Айсторм

***

Гротескный и холодный город на букву М. Брошенный всем живым, в том числе и природой, ещё тысячу лет назад. В век второго масштабного набега, Могрес, как и ряд других городов у восточного побережья, стал лишь пепелищем из сожженных воспоминаний и истории когда-то живших тут людей. Время не щадит. В Лету кануло всё: прошлые постройки, взгляды и предубеждения, даже религия, которая помогала обитателям города не только взращивать в себе правильные нормы и моральные устои, но и «оберегала» от стихий и бедствий при условии, если они будут молиться усерднее и чаще. Время забрало всё, но и привнесло нечто новое и удивительное. Могрес воскрес. Не сразу: неспешными шагами природа ступала на выжженные огнём земли, осторожно и будто присматриваясь к здешнему «новому миру»; даровала почве свежие ростки, а людям, что стали приходить сюда для собственного спасения, отдала самое важное — надежду. Надежна на то, что их мир больше никогда не рухнет. Для кого-то камерный и неуютный, давящий обилием вездесущих аплосов и устрашающий отсутствием величественных айстормов, которые покинули земли во времени второго набега. Для других же, Могрес являлся единственным спасением и не самой прямой, однако верной дорогой к благополучию и стабильности: здесь есть плодородная почва, убаюкивающая своей красотой природа, и стихии, которые в основном дремлят и не нарушают покой жителей теперь. — Мы делаем это уже который год, — еле дыша, говорит парень облокотившись ладонями в деревянный пол. На руках уже давно бронебойные мозоли, которые помогали не чувствовать неровности поверхности и заусенцы под кожей. — Разве ты не видишь? — Вижу, — суровый, но отрезвляющий голос Гороса, всегда заставлял Чимина подняться с колен и продолжить попытки, пусть и делал он это неохотно. — Мы будем пытаться, пока ты не сделаешь это. — В чём смысл? — Чимин разгибается, набирает в легкие воздуха, долго и тяжело выдыхает, будто тело не хочет отдавать кислород обратно. Он практиковал короткие медитации, чтобы совсем не сойти с ума от такого ритма. — Разве не проще искать подобных мне дальше? Зачем тратить время на то, что не приносит плоды? А как же Чонгук? Он куда способнее и… — Чимин не верит собственным словам и что он вообще что-то возражал могучему наставнику. Обычно их диалог с учителем сводился к укорам последнего, да и только. — Молчать, — прерывает его Горос. — Я не хочу слышать о ком-то ещё. Сейчас мы тренируем тебя. С Чонгуком у меня будет отдельный разговор и другой путь. Чимин опускает подбородок и негласно соглашается. Снова. Да и есть ли у него выбор? Чимин или Пак Чимин являлся учеником Гороса почти 10 лет. Как только врата Могреса открылись перед юной светлой головой, наставник приступил к его тренировкам, будто у него какие-то грандиозные планы на этого мальца. На самом деле, Горос действительно видел в Чимине потенциал. Какой? Никто не знает. Пару искорок, брошенных за все эти годы, говорили лишь о том, что Пак сможет развести костёр, да и только. Такая себе польза в масштабах глобальных катастроф, которые дышали в спину всем им. — Ещё, — металлическим голосом произносит учитель. — Ещё, Пак! — эхом разносится по округе и парень сдаётся. — Да я стараюсь! — не выдерживает Чимин и на лбу проступает испарина. — Как вы не видите? Думаете мне самому нравится тренироваться без какого-либо толку? Я… — Чимин, — Горос кладёт тяжелую мозолистую ладонь на хрупкое плечо Пака и как-то слишком сильно меняется в лице: то ли он смягчается по отношению к нему в этот момент, то ли хочет дать затрещину или уйти на «перекур». — Всё великое даётся нам большим трудом, не забывай об этом. Стоит сказать, что в мире, где живёт Чимин, Горос и многочисленные жители Могреса, сила являлась благодатным даром. Мы не говорим о силе физической (хотя она тут тоже ценна, как и в любом другом месте планеты), а говорим о том, что не ощутимо простому люду и даётся айстормам с рождения. Неизвестно, когда в действительности род айстормов начал свой путь. Кто-то считает, что с появлением солнца и луны на небе; другие склоняются к мутации, вызванной стихиями и обилием ожесточенных битв за территории (тогда подпольные колдуны, работающие на разные враждующие между собой кланы, варили так много зелий, что можно было бы заполнить ими реки); третьи думают, что айстормы — это Боги, которым раньше поклонялись все жители необъятной земли, а после утраты веры в них они обратили свой гнев на Землю. Правильного мнения среди них нет, ровно как и чего-то стабильного в жизни Могреса и целого мира. Да и кому какое дело, когда айстормы положили начало своему существованию? Важно, чтобы они плодились и могли спасти аплосов (то есть простых смертных) от превратностей судьбы, природы и, возможно, от самих себя. Поэтому в Могресе или где-либо ещё так ценились люди, умеющие и знающие куда больше, чем простой люд. Города, а точнее их правители (иногда хитрые и предприимчивые торговцы, у которых всегда было что предложить), приманивали «способных» к себе, взамен на блага и теплое местечко под солнцем, только лишь для того, чтобы последние могли отдать свою жизнь за кучку незнакомых людей. Возможно, айстормы являлись пушечным мясом, а, возможно, Богами, пусть и падшими слишком низко. В Могресе, к слову, айстормы не приходили так давно, что жители стали сомневаться в их существовании. Кто знает, живы ли они по сей день? Те редкие свидетели их жизни среди простых смертных уже давно распрощались со здравым разумом и крепкой памятью, поэтому большинство легендарных историй осталось либо на пергаменте, либо на устах у бродячих музыкантов и цирка, как ещё один способ подзаработать или развлечь публику. Чимин был ни тем, ни другим. Его нельзя было записать в ранг айстормов хотя бы потому, что он не мог применить свою силу (если таковая вообще у него была) по своей же воле. Те редкие искры, отлетающие от его ладоней — всего лишь случайность, которая произошла пару раз за почти 10 лет. А по правилам, лишь тот, кто может управлять своей силой и только по своей воле, является истинным айстормом. Иначе это — либо зельевская магия, которая запрещена почти во всех городах и в Могресе в том числе, либо то, что стоит обходить стороной. Однако и среди аплосов места ему не находилось. Горожане посматривали на Чимина косо, шептались о Горосе, который кормил его и почему-то всё ещё пытался выжать из бедолаги хоть что-то, как из засохшего лимона. Местные не любили Пака ещё и потому, что тот так и не обзавёлся отношениями, а затем и семьей с детьми. В рядах аплосов было принято продолжать род ровно так же, как и среди айстормов, хотя у последних это было важной необходимостью и чуть ли не целью в жизни, сразу после защиты всего светлого и живого. Аплосы жили по простым и понятным правилам: работай на пользу обществу, не вороти нос от работы, чти старших, подавай хороший пример младшим, заводи семью, чтобы рабочей силы было больше и живи, как в последний раз, потому что никто не знает, как долго ему отведено в этом странном мире. Так что же там с Чимином и его социальным статусом? А его и нет. Он просто тень и, кажется, тень его учителя Гороса — вот и всё. Распорядок дня Чимина всегда один и тот же, за исключением пары дней в году. Пак просыпается на рассвете, помогает жене Гороса Айлин с хозяйством, готовит завтрак на всю «семью» и идёт упражняться в лес. В живом лесу, неподалеку от Могреса, Горос и Чимин построили небольшой полигон или если проще — место для тренировок. Это небольшая хижина и такой же небольшой, огороженный невысоким забором корт, где стояли самодельные снаряды и прочая атрибутика. Там юноша проводит время почти до закатного солнца, а затем возвращается в город, чтобы снова помочь с ужином и уже лечь спать. Единственной усладой для Пака являлся час, который он мог посвятить себе. Порой Горос был не в настроении снова и снова лицезреть неудачи подопечного и отпускал того на прогулку, чтобы перевести дух. Чимин уходил недалеко, оставаясь всё в том же живом лесу. Только вот место он выбирал совсем другое и более живописное, нежели их тренировочная база у искорёженных временем деревьев. Пак взбирался на ощутимый по высоте холм, доходил до края обрыва и просто любовался: ярким солнцем, речушкой, что протекала уже далеко за территорией Могреса, кронами старинных деревьев и, как ни странно, ветром. Чимин будто видел его, но никогда не мог объяснить какого это. Да и кому бы ему это объяснять? Сын Гороса Чонгук никогда не ладил с Чимином. Он был совсем несдержанным, пылким и любознательным до всего, что ему не положено по возрасту. Чон Чонгук не единственный отпрыск в семье Айлин и Гороса, были и другие. Чимин прознал об этом, когда наткнулся на старый сундук с письмами и фото, на которых явно упоминалось ещё двое детей пары. Что с ними стало и живы ли они по сей день Пак так и не разузнал — уж слишком ему боязно спрашивать о таких сокровенных вещах у наставника, с которым и так диалог порой натянут хуже некуда. В первый год, когда Чимин пришёл в семью учителя, Чонгук не обращал на него никакого внимания, лишь изредка выдавая в его присутствии пару фраз и то колких. — Да он таких как ты домой притаскивает каждый месяц. Устал я вас считать, — фыркал как бы в некуда Чон. Горожане поговаривали, что Горос и вправду обучал не только Чимина, но и других мальчиков и даже девчонок, но те пропадали из виду в первые полгода, максимум год. Об этих людях Пак тоже не решался спросить, будто не имеет права. К слову говоря, Чимин всегда считал себя обязанным тут всем и вся. — Как хорошо, что Горос меня отпустил сегодня. Чимин сидел на обрыве свесив ноги и просто наслаждался природой и своей малочисленной свободой, на которую было отведено ровно час. Сегодня, в отличии от тех редких дней, когда Горос отпускал Чимина «погулять», этот час пришелся на самый красивый осенний закат. — Вау… — с нескрываемым восторгом ликует Пак, делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Все закаты нравились Чимину одинаково, но в этом было что-то особенно, магическое и неописуемое. Ему хотелось взять краски и холст, чтобы попытаться запечатлеть то, что он видит или ощущает. А ведь действительно, закат был сегодня особенным: на стыке двух небесных полос разных цветов стал виднеться новый, похожий на зеленый. Эта неяркая, но видимая полоса, маячила прямо перед Паком и вводила его в ступор. — Зеленый? — повторяет свои мысли вслух юноша. — Как это возможно? — он часто моргает, будто в глаз попало что-то, но новый цвет на горизонте не пропадает. До нынешнего дня, Чимин видел разные закаты: алый, розовый, смесь пурпурного и рыжего, иногда персикового, отдаленно напоминающий фиолетовый, но никак не зеленый. Зеленый там быть не должен и это факт. — Странно, — продолжает размышлять вслух Пак, сжимает губы и щурится. Ветер бьёт в спину резким и морозным ударом, напоминая, что скоро зима и вот так посидеть на холме, свесив ноги вниз, уже не получится. Да и получалось едва ли больше 4 раз за год. Горос последние годы слишком наседал на Чимина, словно у него не хватает времени. Только куда он спешит, если спешит вообще? Мысли о зеленом цвете улетучиваются, а на их смену приходят новые, о том, зачем вообще Чимин здесь и почему ещё не сбежал? — Не знаю, — отвечает сам себе юноша теребит в руках кулон, который весел на его груди постоянно. Ветер треплет почти пепельные волосы парня, разводит их по разным сторонам макушки, образуя из них подобие верхушки ананаса, Чимин смеется, приглаживает их снова и так раза два. Ветер играет с ним и это отвлекает Пака от вечной меланхолии и тоски. — А вообще… стоило бы, — продолжает сам с собой юноша. Чимин встаёт, ощущает неистовую усталость во всём теле, потягивается сладко, но тут происходит то, чего он ожидать никак не мог — земля уходит из-под ног: в буквальном смысле, прямо из-под его подошвы грунт, который всегда выглядел как нечто надежное и вечное, начинает рассыпаться и походит теперь на оползень или развивающийся в буре песок. Блондин не успевает схватиться даже за травинку. Его тело становится до невозможности тяжелым, словно свинца налили в оба ботинка, а гравитация тянет к обрыву настолько сильно, что хочется лишь сдаться. С громким воем парень падает вниз, собирая каждый сук, что рос тут упорно и долго, борясь с другими за место под солнцем. На вязанном Айрин свитере нарастает целое полчище веток, сухой листвы и даже репейников. Те больно въедаются сначала под петли пряжи, а затем и под кожу, оставляя на маленьких дырках в изделии красные точки, а затем и кляксы крови. Чимин катился вниз кажется целую вечность и точно пару раз прощался с жизнью, так как прекрасно знал, что холм этот весьма высок и ему никогда и в голову не взбредало попробовать с него спуститься, уж тем более на кануне ночи и таким экстремальным способом. — Вот же… — кряхтит Пак, приземлившись где-то между кустом каприса и какой-то неведомой ему красной ягоды. Он упал на землю как кот на мягкие лапы. — Как я успею вернуться к Горосу в срок? Вопрос совершенно некорректный и нелогичный для человека, который только что парировал с нехилой высоты и чудом не сломал себе ничего, кроме кулона, висевшего на его шее почти всю сознательную жизнь — тот самый, что Пак совсем недавно теребил в руках и думал о высоком. — Ещё и кулон порвал… — добавляет юноша стискивая в кулак остатки важной для него вещи, а затем вглядывается в туманную тропинку впереди, которая с каждой секундой начинала терять краски из-за зашедшего за горизонт солнца. Это была другая сторона живого леса, которую он мог наблюдать только с вершины холма. Быть в этой местности Паку не приходилось, да и не хотелось, честно говоря. Горос, Айрин и даже Чонгук рассказывали, что в этой части леса до сих пор водились чудовища, оставшиеся после мора, вызванного вторым набегом. Правда это или вымысел ради собственной безопасности — не ясно. Но как бы там ни было, Чимину придётся обойти эту часть леса и вернуться домой, пусть и знатно опоздать. Кажется, что это первый случай, когда парень ослушался Гороса. Будучи ребенком, а затем и подростком, Чимин и думать не хотел, что же будет, если ты пересечешь грань дозволенного своего наставника. Горос всегда внушал неподдельный ужас и, в то же время, искреннее уважение. — А куда мне вообще двигаться? — недоумевает Пак, так и оставаясь на месте. Он разводит руками, а затем поворачивает весь корпус назад, к месту, откуда он «появился» здесь. Казалось, что всё было довольно логично: обойти большой холм, вернуться на знакомую тропу, которую Чимин уже знал, а там и до тренировочного полигона недалеко. Но как быть, если холма позади Пака теперь нет? — Что за чертовщина? — белесыми от волнения губами лепечет парень. — Но… здесь же был холм… Я… Его монолог прерывает шелест. И этот шелест не похож на простое дуновение ветра. Чимин хорошо различал настроение стихии, понимал как и когда она будет разыгрываться, но не в этот раз. Причина этого звука ему не ясна. — К-кто здесь? — зачем-то спрашивает Чимин, делая резкий поворот корпуса в сторону туманной тропы. Впереди не было ничего необычного: те же деревья, которые по преданиям хранили в себе души умерших предков, но на деле, кажется, являлись обычными зелеными махинами; небольшая тропа, явно не пользовавшаяся популярностью у местных, и какой-то неясный свет в самом конце этой тропы. — Зеленый? — снова спрашивает Чимин уже который раз за этот день. Страх быстро сменяется любопытством. Пак уже не дрожит перед новой реальностью, не задает вопросов по поводу внезапно исчезнувшего холма или странных звуков рядом. В нём вдруг просыпается азарт, жажда к жизни, которую он утратил в Могресе, и он стремглав срывается с места, в сторону свечения, чтобы не растерять это сладкое ощущение, которое ему было почти незнакомо. — Да что это за свет такой? — бурчит себе под нос юноша, уже находясь где-то глубоко в чаще леса. Тропа обрывается. Резко, будто точно так же, как и холм уже далеко позади. Чимин понимает, что натворил слишком многое для одного вечера. Солнечный свет улетучивается совсем. Теперь это место походило на всё что угодно, но не на то, где стоит оставаться хоть кому-то в такой час. По огромным и извилистым корням деревьев, которые выпирали наружу и мешали нормально двигаться, расстилался туман. Он был настолько белым, словно подсвечивался изнутри. Он медленно тянулся по чаще, иногда заливаясь в щели между корнями и землей. Он пугал и одновременно завораживал. — Как трудно дышать, — Чимин закашливается и от бессилия и накатывающей с новой силой тревоги садится на ближайший корень, который вполне походил на лавочку, только странной формы. — Как же мне теперь вернуться?.. Таким беспомощным и жалким Чимин не ощущал себя давно. Самое первое воспоминание со схожим эмоциональным спектром, юноша почувствовал в свою первую неделю в Могресе: соседи бегали к Горосу, чтобы посмотреть на новую «обезьянку», Чонгук то и дело говорил в спину парню гадости, задирал без причины и всем видом показывал, что ему такой расклад вещей не нравится; а вот сам наставник и его жена не проявляли к гостю никакой теплоты, лишь прописанная вежливость и ни капли сострадания или вопросов о том откуда он и почему не помнит своего прошлого. Чимин оказался в чужом городе, в чужом доме и с чужими людьми вокруг. Но боль той ситуации была ещё и в том, что Пак не помнил, а чувствовал ли он себя когда-то своим в другом месте? Откуда он пришёл и зачем здесь? Сердце больно сжимается. Чимину становится так сильно жаль себя. И не от того, что он заблудился в лесу и упал с нехилой высоты, а от того, во что превратилась его жизнь за последние годы. Ему было жаль утраченного времени и своих сил. Жаль разочаровывать Гороса и остальной народ, ведь никакой он не айсторм и никогда им не был. Те искры — это трюк, иллюзия, которую сотворил смышлёный Пак, чтобы от него отвязались. Он — застрявший в детстве мальчик, которого бросили на произвол судьбы. Сейчас это осознаётся так отчетливо, что кровь стынет в жилах. — Эй! — блондин, на последнем вдохе, выкрикивает беспомощные пару букв и медленно погружается в небытие. Туман окутывает и его тело. Теперь он часть этого леса, укрытый здесь от посторонних глаз, дремлющий на могучем корне, в белесой пелене тяжелого и едкого дыма.