Попроси

В библиотеке всегда стояла какая-то особенная тишина. По крайней мере, Сондивел так считал. Именно в библиотеке он проводил бо́льшую часть своего времени: тишина, приятный запах старых чернил и сухого пергамента и ничего постороннего, мешающего изысканиям. Сондивел вытянул под столом ноги, перелистнул страницу — даже такой лёгкий шорох казался непозволительно громким звуком — и скользнул взглядом по ровным строчкам. «Время от времени фрагменты Этериуса падают на землю. Люди называют их…» За спиной негромко хлопнула дверь, но звук всё равно заставил поморщиться. Вышколенные слуги старались не беспокоить господина по пустякам, когда тот занимает библиотеку, исключения делались только для срочных донесений. Никаких известий Сондивел не ждал, поэтому снова уставился в книгу. Случайность. Кто-то наверняка дверью ошибся и сейчас оставит его одного. «Люди называют их «падающими звёздами», и иногда такие фрагменты находят на Нирне. Чаще встречается «метеоритное железо», металл, свойства которого при ковке…» За спиной кто-то упрямо переминался с ноги на ногу. Дышал. Сопел. «… свойства которого при ковке волшебного оружия и брони делают его особо ценным в глазах…» В тишине библиотеки раздалось громкое чихание. Привыкший к внимательному, вдумчивому чтению без каких-либо отвлекающих факторов, Сондивел раздражённо захлопнул книгу и обернулся. Ясный-как-Ночь невозмутимо почесал нос. Посреди резных шкафов с драгоценными манускриптами — некоторые экземпляры исчислялись единицами на весь Тамриэль — малолетний нахальный ящер казался совершенно чужеродным элементом. Дело было вовсе не в возрасте. Сондивелу встречались аргониане, которые в те же тринадцать лет проявляли похвальное благоразумие и послушание и вполне органично смотрелись между этих шкафов с метлой или подносом. И не во внешности дело было — аргонианские подростки все как один тощие и угловатые, похожие на неоперившихся птенцов. Что-то ещё было, неуловимое, отличающее Ясного-как-Ночь от всех остальных рабов. «Он ведь даже не постучался», — вспомнил Сондивел и нахмурился. Кто-то другой на месте наглеца уже бы падал ниц, безошибочно угадав хозяйскую немилость в скупом шевелении бровей… Ясный-как-Ночь непосредственно шмыгнул носом. — Ну, — поторопил его Сондивел, внутренне закипая. Он не был излишне строг к своим рабам, но — боги свидетели — Ясный-как-Ночь мог вывести из себя даже бронзовый бюст Вермины на библиотечном столе. — Дим, — ящер перестал мозолить взглядом полки с книгами и непочтительно уставился на своего хозяина и господина удивительно яркими зелёными глазами. — Ей нужен сок Хиста. — Ты ничего не забыл? Ясный-как-Ночь поморщился. Пробормотал себе под нос что-то про ебучие правила и сказал, явно делая над собой усилие: — Пожалуйста. Сондивел подумал, что это даже смешно. До сих пор Ясный-как-Ночь ему либо хамил, либо — после заслуженного наказания — неразборчиво что-то бубнил, опасливо отмалчиваясь на предложения повторить погромче. От бубнежа веяло непокорностью и хамством, но Сондивел относился к этому достаточно философски. Для себя он решил воспринимать неожиданно свалившееся на голову недоразумение как новое испытание, вызов для опыта умелого дрессировщика. Получится вырастить из дикого зверёныша хорошего раба — отлично, не получится — отрицательный результат тоже результат. — Нет. — Что? — Ясный-как-Ночь сжал кулаки и даже сделал шаг вперёд, забывшись. — Но ей нужно! Она без него не вырастет! — Нет. — И прежде, чем ящер открыл рот, дабы повторно оспорить хозяйскую волю, терпеливо добавил: — Наш разговор сейчас — твоя единственная попытка сделать так, чтобы я сказал «да». — Я был вежлив. Сондивел молча покачал головой. — Я могу объяснить! — Ты думаешь, что скажешь мне что-то новое? Я дрессирую рабов двадцать лет. Эти попытки использовать всё, кроме того, что действительно требовалось, забавляли и утомляли одновременно. Сондивел поднялся, прихватив с собой книгу, чтобы почитать перед сном, и неминуемое окончание разговора подстегнуло бестолкового ящера. Ясный-как-Ночь решился. И медленно опустился на колени. Сондивел остановился возле него. Наклонил голову, удовлетворённо рассматривая сгорбленные худые плечи. Рабская туника была Ясному-как-Ночь велика, с одного плеча сползла почти до локтя, открывая узкую чешуйчатую спину. На жилистой тонкой шее болтался ошейник. Видеть наглеца на коленях было приятно. Осознавать, что он сейчас встал на колени сам — вдвойне приятнее. Раздражение растаяло без следа. — Уже лучше. Ещё. Ясный-как-Ночь вздрогнул, на макушке встопорщились перья. — Пожалуйста, господин, — глухо попросил он, не поднимая головы. — Без сока Хиста Димик-Эй не выживет. Сондивел положил ладонь ему на макушку. Мягкие перья пощекотали пальцы, и он сжал их в кулаке. — Посмотри мне в глаза, — почти ласково произнёс он. Ясный-как-Ночь медленно поднял голову. «Надо же», — подумал Сондивел, ощущая, как удивительное щекотное чувство растекается по венам из-под пальцев. «Когда он дерзит, то в глаза смотрит без страха, а попросить почему-то не смеет, даже дрожит весь». Ясный-как-Ночь уставился на него в упор, и Сондивел понял, почему. Непримиримой, жгучей ненавистью его взгляда обдало с ног до головы. То самое щекотное чувство тоже усилилось в ответ, разнеслось огненной волной по телу и расплескалось почему-то внизу живота. — Прошу вашей милости, господин, — хрипло произнёс Ясный-как-Ночь, люто, неистово ненавидя и изо всех сил пытаясь обуздать эту ненависть. Сондивел зачарованно смотрел на него и чувствовал, как по венам вместо крови струится яд. От него одновременно выделялась слюна и пересыхали губы. Ясный-как-Ночь усмирял себя сам. Стоял на коленях, обуздывал собственную дерзкую непокорность, сдерживал пылкий темперамент, и от желания увидеть, как далеко он может зайти в своём почти добровольном подчинении, подрагивали кончики пальцев. Или просто от желания. — Ты почти заслужил, — собственный голос тоже охрип и опустился на два тона ниже обычного. — Сегодня вечером я жду тебя в спальне. И, возможно, я скажу тебе «да».