Исключение из правил.

Отличные, замечательные оценки, прямая уверенная походка и полное безразличие в глазах. Эксперименты, желание стать космонавтом, игнорирование ненужных человеческих чувств. Вот что характеризует Ишигами Сенку до окаменения. Тайджу и Юзуриха — единственные, кто способны переносить его характер и отчуждённость до всего, что так привычно всем людям. В то время как Тайджу уже который год нараспев разглагольствует о любви к Юзурихе, при этом упуская пункт с признанием, Сенку же и вовсе не нуждается в чем-то подобном, считая это всё глупым, а любовь списывая на обыкновенные гормоны. — Окситоцин, — твердит четко в лоб Сенку влюблённому Тайджу, что вновь залетает в лабораторию, по пути едва не опрокидывая несколько пробирок, отчего остальные присутствующие морщатся, готовясь выслушивать очередные его тирады. Разделенные с Сенку мечты о запуске ракеты, новая прочитанная книга, ужасно низкая оценка по физике или Юзуриха? Что на этот раз? — Это гормон нежности и привязанности. Именно он отвечает за любовь. Ещё в XIX веке ученые доказали, что за любовь отвечает химия мозга, в которой участвуют гормоны и другие вещества. Когда человек влюбляется, активизируется крошечная часть мозга — вентральная тегментальная область. В ней образуется гормон дофамин. Он продолжает говорить, в то время как Тайджу в непонимании хлопает глазами, теряясь в слишком сложных словах и давно утерянном смысле всего сказанного, а другие ученики, присутствующие в лаборатории, лишь тяжело вздыхают. Кто-то тянется за берушами. Он продолжает. — Саму любовную эйфорию вызывают нейропептиды и соединения, химически схожие с амфетаминами… — Хватит, — перебивает его Тайджу, у которого мозг кипит уже почти физически. — Ты не понимаешь! Моя любовь к Юзурихе исходит от сердца! Сенку морщится, понимая, что его даже не начатая лекция прошла мимо ушей лучшего друга. — То, что любовь исходит от сердца, придумали писатели и философы, которым нет дела до науки, и они думают, что вправе решать за наш организм. Тайджу чувствует, как начинает дёргаться его глаз. Нет, он, без споров, любил своего лучшего друга. С детства они шли рука об руку, вместе преодолевая преграды и сооружая первые ракеты. Вместе шли по скользкой, тернистой лестнице, которая вела Сенку всё выше по ступеням науки. Но полное отсутствие эмпатии у лучшего друга Оки понять и принять было трудно. Эмпатия у Сенку была лишь немного выше, чем у камня, и Тайджу не понимал, как такого гениального человека могли обделить простыми человеческими чувствами. Он ведь даже не плакал за просмотром « Хатико », в то время как сам Оки и Юзуриха лишь чудом не затопили всю квартиру и соседей снизу. Поэтому, не в силах продолжать этот разговор, Тайджу тянется к рюкзаку. Ишигами в это время продолжает нагревать странную, переливающуюся яркими цветами жидкость в пробирке. Наконец, осмотрев рюкзак вдоль и поперек, Оки вынимает оттуда какой-то журнал, глянцевые страницы которого отблескивают под лучами солнца. Он кладет журнал на стол возле Сенку, довольно улыбаясь. Блондин в непонимании изгибает бровь, задавая немой вопрос. — Выпуск журнала о новой восходящей звезде! — Радостно начинает тот, в процессе объяснения размахивая руками. Кто-то снова невольно морщиться, отходя от слишком активного подростка подальше. — Асагири Ген. Менталист и радиоведущий. У него недавно вышла первая книга по психологии, советую тебе её прочесть, ибо ты можешь навсегда так и остаться чёрствым хлебом. Сенку презрительно фыркает. Кто-то из учеников тянется вперёд, чтобы рассмотреть журнал. Асагири Ген, новая восходящая звезда, уже которую неделю был у всех на слуху. Сенку и тот слышал, как в коридоре девчонки, собравшись в небольшие группы по несколько человек и зажавшись где-то в углу, обсуждают Гена и его новую книгу. Он, пусть разговоры эти и слышал лишь поверхностно, но смог понять, что все они в психологии ничего не смыслят, и познания их не выходят дальше заученных терминов, а сам Асагири наверняка всего лишь хорош собой, если смог так быстро и в таком юном возрасте пробраться в шоу-бизнес. По крайней мере, так думал Сенку. Он никогда не считал психологию наукой и яростно придерживался мнения, что все психологи и философы — лжецы и болтологи, ничего в жизни не смыслящие, вот и пытаются говорить заумные вещи, в которых и сами-то разбираются лишь с большим трудом. Ишигами Сенку не нужно было быть психологом, чтобы понять, что этот Ген не станет исключением из правил. Но всё же, когда Тайджу уходит, бросив напоследок, что ему нужно прочесть и журнал, и книгу, а лаборатория закрывается, Сенку, не отдавая себе отчёта в движениях, невольно тянется за журналом и прикипает взглядом к обложке, позже оправдываясь, что сделал это неосознанно. Сенку невольно, сам того не осознавая, задерживает взгляд на обложке журнала. Асагири Ген и его слишком яркая улыбка. Пусть Сенку в психологии и шоу-бизнесе ничего и не смыслил, но он был уверен, что именно такие улыбки дарят знаменитости всем журналистам и репортёрам. Ишигами сразу заметил, что у менталиста волосы слишком странные, одна сторона белая, другая черная. Его это чем-то выделяло, словно было отличительной чертой. Сенку уже хотел сам себе под нос пробурчать, что причёска у парня отстойная, но в голове сразу же всплыли собственные торчащие вверх волосы и зелёные кончики, а в голове послышался голос Бьякуи, упрямо твердящий « Ты как лук-порей, Сенку. » Поэтому Сенку лишь закатил глаза, и с опасным рвением, оглядываясь, никто ли не видит, запихнул журнал в свой рюкзак, уходя домой. И Сенку был прав, когда говорил, что о новой восходящей звезде шепчется вся округа. Ген сейчас был чуть ли не самой обсуждаемой темой во всей Японии, и пока Сенку шёл домой, даже наткнулся на несколько его плакатов, висящих на стенах домов и в метро. Поэтому Сенку сам себе твердил, что это лишь всеобщее давление, которое подтолкнуло его к этим действиям, а не то, что его в один момент резко начала интересовать психология. И в особенности Асагири Ген. Тайджу он никогда не признается, что в тот вечер прочитал первую книгу менталиста, но сам читал её чуть ли не с упоением, удивлено и презрительно фыркая на разные описанные в книге фокусы, научные психологические термины и длинные абзацы о изучении психологии людей. — Ты увлёкся психологией, Сенку? — Удивлённо спрашивает зашедший на кухню Бьякуя. Сенку же думает, что читать этот журнал на кухне было ужасной идеей. — Не говори глупостей, старик, — упрямо шепчет он, захлопнув журнал. Ишигами старший прячет улыбку за кружкой кофе, замечая на обложке журнала Асагири Гена, телеведущего передачи, которую он смотрел сейчас. — Возьми свой журнал, — протянул он его обратно Оки, отводя в сторону взгляд, лишь бы не смотреть на Тайджу. Пусть это и было глупо, Сенку отчего-то казалось, что лучший друг знает, что тот всё же читал этот так любезно предоставленный ему журнал. — Ты ведь прочитал, да? — Спросила Юзуриха, выглядывая из-за плеча Тайджу. Сенку почувствовал, как немного занервничал, но сам же лишь банально закатил глаза, уходя от ответа обратно в лабораторию. Замечательные оценки, прямая походка и путь, безразличие в глазах. Ничего в жизни Сенку не изменилось с того момента, как он прочитал книгу Асагири Гена, но болтолог продолжал сидеть в его голове, не желая оттуда выбираться. Всё в нём казалось привычным и обыденным, Сенку так привык к мыслям о нём, что даже его странная разноцветная причёска перестала казаться глупой и смешной. Поэтому Сенку с мягкой улыбкой сидит у телескопа в ту ночь, когда Бьякуя улетел в космос. Он, смотря на звёзды, думает, что где-то там сейчас его отец с командой других космонавтов. — Что ж, ты исполнил свою мечту, старик, — себе под нос пробубнил он. — Теперь моя очередь. Сенку сам не понимает, почему менталист не покидает его мысли, до этого забитые лишь учебой, исследованиями и подбором новых идей для экспериментов, но в конце концов он продолжает думать об этом и позволяет этому просто происходить, пуская всё на самотёк, что было так для него непривычно. Он думает, что Тайджу был не прав, и человеческие чувства вовсе не покинули его при рождении, ведь когда он из окна наблюдает за кричащим Оки, собравшимся признаться в любви, он чувствует за него гордость и радость. И на задворках сознания отчего-то выступает лицо менталиста, и у Сенку сердце сжимается, пропуская удар. Он ухмыляется, кажется, что-то осознавая. Он улыбается, смотря на полное решимости лицо Тайджу и смущённую, уже о чем-то начинающую догадываться Юзуриху. — Ставлю десять тысяч йен на то, что это взаимно, — говорит он, после чего на него обрушиваются удивлённые и насмешливые взгляды других учеников, присутствующих в лаборатории. И именно по всем этим причинам Ишигами Сенку продолжает считать все три тысячи семьсот лет, сохраняя мечту и всё ещё не покидающего голову менталиста, мысли о котором одни из главных, что помогают ему не уснуть. Поэтому через три тысячи семьсот лет, когда окаменение спадает, а сам он пытается обжиться в новом каменном мире, он врёт себе, что связь с прошлым давно утеряна, а когда-то волшебным образом засевший в его памяти менталист сейчас заточенный в каменный сон, неспособный из него выбраться. И Сенку даже не уверен, что когда-то сможет с ним поговорить, и он даже подавно не знает, почему всё время так сгорал от этого желания. Так что Ишигами предпочитает занять себя экспериментами и мыслями о том, как возродить цивилизацию, думая об этом даже во сне. Он искренне радуется, уверяя себя, что вовсе ни на что не надеется, когда у них с Тайджу всё же получается сделать оживляющую жидкость. Первым, кого они оживляют становится Цукаса, что становится для них одной из самых роковых ошибок, которые они совершат в попытке возродить цивилизацию, но Сенку не жалеет. Не жалеет, ведь если бы не Цукаса, они с Тайджу умерли ни на йоту так и не приблизившись к своей цели. Поэтому Сенку даже не думает жалеть о том, что выдал Цукасе рецепт оживляющей жидкости, ведь он не может сдержать удивлённого вздоха и не заметить, как серце от страха и предчувствия пропустило удар, когда он видит перед собой Асагири Гена, лицо которого до этого видел лишь на плакатах, обложках журналов и в телепередачах, которые он, честное слово, смотрел лишь из-за научного интереса. Если сердце от взгляда на другого человека начало биться чаще, то романтик скажет, что это влюбленность. Сенку же в тон ему ответит, что это — тахикардия. — Знаешь, я ошибался, — говорит как-то Тайджу, заходя в их собственноручно построенную лабораторию, в которой Сенку что-то делал. Жизнь в научном царстве после победы над империей Цукасы и после того, как Сенку стал вождём, пусть поначалу он и не очень хотел принимать эту роль, проходила размеренно. — Всё же ты умеешь сострадать другим людям. — И с чего такие выводы? — Ухмыляясь, спрашивает Сенку, потянувшись к сахару. — Ты помог Кинро и Суйке, сделав для них очки, — улыбается Тайджу, вставая напротив Сенку, продолжая наблюдать за его действиями и загибая палец. — Спас Рури от пневмонии, не дав ей умереть. — Загибает второй. — И, как бы ты не говорил, что всего лишь хочешь возродить цивилизацию, мы с Юзурихой видим, что ты всегда помогаешь жителям Царства Науки и хочешь пробудить как можно больше людей. Сенку, цокнув языком, закатывает глаза, но не оспаривает слова Оки. Да и если начнёт, то придется вступить в яростный спор с ним, а Сенку это делать сейчас уж точно не хочет. — И сейчас вот что-то делаешь, — восхищённо говорит Тайджу. — Это всего лишь кола для Гена, — безразлично бросает Сенку, продолжая готовить напиток. — Ты же знаешь, как он её любит. Он краем глаза подмечает, как Тайджу усмехается и загибает четвертый палец, спеша покинуть лабораторию. И всё же, как бы Сенку не отрицал, в конце концов ему приходится принять это. Он всё ещё списывает любовь на гормоны и химические реакции организма, веря, что сердце за неё физически никак не отвечает, и это лишь глупые выдумки писателей и философов, старающихся как можно больше усложнить жизнь. Но теперь он, по крайней мере, может признать, что с каждым днём, который Ген проводил рядом с ним после присоединения к Царству науки его чувства к нему менялись, выходя за грань возникшего ранее обычного интереса. Если это всё же был он. Сенку нравится смотреть на горящие глаза Гена, когда тот получает очередную баночку колы. Ему нравится, как умело и уверенно он показывает фокусы детям и даже некоторым взрослым, заворожённым его действиями. Все дети убеждены, что это ничто иное, как магия. Сенку нравится, как уверенно Ген может убеждать других людей в своей точке зрения даже не повышая ни на тон голос, как он может вести за собой людей лишь своими словами. Ишигами никогда не считал психологию наукой, но всё же он не может отрицать, что Асагири в её изучении преуспел. Ему нравится то, что с менталистом можно обсудить любую тему, не ограничивая себя ни в чём. Несмотря на то, что болтолог был плох в науке, разговор о ней мог поддержать. А если всё же и это не получалось, то он был отличным слушателем, так что учёный мог болтать без умолку. Ишигами нравится то, как они могут говорить о звёздах и о безграничности космоса в обсерватории, подаренной ему Геном на день рождение, и в этих разговорах менталисту действительно нет равных. Они вместе ночами смотрят на звёзды, и Асагири говорит, что из него вышел бы замечательный космонавт. А Сенку предлагает ему отправиться в космос вместе. А ещё Сенку думает, что ему нравится Ген. — Знаешь, Сенку-чан, ты удивительный человек, — говорит Ген в его день рождения, когда они стоят у новенькой обсерватории, подаренной учёному менталистом. — Кто, как не ты, сможет возродить цивилизацию в каменном веке. Сенку кажется, что ему в эту зимнюю ночь становится слишком жарко. Наверняка холод начал морозить нос и щёки. Да, всё дело было определено в этом. — Сантименты, какая мерзость, — улыбаясь, говорит учёный, всё ещё с восхищением глядя на новую обсерваторию и телескоп. Сенку не знает, чем восхищается больше. Телескопом или Геном, который руководил его созданием. Всё же Ишигами нужно признать, что Ген куда умнее, чем хочет казаться. — Думаю, я уже восхищался тобой до нашей встречи, — говорит Ген, и Сенку понимает, что действительно чувствует себя неловко от такой речи менталиста. Он рад, что все жители деревни уже разошлись, и они в обсерватории одни. — Ещё когда я увидел дату твоего пробуждения, которую ты высек на дереве, я понял, что хочу следовать за тобой. Ген улыбается, и Сенку не может не улыбнуться в ответ. Он не хочет ничего говорить, потому что думает, что в этот момент слова точно будут лишними. Он подходит к телескопу и начинает искать в небе Сириус, положение которого за три тысячи семьсот лет немного сместилось. Он чувствует, как Ген подходит и тоже смотрит в небо. Ишигами думает, что он впервые так искренне рад своему дню рождения. — Так ты всё же прочитал книгу Гена, Сенку? — Спрашивает как-то Юзухира, когда они вчетвером собрались у костра. Было уже поздно, поэтому все давно разошлись, оставляя их одних. — Нет конечно, — отрицает Сенку, а сам вспоминает её глупое название и абзацы с терминами и тезами, всплывшие картинками в голове. — Ты читал мою книгу, Сенку-чан? — Интересуется Ген, лукаво улыбаясь, и Сенку слышит тихие, едва подавляемые смешки, принадлежащие Юзурихе и Тайджу. — Не читал я её, — всё ещё упрямится учёный. — Не читал? — Переспрашивает Асагири, и Сенку не видит, но слышит улыбку в его голосе. Ту самую, настоящую, а не ту, которую менталист дарил репортёрам и надевал на всех телешоу. Сенку думает, говорить ли ему правду, и сопоставив все возможные реакции и ответы, решается. — Слишком много научных терминов. Это что, книга какая-то научная, по-твоему? Да и фокусы с картами были описаны слишком плохо и неправдоподобно, я так и не понял, как это делать, — выпаливает Сенку, смотря куда-то за костёр. — Значит ты думаешь, что психология — это не наука? — Учёный слышит поддельные обидчивые нотки в голосе болтолога. — Так и знал, что ты её читал, — воскрикивает Тайджу, победно улыбаясь, а Юзухира прикрывает лёгкую улыбку ладошкой. — Конечно, я не считаю психологию наукой, — размеренным голосом выдает Сенку так, словно это самая очевидная вещь в мире. — Но психология и есть наука! — Вторит его тону менталист. Юзухира поднимается, беря Тайджу под руку, отчего тот краснеет, и Сенку думает, что парень вот-вот готов расплавиться. — Нам, пожалуй, уже пора спать, — говорит она, прощаясь, и тянет Тайджу, который и не думает сопротивляться и думать о том, зачем им сейчас уходить, ведь они собирались поговорить, когда наконец на это выпало свободное время, но всё же уходит за Юзурихой. Когда они уходят, становится тихо, и учёный с менталистом не спешат вновь начинать спор, слушая тишину и периодический треск дров в костре. Сенку тишина нравится так же сильно, как и Ген. Но, может, всё же чуть меньше. — Красивая луна сегодня, — говорит Ген, смотря в небо, где сейчас так ярко видна луна и звёзды даже без телескопа. Сенку кажется, что он краснеет, но предпочитает назвать это активацией симпатической нервной системы. Эта система всего лишь дала надпочечникам сигнал выпустить гормон, называемый адреналином. Да, всё дело определенно в этом, а не в том, что он видит совершенно другой смысл в словах болтолога, который тот туда даже не вкладывал. Поэтому он лишь кивает, стараясь не думать об этом, и тоже смотрит на луну. Так продолжается до того момента, пока Ген через несколько секунд не осознает смысл сказанных слов и не подрывается, начиная оправдываться. — Это вовсе не то, что я имел в виду, Сенку-чан, — говорит он, садясь обратно на бревно, расположенное напротив костра. Учёный не уверен, покраснел ли это Асагири от своих слов, или на его лице всего лишь отразился отблеск огня, но Сенку это не нравится. Не нравится слушать отговорки и ощущать, как сжимается его сердце. Поэтому он тянет руку к лицу застывшего рядом Гена, проведя большим пальцем по его щеке и ловя взгляд менталиста. Немного испуганный и заинтересованный. Поэтому спустя несколько мгновений всё же тянется, чтобы поцеловать. Сенку целует нежно, кротко и мягко. Так, как может только он, всё ещё до конца не признающий то чувство, которое люди называют светлым и так желают познать. Ишигами Сенку никогда не верил в любовь, но возможно, Асагири Ген стал исключением из правил. И если вся его размеренная жизнь состояла из строгих правил, которых он предпочитал придерживаться, чтобы как можно скорее возродить цивилизацию, то Ген был тем правилом, которое Сенку с удовольствием хотел бы нарушить. Когда спустя считаные секунды он неловко отстраняется, то испуг и интерес пропадают из взгляда менталиста. Там остаётся только нежность, так непривычная учёному. Но Сенку думает, что он готов сделать для Гена ещё одно исключение и принять эту нежность как что-то постоянное в своей жизни. Ген заправляет прядь волос Сенку за ухо, смотря всё с той же безграничной нежностью, кладя свою руку на щеку ученого. Сенку готов сравнить глаза менталиста с вселенной. Такие же безгранично прекрасные. — Знаешь, я думал о тебе ещё до окаменения, — отчего-то говорит Сенку и отводит взгляд. Ген улыбается и тихонько посмеивается, привычно пряча улыбку за рукавом хаори. Сенку тянет руку к руке Гена, которой он закрывает улыбку и легонько её отодвигает. — Не прячь её. Я хочу видеть твою улыбку. Сенку чувствует, как начинают гореть кончики его ушей, но он упрямо списывает это на жар от костра, продолжая держать Гена за руку. — Не буду, — говорит тот, и переплетает свои пальцы с пальцами Сенку. И Ишигами действительно нравится смотреть на его смущённую улыбку. Он рад, что теперь может любоваться ею открыто. Сенку думает, что Ген достоин всего. Даже стать исключением из таких привычных правил ученого.