***
— Эй, Семён. — Для тебя Семён Семёныч, щенок! Видишь погон? — он указал на бумажку на плече, на которой был нарисован погон. — Я старше тебя по званию! — Семён Семыныч, можно обратиться? — Можно. Чего тебе? — Ты зачем в ту мелкую хуй совал? Нас ведь именно из-за этого тут держат. Остальных и до нас уже раз сто выебали. — Ты как со старшим по званию разговариваешь, собака?! — Семён Семёныч походил от стены к стене. — А ты зачем в неё хуй совал? — Попробовать… каково это детей ебать. — Я тоже, чтоб попробовать… теперь я даже подумываю о том, чтобы стать священником. Надену рясу, отращу бороду. Борода мне пойдёт. А родители сами будут ко мне детей вести. Красота, лепота! — Если мы выйдем отсюда… — Выйдем-выйдем. Не могут же они нас тут вечно держать! В этот самый момент раздался скрип двери, и помещение под сценой было озарено дневным светом. Перед входом в их обитель стоял чёрный силуэт, который держал что-то в руках. — Мальчики, а я вам покушать принёс, — сказал силуэт, в котором тут же узнали главного содомита лагеря — Электроника. — А ну пошёл нахуй отсюда! — заорал что есть силы Семён Семёныч. — Заманчиво, — произнёс Электроник, облизнувшись. — Но зачем же так грубо? Если любишь по-грубому, то так бы и сказал, я бы захватил плётку. — Зачем пришёл, содомит, и где второй? — спросил Семён, опасливо зыркая на Электроника. — Шурик в клубе робо-ёбыря доделывает. Он почти готов, осталось только хуй сделать. Вот Шурик и точит из деревяшки ему хуй конский. — А ты зачем припёрся? — снова произнёс Семён. — Мальчики, я вам покушать принёс. Вот каша манная и хлеб, — Электроник протянул две тарелки, наполненные белой массой. Семён уже хотел взять одну из них, но Семён Семёныч остановил его, ударив по руке. — Не трожь! Мало ли, вдруг он туда надрочил?! — Как ты уз… Да ничего я не делал! Обычная каша, — возмутился Электроник. — Ага, блядь, обычная каша. Помню, как в прошлый раз ты нам кашу принёс. Я-то, слава богу, заметил и жрать не стал, но вот Семёну, кажется, понравилось. — Ой, правда? — Электроник даже подпрыгнул от радости. — Если понравилось, могу добавки дать. Семён начал неистово освобождать свой желудок от содержимого, обгадив при этом штаны, пол, стены и частично потолок. А Электроник тем временем начал расстёгивать ремень. — А ну, пошёл отсюда! — заорал Семён Семёныч и метнул в него камень. Но увы, камень не попал в цель. И тут он вспомнил, как в прошлый раз избавился от него. Он подобрал с земляного пола две палочки и, соорудив крест, сказал: — Изыди! — Электроник страшно зашипел, словно кошка, которой наступили на хвост, и убежал прочь, не забыв запереть за собой дверь. — Вот что крест животворящий делает!..***
Двое Семёнов сидели в заточении под сценой. С самого начала недели они разбушевались не на шутку, насилуя самых красивых пионерок «Совёнка». От их грязных рук не ускользнула даже бедная четырнадцатилетняя Ульяна. Испортив всем девушкам жизни и психику, они не могли остаться ненаказанными. Пострадавшие пионерки поймали их во время обеденной трапезы, пока те совсем не ожидали такого поворота событий. Шёл второй день заключения, и, по всей видимости, скоро должна приехать милиция. Тем не менее, они держались бодрячком, надеясь отсюда выбраться без несения ответственности. Второй Семён, то есть Семён Семёныч, пришёл из параллельного лагеря случайно и сам не понял, как у него это вышло. Он не знал, как вернуться обратно, поэтому остался здесь насиловать всё, что движется. Изначально немного со странностями, он с каждым днём становился более сумасшедшим, но сохранял рассудок. От него можно было ожидать всего, что угодно. Вот и сейчас, пока они на некоторое время замолчали, Семён Семёныч сидел в турецкой позе и смотрел в никуда. Возможно, думал о чём-то высоком и философском, — так бы подумал любой, кто увидел бы это серьёзное лицо. Но Семён, находившийся рядом, знал, что таких мыслей в его голове быть не может. В конце концов, они были во многом похожи, и он судил по собственному опыту. Как говорил Семён, пионерок в лагере и правда использовали не единожды. Все они были шалавами, которые не прочь подставить вагины кому угодно. Кому угодно, но только не Персунову. Ни Семёну, ни Семёну Семёнычу девушки в лагере не давали. Так же, как и до того, как они оказались в «Совёнке». Поэтому им пришлось применять насилие, что заставило всех обратить на них ненависть, а они до сих пор думали, что причина изоляции именно в изнасиловании Ульяны. Лучи солнца слабо проникали через щели в досках. В этих лучах освещалась рвотная масса Семёна. Освободив желудок, он не мог отделаться от мысли, что надроченное Электроником уже переварилось за утро. Прислонившись спиной к стене, он признал: это на самом деле было вкусно, но больше есть сперму был не намерен. — Семён Семёныч, ты что это делаешь? — спросил Семён, нарушив часовое молчание. — Не похоже, чтобы о чём-то думал. — Не мешай, — спокойно произнёс старший по званию. — Я занимаюсь здесь не хуйнёй, мне нужно определить свой внутренний мир… — Какой внутренний мир? Его у тебя быть не может, по себе знаю. — Забыл, с кем дело имеешь?! — оживился Семён Семёныч. — На погону посмотри, на погону! Мы с тобой на разных уровнях! У меня, в отличие от тебя, внутренний мир настолько богат, что его и гигантским хуем не измеришь! — Ну, это серьёзная единица измерения… Раз ты так говоришь, я верю тебе. Со стороны дверцы снова послышались лёгкие шаги и звуки открывания замка. На этот раз в проём выглянула Славяна. Сердито оглянув пионеров, она безбоязненно проникла внутрь, подошла к Семёну и взяла его за ворот рубахи. — Вставай и иди за мной! — сказала она, поднимая его с земли. — На работу! — Какую ещё работу? — недовольно спросил Персунов, сопротивляясь пионерке. — Моя работа ничего не делать! — Размечтался! За ёблю с пионерками вы оба наказаны и просто так не отвертитесь! На работу, отброс! — Аааа, хуй тебе! — крикнул Семён, всё ещё держась на земле. — Скажи спасибо, что мы тебя сейчас не станем насиловать! Хотя, что нам терять?.. Верно, Семён Семёныч? Семён Семёныч по-прежнему сидел и смотрел в пустоту, будто его совсем не волновало происходящее. Помощи от него ждать было нельзя. Значит, и насиловать тянку он не собирался. Подумав, Семён решил, что не хочет увеличивать и без того большие проблемы, поэтому не стал повторять прошлые ошибки. Но и подчиняться слабой девушке желания тоже не было, поэтому вставать на ноги он не намеревался. — Чтоб тебя! — разозлилась ещё больше Славя и достала электрошокер из нагрудного кармана. — Если не хочешь испытать адскую боль, советую подчиняться! — Естественно, я хочу на работу! — оживился Семён и тут же встал, оказавшись полностью во владении пионерки. — Кто же не хочет? Да я самого Стаханова переплюну! — Правильно, вот это настрой! — девушка убрала опасную вещь обратно и повела пионера к выходу. — А теперь пиздуй работать, пока за тунеядство не расстреляли! — Так точно! Служу Советскому Союзу! — горделиво воскликнул Персунов, и они оба скрылись за дверью. После щелчка в замке наступила тишина. Семён Семёныч постигал смысл жизни и действительно не заметил, как увели напарника. Он преисполнялся осознанием, что смысл бытия таился в собственном внутреннем мире, а его изучение является главной составляющей понимания всего сущего. Это явно было надолго, но непременно должно случиться, ведь только тогда он вернётся в норму. Тем временем Семён и Славяна шли вдоль скамеек, расположенных перед сценой. Их пунктом назначения оказалась библиотека, которая находилась напротив. Ни один пионер не встретился по пути: в этих местах их водилось немного. На скамейке у здания библиотеки лежал противогаз. Семён заметил его почти сразу, потому как увидел впервые в лагере. Не успел он спросить, что он здесь делает, как к скамье подошла помощница вожатой и надела противогаз на голову за несколько секунд. Быстрее любого военного. Невероятные умения для пионерки! — Зачем он тебе? — спросил Персунов, недоумевающе посмотрев на неё. — Сейчас узнаешь, — ответила Славя, открывая дверь библиотеки. — Входи первым. — Не нравится это мне… — вздохнул Семён и неуверенно пошёл внутрь. Затхлый и отвратительный запах заполнил всё пространство в помещении. Семён ощутил его ещё на пороге, а когда попал внутрь, то увидел его источник. Ужасающая картина предстала перед ним, поражая своей грубой пошлостью. На столе, за которым обычно сидела Женя, она теперь лежала связанной и обнажённой. Её ноги были привязаны к рукам крепким морским узлом, что делало её полностью беззащитной. Во рту у неё плотно сидел кляп. Поэтому, как бы она ни пыталась, вымолвить хотя бы слово не удалось. Она была в сознании и видела вошедших. Скоро ей стало понятно, что мычать бессмысленно, и замолчала. — Этот запах исходит от её вульвы, — сказала Славя с отвращением. — Твоя работа — вычистить всё языком. — Что за бред?! Как такое вообще возможно?! — недоумевал Семён и в то же время блевал на пол желудочным соком, так как не блевать было нельзя. — Она не мылась две недели, потому что не выходя изучала труды Маркса. В её случае это была большая ошибка, она и без того до ужаса мерзкая. А что теперь? Ещё и напичкана всякой чушью! — Почему вы её просто не отправили мыться? — от бессилия Семён упал на колени. — Причём здесь я? — Мы хотели, но потом подумали, что это отличный повод проучить таких насильников, как вы. Если не вычистишь ты, то позовём твоего дружка. — Я не поз… не позволю ему испытать всё то, через что прошёл я… Я сделаю это! — Давай. Постарайся успеть до ужина, чтобы я успела вернуть тебя под сцену и поесть в столовой. Семён кивнул и поднялся на ноги. Когда он подошёл ближе, запах стал ещё хуже. Голова закружилась и заболела от вида грязной пизды Жени. Скорее всего, девушка была к тому же чем-то больна, потому что явно пахло протухшей рыбой. Сама Евгения смотрела на Персунова с надеждой. Она всегда просила Семёнов выебать её, но те отказывались. Сейчас её мечта почти что исполнится: ей сделают куни. — АААА, блядь, ну нахуй! — крикнул на всю библиотеку Семён. — Это самое мерзкое, что я когда-либо видел! Да кто это придумал?! Даже «Зелёный слоник» не настолько ебанутый фильм, как эта поебота! Возьмите все фильмы Басковой, вы не увидите такого пиздеца! Ну за что мне это? — Не жалуйся, тупица! — прикрикнула на него в ответ Славя и подошла ближе. — Не надо сравнивать артхаусный кинематограф и фанфикшн, последний всегда намного хуже! Особенно, когда ты знаешь, кто автор! Так что чисти эту пизду! — Нет! Я не прикоснусь языком к этой параше! — Да как же ты заебал! — Славя взяла Семёна за голову и насильно наклонила к вонючей пизде, уткнув носом в клитор. — Чисти-чисти! Вот так! На весь «Совёнок» раздался крик Персунова. Звери, птицы и пионеры вздрогнули от неожиданности. Крик был непродолжителен, но точно намного громче, чем Епифанцева. Единственный, кто это не слышал, был Семён Семёныч, до сих пор познающий себя. Спустя час Персунова пустили под сцену. Славя подтолкнула ослабшее тело вперёд, когда он встал у входа. На девушке уже не было противогаза, и она стала чуть благодушнее. Хотя, конечно, всё ещё презирала Семёнов. — Молодец, Персунов, хорошо поработал, — похвалила его девушка. — Как раз успели до ужина, а от Женины пизды больше не пахнет. Осталось её только развязать, но пускай она там ещё денёк полежит, хуй с ней. Пока, неудачники. Славя закрыла дверь и побежала к столовой: как раз прозвучал горн. Семён с того времени, как побывал в библиотеке, был словно сам не свой. Пустой взгляд, измождённое лицо и покачивающееся тело. Сев на землю, он почувствовал сильный голод. Посмотрел на Семёна Семёныча. Тот оставался неизменным. Мысли покинули голову, она опустела. Запах, этот противный запах, будто всё ещё преследовал его. Одно слово крутилось повсюду: «пиздец». Прошло полчаса. Никто не приходил, чтобы принести им еду. Но если снова придёт Электроник с порциями спермы, лучше сразу послать его. Не хотелось оставаться без пищи, но их так и морили голодом, даже не принимая за Людей. Да, они нарушили правила коллектива, но чем тогда лучше те, кто их наказал? Ничем, такие же отбросы общества. Поскорее бы эти пытки закончились. Где-то через час Семён Семёныч ожил. — Опа, нихуя! — вскрикнул он неожиданно так, что испугал Семёна. — Я преисполнился нахуй! — Ты ебанутый? Хули ты так орёшь?! — возмутился Персунов. Честно говоря, он чуть не обосрался. — Эх, Семён, снова повторяешь свои ошибки. Разговариваешь со мной так грубо, хотя у меня погона! — Пидорас ты, а не лейтенант, — Семён больше не хотел подыгрывать «старшему по званию». — Замолчи лучше, пока я тебе эту погону не оторвал. — Да, ты прав, никакой я не лейтенант, — Семён Семёныч отбросил гордость и перестал притворяться тем, кем не был, поэтому оторвал погону сам, выбросил её прочь. — Я изучил свой внутренний мир и осознал смысл жизни. Для меня теперь всё ясно, абсолютно. Главное — это любовь, остальное не столь существенно. Протекающие с точки зрения нигилизма дни? И хуй с ним. Нет ничего бессмысленного, друг мой. Нигилизм — апология невежества. Бог — удел слабых умов. Ну а жизнь — счастье. И я скажу тебе правду… Создатель всего сущего — это я сам! Ахахахаха!!! — А ведь всё так хорошо начиналось, — разочаровался Семён. — Последнее было шуткой. Кстати, а что происходило, пока меня не было? — Лучше тебе не знать. — Да ладно, мне же интересно. Сколько времени-то хоть, не скажешь? — Где-то полтора часа прошло, как горн на ужин прозвучал. Еду нам так и не принесли. — Вот же пидоры. Ладно, хотя бы спермой никто не накормит. Нет худа без добра и хуя в очке без говна. — Ты слышал это?.. — спросил Семён, прислушиваясь к чему-то. — Чьи-то голоса. — Нет. Да мало ли кто там ходит? — хоть он так и сказал, но тоже обострил слух. На сцену поднялись две пионерки. Девушка с длинными волосами аквамаринового цвета и другая — с фиолетовыми. Мику и Лена, омрачённые чем-то. Лена была омрачена больше всего и даже не могла избавиться от слёз, накатывающих на глаза. Они о чём-то тихо говорили, и пионеры под сценой, где темнело с наступлением вечера, смогли услышать их только тогда, когда те вышли на середину подмостков. Лена взяла микрофон, стоявший на стойке, и слушала утешения подруги. — Только не грусти, Леночка, не грусти, — говорила Мику. — Скоро же всё закончится, как ты просила. Я сделаю это только ради тебя и только потому, что это твоя просьба. Я не хочу, чтобы ты… — Да, Мику, всё в порядке… — ответила Лена. — Не думаешь же ты, что я буду злиться на тебя за то, о чём сама попросила? Просто… Никак не могу выкинуть из головы. Как они посмели? — И не говори. Этим мужчинам нужно только одно. К слову, бабам тоже, но не будем об этом, мы же не хотим выставлять себя в плохом свете. Скоро всё закончится… для тебя. Я-то хочу жить, несмотря ни на что. — И правильно, не повторяй мой опыт. К тому же, ты такая сильная, Мику. А я… я не хочу жить с этим. — Они же изнасиловали тебя вдвоём, да? Вот уёбки. Один в жопу, другой в пизду? Я бы их на месте за это убила. — Да ведь тебя ебли так же! — Ты права. И я ничего не смогла предпринять ни перед, ни после. Они думают, что если мы отдаёмся направо и налево, как последние бляди, то отдадимся и им? А нихуя. Позорные неудачники. — Давай уже начнём, Мику. — Точно, давай. Если передумаешь, говори в любой момент. Я всё пойму. Мику оттягивала время так, как могла, но неизбежное должно было произойти. Направившись к оборудованию, она включила микрофон и музыку, под которую Лена собиралась петь. Как они договаривались с самого начала. Когда песня заиграла, Мику села на стул и уставилась на спину пионерки. Ей было известно, что Лена всегда волновалась петь, даже если видит, что на неё смотрит один человек. Если целая толпа — так вообще не может. Пока она не видела никого перед собой, то могла исполнить любую песню в своём непередаваемом и неповторимом стиле. Пусть и знала, что позади неё сидит Мику.«Покидают нас грозы весенние,
Мы лелеем дешёвую прибыль.
Подари мне не ложь во спасение —
Подари мне любовь на погибель».
Именно эту песню хотела исполнить Лена. Она навевала ей самые лучшие чувства. Грустные, но оттого не менее ценные. Исполнив её, она хотела подытожить всю свою жизнь. Столько душевности, лиричности, великолепия таилось в этой композиции — не передать словами. Заключённые пионеры под сценой не совсем понимали, что происходит. Они просто наслаждались красивым и милым голосом девушки, её вокальными способностями. Угрызений совести они не испытывали, не сочувствовали бедной пионерке. Да и как можно сочувствовать той, которая сама вела распутный образ жизни? Если девушка тихая снаружи, внутри она самая настоящая шалава, что не было оскорблением, а данностью. — Разбей на счастье сердце мне… — пела последний куплет Лена. Мику поднялась со своего места и медленно направилась к пионерке. Как только песня закончилась, Мику схватила Лену за горло и повалила на подмостки. Из глаз японской девушки текли слёзы, но она знала, что делать, и выполняла обращённую к ней просьбу. Сначала она изо всех сил сдавливала шею, затем взяла кабель от микрофона и принялась использовать его. Лена хрипела и рефлекторно хватала воздух до последнего, пока полностью не успокоилась и не замерла. Мику ещё некоторое время сидела над ней, не отпуская кабель, прежде чем поднялась на ноги. — Ёб твою… — сказала она через слёзы. — Лена, какая же ты дура… — Что это там происходит? — спросил Семён Семёныч, пытаясь разглядеть через доски происходящее. — Ничего непонятно. — Лена сдохла, — каким-то образом понял Семён. — Аааа, вот оно что. И хуй с ней, с этой Леной. Когда пожрать принесут? — Они, походу, про нас вообще забыли. Или специально голодом морят. А ведь у нас ещё месяц до начала нового цикла, долго мы так не протянем. — Обязательно выживем. Обязательно! — Заткнитесь вы! — крикнула Мику уже из-за двери, открыла её и вошла внутрь. — Я сама лично позабочусь о том, чтобы с вами расправились по справедливости! Мику была рассержена. Держа в руках электрогитару, она была готова раздолбать головы пионерам. Те удивились, увидев её такой злой, и даже волновались, как бы она взаправду не использовала инструмент для насилия. Понять её было можно: потеря подруги сильно сказалась на психике. — Строем вышли отсюда, паскуды! — прикрикнула девушка, и Семёны послушно поднялись, чтобы выйти из-под сцены. На улице была приятная вечерняя прохлада. К сожалению, насладиться ею было не дано: Мику подгоняла их дальше. Они не знали, куда шли, пока не оказались на площади, где их ждали. Здесь были все изнасилованные: Ульяна, Славя, Алиса и какая-то рандомная пионерка. Не считая, разумеется, Мику, которая их притащила сюда. Возглавляла эту группу Ольга Дмитриевна. — Лены больше нет? — спросила вожатая. Видимо, они все знали о том, что хочет сделать пионерка. — Да, я задушила её, — ответила Мику. — Вот эти моральные уроды, как вы и просили. Что будем с ними делать? — Ну как это что? — злорадно улыбнулась Ольга Дмитриевна. — Заставим их плясать под нашу дудку. Буквально. Славя достала дудку, о которой говорила вожатая, и все ахуели от такого тонкого юмора. Конечно, никто не стал бы воплощать эту идею в реальность. — Если серьёзно, будем люто издеваться над ними и заставлять делать то, что захотим. Вот представьте, что бы вы хотели от них? — Я не против, чтобы меня ещё раз изнасиловали, — сказала Ульяна. — Говорю же вам, мне понравилось! Отпустите их, они хорошие. — Будем считать, что не слышали этого, — произнесла Алиса. — Пускай станцуют нам пого. — А что, хорошая идея, — согласилась рандомная пионерка. — Танцуйте пого, гниды! — пригрозила Семёнам Мику электрогитарой. — Словно вы самые последние рок-говнари, поняли?! Семён и Семён Семёныч переглянулись. Как всё до этого дошло? Почему они попали под каблук каких-то шалав? Может, ну нахуй? Или не нахуй? Нахуй или не нахуй? У Мику была электрогитара, и удар ею был равносилен смертельному, поэтому рыпаться они не стремились. В полной тишине начали прыгать на месте, как какие-то долбоёбы, на глазах у всех. — Я пого просила! — недовольно воскликнула Двачевская. Семёны, нехотя, стали сближаться и биться друг о друга. Выглядело максимально глупо, но таков приказ. Пионерки забавлялись этим и посмеивались. Кто громко, кто потише. Было легко сказать, но сложно исполнить. К тому моменту, когда вожатая сказала остановиться, Семёны полностью выдохлись. Не удержавшись, упали друг на друга, что тоже спровоцировало волну смеха. — Дадим пока что передохнуть несчастным, — насмешливо сказала Славя. — Чур, следующей приказываю я! — Так уж и быть, — согласилась Ольга Дмитриевна. Пионерки завели о чём-то оживлённый разговор, оставив пионеров, но не упуская их из виду. Те продолжали лежать на земле, не в силах встать. Смотрели на небо, набирали как можно больше дыхания и терпения. Верили, что это мучение рано или поздно закончится. Измождённые глаза увидели первые звёзды. Странно, но почему-то свет далёких планет оживлял их и вселял больше надежды на лучшее. — Семён Семёныч, они нас живыми не оставят, это я точно тебе говорю, — сказал Семён. — Мы должны что-то сделать. — Должны, но сейчас не время, — ответил Семён Семёныч. — Должен быть момент, понимаешь? Как найдём, так сразу приступим к действию. — Верно. Нет ничего хуже, чем подчиняться женщинам. Кем они себя возомнили? Устроим патриархат и станем мизогинистами. — Нет, это ты уже загнул. Просто покажем, что мы сильнее, и нельзя вот так издеваться над нами. — О чём вы там мямлите? А ну-ка, встать! — крикнула вожатая, и пионеры с трудом поднялись, чтобы приступить к исполнению женских приказов. Таким образом, ни одна девушка в этот вечер не осталась без возможности заставить Семёнов выполнить то, чего они хотят. Даже сама Ольга Дмитриевна напоследок приказала отсосать друг другу хуи, но у них никак не вставали, потому что они не пидорасы. А сосать заставили, как в своё время Маслаева у Пахомова. — Так, на сегодня хватит, — удовлетворённо произнесла Ольга Дмитриевна. — Расходитесь по домикам, уже поздно. Мику, верни их под сцену. — Хорошо, — ответила девушка, и парни, не дожидаясь, пошли к сцене. Пионерки тоже послушались вожатую и отправились на боковую. Сегодня они хорошо провели день, а улыбки не сходили с их лиц. Семёны поняли, что это тот самый момент, который они выжидали. Ведь когда, если не сейчас? Они наедине с Мику, их двое, да и вообще они должны быть сильнее, иначе не смогли бы изнасиловать этих тянок ранее. Им не потребовалось слов, лишь многозначительные взгляды, перекинутые между собой. Пора! Мику шла сзади Семёнов, чтобы, в случае чего, отправить их в нокаут. Они отошли от площади на достаточное расстояние, когда пионеры задумали активно действовать. Пройдя медпункт, резко остановились под погасшим фонарным столбом, развернулись и набросились на пионерку. — Сукины дети, как знала! — закричала Мику, пытаясь ударить каждого гитарой, но промахивалась. — Я вас ща расхуярю, ёбана! — Пизда тебе, вокалоид! — прозвучал голос Семёна Семёныча. — Допелась, нахуй! Семён, въеби ей! Пионеры держали Мику за руки, не давая что-либо сделать. Семён изловчился и ударил кулаком по лицу девушки. Кто сказал, что женщин нельзя бить? Равноправие, мать вашу! Электрогитара упала на землю, и уж теперь-то они могли не беспокоиться, что инструмент прилетит им по головам. Зато прилетит по голове пионерки. Семён Семёныч продолжал держать Мику, а Семён подхватил гитару за гриф и что есть силы опрокинул её корпус на миленькое лицо девушки, которая и ахуеть не успела от такого поворота событий. Потеряв сознание от одного удара, она обмякла и повалилась на землю. По лицу текла кровь, но этого Персунову было недостаточно. Оттолкнув Семёна Семёныча, он встал над пионеркой и поднял над головой гитару, чтобы продолжить начатое. Музыкальный инструмент покрывался кровью с каждым ударом по девушке. Она уже давно умерла, но Семён никак не мог угомониться. Семён Семёныч наблюдал за всем этим завороженно, получая удовольствие от кровавого зрелища. Семён оглянулся. Никого вокруг не было, да если бы и объявился, то немедленно отхватил бы от него. После убийства девушки Персунов был уже не человек, а зверь. Отбросив электрогитару, он стал яростно снимать с себя и Мику одежду. За одно мгновение они оказались полностью голыми. Было необычно видеть перед собой мёртвое красивое тело, с которым можно делать всё, что захочется. По этой причине пенис быстро налился кровью и приготовился к действиям. Сев на колени, Семён положил ноги пионерки себе на плечи и с трудом вошёл в узкую, но тёплую вагину. Семён Семёныч потерял дар речи от того, что увидел. Персунов не то, что бы не осознал свою ошибку, когда изнасиловал несколько девушек, он начал совершать новые. Впрочем, это всего лишь маскоты, и на их чувства как-то поебать, но всё-таки! Как аморально! Семён Семёныч почувствовал к напарнику уважение и присоединился к ёбле трупа, расчехлив хуй у рта тян. — Вот и сбылась мечта идиота, — сказал он, открыл рот Мику рукой и поместил член внутри. — Всегда хотел трахнуть мёртвую женщину. Ух, как у неё там приятно… Так тепло, кайф. — А кто же не хочет выебать труп? — задал риторический вопрос Семён. — Это мечта каждого с детства. К слову, здесь у неё тоже тепло. Туго, правда. — Выебем её и съебёмся отсюда, — произнёс Семён Семёныч, лаская большую и мягкую грудь девушки. — Отсидимся где-нибудь до следующей смены, а там всё по-новой. Разврат и бесконечная ёбля! Нам будут завидовать все неудачники, которые желают женского тепла, однако не могут его получить, ведь во всём виноваты только эти же самые женщины! Ну ты сам подумай, среди них нет нормальных! Они же все бляди! — Признай, Семён Семёныч, мы просто инцелы, — сказал Семён. — И мы сами недавно были этими неудачниками. Но сейчас совсем другое дело, мы на пике собственного превосходства! — Да! Опустимся на самое дно, где нет понятия «моральная ценность»! Мораль всё равно не имеет значения в этом мире! Оторвёмся по полной! Несмотря на то, что пионеры шумели, они никого не разбудили своими восклицаниями. Они забылись от всех невзгод, предавались блаженству. Мику даже нисколько не испражнялась после смерти, что было очень кстати: не хотелось бы пачкаться от неё. Семёны кончили почти что одновременно. Персунов не стал извергать семя внутрь пионерки, чтобы та ненароком не забеременела, и кончил на её небритые лобковые волосы. Семён Семёныч же получил удовольствие от того, что молофья оказалась в ротике девушки. Жаль только, что она не насладится её вкусом. — Как же прекрасно, — улыбнулся Семён Семёныч, убирая член в трусы и застёгивая шорты. — Делу час, потехе время. Вот только мы и делом-то не занимаемся, зачем нам работа? Одевайся, Семён. Сбежим отсюда куда подальше. Семён кивнул и встал с колен, чтобы поднять раскинутую повсюду пионерскую форму. Его друг подхватил трусы Мику и положил их в карман, чтобы не заскучать по дороге. Когда оба были готовы, то побежали к воротам лагеря, где был выход. Для этого им пришлось пересечь весь лагерь, и очень хорошо, что они остались незамеченными. И вот перед ними автобусная остановка, где почему-то не стоял автобус. Бесконечная дорога, которая, как ни крути, вернёт любого к «Совёнку». Семёны знали об этом. Бросив последний взгляд на лагерь, они побежали. Оставили всё, что их связывало с тем местом. Все перенесённые ужасы, все мучения и адский голод. Хотя, голод всё равно напоминал о себе. — Слушай, Семён Семёныч, — произнёс Семён. — Мы же знаем, что эта дорога бесконечна, так зачем бежим? Не проще ли найти другой путь? К примеру, убить всех пионерок и вожатую, пока все спят, и не изнасиловать их трупы? Чем мы вообще занимаемся? — Не знаю, Семён, не знаю, — ответил Семён Семёныч. — Ты ведь не спрашиваешь, зачем мы живём, верно? А жизнь, она… Точно такая же, как эта бесконечная дорога. Не видишь ли сходства?.. — Хм, может быть… — Да ладно, в пизду эту всю философию! — засмеялся парень. — Ты прав, мы должны были подумать об этом прежде, чем пуститься в бега. Но у нас вся ночь впереди, успеем! — Хорошо бы успеть. Блин, ну почему мы с тобой такие тормозы? В этот раз засмеялся и Семён. Он был не такой весельчак, как его друг, но тоже имел чувство юмора. Они и правда были такими придурками, что продолжали бежать и бежать среди просторных полей и приближающихся вдали лесов. Будто и не было усталости от прошедшего дня. Что придавало энергию, они и сами не до конца понимали. Скорее всего, обретённая свобода и время, которые они провели вместе. Может, трах с трупом. Сказать точно они не могли, но им было весело и счастливо. Создавалось впечатление, словно весь этот мир принадлежит только им и никому больше. Они могут взять от него всё, что захотят. Не понесут наказания, не будут страдать. Всё в их руках. Зная это, они всё удалялись и удалялись от лагеря, в то же время приближаясь к нему.