулись в почтительном поклоне, содрогаясь мелкой дрожью от волнения и страха. Скептичный прищур Кима не щадил никого, ученики не могли не ответить ему тем же. Вся эта ситуация была слишком подозрительной, настолько абсурдной, что становилось аж смешно. Ну не могли же они все разом заболеть лихорадкой, от чего им стал бы мерещиться призрачно изящный стан преподавателя? Однако, и его появление здесь было ничем иным, как какой-то розыгрыш или ошибка. – Всех приветствую. – он прошел вдоль столов, опускаясь за предоставленный для наставника стол в конце кабинета, за которым никто не сидел уже долгие два года. Проверив поверхность стола на наличие пыли и с говорящим взглядом окинув всех присутствующих, все ещё держа два пыльных пальца у лица, он одним движением стряхнул ее, состроив откровенно брезгующую гримасу. – Присаживайтесь. – всего на мгновение все разом остолбенели, но тут же ожили, беспорядочно расталкивая друг друга, в попытке добраться до своего места. Рики решился один разок взглянуть на учителя. Может, ему удалось бы поймать его настроение или мысль, промелькнувшую тенью в глазах. Но страх тотчас сковал его тело, как только два янтарных глаза устремились прямо на него, в ту же секунду, как он осмелился на свой подвиг. Делать было нечего, прятать глаза было проигрышем и японец не хотел так унижаться, будучи и без того ничтожеством в глазах учителя. Он продолжал смотреть, но это было ловушкой, в которую он с такой озабоченной глупостью попался. Завораживающе сверкающие на свету глаза напоминали дикого лиса, вот-вот готового совершить нападение на свою жертву. Нишимура отпрянул, только когда тот снова подал голос, который в обычные дни ученики слышали так мало. Ну право, стоит отметить этот день красным в календаре. – Что ж.. Я убеждён, что здесь, кажется, меня не ждали. – он вновь сверкнул глазами в сторону японца, но тот уже увлеченно царапал что-то на том же блокнотном листочке со списком книг, на его оборотке, с таким наслаждением и вовлеченностью, что даже начинало раздражать. Что может быть интереснее речи учителя? Может ему здесь вовсе не интересно? Что же он тогда тут забыл, раз рисуночки гораздо более увлекательны? На слова учителя отозвалась студентка со второго курса, кажется, ее звали Ли Хеин. Она была так взволнована, что начала заикаться и стрелять глазками по полу, при этом в полной растерянности и с некой тенью стыда в интонации. – Мы.. мы как раз собрались сегодня, чтобы.. чтобы прибраться! Ваше место.. оно.. оно никем не было занято, мы сохраняли его исключительно для вас! – Благодарю, госпожа Ли. Но мне абсолютно без разницы на ваше расписание уборки в этом кабинете, а также что вы делаете с этим столом. – в ту же секунду лицо девушки стало пунцевым. Не ясно какого рода картины воспроизвелись в ее воображении, однако Ким был также невозмутим и уже более строго, хотя, казалось бы, куда еще строже, вопрошал на слегка повышенных тонах со студентов о прочитанных произведениях и предоставлении письменных отчетов о них за последний месяц, за проделанную работу в виде анализов и рецензий, но каштановая макушка одного единственного ученика, на лицо симпатичного и достаточно умного и талантливого, была опущена все в тот же листок. Все интереснее, чем эти его бормотания. – Я хочу узнать, что последним вы читали. – окаменевшие физиономии молодых людей стали теплеть, и неживые от пережитого стресса фигуры стали взаимодействовать друг с другом, решая, какую книгу они могут обсудить сегодня. Кто-то тихонько пихнул Рики в затылок, отвлекая от важнейшей работы. Склонившись над ухом чей-то неразборчивый шепот прошуршал: – Что из этого ты читал? – перед глазами встал перечень пафосных названий, в которые парень долго вглядывался, перебирая в голове спутанные клубки сюжетов и хронологий событий каждой книги, до которой он удосужился коснуться за этот месяц. Количество чтива было настолько велико, что сам он запутался, забыв, что он читал, а что нет. По итогу мнения сошлись на некотором названии, по которому Рики бодро определил, что точно это читал. Тогда, окинув всех присутствующих все тем же томным взглядом и угнетающим молчанием, преподаватель поднялся со своего места и прошел вдоль студенческого стола. Взгляд его задерживался на каждом ученике, но не слишком надолго, однако.. – Нишимура. – слышать свою фамилию с его уст было для японца до мурашек приятно, но при этом очень волнительно. В ту же секунду он рефлексивно смял свой листок, заключая его в свой кулак и взглянул на учителя своими щенячье невинными блестящими глазами. Его лицо было таким совершенным, все, как с иголочки. Четкая линия челюсти, скулы, губы, высокая переносица, светлая мягкая, на вид, кожа, уникальный разрез глаз, вонзающийся в душу стрелами. Он увидел, как выражение лица преподавателя изменилось, словно слегка вытянулось и приобрело мягкий и безобидный вид. – Кажется, у вас есть занятие поинтереснее беседы со мной? – тот лишь нервно сглотнул, сжимая в кулаке бумажку все крепче. Это не особо помогло, учитывая, что старший заметил и поторопился листок конфисковать, от чего перед глазами у парня пронеслась вся жизнь. – Нет! Я вас слушаю, правда. – Я предпочитаю, когда внимание учеников устремлено на меня. Давай листок, пусть не отвлекает тебя. – Нишимура хотел было возразить, но знал к чему приводят споры с этим преподавателем. Медленно и неохотно он разжал кулак, пихая листок в ладонь мужчины, попутно скатывая его в неразворачиваемый комок, на случай если тот захочет прочитать содержимое, а это недопустимо. Иначе Рики просто сгорит со стыда и страха. – Знаете, говорят, глаза - это зеркало души. Мне хотелось бы знать о чем говорят ваши души, поэтому прошу вас устанавливать со мной зрительный контакт. – Хеин тут же навострила свои глазки на преподавателя, остальные студенты последовали ее примеру. Рики почувствовал, как что-то больно кольнуло в груди, словно у него хотят что-то отнять. Но он не позволит забирать то, что принадлежит ему. В ту же секунду его глаза впиваются в переносицу Кима, испепеляя его своей гиперфиксацией. Но он будто вовсе не замечает этого, продолжая рассказывать о книге как ни в чем не бывало. – Образ смерти в этой книге, особенно в заключительных главах, фигурирует чрезвычайно часто. Но глубь вопроса в том, что не все в нем так просто, как кажется на первый взгляд. – Ли Хеин уже была готова дать ответ, высказать свои размышления, провести устный анализ образа, возможно, но, все также не опуская взгляда с переносицы учителя ответил Рики. – Наверняка образ смерти в данном действии очень посредственный. Он заключает души во мрак не в прямом значении, а в косвенном, иначе как после всего произошедшего тела все еще могли болеть и были уязвимы к ранениям. – все разом повернулись на парня. Над коллективом нависла душераздирающая тишина, в которой напряжение током передалось по венам каждого из присутствующих. Рыжеволосый увидел, как двигаются желваки Сону. Он очень.. будоражащий, но явно вселяющий страх, хоть и выглядел сейчас слишком хорошо. – Нишимура Рики, извольте, сколько раз я вас просил давать ответ по моему спросу? Вы все также игнорируете меня. – наконец он не выдержал и вывалил все, что у него было в голове на тот момент. Глупо, но самурай не сдаётся без боя. С самим собой. – Учитель, я хочу всегда быть первым на ваших уроках, иначе вы спросите с другой персоны. – Спешу заметить, что у вас, кажется, мания величия. – младший шумно выдохнул через нос, что показалось в этой оглушительной тишине некой насмешкой. В глазах у мужчины заплясали черти. Как он смеет насмехаться над ним? – Что вы хотите сказать этим, господин Нишимура? – Я устал, что вы ни во что не ставите мои старания. Вы можете ненавидеть меня, но всю проделанную мной работу.. Она объективно выполнена на самый лучший балл, вычищена до безупречного блеска и отточена до каждой буковки! Могли бы и сразу сказать, что мне стоит забыть об отличной успеваемости на вашем предмете и о... – но, не закончив свою тираду он быстро собрался и устремился к выходу, попутно сообщив одногруппникам, что пошел на пару астрологии. Хлопнув дверью и забив гвоздь в крышку гроба своей литературной слабости, Рики покинул этот кабинет, обещая самому себе, что раз и навсегда.

***

Сону очень нервничал, закончив работу клуба на сегодня. Письменные анализы проверять абсолютно не было смысла, все они были слишком идеальны и в большинстве своем почти идентичны. Студенты обладали идеализированным мышлением, создающим в их сознании слишком буквальные и стереотипные образы и описания. Почему он так злился прямо сейчас? Почему все работы сливались в одну и казались ему примитивными и неинтересными? А самой главной загвоздкой было то, что Нишимура больше не придёт. Однако, почему его это так цепляет? Он обычный студент, который хочет авторитет в глазах учителей, но замечая, что кто-то не даёт ему это сделать тут же изо всех сил пытается заполучить своё. Он самый обыкновенный выскочка, что ужасно раздражает, но без него все становилось еще хуже. Трудно признавать, но Сону как будто его не хватало? Он не пытался осадить Рики все это время, он лишь потакал ему и подливал масла в огонь, только лишь сейчас задумавшись: а зачем? Любопытства ради, а может и от стресса, он схватился за скомканный листок парня, судорожно пытаясь развернуть его, делая это как можно быстрее. Первое, что бросилось в глаза это его собственный почерк, которым был написан список книг, персонально для Рики, но на обратной стороне красовался ровный столбик, где слова образовывали аккуратные кирпичики. По строению, конечно, он понял, что Нишимура занимался написанием стиха и, кажется, он много значил для него, раз он так увлеченно выписывал его прямо на занятии. Глаза зацепились за первые слоги, мысленно он прочитал:

«Ночь. Сеул. И две луны,

Духота былого лета

Две луны не влюблены,

Не везет им, в общем, в этом.

Солнце выйдет по утру,

Луны вновь сойдут с пути.

Ночь вернет одну луну,

А вторую не найти.

Небеса рыдают горько,

Солнце чувствует вину.

От второй луны осколки

Разлетелись по ветру.

Плачет небо, солнце скрылось,

С утра к ночи, ночь к утру

Первая луна влюбилась,

А вторую не вернуть.»

На пару мгновений он оторопел, сомневаясь правильно ли он понял содержание. Рики писал стих о.. любви? О неразделённой любви? Кого он имел ввиду под второй луной? С точки зрения преподавателя он снова с жадностью вцепился в текст, пробегаясь по нему глазами еще пару раз. На словах об ушедшей луне в его мыслях невольно возник образ японца, от чего он, удивительно сам для себя, вздрогнул, отметая эти мысли. Медленно коснувшись своих щек он почувствовал тепло, даже жар. Жар, раскаляющий его изнутри. Он чувствовал как багровеют уши и щёки, как тепло обдает грудь и спину. Что с ним произошло прямо сейчас? Это все неправильно! Он преподаватель, а Нишимура студент и они оба парни и вообще все это.. странно и запутано. Но Ким точно понимает, что этого ученика терять не хочет, поэтому решает поговорить с ним лично.

***

Ощущая себя, словно внутри сопливого кино, Ким не мог поверить, что идет на разговоры по душам с Нишимурой, с которым у них все это время были весьма прохладные отношения. Сквозящий по полу сквозняк как бы вторил его мыслям, пуская по открытым щиколоткам волну мурашек, что бежит и дальше, выше. Найти его было несложно. Конечно, ни на какую астрологию он пошел; сидел в холле на подоконнике и болтал ногами, снова записывая что-то в ладони. Мужчина становился все ближе и, наконец, стук подошвы привлек внимание студента. Он взглянул на старшего так робко и тут же отвел глаза, будто это вовсе не он, хлопнув дверью, вылетел из кабинета с грозно нахмуренными бровями. – Рики. – тот тут же спрыгнул с подоконника, виновато озираясь по сторонам, как будто его тревожило, что их может кто-то увидеть. На самом деле, у Рики было чувство, будто он сейчас абсолютно голый стоит перед преподавателем и боится, лишь бы его наготу не увидели остальные. Наверняка, он испытывал это чувство, потому что знал, что Ким Сону видел его душу насквозь, она уже давно была полностью нагой в его глазах и смущаться этого не было ни малейшего смысла. – Учитель.. прошу прощения, я.. – Это эмоции. Ты не должен извиняться за них. – он шагнул немного правее, огибая взглядом новое полушарие мира Нишимуры, тот же даже не дышал. – К тому же.. я был несколько жесток по отношению к тебе. В таком случае извиняться нужно мне. – он устало выдохнул и подобрался ближе к подоконнику, становясь прямо рядом со своим учеником. Он весь съежился и густо порозовел, скрывая истинные чувства за длинной рыжей чёлкой. Дышать становилось все тяжелее, даже не от страха, а.. само собой. Рядом с ним сердце замедляло свой темп, время словно останавливалось. Все вокруг становилось таким тягучим и долгим, в этом моменте можно было раствориться. – В твои годы.. я знал каково это. Я многое перенял от своих преподавателей, к сожалению или к счастью, но все же являюсь собой, со всеми своими изъянами, при том зная, что никому это не нравится. Они уважают меня из страха. – он на секунду остановился, позволяя младшему обдумать сказанное им, но тот лишь отрешенно хлопает глазами и ковыряет заусенцы на пальцах, дабы скоротать эту неловкую, хотя довольно волнующую беседу. – А ты уважал меня, потому что видел для того причины, пытался идти вровень и добиваться исключительно лучших результатов. И это заслуживает уважения. То, что ты не сдался, даже после того, как я не давал тебе расслабляться. Спасибо за твое усердие, Рики. – не веря своим ушам, что вовсю сверкали румянцем, японец почувствовал как бабочки приятно терзают его живот, как дух захватывает от волнения и радости, от признания и откровения преподавателя, которого было так тяжело добиться, как сердце колотится в грудной клетке и вот-вот вырвется оттуда. Он осмелился взглянуть на учителя, а тот улыбался. Улыбался ему и так ясно, как не светит ни одно солнце. Как же ему шла улыбка и каким же красивым и теплым он становился, когда глазки-полумесяцы сужались над бархатными щечками. Как же ему шло быть таким. Рики понимал, что прямо сейчас в нем возникли какие-то новые чувства и мысли, словно нечто новое, чего до этого момента он не знал или не видел. Так вот оно что.. Вот каким вы можете быть, Ким Сону. – Ты был моим любимым учеником все это время. – его улыбка становится все более ласковой, от чего Нишимуре хочется заплакать. Не зная, что он может сделать, как выразить свою благодарность и счастье парень замешкался, но Ким, не долго думая, притянул того к себе, заключая в самые комфортные, нежные и незабываемые объятия. По щеке скатилась первая слезинка. – Чш.. – он успокаивающе гладил по спине, с такой заботой и любовью, что кружилась голова, мысли путались и казалось, что это какой-то нелепый сон. – Не стоит плакать. Ох, кстати! – он быстро отстранился, бодро рыская по карманам темных брюк. Наконец в его ладони оказывается знакомый клочок, на который Рики смотрит с досадой и немым ужасом. – Твое стихотворение очень.. интересное. Я оценил задумку. Но не очень понял.. Что сподвигло тебя на подобный текст? Молча заглянув в чужие омуты, в которых, кажется, бушевали песчаные ветры и теплый сентябрьский дождь, он увидел очень много вопросов и недосказанностей, которые тот бы хотел озвучить, но не мог. Просто не мог. Столько всего они упустили, но столько всего нашли в эту самую минуту. А может, они нашли и не так много? Всего лишь друг друга? Но насколько это ценно? – Знаете, учитель. Две луны снова встретились. Я так чувствую. – Удивительно, Нишимура, – мужчина по-доброму ухмыльнулся, очаровывая вновь своей блистательной улыбкой и сверкающими глазами. Его губы были так близко к чужому лицу, горячее дыхание обожгло уголки губ. Наконец он прошептал, едва слышно, но отчетливо в посреди урочной тишине коридоров: –..но я почувствовал то же самое.