***
Парковаться рядом с отцовской машиной было одновременно привычно и непривычно. Он теперь гость? Или всё же свой? Джастин приложил ключ-таблетку к домофону. Загудел лифт. В доме Рокэ (и его доме!) почти бесшумно ходил, собрание жильцов совсем недавно договорилось о смене механизма. Хотя они всё равно поднимались пешком — что уж там, третий этаж. — Ну, доктор Придд, прошу вас, — сдержанно пробасил отец, открывая ему дверь, — вы теперь уважаемый человек, не какой-то там на побегушках. Как у него получается периодически хвалить так, что не отмоешься? Джастин скинул кроссовки, сунулся было на кухню. — Садись, садись! — засуетилась мама, быстро клюнув его в щеку. — Устал после дежурства, поди? — Да ладно, лёгкое было. Ни одного нового поступившего, один пациент, правда, задал нам там жару, решил развить ателектаз… О-о-о-о-о, жареный бекончик! — Хорошо хоть ты не стал вегетарианцем. Какие планы? — отец взял вилку, рассеянно наколол на нее маринованный грибок. — Может, приведешь этого своего Рокэ познакомиться? — Он очень занят. Замзав, куча организационной работы помимо непосредственно медицинской. — Жаль, — мама подперла щеку ладонью, — в прошлый раз мне было не до разглядывания, сам понимаешь. А сейчас бы полюбовалась. Валентина сложил обратно так, будто и не было аварии! Замечательный врач! А ведь молодой такой! И красивый! — Я ещё здесь, — добродушно хмыкнул отец. — Ай, будет тебе. — А Валентин скоро придёт, кстати? — поспешил перевести тему Джастин. Отец перевёл на него взгляд, вновь хмыкнул: — Как только выучит всю библиотеку — так сразу.***
Старый город расцветал первым. Наверное, благодаря тому, что движение здесь было поменьше, за аллеями тщательнее ухаживали. Джастин посмотрел на часы и решил пройтись пешком. Лет семь назад он бы поржал над тем, кто предположил бы, что Джастин Придд способен расслабленно любоваться природой. Наверное, повзрослел. Не постарел же. И нельзя сказать, что это Рокэ на него повлиял. За Рокэ вроде не наблюдалось всяких романтических порывов, лепестков ландышей и щебета птиц. Напротив, с присущим ему снисходительным цинизмом он бы принялся рассуждать о работе нейромедиаторов. Блистательно бы вывел, что наслаждение весной — чистая физиология. Поэтому они не говорили о природе и всяких возвышенных материях. Только не с Рокэ. Пожалуй, хорошо, что сегодня можно пройтись одному. С Валентином было легко вести любые разговоры. Неважно, что думал каждый из них насчёт мнения собеседника. Всё равно выслушивали и доверяли друг другу. Повезло — при такой разнице в возрасте. Скоро Валентин начнёт рассказывать ему о птичках и цветочках. Всё строго в духе теорий Рокэ о гормонах. Джастин остановился, увидев за столиком летнего кафе Валентина с Арно. Кажется, они его не заметили. Оживлённо о чём-то говорили, склонившись друг к другу. Слов на таком расстоянии было не различить, но это, пожалуй, и неважно. Да уж, не только у него лихо повернулась жизнь. Сидят и общаются. А в школе не выносили друг друга. Джастин поспешил перейти через дорогу и затеряться в переулках. Не надо их отвлекать. Хоть немного такта ведь должно быть? Валентин пошёл с кем-то в кафе. Джастин тихо произнёс это вслух, пробуя на вкус слова. Как-то… трогательно? Всё-таки парни должны социализироваться не так, как это делал Валентин. Неважно, что он сам так хотел, родители никогда не давили, просто предоставляли возможности. Не в этом веке. Молодой человек, который превосходно импровизирует на клавишных, неплохо играет в шахматы, говорит на нескольких языках, разбирается в литературе и живописи — всё это было бы прекрасно для сына аристократа круга этак три назад. Хорошо, что кто-то сумел оценить.***
Валентин стоял у проходной и старательно делал вид, что читает выдержки из закона о правах пациентов. Джастин подошел к нему, остановился рядом молча — только улыбнулся. Их привычный негласный уговор: «Если хочешь, расскажи, если нет — пытать не буду». — У вас тут цены на парковку кусаются, — сказал наконец Валентин. — Ты приехал меня забрать? — Да. Но не домой, а… хотя можно и домой. Куда скажешь. — Вальхен, — Джастин улыбнулся ещё шире, — веди. Спешить действительно было некуда. Рокэ махнул на конференцию в Паоне, будет там доклад читать, светило науки. Джастин немного помог ему с презентацией: незамыленным взглядом перечитал, кое-где поисправлял опечатки, выбрал другие кадры для иллюстрации. У них даже лекции на сегодня еще не закончились, созвониться в ближайшее время не выйдет. Возможно, Рокэ удастся под шумок выбить из фармкомпаний что-нибудь для отделения. Не надо ему мешать. — Ты скучаешь, — полувопросительно заметил Валентин, пристегиваясь. — По тебе? Конечно, — Джастин взъерошил ему волосы. Валентин не стал шарахаться. Смущенно перевел взгляд на дорогу. — Куда мы едем? — Насколько наедине ты хочешь поговорить? — Да это не секрет, — Валентин не стал отпираться, — просто ты точно поймешь без всяких лишних вопросов. — Тогда ко мне. Ты обедал после занятий? — Нет. Сразу в больницу пошёл. Слушай, я знаю, что ты нас видел в кафе. Арно меня пригласил. — Вы прямо поладили. — Он очень изменился, — Валентин сделал паузу, перестраиваясь в левую полосу, — наверное, сам жалеет, что докапывался в школе. И ему неловко. — И тебе тоже, вижу. — Да. Джастин, как понять, что ты влюбился? — Я всё-таки не психолог. Сложно так вот дать определение. Ты всё время думаешь об этом человеке. Хочешь быть рядом. Тебе интересно всё, что с этим человеком связано. Как-то так. — А как понять, что влюбились в тебя? — Ещё сложнее, — сочувственно вздохнул Джастин, — а как он себя с тобой ведёт? — Очень предупредительно. Но одновременно как-то отстранённо. Раньше, ну, ещё месяц назад, он спокойно руку мне пожимал, по плечу хлопал, всё такое. А сейчас какие-то паузы каждый раз, прежде чем прикоснуться. Но если ему неприятно, зачем в кафе приглашал? Джастин хмыкнул. Угораздило же обоих. — Я, конечно, могу ошибаться, я не знаю его так хорошо, как ты. Но я обычно начинаю себя чересчур контролировать на предмет прикосновений, когда опасаюсь, что крышу сорвёт. — Хм, ясно, — пробормотал Валентин и с преувеличенным вниманием уставился на дорогу.***
Утро как-то не задалось. Шадди убежал из турки, когда Джастин пытался одновременно варить его, чистить зубы и причёсываться. Едва успел потушить огонь, обжигаясь и бранясь вполголоса, разлил по чашкам. — Бывает, — милосердно сказал Рокэ, наблюдая за суетой. Сам он, конечно, уже был свеж, подтянут и ослепителен. Завязывал галстук. Тщательно наглаженный белый халат лежал в пакете. — Сейчас вытру, — Джастин отмотал бумажных полотенец, промакнул плиту. — Начинайте обход без меня. У меня в восемь заседание комиссии, — Рокэ на мгновение поморщился, — глаза б мои её не видели. Целый час жизни тратить впустую. — Начнём, — покладисто кивнул Джастин. Даже удивительно, как много времени медицинский персонал разбазаривал на деятельность, никак не связанную с лечением людей. Конечно, профсоюз — это важно, как и распределение бюджета больницы… Но Рокэ не любил болтологию точно так же, как и Джастин, хоть и умел виртуозно запудрить всем мозги. Неудивительно, что он вызвался поехать в Варасту в составе гуманитарной миссии Красной Эсперы. Кто, как не Рокэ. Одновременно всем сердцем радеет о чужом здоровье — и отвратительно циничен. Похож на тигра: расслаблен, смотрит из-под полуопущенных век, а затем — бросок. Идеальная собранность за четверть мгновения. …Уедет на несколько месяцев рисковать жизнью. Тащить на своём хребте военно-полевую медицину. Не совсем в одиночку, конечно, но всё же. Но что скажет мама, если он всё же решится поехать с Рокэ? — Ты с ума сошёл? — мама прижала ладонь ко рту. — Я только порадовалась, что ты теперь врач, человек с профессией, а ты… — Я всё равно военнообязанный, я же именно что врач. — Это миротворческая миссия, а ты в неё лезешь добровольно! Отец щёлкнул зажигалкой, выдохнул, прикрыв глаза. Джастин молчал. Невозможно отпустить Рокэ одного. Да, тяжело. Но он должен справиться. Несмотря ни на что. — Ангелика, — сказал отец после долгой паузы, — он мужчина, и это призвание. Я сам воевал, и… — Именно поэтому я не хочу, чтобы он ехал! Ты уцелел, а вдруг ему не повезёт?! Джастин, ну зачем?! Ты подумал о Валентине? Какой пример ты ему подаешь?! — Валентин совсем другой, — Джастин отвёл глаза. Валентин никогда не стал бы обвинять себя в трусости, если бы Арно поехал, а он отказался. Скрипнула входная дверь. Лёгок на помине. «Иди, иди», — отец указал глазами в сторону коридора. Джастин послушно поднялся. Да, ещё брату ведь объяснять. И слушать его разумные доводы. — Привет, — Валентин просиял, увидев его, — не знал, что ты собираешься зайти, иначе раньше бы вернулся. — Надо обсудить кое-что, — Джастин потянул его в комнату, краем глаза заметив, что отец едва слышно говорит с мамой, почти соприкасаясь лбами. Валентин не стал задавать лишних вопросов, только ботинки скинул. Уф. Словно это так просто. — Мы с Рокэ едем с гуманитарной миссией Красной Эсперы в Варасту. — Ого, — Валентин примостился на краешке стола, обхватил себя руками. А смотрит совсем не как младший. Джастин устроился рядом, приобнял его за плечи: — Это всего пара месяцев. И превосходная практика. Валентин тихо выдохнул, куснул губу. Покосился печально. — Там мобильники вообще работают? Связь какая-то будет? — Не знаю. По идее, должна. Когда Рокэ ездил в прошлый раз, всё работало. — А папе с мамой сказал уже? — Конечно. — И что они? — Да можешь представить… Если бы он с подросткового возраста не отжигал с разными закидонами, родители могли и резче отреагировать. Так вот и порадуешься, что юность была бурная. Валентин, видимо, подумал то же самое, тихо хмыкнул: — Ты только возвращайся одним куском, хорошо?***
Палаточный городок являл собой полную эклектику. Генераторы, портативные холодильники, неограниченный доступ к воде. И одновременно сооруженный с помощью такой-то матери пищеблок: какие-то неровно обломанные щиты, синяя изолента, маскировочная ткань на стяжках… Им с Рокэ выделили одну палатку на двоих, совсем близко от полевой операционной. Главным формально был генерал Дьегаррон, но на деле всем распоряжалась полковник медицинской службы доктор Юлиана Вейзель. Железобетонная тётка, даже Рокэ при ней не выпендривался. Джастин уж тем более слегка робел. Правда, втянулся быстро: персонала было мало, работы много. Когда не высыпаешься, некогда тушеваться. Хорошо хоть, медикаменты и перевязочные материалы были пусть и не в избытке, но и не наперечёт. — Зажим. — Ага, — симпатичный медбрат Андре, обычно болтливый, сосредоточенно ассистировал. Вроде получится спасти ногу. Уфф, ещё чуть-чуть, и осколок пробил бы артерию, тогда беднягу даже не довезли бы до операционной. — Давление. — Стабильно. — Считаем тампоны. — Ага, — Андре плечом вытер влажный висок, пошёл за подносом с использованными материалами. Так, неужели можно переходить к Филду? За спиной что-то завыло, загрохотало. Операционный стол задрожал, Джастин бросился придержать. Ещё не хватало, чтобы вся операция насмарку… С мерзким треском шесты у входа брызнули щепками, раздался взрыв, поднимая клубы пыли. Кто-то кричал, топал. В левом ухе звенело. — Блядь, — выдохнул Джастин, едва ли не спрутом обвившись вокруг пациента, — пиздец какой. Лишь бы швы не разошлись! Лишь бы не кровотечение! В палатку ворвался Рокэ, схватил его за плечи: — Живой?! — Куда немытый в операционную! — завопил Джастин, озираясь. Санитары уже тащили Андре на соседний стол, но даже на первый взгляд было ясно: штопать уже некого. — Так, ты и ты быстро мойте вторую операционную, я пошел готовить Филда, его надо оперировать в ближайший час. Рокэ отпустил его, но продолжал молча стоять рядом. — Чего ты прибежал? Иди спать, тебе ещё дежурить. — Принести касеры? — неожиданно мягко спросил Рокэ. — Нафига, я сейчас живого человека резать буду. Всё в норме. — Точно? Джастин резко выдохнул, снимая окровавленный одноразовый халат. Пациенты не будут ждать, пока он уделит время своим тонким чувствам. С наступлением темноты стрельба внезапно прекратилась. Даже в отдалении не бухало, сирена за ночь не заревела ни разу, цикады, казалось, стрекотали изумленно, сами не понимали, почему их слышно. Джастин ворочался на постели, уснуть никак не мог. Ощущение, что сквозь тощий матрац в бок впиваются камни и неровности — хотя территорию расчистили как следует. Андре совсем немного не дожил. Сейчас бы курил на пороге, перебирая трофейные чётки. Хоть какое-то шевеление, не было бы такого ощущения полного сюра. Может, они бы поговорили про невесту Андре. Она даже не в курсе. Хотя ей могли уже позвонить… вряд ли, скорее, сообщили родителям, она же не родственница… Джастин уткнулся лицом в плоскую подушку. Стоял рядом — а потом всё. Очень быстро. И с каждым из них может случиться. Студент. Подписал двухмесячный контракт, чтобы заработать и попрактиковаться. Заработал. Попрактиковался. Невозможно. Пиздец накрыло. Джастин всунул ноги в сапоги — мало ли, какая-то дрянь все же забрела и захочет тяпнуть за босую пятку. Для того, чтобы найти в ящике с лекарствами нужную коробку, не требовалось даже включать фонарик. Он бросил в рот сразу две таблетки, запил из фляжки, запер ящик и лёг обратно. Дожили. Ну знал же, куда ехал. Никто не заставлял. Надо просто взять себя в руки и… Глаза открылись ровно без пятнадцати семь. Привычка уже. Умыться-побриться-одеться — и приступать к утреннему обходу. В госпитале дежурил Рокэ. Усталый, но вполне спокойный. — Как ночь? — спросили хором оба. Рокэ хмыкнул, покачал головой. — Спокойно. Даже Филд пошёл на поправку. — А чего эти не стреляют? Патроны закончились? — Религиозный праздник. Все молятся. А мы соблюдаем гуманизм и уважение к вере. Джастин почесал подбородок. Потрясающе. От палаток, зевая, брела Вейзель, курила на ходу. Скоро он сам соблазнится и начнет курить — ну все вокруг дымят. Сигарета, как обычно, закончилась около госпиталя. Вейзель потушила окурок, бросила в ведро у входа. Поправила белую косынку и махнула им рукой. — Разрешите доложить, — Рокэ поднялся, — дежурство прошло без происшествий. Я отменил вазопрессоры Филду. Давление в норме. — Вот и прекрасно. Завтракали? — Нет, хочу съездить в город за перевязочными материалами, там поем, раз затишье. — Ты же ночь дежурил, как машину поведёшь? — заволновался Джастин. — Езжайте вместе, — улыбнулась Вейзель, — сегодня мы тут справимся. Будьте осторожны. На закате у них праздник кончится. И вообще не факт, что не начнет стрелять кто-то светский. Движение было непривычно редким. Мимо прогромыхал грузовик — Джастин пропустил, покосился на Рокэ, который дремал рядом. Вот. Можно не гнать чересчур. Пусть отдохнет немного. Завтра опять будет шить, шить, шить. Ещё резать. И ожогов хватает. Специальные гелевые повязки тоже почти закончились, надо попросить. Вроде как иллюзия, что контролируешь ситуацию, когда видишь аккуратные ящики с эмблемой Красной Эсперы. Как будто наличие перевязочных материалов сразу отменяет все ранения. В кабине внедорожника внезапно стало душно. Джастин чуть передвинулся, чтобы из кондиционера дуло прямо в лицо. Вроде как действительно повеяло холодным, но кислорода не прибавилось. Джастин приоткрыл со своей стороны окно. Обдало жаром, как из духовки. Сердце заколотилось как-то особенно громко и неприятно, голова закружилась. Джастин поскорее закрыл окно, сбавил ход — руки дрожали так, что он боялся съехать на обочину и там застрять. К горлу подкатывала тошнота, язык неожиданно стал как ватный, какой-то огромный. Перед глазами поплыли точки, в ушах зашумело, и Джастин сдался. Соскребая остатки самообладания, добрался до ближайшего «кармана», остановился. Сил еще хватило на то, чтобы заглушить мотор, вытащить ключ и выбраться из машины. Ноги держали плохо — Джастин сел прямо в придорожную пыль, потом лёг, спрятав лицо на сгибе локтя — солнце жгло даже сквозь зажмуренные веки. Ты же врач, Джастин. Ты же прекрасно знаешь, что с тобой. Приехали. Во всех смыслах. Надо было как-то встать, ну или хоть крикнуть, чтобы разбудить Рокэ. Они — такая потрясающая мишень посреди дороги. — Джастин! Джастин, что с тобой?! — его потрясли за плечо. Перевернули на спину. Под носом повели нашатырным спиртом, Джастин дёрнулся, открыл глаза. Да уж, разбудил. От души взбодрил. — Я уже в порядке, — собственный голос показался незнакомым. — Я уже решил, что проспал обстрел, и ты ранен, — Рокэ опустился на колени рядом, — вот так, садись, посиди немного. — Можно я не буду озвучивать диагноз, который себе поставил? — Джастин с трудом сел. Привалился к плечу Рокэ, отсчитывая вдохи и выдохи. Сейчас выберемся из гипервентиляции, всё будет нормально. — Каррьяра, — выругался Рокэ ему в макушку, — в панических атаках нет ничего постыдного. Всё равно, что обвинять себя за расстройство желудка. Я поведу машину, а ты ложись на заднее сиденье. Как раз до города успеешь прийти в себя. Воды дать? — Спасибо, — Джастин собрался с духом. Всё нормально. Рокэ рядом, он опытный реаниматолог, окажет любую помощь. Быстро. И моральную помощь тоже. Несколько шагов до машины он преодолел почти спокойно. Свернулся клубочком, положив голову на пустые мешки с эмблемой Красной Эсперы. Хлопнула водительская дверца, тихо заурчал мотор. Никого из персонала их госпиталя не накрыло. А его накрыло. Потому что он слабак. Самонадеянный. Посчитал, что сможет работать в боевых условиях. Грош цена его уверенности в себе. Как он может оперировать людей, когда в любой момент рискует выйти из строя? Не имеет права выходить. До конца срока контракта должен держаться.***
Психоаналитиков на линию фронта не завезли. Да и что за глупости. Люди во время войны годами так жили — и ничего. Знал, куда ехал. Знал, что будет тяжело и морально, и физически. Джастин подавил желание потереть ноющую поясницу. Кажется, это был уже седьмой пациент подряд. Сколько часов он уже не отходит от операционного стола? Даже есть перехотел. Правда, добрые санитары дали попить минералку через трубочку, пока в очередной раз наскоро всё мыли. Скальпель — уже не стерильный — звякнул о поднос. Джастин установил зажимы, принялся чистить рану. А ведь и его самого в любой момент могут вот так чистить. Или даже не успеют. Вот как с Андре. С завещанием особо проблем не окажется, у него и нет такого имущества, за которое могли бы спорить наследники. Родители станут очень горевать. Мама, скорее всего, обвинит отца, что тот не остановил, позволил поехать. И Валентин будет рядом, весь мраморный, каким он всегда становится от стресса. А он сам уже ничего не сможет им сказать. А писать заранее — плохая примета. И вообще глупая мысль. Вся жизнь здесь — сплошная лотерея. Только на везение и рассчитываешь. Успеют довезти до врача? Успеют ли прооперировать? Врачи делают, что могут, но кому знать, как не ему: врачи не всесильны. Хочешь спасать жизни — мало ли, чего ты хочешь. И на той стороне линии фронта — то же самое. Свои врачи шьют, ругаясь сквозь зубы. А смысл? А смысл в жизни вообще? Он проснулся утром — зачем? Дожил до вечера — что дальше? Зачем нужна реальность, если она вот такая? Если в ней существуют полостные операции не из-за какого-нибудь там аппендицита, а из-за осколочного ранения. И тут не знаешь, за что первым делом хвататься. А в самый ответственный момент вскрывается, что у пациента в анамнезе астма, о которой он никому не сказал. И что хочешь, то и делай. А аппаратов искусственной вентиляции лёгких — ограниченное количество. И вазопрессоров не цистерна. И медики — не волшебники. Если люди приказывают стрелять в других людей, значит, рассчитывают, что это решит проблему. Вот в полевой госпиталь бы их. Можно даже не в качестве пациентов. Просто посмотреть, что надо сделать, чтобы боец выкарабкался с того света. Да посещают, посещают они эти госпитали. Подобные визиты транслируют по телевизору, чтобы показать, как высокие военные чины близки к народу и насколько в курсе их нужд. Зачем шить, выхаживать, если ты поднимешь бойца на ноги, а его тут же отправят обратно, за новой порцией ранений? Почему это всё существует? Всего три часа лететь до цивилизации. Мирных городов, где о войне слышали только по телевизору, где не звучат сирены, где «полевой госпиталь» — что-то абстрактное, из исторических фильмов про какого-нибудь бравого офицера и красивую санитарку. Он здесь добровольно и всего на несколько месяцев. А есть люди, которые тут родились и тут живут. И вообще не знают, что бывает иначе. Им рассказывали, но они не представляют, как это — не знать, где ближайшее бомбоубежище.***
«Привет, Джастин! — гласило письмо. — Надеюсь, у вас там есть хоть немного времени на почту. По телевизору почти не передают, что у вас там делается. Мы все очень беспокоимся. Спасибо, что присылаешь сообщения. Нам, конечно, рассказывают, что врачи Красной Эсперы неприкосновенны, но мы всё равно волнуемся. Арно говорит, что и сам бы записался, неважно, на какой стороне конфликта. Сначала мы поругались, но потом я его выслушал. Он в чем-то прав. Медицина должна быть выше конфликтов. Дело врача — лечить того, кто к нему обратился. Хотя мне было бы сложно помогать тому, кто стреляет в моих соотечественников. Поэтому я и не пошёл на медицинский, наверное. Я помню, как ты рассказывал про ту аварию, где виновник ДТП пострадал сильнее, и его оперировали первым. Арно тоже говорит, что определять, кто виноват — дело полиции. А он будет определять, у кого со здоровьем хуже. У него вообще очень интересный взгляд на многие вопросы. А в школе я считал его легкомысленным. А он меня — занудой. А вот как всё повернулось. Я при нём не говорю о школе. Он сам считает, что вёл себя глупо. Очень изменился. Я уже говорил об этом. Но он и правда очень изменился. Он умеет показывать, что в любой ситуации на моей стороне. Переживаю, а всегда ли я могу ответить ему тем же. Может, он считает, что он вкладывается больше, а я только пользуюсь? Мы не очень часто проводим время вместе, скорее бы заканчивалась сессия, тогда можно было бы чаще встречаться, куда-нибудь ходить. В пятницу мы были в кино, я даже не помню, какой шёл фильм, половину сеанса мы друг на друга смотрели. Не очень хорошая идея была. Билетов на последний ряд не осталось, а целоваться посреди зала неудобно. Он зовёт меня на выходные в их загородный дом как-нибудь. Я пока не знаю, что ему сказать. Ну, то есть, вроде как понятно, зачем зовёт. А мне и хочется, и немного не по себе. Не знаю, как описать это чувство. Ты же знаешь, как я проводил время, когда все активно тусовались. Что я буду делать? В особо ответственный момент скажу: «Сыграем в шахматы, или у тебя есть фортепиано?» Глупо это всё. Бояться глупо. Особенно на фоне того, что творится у тебя. Извини, если мои метания тебя раздражают. Ты всегда меня охотно выслушивал, поэтому я пишу открыто, но я не знаю, до меня ли тебе сейчас. Мы все очень ждём, чтобы и ты, и доктор Алва скорее возвращались. Обнимаю. В.» Джастин закрыл письмо, сунул смартфон в карман. Вдалеке завыла сирена.***
На рассвете Джастин поднялся. Тихо взял полотенце, несессер, смену белья и пошёл в душ. Самое удобное время — хоть какой-то напор воды. Уже через час душ займёт утренняя смена, сразу после — ночная. А пока что тихо. Если одна-две ранние пташки и составят компанию — не беда. Джастин сам не заметил, как расстался со стыдливостью. Правда, ему повезло не жить в общежитии — там бы он живо отучился стесняться ходить голым перед совершенно чужими людьми. Даже странно при его бурной юности чего бы то ни было стесняться. Он кое-как развесил одежду на крючке, занозив палец о плохо ошкуренный столб. Сунул палец в рот, нога об ногу сбрасывая обувь. Взял мыло и сдвинул брезентовую занавеску. Рокэ пытался промыть волосы ещё не нагретой солнцем водой. Вот так, не успел вечером, операция затянулась допоздна — приходится этой южной ранней пташке принимать холодный душ. Джастин хмыкнул, не зная, что сказать. Поздороваться? Завести разговор о пациентах прямо тут? На светлой от природы коже неровный загар выделялся особенно интересно. Сразу видно, какой длины рукава у врачей. Джастин позволил себе немного полюбоваться длинными ногами, небольшими округлыми ягодицами, стройной белой спиной, только потом включил воду и принялся яростно намыливаться сам. — Здесь надо назначать свидания, — голос Рокэ чуть срывался — ещё бы, под холодной водой, — чем не романтика: рассвет, пение птиц, шум льющейся воды, аромат роз. — Что поделать, если мужской шампунь на складе закончился. Скажем спасибо, что хоть такой есть. — Цивилизованное время. Война со всеми удобствами. — «Война» и «цивилизованное время» — по-твоему, это сочетается? — Политики заявили бы, что ещё как. — Во сколько ты закончил оперировать? — Час назад. Вейзель вытолкала меня, велела отдохнуть. — Но ты не смог уснуть, — Джастин открыл глаза, встряхнулся, смахнул мокрые волосы со лба назад. Рокэ усмехался со своим обычным видом «я супергерой, мне море по колено». А сам бледный. Джастин быстро, пока не передумал, выключил воду у себя и шагнул к нему. Взял лицо в ладони, провёл большим пальцем по скуле. — Ты же всё время боялся, что кто-нибудь увидит и узнает, — Рокэ отложил мыло, закрутил и свой кран, обнял за талию. Боялся. Но какая разница. Они могут умереть каждый день. Каждую минуту на лагерь может упасть бомба. Да что угодно. И что, гибнуть с незавершённым гештальтом? — Соскучился по тебе, — пробормотал Джастин, поцеловал его. Притёрся ещё ближе. Кожа пошла мурашками, Рокэ на ощупь нашёл своё полотенце, обернул обоих. Ширины едва хватало, и вообще стоять было не слишком удобно, но тормоза уже сорвало. Рокэ чуть подался назад, опираясь спиной о столб. Джастин погладил грудь, провёл кончиком языка по ключице, одновременно слегка царапнув сосок. Опустился на колени, заставив опустить следом полотенце. Кошки бы подрали эту холодную воду! Он накрыл ладонью член Рокэ, медленно водя вверх-вниз и одновременно целуя живот, такой восхитительно спортивный, подкачанный. Пускай увидят. Пускай узнают. Невозможно постоянно думать о раздробленных конечностях и лужах крови. Рокэ шёпотом выругался, скрипнул зубами, выронив полотенце. Запрокинул голову. Джастин тихо фыркнул ему в бедро. Блистательный доктор Алва, на которого пялятся медсёстры, журналистки, девицы со склада, обе поварихи… Только его. Он не умрёт. Его не убьют. Нет. Рокэ шумно выдохнул, зажимая рот ладонью, и кончил. Джастин сморгнул слёзы, поднялся, отбросил ногой полотенце и поспешил включить воду. Если сегодня привезут ещё одну машину раненых, он просто выйдет и в одиночку нахрен перестреляет всех противников, задолбали. Джастин пошевелил носом, который немилосердно чесался под маской. Сколько можно, мать их? Ещё и сосуды отвратительные, блин! И сшивать это всё тоже отвратительно! — Новую маску! — не выдержал он, с трудом сдерживая чихание. За пределами палатки опять шумели и топали. Ну что там, блин? Сложно не мешать?! — Джастин… — неуверенно пискнула санитарка. — Не сейчас, — он наконец-то сумел сделать завершающий стежок. — Джстн… — повторила она полузадушенно. Он обернулся, мгновенно закипая. — Куда ты прёшься в грязных сапогах, долбоёб! Бириссец вскинул винтовку, зло сверкнул глазами: — Руки вверх. Руки вверх. Когда надо работать. Лечить тех, кого пытались убить соратники этого мудака с винтовкой. Словно прорываясь сквозь желе, Джастин соскреб из лотка скальпель, развернулся, шагнул вперёд. Возможно, «барс» не ожидал сопротивления от какого-то там молодого докторишки. Казалось, Джастин со стороны смотрел на себя же: скальпель распорол руку «барса», дуло дрогнуло, все с визгом залегли, но Джастин сделал ещё шаг, ударил по винтовке снизу, и пуля пробила потолок. Затем отобрал винтовку, выстрелил в бириссца сам, несколько раз добавил прикладом. В ушах шумело, но утратить контроль над собой было никак нельзя. Он пнул «барса», брезгливо стащил с себя перчатки. — Унесите, заново мыться придётся, перчаток на них не напасёшься. Отомрите! Сейчас больной из наркоза выйдет, что делать будем?***
— …В общем, этот доморощенный супермен развернулся спиной к трупу и продолжил оперировать. Там и наши понабежали потом, но он даже не обратил на них внимания. — Ого! — Арно приоткрыл рот, восхищённо распахнул глаза. Валентин не отставал. Рокэ хмыкнул, приобнял за плечи. Джастин изо всех сил старался улыбаться. «Доморощенный супермен». Кому, как не Рокэ, знать, что он слаб. Не может спать по ночам. В громко хлопнувшей дверце машины слышит выстрел. Но Рокэ сидит и зачем-то рассказывает о его геройстве. Будто оно было, то геройство. Поди, далеко не все возвращаются из гуманитарной миссии с паническими атаками. И кому рассказать? Как рассказать? Как описать? Один Рокэ поймёт, но как раз-таки ему и не хочется жаловаться. — Ты придёшь завтра, да? Мама обещала стол накрыть, — Валентин, уже стоя в прихожей, крепко обнял его, подышал в плечо. Ухитрился ещё вытянуться. Джастин подавил желание прижать его к себе и не отпускать — словно островок мира и счастья посреди безумия. — Конечно, Вальхен. — Я спущусь с ребятами, куплю минералку, — Рокэ набросил ветровку. Джастин кивнул. Дверь хлопнула, на площадке загудел лифт, а он всё стоял в прихожей. Так просто невозможно. Никак. Он закончился. Всё. Совсем. Сверлит внутри. Дышать нечем. Одновременно и холодно-темно-пусто, и адский жар, в груди горит вся эта пустота. Он только мучает Рокэ. Какой код у сейфа? Он ведь помнил. Мысли двигались как броуновские частицы, пока работала моторная память. Дверца щёлкнула и поддалась. Всё. Пистолет неприятно холодил пальцы, но положить его обратно было превыше сил. Джастин облизнул губы, взвесил его в руке. И запах тоже ужасный. Неужели последним в его жизни будет вот это отвратительное ощущение?.. Он зажмурился, потом открыл глаза. Решился — так прояви силу воли. Посмотри в лицо своей смерти. Может, в рот? Нет, как-то неправильно… Вот, к виску лучше. И заодно утихнет головная боль. Ну, нажимай. — Джастин! — услышал он отчаянный крик, нажимая на спусковой крючок.***
В небольшом светлом кабинете было тихо и уютно. Врач, молодая улыбчивая женщина, указала ему на мягкое кресло: — Здравствуйте, доктор Придд. — Просто Джастин. — Хорошо, — она сделала пометку в тетради, — тогда просто Франческа. Что вас беспокоит? Джастин пожал плечами. Его беспокоило многое. И одновременно — ничего. Уже ни один раздражитель не способен побеспокоить после всего, что произошло. Требовалось что-то отвечать. Он потёр виски, вздохнул. — Просто говорите первое, что приходит в голову, — подсказала Франческа. — Я здесь по решению полиции. Врача, который меня там освидетельствовал. Я пытался застрелиться. Меня обязали пройти лечение. Ну, то есть, приехала полиция. Выстрел ведь слышали… Только мой партнёр успел выбить у меня из рук пистолет. Это был его пистолет. У него было… есть разрешение на оружие. Я не должен был брать его пистолет. Я не подумал, что… Но я больше не мог. Я решил, что не могу иначе. — Расскажите, пожалуйста, почему вы приняли такое решение. Джастин запрокинул голову, прикрыл глаза, в которых мгновенно защипало: — Это сложно объяснить. Я убил человека. Я врач — и убил человека. — Как это произошло? — Мы… я был в составе миссии Красной Эсперы. Дежурил в тот день в госпитале. И был налёт. И они хотели напасть на наших пациентов — ну, это ведь были солдаты и офицеры, те, кого мы лечили… Один прорвался в здание. Я убил его. А потом спокойно пошёл мыть руки заново, надевать новую пару стерильных перчаток, ещё пошутил с санитарами, что перчаток из-за этой атаки не напасёшься. И продолжил… ну там, анализы крови брать, прочие манипуляции… Санитары унесли тело. Я не спросил, куда. Я больше его не видел. Наяву. А во сне — много. Я просто выстрелил в него. И убил. — Что бы произошло, если бы вы его не убили? — Он бы убил кого-то из моих пациентов. Возможно, и меня. Я не мог этого допустить. Это логично, я знаю. Но мне всё равно плохо от этого. Я чувствую себя… не знаю, мерзким самозванцем. Врачи не должны убивать людей. Вы знаете, я специализировался на реаниматологии… ну, то есть, я продолжаю специализироваться… — Я знаю структуру обучения врача, — кивнула Франческа, — вы говорите, он вам снится? — До сих пор… Что при этом снилось Рокэ — неизвестно. Через пару недель Джастин лежал, пытаясь не разбудить Рокэ, тихо смотрел в потолок, старался дышать размеренно. Ещё не хватало потревожить. Они так старательно делали вид, что всё в порядке. Рокэ ни словом не пожаловался, не осудил. Джастин отчаянно боялся услышать от него слово «слабак». Рокэ никогда не церемонился в оценке косяков других людей. — Нет, — простонал Рокэ рядом, — пожалуйста, нет. Джастин замер. Приподнялся на локте, заглянул в лицо. Рокэ дёрнулся, но не проснулся. Перекатился на живот, вцепился в подушку, всхлипнул. Блестящий, сильный доктор Алва, который славился своей сдержанностью, плакал во сне. И виноват в этом — кто? — Рокэ, — Джастин тронул его руку. Погладил по спине, прильнул, потёрся носом. Ещё один сдавленный всхлип — и мышцы под рукой начали расслабляться. Джастин сглотнул, вжимаясь лбом в плечо. Медленно вдохнул. Что ему снится? Так стойко перенёс последние несколько месяцев — загонял в себя эмоции наверняка. А во сне прорывается. Если крыша поедет у Рокэ — пиши пропало. — Джастин? — голос сонный, но пациент явно в сознании. — Я тут, — комок в горле удалось протолкнуть не сразу. Рокэ повернулся к нему, быстро окинул взглядом из-под ресниц. Джастин виновато вздохнул, накрыл его ладонь своей. — Спи, — шепнули они в один голос. Рокэ хмыкнул, обнял, привлекая к себе, уперся острым подбородком в макушку. Уже спустя полминуты дышал размеренно. «Люблю тебя», — одними губами сказал Джастин. Разве посмел бы он произнести это вслух — после того, что сделал? Как вообще можно продолжать быть самим собой? Его поддерживают, его лечат. А он… словно двоечник. Рокэ пережил абсолютно то же самое, а держит себя в руках. Разве можно добавлять ему хлопот? Рокэ умный. Понимает, когда притворяешься. Отвлекать его ласками — бессмысленно. Пытался ведь. Но Рокэ, казалось, ни на мгновение не принимал его страсть за чистую монету. И продолжал любить и заботиться. Невозможно.***
Невозможно жить так дальше. Джастин отпер сейф, какое-то время смотрел на пистолет. Закрыл дверцу, придвинул стол обратно. Через открытую форточку слышались голоса детей, в школе напротив как раз закончились занятия. Джастин провёл кончиками пальцев по магнитам на холодильнике. Почти все привёз Рокэ. А вот этот они купили вместе, в последний момент перед возвращением в Олларию. Кувшин и гроздь винограда. Обычный пластик, а красиво. Кто-то воюет, а кто-то продолжает выпускать сувенирную продукцию. Дверца кладовки поддалась без скрипа. Джастин извлёк из прохладного полумрака бутылку игристого вина. Возможно, это не лучшее, Рокэ нашёл бы более интересный урожай. Но не всё ли равно уже. Ведёрко нашлось быстро. Джастин щедро сыпанул туда ледяных кубиков, поворошил их, освобождая место для бутылки. Взял с верхней полки два бокала. Нарезал сыр. Глубоко вдохнул и откупорил вино — с лёгким хлопком. В гостиной умолк телевизор. Джастин поставил бутылку на лёд, вышел к бледному Рокэ, который уже просто сидел и молчал. Протянул пробку: — Нам обоим пора перестать бояться этого звука. — Джастин, — Рокэ поднялся. Рывком притянул к себе, сжал в объятиях. Что он сделал с ним? Сколько он может издеваться над Рокэ? — Я нарезал сыр. Идём, разольёшь вино по своим правилам, — сипло проронил Джастин, обняв в ответ. Рокэ не шевелился некоторое время. Потом отпустил, задержав пальцы в своих на пару мгновений. — Хорошо. Джастин опустил глаза. До чего он довёл Рокэ. Зачем?.. — Пойдём, — он первым шагнул в сторону кухни. Машинально положил пробку около раковины. Опустился на табурет. Рокэ разлил вино, протянул Джастину бокал. Тоже сел, улыбаясь как-то криво. За их спинами едва слышно скрипнула придавленная столешницей дверца сейфа.