I'm sorry

      Обида.       Простая человеческая обида давила в грудь.       Это должен был быть их день, их праздник, его человек должен быть с ним.       Одноклассники не видели смысла спрашивать, придёт ли неразлучная парочка на выпускной вместе. Это было так очевидно не только для них, сам Боян думал, что эта тема даже не требует обсуждения.       Но Мартин решил иначе. Пришёл под ручку с какой-то девчонкой, что своими каблуками, облегающим платьем в пол и шикарной улыбкой привлекала внимание всех вокруг.       В отличии от Цветичанина.       Сразу увидев лучшего друга в компании неизвестной девушки, он словно сжался. До этого и так мало заметный классический костюм вместе с обладателем слился со стеной.       Его не волновало то, что он единственный был без пары, его волновал Мартин. Его Мартин, что был с ним с самого детства, вытаскивал его из каждой передряги и был рядом всегда и везде.       Всегда, но не сегодня.       Самый важный, по мнению Бояна, день в его жизни, когда он наконец-то набрался храбрости и…       Всё, что он смог сделать, это натянуть широкую улыбку, помахать самому дорогому человеку, что держался за руки с непойми откуда взявшейся девушкой, и убежать.       Аттестат был получен, смотреть на то, как Юркович танцует с ней, как обнимает, как целует…       Он не хочет видеть, не хочет знать, не хочет больше чувствовать этих ебучих насекомых в своём животе. Он устал от боли в груди при простом ласковом взгляде.       Но как же он любил этот взгляд. Столько нежности и тепла в чужих глазах, Цветичанин верил каждому его слову, каждому действию, верил, что правда кому-то дорог.       Любил его голос с этими бархатными расслабленными нотками, любил руки, что часто обнимали и вытирали слёзы со щёк, любил шутки, адресованные только ему и никому другому, любил румянец на щеках, когда пьяный заваливался на друга, ища той самой любви и взаимности.       Но она ушла другой.       Видимо, был прав. Видимо, не заслуживает.       Получается, Мартин врал? Не друг он ему совсем, не свернёт он ради него горы и не будет с ним навечно, как они и мечтали.       Просто попутчики на дороге жизни, которым суждено было разойтись.       Обычные друзья.       Больше никто.

***

      Маму вызвали в школу. Кажется, впервые за всё время учёбы.       Мартин перебирал в голове варианты того, что же могло произойти. Он не был буйным подростком, поэтому этих самых вариантов набралось от силы две штуки. Да и те не были поводами для разговора с родителями: дал списать однокласснице, случайно разбил стакан в столовой, это же были такие мелочи. Один он не творил ерунды, а вот вместе с Бояном…       Точно, Цветичанин!       С ним что-то случилось? Словили с поличным за пририсовыванием усов на фотографиях учителей? Побил кого-то? Его побили?       Сердце забилось быстрее, уровень волнения возрастал. Если с его Бояном что-то произошло, он не переживёт.       Ещё при первой встрече, увидев лучезарного мальчика в нелепом, слегка большеватом ему свитере, надетом поверх школьной рубашки, он почувствовал, как защемило в груди. Даже спустя года он так и не научился отводить взгляд от таких чудесных ямочек на щеках, что появлялись чуть ли не каждую минуту.       По крайней мере, рядом с ним это было так.       Прервав размышления парня, уже успевшего покрыться румянцем из-за таких неловких мыслей, в дом зашла мама с…       Его двоюродной сестрой? Они не виделись уже несколько лет, зачем она здесь?       Из-за удивления Мартин сначала даже не понял, о чём говорит ему мать.       Что-то про Бояна. Что-то про его плохое влияние и ухудшение репутации как школы, так и самого Юрковича.       Как так можно? Как можно так говорить про его друга? Цветичанин был самым солнечным и удивительным человеком, которого он только знал, он и мухи специально не обидит. Как человек, что улыбается незнакомым людям на улице и кормит бездомных кошек за школой может плохо на кого-то влиять?       Тут заговорила и непонятно зачем стоявшая в коридоре девушка.       Пойти с ней на выпускной? Сбавить пыл Цветичанина и спасти праздник для остальных? Большего бреда Мартин в жизни не слышал.       Но мамино лицо выражало полную невозмутимость. Услышав, как громко хлопнула дверь, он понял, что его мнение в этом вопросе не учитывается.       Развернуться и убежать ему мешал лишь пристальный взгляд директора. Сестра, чьё лицо тоже не выражало особого восторга, держалась всё-таки лучше самого Юрковича.       Впервые в жизни он не хотел видеть Бояна. Вдруг он подумает что-то не то? Вдруг Мартин не сможет перед ним объясниться? Он же такой ранимый, хоть и пытается скрыть это даже от самого себя.       Но было уже поздно.       Обводя взглядом толпу, он увидел грустные карие глаза, смотрящие прямо в душу. Цветичанин улыбнулся и помахал рукой, и если бы парень не знал его так близко, он бы решил, что всё в порядке.       Но это было не так.       К сожалению, Юркович знал это выражение лица. Как бы он хотел его не видеть, не знать, что что-то внутри этого замечательного, светящегося любовью человека что-то сломалось.       Как же хотелось наплевать на всё и просто кинуться к нему, просто прижать к себе и никогда больше не отпускать, просто вытереть ненавистные слёзы и пообещать, что этого не повторится.       Всё так просто…       Но чужая рука, сжимающая его собственную, слегка дёрнулась в другую сторону, призывая стоять на месте.       Просто стоять, когда его Бойчи плохо, когда его Бойчи страдает из-за него же.       Лишь спустя час Мартин, сославшись на головную боль, смог вырваться наружу. Практически добежав до давно знакомого и уже практически родного дома, он постучал в дверь.       Ответа нет.       Парень знал, что родителей Цветичанина дома не было. Ещё вчера они уехали, оставляя дом на сына и его лучшего друга.       Лучшего друга, который уже десять минут чуть ли не выламывал входную дверь и внезапно остановился.       У него же был запасной ключ.       Он настолько потерял голову от страха? Настолько, что забыл о том, что мама Бояна сама ещё несколько лет назад сделала ему запасной ключ, ведь с определённого момента (момента, когда видеться только в школе ему стало мало, когда ночью стало труднее засыпать без навязчивых мыслей о нём) он бывал тут чаще, чем у себя.       Тихо зайдя в квартиру, он не увидел ни одной горящей лампочки. Паника начала захлёстывать с головой, мысли метались от возможного местонахождения друга до обвинения самого себя. Если бы он не согласился на это, если бы поспорил с мамой, хоть раз в жизни! Если бы не он, с Цветичанином всё было бы в порядке.       Если бы Мартина не было в жизни Бояна, всё сложилось бы иначе.       Первый всхлип. Парень вытер побежавшую по щеке слезу и прозвучал второй всхлип.       Не его.       Где-то в другом конце квартиры.       Цветичанин сидел на холодном полу балкона, одной рукой вытирая мокрое лицо, а второй держа недокуренную сигарету.       Боян курил настолько редко, что и сам не мог вспомнить, когда делал это в последний раз.       Но Мартин помнил.       Помнил каждый раз, когда дрожащие из-за истерики пальцы с третьей попытки вытаскивали никотиновую палочку и неудачно нажимали на зажигалку. Юркович не одобрял подобные вещи, но смотря на то, как искажается от слёз дорогое сердцу лицо, помогал зажечь сигарету.       — Убери бяку, — рука потянулась к растрёпанным волосам в попытке заправить их за ухо, но Цветичанин отстранился.       Боян, что всегда стремился быть ближе, чем все остальные, всегда нарушал личные границы всех и каждого, и единственный, кому Мартин позволял утопать в своих объятьях чуть ли не на целый день, отстранился, лишь сильнее сжавшись и положив голову на колени.       Юркович не заметил, как расплакался ещё сильнее, всё внимание было приковано к беспомощному комочку, еле заметно подрагивающему из-за холода и всхлипов.       Всё-таки достав сигарету из зажатых пальцев и кинув её в стоявшую на подоконнике пепельницу, он положил свои ладони на чужие, слегка сжав их. Тряска слегка прекратилась, когда Мартин легонько поцеловал парня в макушку и придвинулся ближе.       — Прости меня.       Фраза была сказана настолько тихо, что посторонний человек бы не услышал.       Но Боян услышал.       Стоило бездонным, практически чёрным глазам взглянуть на него из-под отросшей чёлки, в груди усилилось чувство стыда.       Как он мог обидеть его? Такого ранимого, такого нежного, такого любимого.       Оба не знали, сколько прошло времени, но для них это было и не важно. Чувства были запреты глубоко в сердце из-за страха испортить всё, что они строили столько лет.       Сейчас и это вышло на второй план, стоило ему лишь почувствовать тёплое дыхание на губах, увидеть подрагивающие ресницы в нескольких сантиметрах от собственного лица, наконец-то ощутить солоноватый привкус первого, но в то же время самого волшебного поцелуя в их жизни.