Шаг-два, и мы уже в танце...
И музыка полилась воздушно и легко, будто река по камням и ветер средь листьев. Закружилась внутри зала, только для них, для семерых. А свет их сущностей и элементов отражается от ледяных стен, создавая невообразимые узоры на полу. Секунда, две, три, и они вальсируют в неохватном зале. Пульсация ненастоящих сердец отложена в сторону; здесь нет места Богам, а есть только они, Семеро. Семь душ без души, Семь израненных войной, но воодушевленных танцем. Перехватывая друг друга, никто никогда не остается в стороне. Музыка искрится огнём, каждая нота мимолетна, словно молния. Играет оркестр одного человека, что дышит и живёт мелодиями и делиться ими с другими. И вот вода плавно подходит к траве и начинается новый куплет. Свет играет с ними, или, может, они играют со светом. Кого это заботит? Точно не Семерых. Лишь танец имеет значение. Лишь музыка, лишь ноты, с каждой секундой прорастающие сквозь камень, не сломленные временем, не устаревающие.И как эссенция разливается волшебство...
Здесь нет Архонтов; здесь вальсируют создания, переплетенные судьбой и войной. Здесь пламя не топит лёд, а ветер не трескает камень; и энергия не бьёт в воде, а трава не горит. Здесь гармония небьющихся сердец, но танцующих в такт. Шахматы отложены, игра остановилась лишь на мгновение. Пока они здесь, ничего не важно. Пока они вальсируют, нет никого за стенами замка. Только вальс, и такт; и без слов озвученные чувства. Огонь притягивает воду, и вот дебаты в суде и на войне размываются. Жизнь цветка мгновенна, а энергия восхищается. Камень и лёд держатся рядом, осколки рассыпая... И свободный ветер дует средь них, не привязываясь, но одновременно всегда рядом. Ладони на талиях и плечах, поворот, шаг, второй в такт; под левую руку, и снова шаг. Гармония движений, будто бы они не познакомились пару десятков лет назад, будто бы знали друг друга всю жизнь. Созвучие шагов дополняет композицию вальса. И они танцуют и переглядываются; они шепчутся и посмеиваются; они плывут и кружатся; они... Первая раскалывается Лёд. За ней угасает Пламя. Пять из Семерых остаются и приветствуют двоих новой мелодией, приглашая в их вальс. Горесть и боль по прошлым остается около символических могилок, украшенных ромашками и канто́тами. А по ледяному полу кружатся новые шаги... Огонь яростней, Льдина холоднее, но под натиском танца и легкостью движения пятерка думала, что всё осталось как прежде. И пламень со льдом не будут слегка обжигать. А звучание другое, времена другие, и чувства... Оркестр одного человека играет не те мелодии, как раньше. Мелодия никогда не будет звучать между семерыми, когда их пять. И всё же... И всё же пламень ластится к молнии, не боится ручья, наблюдает за шорохом зелёных листьев. И всё же ледок заводит разговоры с камнем и слушает песни ветра. Переглядки, шепоток. Другая мелодия, и чувства другие. А в вальсе кружатся семь душ без души, и их любовь никогда не выражается словами. И свобода поёт тяжёлые симфонии, что топят нереальные сердца семерых. И льдина всё чаще приглашает оркестр, и ветер всё чаще вникает в любовь. И ромашка тянет за собой, и сесилия ведёт. А слов не нужно, и разговоры бессмысленны, когда они шагают в такт, а переглядки говорят больше чем всё на свете.Вертятся нежности на языке, но никто их не произнесёт.
И ритм их сущностей звучит гармонично. Стройный лад, нежные объятия. Треск льда отбивает такт, а теплый ветер льнет к холодной вьюге. И отблески аквамарина и бирюзы всё чаще вальсируют вместе. И бушующий ураган эмоций танцует вокруг них; он ярче страсти, слаще влюбленности. В ритм движутся естества их, кружась, грудь к груди, взгляд к взгляду. И дыхание спирает от глубины пыла и наслаждения; от переглядок и неозвученных губами чувств. И живут они вальсом, дышат им вне оркестровой музыки, ибо она всегда с ними, прячась в потрескивании льда и завываниях ветра. И когда они вместе, северная вьюга отпадает, сменяясь солнечными бликами на снегу, и уже не горько. Никогда не безразлично. А остальные пять искрятся смешками, называя вопросом времени; и удивления нет, лишь отрада в душах без души; только шум счастья за северные ветры друзей двух королевств. И когда страсть достигает своего пика, и тяга становится невыносимой; когда переглядок не хватает, а грудь к груди мало... Взор на другого, понимание, губы-И мне уже больше не страшно быть нежной...
Контакт ладоней и грудей, ног над землёй, и в полёте! А музыка льётся и только для них, их единения и неозвученных чувственных слов. Привязанность сильнее рук на талии, глубже страсти людской, крепче любви в рукописях. Но хрупка, как тонкий лёд; и непостоянна, как переменный ветер. И больше не звучат мелодии вальса, и нет отражений на полу и яркости света в окнах. Раны не зажили, скорбь преследует; без такта фальшивые сердца не кружат, и души без души одиноки. Темень дворца, тишина замка и мира. Тоска на губах замороженной любви, и льдина заковала её мир. Ветра не дуют средь стен залов, и нет там больше страсти. Грудь вздымается одна. Прикосновений, ласк нет. И одинокая слеза не скатиться сквозь веки; здесь нет места печали без тепла бриза бирюзы; его тут не найти, и лёд аквамариновый не тает. Никто не обнимет, кладя голову на предплечье, а стука по ледяному полу и не слышно вовсе...Но погаснут и звуки, и свет Сколько историй рождает паркет Где имён и развития нет.
Пройдут века страдания и хмури, где Семь не были Семью; они разбросаны по свету. Когда солнце не освещало утренние травы, не достигало кожи мимолетной молний; когда извечный камень подписывал контракт, а человечная богиня лила слезу; когда пламя горело только внутри себя, и тепло больше не грелось рядом с айсбергом печали. Тогда родного ветра не слышно уже пять веков... И тихий вальс вдруг снова заиграет, мелодией простой, негромкой. Спустя столетия и годы... Услышат только трое; мотив незамысловатый разносится по миру, а ветер обволакнёт неосязаемо. Семерка без троих в вальсе пойдёт. Без зала, без слёз, без света, без Семи. Один на один каждый из четверых, танцует, как будто все всё ещё рядом. И пламя в сердце ожесточенном слегка поутихнет, и камень слегка усмехнётся; и сердце льдины слегка затрещит, разрываясь от чувств глубинных. Намёк на улыбку - и вальс завершен. И вновь всё пошло как обычно... Лишь горечь страданий душ без души, ран войн, желаний кружения в танце витают в пространстве. Сквозь толщу зарытых чувств прорастает надежда на вальс как раньше. Перестать быть Богами, очутится в танце чувств непрошенных и замысловатых; открыть себя, как никогда бы словами не озвучили; понять другого лишь по стуку ног о пол.Ты вызываешь меня на танец - я поднимаю вуаль Здесь чувство ритма нам ни к чему, здесь важней чувство такта И я слежу за каждым следующим тактом И с каждым тактом улыбаюсь смелей.
Глухих к страстям сердец у Семи больше нет, но ритм остается во взглядах. И в такт новых мелодий они кружатся в вальсе, и движения похожи на дом.