— Кирими-сама?
Не смотря на свою загруженность как президента и на свое «хобби» Джеральди старался закончить в восемь, чтобы провести час в спокойствии и тишине, а после мирно завалиться в постель около девяти часов, чтобы вновь проснуться в пять и начать свой скудный на события рабочий день. Обычно в это же время с работы уходил столь старательный Морикадзе, потому что его прекрасная Кохай-чан все время перерабатывала и оставалась тут до последней лампочки. Хотя должна она была уйти в шесть, как младший сотрудник. К счастью иногда вместе с ними уходила и Вен, хотя та, будем честны, давно переехала в MDCR. Интересно, к кому она тогда ходит? Руки Кирими зависают над данными. Он почти невинно моргает и легонько наклоняет голову на бок. Действительно, а куда могла ходить ночевать сотрудница со столь неординарной внешностью? Видимо, она зря переживала из-за своих необычностей, все же ценители нашлись. Он вновь пролистывает очередную голограмму, погружаясь обратно в свои мысли. Шимпанзе заканчивал вместе с этой тройкой и провожал милую Кохай до дома, отпугивая Морикадзе. Просто на всякий случай. Хотя… вроде к вечеру мужчина становился спокойнее. Одновременно с Джеральди, как правило, нет, как закон ложился спать и юный Джангл. Девять часов было настоящим благословением для ночной смены, в том числе и для Кирими, потому что этот вечно прыгающий туда-сюда, что-то ищущий, рассматривающий и нервно кричащий ребенок заметно выматывал. Самое страшное, что против него не работал никакой аргумент. Он занимался своей работой. Он наблюдал. Да, раздражающе, да, шумно, но в этом аду и хаосе, центром которого он был единолично, только этот юноша мог заметить чужое мимолетное сомнение, зацепиться за кривую формулировку, отличающуюся форму и за чужую усталость. Он прекрасно выполнял свою работу, становясь для знающих даже страшнее, чем сам неуловимый президент и директор. Тишину нужно ценить. Особенно, когда её источник - резко исчезнувшая болванка, которую Джангл абсолютно ненамеренно отправил бороздить такой большой и удивительный мир. Кирими подавляет раздражительный выдох.— Вы ещё не спите?
Наверное, об этом ребенке стоило думать в самом начале, а может, и не думать вовсе, чтобы избежать встречи с ним в такую милую и спокойную, немую мертвую ночь. — Как ты видишь, совсем не сплю. — Он, правда, старается, отвечать легко и беззаботно, как звучал всегда, но есть в его голосе что-то тяжкое, чего нет в голосе его вездесущих болванок, которые, наверное, могли бы заменить большую часть сотрудников. — Но стоило бы. — Кирими поворачивает голову к юноше, смотрит во всепоглощающую тьму и на желтый прищур, который медленно, сонно моргнул. — Только проснулся? — Он вновь возвращается к работе, стоило услышать как мальчонка неспеша направляется к нему, громко щелкающе зевая. Кирими убивает в себе желание зевнуть в ответ. — Ночные прогулки тебе не идут. Он слышит, как Джангл хватает какой-то стул, двигает его, тот не поддается. Гоу вынужден повернуть голову, чтобы увидеть, как сонный икенум хватает стул на колесиках и, усевшись удобнее, подкатывается к Кирими, предпочитая игнорировать его пронзительный взгляд. Он совсем немного ворчит, принимая более комфортную позу, а потом наконец-то поворачивается к Кирими: — Тебе тоже. — Джангл, впервые за долгое время, не улыбается, смотрит на ученого, почти стесняясь: глазки щурятся, но в этот раз не по-веселому, как-то спокойнее. Небольшие синяки под глазами, а зубы совсем не сверкают, наоборот, неожиданно спрятаны. Кирими вздыхает. — …Рассказывай. — и легко возвращается к своим данным, пролистывая их одни за другими. Такахаши даже не встрепенулся, как это ему привычно, когда он получает то, что хочет. Он только осторожно, дабы не толкнуть ученого, прижался головой к его боку. Гоу учтиво приподнимает руку и позволяет юнцу устроиться немножко получше. Отчего это выглядит почти так, будто Джангл прячется от настойчивой темноты вокруг, которая то и дело стесняется подойти ближе из-за яркого света ламп поблизости. А может, и прячется от чего-то ещё. — Ты и так все знаешь, о вездесущая рыбина. — Он фыркает, прикрывая уставшие желтые глаза, пытается зарыться в белизну халата ещё больше, но голова падает на спинку стула, и он так там и остается, невнятно ворча. Кирими, скорее из вежливости, задумывается, прикладывает палец к подбородку, смотрит куда-то в сторону и вверх, хмыкает. — Дай-ка подумать. — тягуче. Конечно, ученый знает что именно разбудило гиперактивного, уставшего и спящего мертвецким сном мальчишку. — Кош-? — Да кошмары это. — Такахаши не дает договорить, недовольно перебивая верный ответ. Ну почему Гоу всегда необходимо во что-то играть? — Мама снилась. Кирими повернулся к Джанглу, который, кажется, пытался только от него и спрятаться. Как так? Ученый, если честно, ждал очередную уже немного надоевшую, триаду с элементами боди-хоррора, но…мама? Это не звучит как очередной мерзкий до приятной дрожи кошмар, а как что-то… хорошее. Мягкое, теплое, заботливое и любимое слово, значение которого сердцу ученого было давно не известно. Кирими чувствует себя неожиданно растерянным. Как он должен реагировать на это? — Это точно кошмар? — он наклоняет голову на бок, моргает своими огромными глазами, на губах танцует его холодная ухмылка, и Такахаши понимает, Кирими смеется над его маленькой бедой. Ему говорить-то легко, своих родителей ученый уже не помнит! Может быть, и что-то да промелькнет в его пустой, полной идей голове, но явно не сейчас! — Знаешь, как можно было её напугаться? Если правильно помню, твоя матушка была довольно симпатична. Мне очень нравились её бед- — ИВВВВВВ, КИРИМИ-САМА!!! — Джангл вскрикивает от странного отвращения, ударяет заливающего смехом друга и отворачивается от него, мгновенно откатываясь от него, ворча и недовольно пища, полаивая. — ЭТО ОТВРАТИТЕЛЬНО! НЕТ! — Почему же нет, неужели ты не согласен с тем, что твоя матушка красива? ~ — Кирими явно довольный, он даже, гад, приосанился! Но Такахаши, наоборот, старается скукожиться как можно сильнее, пытается откатиться, но ученый схватил того за плечо, встряхивая мальца и не давая тому сдвинуться с места. — Ну же, не дуйся. В моих словах нет ничего постыдного, а вот что ты там себе надум- — КИРИМИ-САМА ПОЖАЛУЙСТА ЗАТКНИТЕСЬ!!! — юнец наконец-то вырывается из хватки Гоу и вскакивает на ноги, трясет руками и расхаживает из стороны в сторону, пытается зарыться в собственный плащ, но горе! плаща на плечах-то нет. — МОЖЕТ, Я ВООБЩЕ ДУМАЮ О КОШМАРЕ, А НЕ О ТОМ, О ЧЕМ ДУМАЕТЕ ВЫ! — И о чем я по твоему думаю? — Он садится на стул, оставленный Таши, и откидывается на его черную спинку, поворачиваясь затылком к юноше и закидывая голову назад. — Может, твой неизвестный кошмар мне не дает покоя? Может, я просто пытаюсь тебя отвлечь? Желтый прищур смотрит в не менее желтую луну-глаз и отвращение в нем исчезает. Лицо Джангла становится более встревоженным, появляется слабая морщинка на лбу, а губы стали тонкой линией. — Как тебе предложение наконец-то все рассказать, м? — Улыбка Кирими все ещё смеется над ним, но вот взгляд его внезапно стал нежнее. Конечно, только если его стеклянный, прожигающий дыру в черепушке взгляд можно назвать нежным. Такахаши знает этот взгляд. — Ну же, я все ещё помню, какие красочные у тебя сны. — И Гоу тянет руки к мальчугану, приглашая того к себе. — Я бы с удовольствием выслушал твое очередное приключение в старом Гапанизе или на разделочном столе.~ Джангл мнется, нервно наступает на собственные ноги, хмурится с новой силой и отворачивается от ученого, скрещивая руки на груди. Он не хочет обнимать Кирими. Совсем не хочет. В последний раз, когда мужчина помогал ему справиться с кошмарами у него были галлюцинации. Конечно он сомневается. И продолжит сомневаться, пряча голову в плечах. А желтая подруга-луна продолжит смотреть на его сомнения. — Да иди ты к черту. И мальчишка обходит стул, обхватывая Гоу за бока и устраиваясь на полу, недовольно щуря глаза-улыбки. Прижимается щекой к чужим бедрам, старается строить из себя сильного и смелого, но плечи все равно почему-то дрогнули. А Кирими все сидит с распахнутыми руками, смотрит в темноту коридора и ждет. Он делал так всегда. Объятья, желаемое утешение, было сродне награде. Награде, которую так желал получить Таши в холодных стенах MDCR. Немного любви от близких людей. Он пережил не меньше, чем его друзья, он потерял семью и друзей, он, черт возьми, сам чуть не умер такой же смертью как и его мама, защищая того, кто ему дорог. Просто чтобы чужак прожил больше чем он, хотя бы немного, хотя бы самую малость!.. Джангл, как ясный день, помнит как Кирими ворчал над его состоянием, хотя сам из-за несносных детей лишился глаза. Его же можно было тогда спасти, да? Получилось бы? Да, конечно же вышло. Обязательно, если бы Кирими не пытался сделать что-то со сломанным ребром Джангла. — Она пыталась утянуть меня за собой. — Гоу чувствует, как чужая голова жмется ближе к его телу. — Цеплялась за ноги своими обрубками, череп - две половинки и- Желтая луна-подруга наконец-то смотрит на юношу на коленях. Смотрит на то, как пальцы на халате дрожат, смотрит на то, как он пытается сгруппироваться, пытается спрятать жилистое тело под несуществующим плащом. Кирими наклоняет голову на бок. — Её глаза - большие такие, такие к-какие никогда не были. — голосок стихает, куда же делся смелый Такахаши? — И она- Юноша невольно затихает и Гоу невольно напрягается. Неужто его мать взорвалась и её тело раскидало по горящему Гапанизу? В прошлый раз Кирими кое-как успокоил от подобного приключения бедного мальчугана. — Она ск-казала что. — он опять противиться, противиться под жгучим взглядом Кирими. Он чувствует как учёный мысленно вскрывает кожу над его позвоночником, который горной цепочкой выглядывал на спине. — ..что я должен был умереть в-вместе с ней. И в помещении повисла тишина. Такая тяжелая, что Таши мог поклясться, что чувствует как становится тяжелее дышать. Он не слышал как дышит Гоу. Он не слышал как шуршит белый халат. Он не слышал как тихо бренчит его рыбка на воротнике. — Я не…не хотел чтобы она тогда умерла.. — Такахаши говорит совсем тихо, прорывая пелену тишины и наконец-то разъединяя руки на чужой талии. Он подтягивает их ближе, складывает их полочкой и прячет лицо в них. — Тогда...почему она?.. Мальчуган не поднимает своих жёлтых глаз, чувствует как чужие ноги напряглись и только сильнее зарывается под свои руки. Он не хочет чтобы Кирими видел как сильно сейчас сжались его губы, как он пытается сдержать свои перепуганные слезы. Он правда не хотел чтобы она умерла. Почему же он должен был умереть? Почему он должен был умереть в тот страшный день? Почему он должен был оставить свои жалкие попытки спасти хотя-бы кого-то одного? — Я пытался её спасти, но она..она оттолкнула, прогнала меня, она же! — Джангл чувствует как его прожигает желтый глаз Кирими и осекается. Мама его любила. Она заботилась о нем, о Джеральди, учила глупого ученого готовить тот самый яблочный пирог с таким сладким и ярким ароматом, который разносился по всей округе. Она позволила оставить Фореста и Вудса, даже не смотря на то что эти двое были страшно блохастыми. Его мама, она.. Могла ли она стать злобным духом? — Почему она говорит такие вещи?.. Кирими не может ответить на этот вопрос. Белый халат наконец-то шуршит, подавляя напряженность, рыбка звенит, ударяясь от молнию, холодная рука мягко отталкивает жилистое тело и Такахаши мгновенно отворачивается, смотрит в пол, куда угодно но не на Кирими, не на то как он садится рядом на холодную плитку и не на его желтую подругу-луну. Поэтому от мальчишки впервые что-то ускользает, чужая эмоция, простое действие, странное беспокойство во взгляде, то как чужак был близко. Джангл понимает что произошло, только когда чувствует как холодные руки ученого прижимаются к оголенной спине. Таши морщится, пальцы пробегаются по лопаткам и остаются там, обнимая юношу. Джангл еле успевает поднять голову, чтобы обнаружить, что он утыкается в белое плечо, немного ерзает и укладывает голову на него. Смотрит куда-то в пустоту, за спину Гоу, пока ученый прижимает мальчонку крепче к себе, принуждая того обнять его в ответ. Он же не обнимает, только совсем слабо цепляется за шуршащую одежду, прячется от взгляда подруги-луны, прячется от тьмы в коридоре, от назойливого вопроса в голове, от страха перед образом окровавленной и измученной матери, от всех кошмаров которые его окружают с тех пор, как ненависть Джеральди стала измеряться в этих бесконечных уродливо-красных баррелях. Шинигами, Шинигами, Шинигами... — К-кирими-сама, — голос Джангла слабо дрожит, дрожит от неуверенности, от сомнений, от страшного вопроса в его голове. Конечно, он много всего видел, но почему самое страшное происходит всегда в его голове? — А я..я должен..? И замолкает, не хочет говорить, не хочет продолжать. Учёный чувствует это каждой клеточкой своего тела, ощущает как хватка на халате становится все более ватной, чувствует как начинают дрожать плечи, слышит как голос юнца тяжелеет под грузом упорно спрятанных слез. — Я..а я должен был т-тогда?.. — Кирими не знал что происходит в голове у ребенка, иногда хотелось просто вскрыть его, наверняка полупустой, уродливый череп, но к сожалению, мысли не были бумажками для заметок, он не узнал бы ничего нового для себя и ценная боевая единица была бы потрачена зря. — ..умереть? Ох, вот оно что. В голове юного Джангла все ещё огонь, хрипы и безразличный взгляд? Хватка Кирими только крепчает. — Нет. Не должен был. — ученый наклоняет голову, прижимаясь к чужой, его руки медленно разглаживают напряженную спину. — Ты не должен был умереть там. Если бы твоя извращенная судьба решила, что тебе предназначено умереть под страшным лезвием, ты бы так и не узнал, что твой дорогой друг выжил. Он слышит как Такахаши всхлипывает под его ухом и сердце, наверняка больше от непривычки, чем от сочувствия, сжимается. — Ты бы не был свидетелем всего того, что наша проклятая троица пережила, верно же? Не был свидетелем того как Сигм- — Ты тоже полностью на нем помешался, да? — Он слышит в стихшем голосе Джангла предательство. Будто бы какая-то странная надежда на лучшее, на тепло, на яблочный аромат, на эти же глупые объятья, на долгие прогулки по густым лесам исчезли в одно мгновение. Исчезли перед простым именем также, как когда-то Гапаниз под ногами кровожадного бога. — Я не хотел бы видеть это все. Я бы- — А не ты ли так рвался отомстить милому Сигме? — Кирими ослабляет свою хватку и совсем осторожно отстраняется от Такахаши, придерживая того за плечи. Вид, конечно, у него был жалкий. Глаза, ранее так схожие с его солнечной, яркой, ослепляющей и острой улыбкой, поникли, желтизна в них стала влажной, губы — напряжены, стиснуты в одну тонкую линию, чтобы не было видно как они дрожат. Как он обиделся. Как он ревнует осколок своего детства к тому, кто разрушил их жизнь. — Я хочу..! — Джангл выглядит как не более чем школьник, который провинился в чем-то легком, вот только воспринимал он это так, будто совершил военное преступление. Он вытирает слезы тонкой рукой (Гоу ловит себя на мысли о том, что наверное даже рука милой «А» не была столь похожей на палку), зачем-то шмыгает носом и смотрит на Кирими с неожиданной твердостью во взгляде, какой бывает только у родителей. — Я не хочу мстить, я хочу чтобы Джеральди наконец-то вышел прогуляться. — Ох, и почему же? ~ — ученый улыбается. Улыбается той самой улыбкой, полной вежливости, ложного дружелюбия и странной тайны, которую никому не удалось разгадать. — Он..он очень бледный. — Таши-кун, ты понимаешь какое это дешевое оправдание в нашей ситуации? Они смотрят друг на друга пару секунд, а потом дружно, подло хихикают. — Когда Шинигами наконец-то умрет, в теории, ты можешь наконец-то уговорить Джера-куна подышать свежим воздухом. Я слышал ему нравится находится у побережья. — улыбка Кирими расцветает непривычной, совсем маленькой искоркой тепла, которую невидно под каменным фасадом наигранности. Он наклоняет голову на бок, его желтый глаз, его подруга-луна улыбается юному Джанглу. — Правда? — его голос наполнен сомнением, но это глупое предложение, не более чем прокисший кусок сладкой лжи, который так хотел услышать юноша. Не хочется думать что после запуска Катастрофы от мира и правда останется почти ничего... — Конечно. ...По крайней мере Джангл не хотел в это верить. Ведь это значит, что те холодные икенумы, которым он был так предан, пропадут белой вспышкой где-то в воде, в воздухе или в развалинах. Хотелось думать о том, что они смогут вместе прогуляться у Оомори и наконец-то научить Джеральди играть в карты, или вместе сходить в Юрирейз и наконец-то попробовать те странные пряности о которых всегда рассказывала Кохай-чан или посетить выставку в художественном городке недалеко… Джангл смотрит пару мгновений на Кирими, раздумывает, а потом его острые глазки наконец-то улыбаются, загораются яркими полумесяцами и Такахаши одним резким движением крепко обнимает ученого. Его пальцы прижимаются крепко к чужой спине, цепляются за халат так, будто завтра не наступит, жмется так сильно, что Гоу кажется, вот-вот его ребра треснут. Он хватается за него так, будто стоит хотя бы немного ослабить хватку, то один из них исчезнет в пыли или, что ещё страшнее, сразу двое. Кирими слышит как юноша хихикает, немного сдавленно, немного сонно, но все ещё искренне и звонко. Так, как должно быть. Он отцепляется от ученого также быстро, отскакивает и в одно мгновение отбегает от Гоу, махает рукой в широком жесте и исчезает в темноте под эхо собственных шагов. — Спасибо, Кирими-сама~а! Раздается, прежде чем любой шум вдали окончательно затихнет, позволяя шуму ламп и жужжание приборов вновь занять все пространство в рабочей голове Кирими. Он сидит на холодном полу, медленно обнимает себя за плечи и расплывается в своей вежливой улыбке. Ну что за славный ребенок.