В потупленном взоре, в приличий уборе Скрывается сила и ярость огня. Огня, что скрывают высокие горы, Таинственно и чуть стыдливо дымя.
Розоватый рассвет уже занялся над высокими горами, но в долинах между ними было еще темно. Бледное солнце только-только вступала в свои права, когда Куроцучи уже заканчивала тренировку и, прыгнув ввысь, потихоньку поднималась в медленно восходящих и еще слабых воздушных потоках. Она лишь недавно выучила технику Легкой Скалы и была невероятно горда собой, потому что у того же Акацучи эта техника выходила из рук вон плохо, несмотря на усиленную концентрацию бедняги и прикрикивания деда Ооноки. Четырнадцатилетний Дейдара уже год как отбыл в Корпус Подрывников, и Куроцучи несказанно гордилась им, втайне завидуя названному брату. Она же продолжала обучаться у дедушки вместе с Акацучи, хотя и этот ее брат тоже со временем должен был отбыть в Горный Корпус или Главный Корпус Скрытого Камня, но уже в звании чуунина, которое он надеялся получить на совместных экзаменах со Скрытым Облаком. Куроцучи тоже усиленно готовилась к еще достаточно отдаленному для нее экзамену на чуунина. Обычно он проводился совместно со Скрытым Песком, который был давним, но не очень преданным союзником Скрытого Камня. Однако внезапно возникшая дружба между молодыми Четвертым Казекаге и Четвертым Хокаге изменила эту традицию, и теперь, хотя уже и нет самого Четвертого, погибшего молодым, Казекаге счел ежегодное проведение совместного экзамена с Конохой приличным в память о погибшем друге. Это вызвало глубокое негодование со стороны Тсучикаге, но возражать нынешнему Хокаге Сарутоби он счел не очень приличным, потому как уважал его опыт и силу, и, поворчав про себя немного, принял, что старой обезьяне виднее, хотя Куроцучи и Акацучи уже планировали, как они по пути будут купаться в тихой теплой воде озер и рек Страны Огня. Но нечего делать. Видно, в итоге придется тащиться в Страну Неба в те же горы, только душные и дымные, кормить жирных кровососущих насекомых, которые почему-то не трогают местных, и продираться сквозь непроходимые чащобы под звонкие окрики и пинки деда, вещающего, что, дескать, ниндзя должны стоически переносить любые тяготы. Ага, а самого-то его не кусали! Видимо, даже гигантские тропические комары испытывали столь глубокое уважение к возрасту Тсучикаге, что стеснялись пить его кровь. Итак, усердно потренировавшись и с помощью техники Пепла высушив мокрую от пота одежду, которую, конечно, по возвращении придется ещё и выбивать, Куроцучи невысоко летела, лавируя между попадающимися на ее пути вершинами невысоких скал. Внезапно она замедлилась и почти зависла в воздухе, потому что увидела своего дедушку, буквально спешащего куда-то со всех своих больных ног. «Интересно, куда это дедушка заспешил в такую рань? Не иначе, случилось чего в деревне!» Куроцучи не нашла ничего лучше, как долететь до начала улицы, по которой шел Тсучикаге и, применив технику маскировки с окружающей средой, столь же любимую шиноби Камня, как и теневое клонирование в Конохагуре, слилась с каменным забором, окружавшим высокие дома квартала, в котором проживал богатый клан Камизуру. Девочка была наслышана об этом клане, корни которого восходили еще к самому господину Первому. Кроме того, они приходились родственной семьей и нынешнему Тсучикаге, дедушке Ооноки. Но, несмотря на то, что клан Камизуру славился своими способностями и трудолюбием, среди людей Ивы он считался опозоренным кланом, члены которого не имели права носить священный протектор со знаком Скрытой Скалы. А все потому, что некогда Камизуру проиграли в тяжелейшей схватке вражескому клану Абураме из деревни Скрытого Листа. И все бы ничего, но вместо того, чтобы, как это прилично шиноби Скрытого Камня, проявить Волю Скал и погибнуть всем до единого в неравной схватке, глава клана, сердце которого не смогло смириться с тем, что он должен отправить на смерть собственную дочь, тогда еще совсем юную девушку, бежал вместе с ней, ее братьями и остатками клана с поля битвы! Теперь он, по слухам, был тяжело болен и уже совсем плох, а всеми делами заправляла эта самая младшая дочь, из-за которой некогда великий клан Камизуру был изгнан на самую окраину Ивы. И именно на территорию опального клана сейчас направился ее дедушка Ооноки! Как интересно! Прыгнув на крышу близлежащего высокого дома, Куроцучи, заслонив глаза от резко вставшего из-за гор солнца, стала наблюдать за Тсучикаге. Осознав, что дед слишком поглощен собственными думами, девочка прыгнула на забор, а затем – на высокую раскидистую дикую черешню, и, спрятавшись в густой кроне, стала слушать. Интересно же, зачем же это дедушка в такую рань поспешил в гости к опозоренным Камизуру?! - Кто там? – видно, люди из клана уже узнали о стоявшем у самого входа в главный дом Тсучикаге. - Это родственники, - развел руками тот, нажимая на слова, чтобы его наверняка впустили, а не придумывали отговорок, а потом добавил: - По важному делу. Куроцучи оживилась. Что же такого важного должно было случиться, чтобы дедушка, не жалея своих больных ног, посетил изгоев деревни в такую рань? И вдруг чуткий слух Куроцучи уловил какой-то разговор на верхних этажах дома. Она повернула голову и ахнула. В открытом окне стояла, уперевшись руками в подоконник, статная рыжеволосая женщина с высоким лбом, прикрытым несколькими прядками волос. То ли зеленые, то ли тепло-карие глаза ее так уверенно и так дерзко смотрели на мир, что Куроцучи бы никогда не догадалась, что эта молодая женщина с упрямыми тонкими губами и бровями, подобными изогнутым лукам и есть та самая… - Сузумебачи, - робко позвали ее вдруг. – Сестра. - Чего тебе, Джибачи? – женщина даже не посмотрела в сторону брата. - Господин Тсучикаге, Ооноки Обеих Скал пришел спросить, пойдешь ли ты замуж за… Далее Куроцучи уже не услышала. Но ей было жутко интересно, что же ответит эта странная, выглядевшая настолько уверенной в себе женщина. - Я сейчас спрошу у отца, - Сузумебачи одним движением оттолкнулась от подоконника и скользнула внутрь комнат. Послышались ее легкие удаляющиеся шаги. Проследив за следом ее чакры, Куроцучи переместилась на следующее, уже сливовое дерево. Она подозревала, что ее заметили, но не подали вида. - Отец, - услышала она тихий голос женщины через приоткрытое окно, откуда было слышно хриплое дыхание и шел характерный смрад тяжелобольного. – Отец, Тсучикаге снова пытается выдать меня замуж. Ответом ей бы невнятное хрипение. - Не пойду! – вдруг послышался сдержанный, но твердый голос Сузумебачи. – Не пойду за старика, которому что свадьба, что похороны! Судя по удаляющимся шагам, женщина снова переместилась на свое обычное место у окна главной комнаты. Шум и прочие звуки подсказали Куроцучи, что ее братья пришли к ней за ответом. - Передайте Тсучикаге, что не пойду я. Отец не разрешил. - Да как же так-то, да что же это… - чуть ли не запричитали оба. – Что же мы теперь скажем Тсучикаге? Установилась тишина, а потом один из них добавил: - Быть может, родственные связи с уважаемым человеком помогут вернуть утерянную честь клана? - А ты знаешь много девушек, которые свою утерянную честь вернули, Куробачи? – грубо возразила ему Сузумебачи, и это прямолинейное высказывание заставило Куроцучи утонуть в краске стыда. - Сестра, но это невозможно! - Конечно, - пожала плечами Сузумебачи, напряженно посмотрев на сливу и на сей раз заставляя Куроцучи покрыться липким холодным потом. – Потому что позор может смыть только кровь. Кровь членов клана Абураме. Больше Джибачи и Куробачи ничего не сказали. А через некоторое время за калитку к Тсучикаге вышел весь сжавшийся Джибачи и запинающимся голосом ответил, что мол, отец не разрешил отдавать Сузумебачи замуж. - Что?! – буквально что не заорал Ооноки, - Ей, позорнице, предлагают стать женой самого Хокаге Хирузена Сарутоби, а она… она! Да я ее лично в Коноху отвезу! - Отец не разрешил, - ответил Джибачи более твердо. - Да кто он такой, даже повязки на лбу не имеющий… - Отец не разрешил, - вновь повторил Джибачи уже более уверенно, и после данного в третий раз отказа Тсучикаге не оставалось ничего более, как ретироваться. Потому как дальнейшая настойчивость была просто неприличной и могла вызвать гнев пусть и опального, но родственного клана. А ругаться с родней ему ой как не хотелось. Тем временем Куроцучи поняла, что ее точно заметили, и потому тоже снялась с места и как можно быстрее покинула территорию клана. Но напоследок она успела увидеть как Сузумебачи Камизуру, сотворив раскрывающую печать, открыла тысячи ульев, из которых сотни тысяч пчел ринулись на утреннюю лётку в долины – собирать ароматный нектар горных цветов. И успела услышать те слова, которые запали ей в самое сердце. - Не пойду замуж. Без любви не пойду.***
Уже придя домой после всех тренировок и помогая вернувшемуся из Корпуса Дейдаре собирать на стол ужинать, Куроцучи вспомнила еще кое-что. Она ведь помнила эту Сузумебачи, когда та была еще моложе. Тогда они с Дейдарой и Акацучи были совсем детьми, и деревню Скрытого Камня посещал Четвертый Казекаге вместе со своим маленьким сынишкой, впоследствии убитым джинчуурики Песка. По случаю такого высокого гостя по всей деревне были организованы гуляния, куда была приглашена и Сузумебачи вместе со своей семьей, правда, лишь в качестве простого жителя Скрытого Камня, но никак не куноичи. Однако Сузумебачи Камизуру явилась на праздник не просто с повязкой шиноби Скрытого Камня на голове. Она, как выразился дедушка, соизволила явиться, одевшись в традиционную бордовую форму ниндзя Ивакагуре! Тяжелая дорогая ткань, призванная защищать шиноби Скрытого Камня от перемены погоды, сохраняя тепло в одной руке и охлаждая другую, расшитый праздничный пояс. И, что самое ужасное, она явилась вместе со своими братьями, с потупленным, но отнюдь не со скорбным лицом униженного просителя. Две крынки меда, изготовленного собственными пчелами, принесла она на праздник, но никто даже не притронулся к ним. Все поспешили отойти и отсесть от проклятых Камизуру. Только маленький сын Казекаге заинтересовался медом. Он, абсолютно ни о чем не беспокоясь, подошел к столу, где стояли два расписных сосуда из обожженной глины и робко протянул руку в хватательном жесте, буквально пропища «можно мне?». Увидев ребенка, Сузумебачи легко улыбнулась и покачала головой. Она взяла деревянную палочку с выпуклым концом и, обмакнув ее в сосуд, поднесла рыжему мальчишке. Тот с удовольствием облизнул угощение и попросил еще! Сузумебачи снова улыбнулась ребенку и невольно дотронулась до своего живота. Этим жестом в деревне обычно обозначали материнскую связь, но она сделала это совершенно неосознанно, возможно, думая о том, что ей никогда не стать матерью. Тогда же она невольно оглянулась и встретилась с глазами, которые давно изучали ее. Четвертый Казекаге наблюдал за ними, и его губы вдруг расплылись в теплой улыбке. Сузумебачи смущенно улыбнулась в ответ, но сразу же отвела взгляд. Однако все эти переглядки не укрылись и от взгляда Ооноки. Вот уж точно, слепой много видит, хромой – много ходит! Осторожно подойдя к Казекаге, он поманил его пальцем и, когда тот наклонился, что-то прошептал ему на ухо. Казекаге хмыкнул, сильно дернул себя за одежду от волнения и пробормотал в ответ что-то типа «скажи, что у меня есть еще двое детей, как она к этому относится?» Куроцучи и Дейдара как раз разливали всем чай из котла, когда дед Ооноки буквально подлетел к разливающей мед по тарелочкам для гостей Сузумебачи и, сильно дернув ее за рукав, отвел ее в сторону, однако, не так далеко, чтобы Куроцучи не был слышен их разговор. - Явилась! – буркнул он в первую очередь (Куроцучи навострила уши). - Сказано же было тебе не являться без надобности в деревню! Но коли уж явилась, так слушай меня! И тут Ооноки заговорил тише: - Каге Страны Ветра радует тебя своим вниманием и предлагает заключить брак. В качестве брачного дара он желает передать тебе реликвии твоих врагов из клана Абураме, если ты согласишься на замужество. Казекаге слывет человеком щедрым, - прищелкнул пальцами дед, заставив вздрогнуть подслушивающую Куроцучи, - и справедливым! (при этих словах у несчастного дедушки Ооноки задергался глаз). Казекаге, как ты сама посмела увидеть, не стар, но у него есть трое детей, поэтому жалоб на мужскую силу не должно быть. - С кланом Абураме мы разберемся сами, господин, - легко поклонилась Сузумебачи. – Казекаге нет нужды утруждать себя поиском нужных слов, - и тут она украдкой посмотрела на стоящего поотдаль, но напряженно смотрящего на нее Расу Песка, - Ведь последней волей моего умирающего отца было то, чтобы я стала главой клана и восстановила его честь и былое величие! - Да будет так, - буркнул Ооноки и аккуратно начал свой отход. Против последней воли главы клана и отца семейства, которая была священна в Ивакагуре, не мог ничего возразить даже ее Каге. Однако, уже отойдя на почтительное расстояние от нее, Ооноки Обеих Скал все-таки не выдержал и забыл о некоторых правилах приличия. - Шла бы ты отсюда… - он едва сдержался, чтобы не продолжить дальше, но вопросительный взгляд Казекаге заставил его поспешить, чтобы сообщить тому не очень радостные вести. Куроцучи как раз закончила натирать закопченный котел щеткой, как вдруг заиграла музыка, и все, кто хотел, пошли танцевать под нехитрую мелодию шарманки. Снова подлетевший к котлам Дейдара, искусно откланявшись, попытался пригласить на танец несколько сидящих тут же девушек, но они со смехом бросились от него врассыпную. Мальчишка разозлился и, тряхнув светлой косой, уже хотел было достать из подсумка порох и кинуть в костер, чтобы напугать дразнилок, как вдруг увидел стоящую прямо перед ним Сузумебачи-сама, любезно приглашающую его на танец! Ох, как он тогда вскинулся. Встрепенулся. Орлом заходил, гордо выпятив свою узкую мальчишечью грудь! Ведь сама госпожа пчел, родством восходящая к Первому, приглашала его составить компанию! Заныла шарманка, и вот уже Сузумебачи не танцует. Она плывет. Плывет, как плавают дикие лебеди по глади спокойных, похожих на серебряное зеркало, озер, собирающихся в долинах между хребтами поздней весной. Ее движения настолько плавны и нежны, что любая лебедушка не сравнится, хотя у нее и крылья, мягкие и пуховые, а не руки. Осанка и стан Сузумебачи-сама такие, что Казекаге поперхивается местной бормотухой, и начинает тяжело дышать, видно, пытаясь успокоить гулкое бьющееся о грудную клетку сердце. Дейдара же, даром что лишь генин, мальчишка, повязки на лбу еще не достоин, выхаживает перед ней гордой хищной птицей – вроде и норовит схватить, но приглядишься и понимаешь, что нет же, он ее защищает! А Куроцучи… Куроцучи забыла про котел, забыла про стол, забыла про то, что нужно разнести всем еще по добавочной порции бульона на травах, чтобы наутро не болела голова от похмелья. Она вся там, рядом с Сузумебачи – ловит каждое ее движение, копирует осанку и легкие повороты корпуса, водит руками, словно крыльями, еще миг – и взлетит, испарившись в небе белым облачком морозного пара. Так бы и улетела! И Куроцучи в тот момент совсем не кажется, что она слышит те же слова, что услышала вновь и сегодня. - Не по любви не пойду замуж. Не пойду! Но какое, впрочем, дело Куроцучи до чужих страданий. У нее-то все в порядке. Вон у нее какие братья! Дейдара, когда вырастет, обязательно станет Тсучикаге, и Куроцучи вместе с Акацучи будут помогать ему решать дела деревни! Нет-нет, у нее точно не такие братья, как у Сузумебачи Камизуру, которые без сестры даже пчел из ульев выпустить не могут… Но образ Сузумебачи-сама, главы опального клана, все равно не перестает манить Куроцучи. Ей нравится ее сила, ее красота и ее смелость, несмотря на сохранение учтивости и приличий. Куроцучи с восхищением наблюдает за тем, как если величественная Сузумебачи легкой поступью идет по деревне, генины спешат убраться с ее дороги или же осторожно продолжают путь, прижавшись к стенам окрестных домов. Уважая ее силу и смелость, никто не смеет переходить дорогу Сузумебачи, госпоже клана Камизуру! Даже Тсучикаге прислушивается к ее словам и признает, что с ее приходом к управлению клан стал осторожно возвращать свои позиции. Однако на фоне всего этого остатки Камизуру начали настоящую охоту за представителями клана Абураме, не брезгуя даже нападать на их детей. Сузумебачи не гнушалась никакими методами. Она свято верила в то, что она права, ведь она восстанавливает честь своей семьи! В тот же самый момент испытания настигли и саму Куроцучи. В неравной схватке погибла, защищая их, любимая бабушка. Сбежал, взорвав чуть ли не добрую половину Скрытого Камня, Дейдара. Акацучи совсем закрылся в себе, предпочитая ни во что не вмешиваться. Теперь Куроцучи уже не чувствовала себя так уверенно. Пришлось потихоньку учиться полагаться только на себя.***
Куроцучи уже давно получила звание чуунина и теперь готовилась стать джоунином. Ей недавно исполнилось шестнадцать, и уже пару лет всей ее жизнью была нескончаемая череда тренировок и миссий. Ей это нравилось, хотя было и трудно, ведь ее окружали лишь природа и свобода. Пока однажды в один из холодных дождливых дней мучающийся от радикулита, но все еще крепкий своей каменной волей дед Ооноки объявил, что Четвертый Райкаге Эй прибудет в Ивакагуре «чтобы присмотреться». Поначалу Куроцучи не обратила на это никакого внимания, но в назначенный день, когда в главном доме Тсучикаге собрались высокие гости из Кумо, девушка вместе с остальными уважаемыми женщинами были собраны организовать угощение. Позвали, как ни странно, и Сузумебачи-сама, уже вышедшую из возраста завидной невесты, но все еще здоровую, энергичную и полную сил. И пока девчушки разносили мясо и хлеб, Тсучикаге вел неторопливую беседу с гостями. - Я хотел бы женить моего пожилого родственника, - начал издалека Райкаге после второй хмельной чашечки. – Он – двоюродный брат моего отца, еще крепок, но память уже начинает сдавать. Хотелось бы найти хорошую девушку… - Женщину? – спросил его Ооноки с прищуром. - Чем моложе, тем лучше, - с уверенностью поправил Райкаге. – Чтобы была хозяйкой в доме и все успевала. Мне рассказали, что женщины Камня ведут хозяйство лучше всех остальных куноичи. Ну и… - тут он наклонился и важно прошептал, - они горячи, что твой вулкан! - Ыгы, - пробормотал Ооноки, видно, затосковав о тех чудесных временах, когда вулканы в Великих Горах были и вправду горячее, но потом быстро опомнился, потому что его взгляд вдруг упал на Куроцучи. - Не крутись под ногами… - хотел было закончить он свою обычную в таких случаях фразу, которой гонял своих многочисленных внуков и внучек, как вдруг услышал от Райкаге Эя весьма приятные его сердцу слова. - У двоюродного дяди есть ненужная ему земля на окраине Страны Земли. Она благодатна для выращивания чая, кофе и подсолнечника. Он готов отдать ее в качестве подарка Тсучикаге, если он выдаст замуж за него кого-нибудь из своей семьи! Ну же, Ооноки-сама, есть ведь у тебя на примете троюродные или четвероюродные внучатые племянницы? И тут по отношению к Куроцучи совершили самое подлое предательство в жизни. - Зачем же искать среди настолько дальней родни, - тут Ооноки-сама прямо кивнул на принесшую им на подносе мед из разных видов трав Сузумебачи, - если выросла уже родная внучка! Такого предательства от родного деда юная Куроцучи явно не ждала. Она охнула, побледнела, попятилась назад, а потом, оказавшись у самой двери, прошептала, сама того не замечая, некогда услышанные ей слова. - Не пойду! - Пойдешь! – глаза пьяного Ооноки недобро сверкнули. – Пойдешь, а не пожалеешь! - Не пойду! – и тут Куроцучи выхватила из-за висевшего у нее на поясе подсумка кунай и приставила его себе к горлу. – Я лучше умру. Не пойду без любви! - Делай, что хочешь, но с моей стороны это дело решенное! – ответил ей Ооноки. По лицу Куроцучи текли слезы, и теперь она действительно целилась кунаем под ребра, в область сердца. Еще миг, и Ооноки и Райкаге ударят по рукам, а острое лезвие окончить ее еще и не начавшуюся жизнь! Но вдруг чей-то сильный удар выбил кунай из ослабевших от напряжения и страха рук Куроцучи, а сама она тупо уставилась на стол и поднос, принесенный Сузумебачи-сама. Потому что сотни огромных шершней начали с угрожающим жужжанием виться вокруг Райкаге! - Да ну вас всех!.. – заорал он и выскочил вон. Стало ясно, что искать невесту в Скрытом Камне он больше не желает. - Извините,Тсучикаге-сама, наверное, за мной увязались, - призвав своих шершней обратно, учтиво поклонилась ему Сузумебачи, наливая еще хмелька. Хмурый Ооноки недобро посмотрел на нее, а потом и на Куроцучи и, залпом выпив, тоже вышел вслед за Райкаге. Когда они остались вдвоем, Куроцучи хотела было открыть рот, чтобы поблагодарить Сузумебачи-сама за свое чудесное спасение, но та опередила ее. С силой пнув кунай, которым еще недавно Куроцучи грозилась убить себя, Повелительница пчел оценивающе посмотрела на девушку, а потом… плюнула и сказала: - Молодая дура! И, не дожидаясь ответа, собрав со стола грязные тарелки, Сузумебачи-сама по обыкновению величественно отступила к выходу, как будто бы только что ничего не случилось. А Куроцучи внезапно поняла, что ее детство кончилось и, в отличие от той же Сузумебачи, у нее нет способных выслушать и поддержать ее братьев. А отец… отец на дальних рубежах, он давно уже избрал себе путь странствующего шиноби, защищающего пределы Страны Земли. Разве есть ему до нее какое-то дело? И нет уже теперь названного брата – лишь на вид хрупкого, но на деле невероятно сильного, способного понять ее и уберечь от злой судьбы! Акацучи беспрекословно слушает деда, впрочем, как и всегда. Что ни говори, за Сузумебачи-сама всегда стояла семья, в которой она имела вес за свой ум, находчивость и смелость. У Куроцучи же не было никого, кто бы ее поддержал. Что же ей теперь делать? Не хочется быть овцой, которую в любой момент могут заколоть, и поэтому… - Будешь вести себя, как овца, с тобой и будут обращаться как с овцой, - ответила ей Сузумебачи-сама, за ответом к которой Куроцучи решилась пойти. После случившегося дед Ооноки был очень сильно зол на внучку, едва не заперев ее в подвале дома, но потом, немного успокоившись, на месяц отрядил ее охранять задние ворота деревни. И вот сегодня, попросив подменить ее двум находящимся в ее подчинении генинам, девушка добралась до территории клана Камизуру и напросилась в гости к «тете Сузумебачи, которой принесла диких ягод». Теперь же Куроцучи облизывала сотовый мед, которым ее угостили, и жаловалась дальней родственнице на свое нелегкое житье. - Хочешь, будь овцой, а хочешь … Сузумебачи не закончила фразу, так как была очень занята: она неспешно окуривала дымом один из полуразрушенных ульев, который нужно было чинить. Одетая в защитный костюм Куроцучи с удивлением смотрела, как пчелы не трогают свою хозяйку, а отдаленно вьются над ней. - Надо бы тебя пересадить в другое место, - Сузумебачи-сама осторожно взяла на руки матку пчел и, согревая ее своим дыханием, бережно перенесла в новый, только что сколоченный Куробачи улей. – Ползи, дорогая! - Сузумебачи аккуратно отпустила пчелу в самый центр нового улья и захлопнула крышку. – Сейчас обживется, и прилетит к ней вся ее многочисленная дружная семья. - Рабочие пчелы? - Нет. Пчелиная семья. И никак иначе. Куроцучи вновь посмотрела на Сузумебачи и спросила: - А если не овцой, то кем тогда быть мне? Орлицей? Свободно летящей и парящей в восходящих потоках? - Ой, был уже у нас один такой, - махнула рукой Сузумебачи и легко усмехнулась. – Братец твой Дейдара не выдержал стариковского бурчания. Гордый был, что ты! Согласиться хотя бы для приличия с едва ходящим старым дедом своим, который взял его в дом и воспитал как родного, гордость же переломится! Но Дейдара свободным был. – И тут Сузумебачи-сама сощурила свои накрашенные по-пчелиному глаза. – Деревня его не держала. Не было тут у него основания. Куроцучи внимательно слушала, но ничего пока не понимала: если не овцой и не орлицей, то кем же тогда? - А ты на это посмотри! - показала ей куда-то в сторону Сузумебачи-сама. И изумленная Куроцучи тоже заметила, что, как по команде, все пчелы старого улья организованно перелетали из старого к новому пчелиному домику. - Сюда погляди, - Сузумебачи-сама открыла деревянную крышку, и Куроцучи, ахнув, увидела, как вся медовая деревня собралась вокруг одной пчелы. - Это – хозяйка улья, - важно объясняла между тем Сузумебачи. - Это мать. Это – основа семьи. Она заведует всем и знает все: кто собирает нектар, кто охраняет улей, кто нянчит личинок, а кто – строит соты. - Она – глава семьи? - Куда больше! – важно подняла палец вверх госпожа Сузумебачи. – Без нее вообще не будет улья. Да, мы ее не видим. Да меда она не делает. И свадьба у нее бывает раз в жизни, через несколько недель после рождения, да и не с трутнями из улья. Но если не будет ее мудрого руководства, то рой распадется. Смотри еще, - и тут Сузумебачи-сама подвела Куроцучи к другому улью, побольше. – Видишь это? Сузумебачи легким взмахом руки встряхнула на землю уже высохшие трупики ос, пытавшихся напасть на улей несколько дней назад, а тельца задержавших их ценою своих жизней рабочих пчел аккуратно собрала себе в другой руку и, сжав в ладони, применила какую-то из своих техник. - Их я потом похороню, - в руке у Сузумебачи-сама застыл кусок драгоценного янтаря, внутри которого Куроцучи как будто бы увидела множество маленьких лапок и усиков. Сузумебачи-сама покачала головой, и Куроцучи показалось, что в ее светло-зеленых глазах блеснула влага. Женщина поймала на себе вопросительный взгляд девушки и сурово произнесла: - Ну, чего еще? - Госпожа, - потупившись от смущения, начала было Куроцучи, но потом, вконец осмелев, подняла голову и решительно посмотрела в глаза, твердо спросив: - Тетя, почему Вы все время отказывались от замужества? Ведь к Вам сватались и старейшины гор, и сильнейшие шиноби, и даже Великие Каге? Сузумебачи-сама поначалу нахмурила красивые брови и сжала тонкие губы в гневе. Так ей давно уже никто не дерзил. Верные шершни вылетели из складок ее одежды и замерли, громко дребезжа и ожидая ее команды к бою. Внезапно она улыбнулась и, посмотрев на Куроцучи, тихо и с придыханием, будто бы освобождаясь от какой-то большой боли, произнесла: - Да просто была я молодая дура! Любила я! Я поклялась отомстить этому человеку и его клану. Но все же не могу не признать, что ждала того, дня когда Тсучикаге объявит о нашем прощении и мы сможем перестать ненавидеть Абураме. А потом… потом он женился и у него родились дети. Жизнь человеческая – не скала, а даже скалы постепенно разрушаются. Вот и я, когда увидела его почти взрослого сына, поняла, что что-то безвозвратно разрушено. И вот тогда все мои мысли сосредоточились на том, чтобы вернуть потерянную честь Камизуру. Приложить все усилия к сохранению наших уникальных техник, наших материальных богатств, детей как будущего нашей небольшой семьи. Я не могу себе представить Скрытый Камень без нас, пчеловодов Камизуру. Сузумебачи заметила, что Куроцучи смотрит на нее, открыв рот. - Возвращайся на пост, - вдруг строго сказала она. – Хватит, уже нагостилась! Куроцучи покраснела, сообразив, что отвлекала главу клана дольше обычного, что считалось очень неприличным, и, быстро откланявшись, поспешила уйти. Но после этого разговора она все равно потеряла покой. Что-то грызло Куроцучи изнутри, не давая ей дышать. Какая-то мысль, совершенно новая, возможно даже крамольная, грозила зародиться внутри ее отягощенной думами, словно дождевая туча градом, головы. А когда Куроцучи встретила и получше узнала Наруто Узумаки, и впервые услышала от него о его мечте стать Хокаге, то поначалу громко и в голос рассмеялась: «куда тебе, сироте, быть Каге Страны Огня! Кто тебя поддержит и на чьи силы ты можешь опереться, кроме своих, ты, терзаемый Девятихвостым Лисом?!» Но видя, как паренек проявляет завидное терпение, упорство и старание на пути к своей цели, Куроцучи призадумалась и о том, кто же будет Тсучикаге, если что-нибудь случиться с дедушкой? Отец? Акацучи? Кто-то из старейшин или отличившихся на Четвертой мировой войне шиноби командиров Камня? Но имеют ли они твердые убеждения? Имеют ли ту самую Волю Камня? Ту гордость и честь, что спаяны воедино крепче любой скалы? Куроцучи не знала ответа на это, даже будучи уже героем Четвертой мировой войны, той, что справилась с почти что с целой армией белых Зецу. Да, она была сильнейшей куноичи деревни, да – обладала уникальной стихией Лавы, техники для которой разработала самостоятельно. После того злосчастного дня, когда ее едва не выдали замуж, Куроцучи решила освоить и гендзюцу, и вскоре достигла в этом больших успехов. Воспоминания о войне потихоньку уходили в прошлое, а дедушка Ооноки совсем одряхлел и скоро уже не мог самостоятельно передвигаться от старости. Он пытался передать все свои дела Акацучи, но тот не обладал ни военным, ни управленческим талантом и за советом часто обращался к сестре. Куроцучи же вечно моталась от одной границы Страны Земли к другой, укрепляя ее защищенность и контролируя других шиноби Ивакагуре. Со временем она фактически заменила уже вконец одряхлевшего, но все еще не собиравшегося сдавать свои позиции деда. И когда однажды утром она вернулась из очередного патруля, то к своему великому удивлению, застала народный сход Ивакагуре, чего не было со времен Второго Тсучикаге. Когда Куроцучи осторожно осведомилась, что произошло, люди рассказали ей, что теперь до появления подходящего кандидата мужского пола должность Тсучикаге будет упразднена, а управление возьмет на себя Совет старейшин, как обычно поступали, например, в той же деревне Скрытого Песка. - Но как же отец? Акацучи? – не понимала Куроцучи. – Наши многочисленные родственники? - Тсучикаге никого не хочет знать… И тут до Куроцучи, наконец, дошла страшная правда. Она давно подозревала, что дедушка не в состоянии больше управлять деревней не только физически. Разум некогда сильнейшего воина Камня тоже начал отказывать вместе с его ногами. Итак, медлить больше нельзя было. Как и нельзя было тянуть с возглашением нового понятия справедливости, не такой, как у ее славного деда. И Куроцучи верила в эту справедливость, не заключающуюся в каких-то там камнях и в их призрачной и непонятной никому воле. Она верила в то, что никак не может остаться в стороне, когда пока еще Третий Тсучикаге раздает верительные грамоты старейшинам о разделе влияния в деревне Скрытого Камня! Ведь если это произойдет, то разделятся роды и семьи. Крепкий своими узами Скрытый Камень расколется. Истинная твердость, которая была, есть и будет только в сердце, превратится в прах. И поэтому-то тогда Куроцучи встает и, вскинув кулак, просит слова. Конечно, ей его не дают, понимая, что будет возражать, но она, вопреки правилам, все равно высказывается. - Посмотрите на пчёл! – эхом раздается голос Куроцучи, взлетая облачком пара в высокое морозное небо. – Посмотрите на этих тружениц, которые строят свои гнезда и в дуплах, и в расщелинах, и в ульях! Посмотрите, как они находят нектар, а потом не теряются и всегда приносят его в свои дома! Пчелы дают нам не только мед, но и воск, прополис, пергу! Пчелиный рой – это целый мир, с которым вряд ли что-то сравнится по своей уникальности. И заправляет всем этим обществом королева, которая является матерью для каждой пчелы! Люди Скрытого Камня! – голос Куроцучи никогда еще не был таким твердым. - Ну же! Вы хотите быть разобщены или все же хотите быть вместе единой семьей?! Куроцучи закончила говорить и с шумом вдохнула холодный воздух поздней осени, чтобы перевести дыхание. А изумленные сидящие на почетном месте старейшины безотрывно смотрели, как все больше и больше людей – шиноби и не шиноби - подходили к месту, откуда говорила Куроцучи и, вставая на одно колено, приносили клятву в верности Четвертой Тсучикаге! - Делайте, что хотите! – недовольно прошамкал Ооноки, превратившийся уже в глубокого древнего старика, перед тем, как удалиться с собрания. Он недобро посмотрел на Куроцучи, бормоча про себя, что он еще поглядит, как долго продержится в Скрытом Камне ее власть. Однако был еще один взгляд, смотревший на Куроцучи без отрыва. Это были зеленые глаза Сузумебачи-сама, тоже подошедшей поприветствовать новую Тсучикаге. - Госпожа Куроцучи, - легко поклонилась глава клана Камизуру. – Желаю вам долгих лет жизни. Пусть ваше правление никогда не омрачают невзгоды. Двери моего дома… - Нет-нет, не так, двери клана Камизуру отныне открыты! – радостно улыбнулась ей Куроцучи, снимая протектор Скрытого Камня со своего лба и повязывая его на широкий лоб Сузумебачи. – Вы прощены и снова можете с достоинством носить налобный протектор со знаком Скрытого Камня. Изумленная Сузумебачи неверяще дотронулась до знака Скрытого Камня на повязке и сильно покачала головой в знак крайнего удивления. Влага капнула на руку Куроцучи, хотя небо уже вполне очистилось, и ничто не предвещало мокрого снега, часто выпадающего в это время года в горах. И теперь уже перед Куроцучи никто не мог ходить, не опустив глаз и не прижимаясь к краю улицы, а уж переходить дорогу ей… Впрочем, ей все это было совершенно не нужно.