***
После этого разговора девочка задумалась — а действительно ли она любит книги? Да и вообще, как это так можно любить какие-то предметы? Для малышки слово «любовь» было чем-то очень и очень непонятным. Оно ассоциировалось только с чувствами между двумя людьми. В сказках, которые Габриэлле на ночь читала мама, герои часто «любили» друг-друга, и их «любовь» помогала им преодолеть трудности. Так малышка поняла, что любовь — это что-то очень тёплое и подбадривающее. Однако сколько бы Габриэлла сказок не слушала или не читала сама, понятнее эта самая «любовь» ей не становилась. Поэтому однажды, жарким летним вечером, Габи пришла к маме с вопросом о том, что же такое любовь. Мама с папой сидели в гостиной — редко удавалось увидеть родителей вместе, потому что отец много времени проводил на работе, но в выходные дни он всегда старался быть как мог с ними. Сначала женщина, удобно устроившаяся на диване, сравнила любовь с бабочками в животе. Девочка от маминых слов только захихикала — как это могут быть бабочки в животе, откуда же они там берутся? Тогда же Грейс, задумавшись, через некоторое время назвала любовь очень сильной привязанностью к кому-то. Малышка от этого запуталась лишь ещë больше — ведь разве когда один человек сильно привязан к другому, это хорошо? Это же очень неудобно! От рассуждений дочери женщина рассмеялась и, покачав головой, очень ласково ей улыбнулась. Когда мама улыбалась, казалось, весь мир вокруг неë становится светлее и теплее. — Я не совсем…вернее, совсем не это имела в виду. Прости, звёздочка, я подобрала плохие сравнения. Даже они не могу достаточно хорошо описать любовь. Давай так… — взгляд женщины, наполненный теплотой, переместился на сидящего недалеко от них папу, который в это время задумчиво просматривал какие-то бумажки в руках. — …Любовь — это когда ты радуешься успехам и счастью другого человека. Когда испытываешь тепло внутри от его улыбок и смеха. Когда хочешь быть рядом с ним и в плохие, и в хорошие дни. А ещë когда тебе нравится проводить с ним своë время, даже если он читает очередной отчёт вместо того, чтобы сходить с тобой в парк, как он обещал ещё утром. От слов её папа тогда поднял голову с бумажек, и посмотрел на женщину со вселенским удивлением, после чего на его лице засияла не менее яркая, чем у мамы, улыбка. — Прости, милая, заработался. А…который час? Даже после объяснений мамы для девочки любовь всë ещë оставалась загадкой. Чем-то очень и очень сложным. Долгое время после этого разговора малышка прислушивалась к своим ощущениям — когда играла с Готье, гуляла с Гедеоном, сидела на плечах отца и показывала маме освоенные на балете движения. И сделала для себя выводы, что их всех она очень любит. И Сильвию, хоть она и бывает строгой, любит. И Кэтрин с Фанни, которые готовят самые вкусные блюда на свете, любит. Любит всех, кто работал в доме. Но тут был случай совсем другой. Если бы мама была с ними, Габриэлла бы непременно у неë спросила, можно ли любить вообще предметы и занятия. Но малышке оставалось лишь размышлять об этом, вспоминая слова женщины. Пытаясь сопоставить известную о «любви» информацию, девочка сделала следующий вывод — ей нравилось проводить время за чтением, но, в отличие от Готье, в руках которого, как ей казалось, вечно была какая-то книга, делала она это не часто, и сильно к этому не стремилась. Ей хватало иных развлечений — смотреть мультики, играть с игрушками, тренироваться. Ещë она любила рисовать, и так она придумывала новые красивые узоры, которые можно было бы нарисовать на ногтях Скэриэла, или новые сочетания лаков для волос Готье. За книги она скорее бралась, когда уставала от всего остального. В такие моменты она любила запрыгнуть в кровать и погрузиться в приключения героев. Редко, но даже бывало, что книга еë очень сильно увлекала. После того, как Сильвия или миссис Нар укладывали еë спать, девочка могла, спрятавшись под одеялом, с фонариком, найденным когда-то в комнате брата, продолжить чтение сказки или рассказа. Правда на утро глаза очень слипались, а головушка болела, поэтому Габриэлла сама для себя решила делать это очень и очень редко. К тому же, книги она читала очень медленно. Иногда ей приходилось перечитывать слова в тексте, чтобы понять их смысл. Поэтому она порой просила Сильвию или Нар почитать ей книгу вслух. Готье на еë просьбы часто отказывал, да и читал совсем не интересно, словно книга для него была сущим наказанием. За это девочка на него дулась. Гедеон же часто был слишком занят — в этом он напоминал малышке папу. Да и, как и Готье, старший брат не особо пытался вжиться в роль героев сказки. Но вот Скэриэл ей на просьбы никогда не отказывал, и более того, она очень и очень любила, как он читает. Ей казалось, он был в этом настоящим мастером — всегда читал увлечëнно и интересно, подстраивался под характер и эмоции персонажей. Скэриэл очень здорово менял голос, делая его более пугающим, тихим или спокойным в зависимости от происходящего в книге. Иногда даже они с полукровкой читали по ролям, и Скэриэл помогал ей с произношением некоторых слов. А когда они уговаривали Готье почитать с ними втроëм, брат, кажется, даже начинал стараться, и рассказ получался самым интересным на свете. Вообще все люди, которые любят книги, непременно ходят в библиотеку. По крайней мере, так Габриэлла рассудила из-за Готье — тот часто на семейных ужинах оправдывал свою задержку в лицее тем, что он был именно в библиотеке. В один из вечеров Габи пришла в комнату вечно занятого брата и смогла наконец уговорить его на небольшую покраску. Тот сказал, что согласен «лишь потому, что ему всё равно осталось только повторить доклад». Она не знала, что такое доклад, но по листочкам в руках Готье поняла, что это что-то умное и сложное. Пока девочка, удобно устроившаяся на кровати, орудовала блёстками, а брат, сидящий на ковре, читал заумный текст, она смогла задать столь интересующий её вопрос: — Готье, скажи, а ты почему в библиотеку ходишь? Брат без предупреждения поднял голову, от чего девочка немного промахнулась и не туда поместила блёстки. Она хмыкнула и поспешила исправить ситуацию, но не стала ругать его, потому что хотела узнать ответ на свой вопрос. — Чтобы читать книги, конечно же. — Но ведь у тебя итак много-много книг, зачем тебе какие-то другие? — девочка в очередной раз оглядела полочки с книгами в комнате брата, но быстро вернулась к причёске Готье, с задумчивым лицом ведя сложные расчёты в голове о траектории падения и стабильности блёсток и звёздочек на локонах — она уже нанесла на некоторые из них лак, но вот блестящки всё никак не хотели держаться на волосах брата. — В библиотеке есть книги, которых нет у меня, или другие издания книг. — Что такое «издание книг»? — удивлённо спросила малышка, на что брат вздохнул. Её частые вопросы он не очень любил, но старался отвечать как мог. — Одну книгу могут выпустить разные издательства. Издательство — это если что организация, которая занимается печатью и продажей книг различных авторов. Соответственно одна книга может быть оформлена по-разному в зависимости от издательства. Различные версии одной и той же книги и называются её изданиями. Малышка нахмурилась от задумчивости. Ей казалось, что Готье объясняет вечно всё слишком сложно. Вот Скэриэл когда объяснял, говорил намного понятнее. — У тебя есть два…издания одной книги? Можешь показать? Я не поняла. — Ммм… Сейчас. — в этот раз девочка была готова и успела убрать баночку с блёстками прежде чем брат поднялся с ковра и подошёл к книжным полкам. Малышка с улыбкой отметила, что голубо-фиолетовые локоны брата, над которыми она так старалась, очень красиво блестят в свете люстры. Готье некоторое время задумчиво осматривал книги, пока в конце-концов не вытащил с одной из полок зелёную книжку и не протянул её сестре. Малышка осмотрела обложку — на ней не было никаких рисунков, а золотыми буквами вырисовывалось название «Мэри Поппинс». — Ой! Это же та, что ты мне подарил. Только у тебя «Мэри Поппинс» совсем другая…-малышка взяла в руки книгу и полистала её в надежде увидеть что-то интересное внутри, но только хмыкнула. — В твоей даже картинок нет. Мне нравятся на твоей буковки, но моя намного лучше! Брат вздохнул и забрал у девочки книгу, решив вернуть её на место. — Не знаю, меня моя вполне устраивает. Мне её вообще одноклассница в своё время подарила, в классе четвёртом, что-ли. Очень красивое издание, между прочим, и мне нравится, как оформили текст. — Кроме буковок — ничего красивого. Хотя Сильвия сказала, что тебе важно содержание книг, а не обложка, так что ладно. У нас с тобой слишком различные…представления о красоте! — Это тебе тоже Сильвия сказала? — брат усмехнулся и присел обратно на ковёр. — Нет, это мне сказал Скэриэл, когда я ему рассказала о том, как ты опять смыл лак с ногтей почти сразу же после того, как я закончила маникюр! А я над теми цветочками очень и очень старалась! — девочка надулась, и, как только волосы брата оказались в зоне её досягаемости, взяла да дёрнула их. — Ай! Эй, ты мне все волосы выдернешь! И я же уже извинился! — Готье потёр макушку, после чего, обнаружив, что его ладонь теперь вся в блёстках и не до конца засохшем лаке, тяжело вздохнул. — И вообще, ты — ябеда. — Я не ябеда, я говорю как есть! — малышка показала брату язык, но сидя на ковре он всё равно не мог увидеть лица сестры. Если она порой и жаловалась папе или Сильвии на братьев, так это либо потому, что они делали что-то плохое, либо потому, что не сдерживали свои обещания, что её очень злило. И уж тем более девочка не видела ничего плохого пожаловать на Готье Скэриэлу — он то точно знал, каким брат порой бывает противным. На слова сестры Готье не стал что-либо отвечать, словно не желая больше с Габриэллой спорить. Кажется, вставать с насиженного места ему совсем не хотелось, да и сестра не закончила наводить на его голове красоту, так что не запачканной лаком и блёстками ладонью он взялся за оставленные на полу листочки и вновь погрузился в доклад. Девочка больше не дёргала брата за волосы, и, подождав, когда лак высохнет, стала осторожно их укладывать расчёской. Лишь спустя какое-то время малышка вспомнила, для чего начала весь этот разговор. — Готье? — Ну что ещё? — брат вновь приподнял голову с текста. — Получается, так как ты любишь книги, тебе нравится ходить в библиотеку? — задумчиво спросила девочка, перебирая голубо-фиолетовые локоны. Готье дал ответ не сразу, видно, не совсем поняв вопроса. В конечном итоге он решил ответить как есть. — Думаю, что да. — сказал он, пожав плечами. Девочка широко заулыбалась, радуясь словам брата и возникшей в голове мысли. Она наконец придумала, как получить ответ на столь волновавший её вопрос!***
В школе после второго урока всегда был большой перерыв. Как Габи знала, он был сделан для того, чтобы все смогли хорошенько отдохнуть и сходить плотно покушать, ведь это не успевалось сделать во время обычных перерывов. Вот и сейчас девочка быстренько поглощала свой перекус — это был вкуснейший фруктовый салат с бананом, яблоками и мандаринками, в который малышка также добавляла любимый клубничный йогурт. Он всегда шёл в комплекте с данным блюдом каждый раз, когда оно обнаруживалось в коробочке Габриэллы. Ланч-бокс, так однажды назвал его Гедеон, ей по утрам собирала и передавала перед выездом в школу либо Фанни, либо Кэтрин. Вообще многие ученики в школе ходили, если хотели поесть, в столовую — там тоже очень вкусно кормили, но малышка больше любила еду, приготовленную именно домработницами. Когда она, готовясь к началу своего первого учебного года, с грустью сообщила, что хотела бы и в школе тоже иметь возможность кушать еду, приготовленную кухарками, ведь готовили они всегда очень и очень вкусно, Кэтрин предложила ей собирать с собой в школу такую вот коробочку, а Фанни с ней радостно согласилась. Малышка сказала, что они самые лучшие, и это была настоящая правда! С тех пор каждый учебный день девочка очень ждала завершения второго урока, чтобы поскорее открыть заветный «ларчик» и узнать, что же в этот раз положили ей поесть. Каждый раз это были любимые блюда малышки: иногда домашняя выпечка, столь обожаемая девочкой, иногда сэндвичи с различным наполнением — с джемом и арахисовой пастой, или порой с чем-то мясным и овощным, а ещё иногда фруктовые салаты. Бывало даже, домработницы удивляли её картофельными оладьями, пастой с овощами, а ещё мясными запеканками. Последние, однако, Габриэлла любила меньше всего, потому что, несмотря на то, что они были ужасно вкусными, именно поедая их после второго урока, у неё появлялось неприятное чувство в животике. Об этом она однажды сказала Сильвии, по привычке отдавая ей после учебного дня уже пустой ланч-бокс, который домоправительница потом относила на кухню. На следующий день Фанни, отдававшая малышке заветную коробочку, выглядела очень грустной, и девочка совсем не могла понять, почему. А потом, уже в школе, внутри ланч-бокса она обнаружила записку, которая гласила следующее: «Госпожа Габриэлла, Сильвия передала мне ваши слова. Мне очень и очень жаль, что из-за меня вы плохо себя чувствовали, это я вчера решила вам в школу приготовить запеканку. Простите меня за беспокойство и за то, что не смогла сказать вам это лично. — С уважением, ваша домработница Фанни.». Девочка тогда была очень удивлена записке, и поспешила схватить ручку, чтобы на обратной стороне бумажки старательно написать «Фанни, всё в порядке! Запеканка была очень вкусная! Не знаю, почему животику было не очень хорошо.», а потом, съев кусочек пирога с вишней, приготовленный домработницей в качестве перекуса того дня, добавила «Пирог тоже очень и очень вкусный. Спасибо тебе!». Записку она поместила обратно в коробку в надежде, что на следующий день, когда домработница вновь будет готовить ей еду в школу, её откроет и увидит. Так и произошло. После этого случая малышка каждый раз начала обнаруживать в своём ланч-боксе записки, не только от Фанни, но и от Кэтрин. Сначала они были короткие — в них домработницы желали ей, каждая в своей манере, хорошего дня, а ещё много извинялись и писали, что малышке не стоит отвечать, если она не хочет. Но девочка всегда отвечала. Более того, она очень старалась писать Кэтрин и Фанни что-то хорошее в ответ, но чаще всего это была просто благодарность за вкусную еду, потому что ничего иного она придумать не могла. Затем записки начали становится чуть больше — полукровки, помимо удачного дня, стали желать Габи определённых успехов в учёбе, например хорошо написать тест по английскому или успешно сдать норматив по физической культуре, что были в тот день позже. Малышка всегда удивлялась, откуда же они знают, что ей лучше всего пожелать, но от их слов на душе становилось теплее и она чувствовала себя увереннее. Также в записках встречались порой вопросы о том, хотела бы она, чтобы ей приготовили на следующий день что-то определённое в школу, или даже могли спросить про то, какой она хотела бы следующий суп на обед или блюдо на ужин. Габриэлла часто отвечала, что хочет оставить всё сюрпризом — ей очень нравилось чувство некой радости, когда она открывала коробочку, не зная, что же там будет, или садилась за обеденный стол, не зная, что им подадут на обед или ужин. Она даже просила Сильвию или миссис Нар, свою гувернантку, не рассказывать ей, если те знали, что у них сегодня в «меню». Но иногда малышка всё же хотела съесть что-то определённое, о чём обязательно сообщала в ответной записке. Вот так между домработницами и Габи появилась своя собственная маленькая тайна. Покончив с салатом и собрав со дна коробки вилкой последние остатки клубничного йогурта, девочка радостно потянулась за запиской, спрятавшейся на боковой стороне ланч-бокса. Раньше она всегда открывала послания, оставленные домработницами, а уже потом приступала к еде, но с недавнего времени малышка решила поменять порядок действий. От этого, правда, Габриэлла порой замечала, что хотела расправится с перекусом как можно быстрее, однако сегодня ей, по крайней мере, на самом деле было куда спешить. Раскрыв бумажку, по почерку она сразу догадалась, кто в этот раз оставил послание и готовил ей сегодняшний перекус. «Хорошего вам дня, госпожа Габриэлла! Я слышала, что вы сегодня будете сдавать стихотворение по английскому. Мы с Фанни желаем вам удачи! Вы обязательно справитесь. Понравился ли вам салат? В этот раз я положила мандарины вместо киви, ведь в прошлый раз вы написали, что киви вам не очень понравилось. Сегодня по просьбе вашего старшего брата на ужин будет подан запечённый гусь, но может быть вы хотели бы что-то определённое на завтрашний ужин? Не появилось ли у вас пожелание по поводу того, что вы хотели бы съесть завтра в школе? — С уважением, Кэтрин.». Девочка улыбнулась, вспоминая в голове стихотворение про осень, который им задавали выучить по английскому на сегодня. «Leaves are floating softly down; Some are red and some are brown.». Ей нужно было до урока повторить последнее четверостишье, но благо у неё ещё была одна перемена впереди. Взяв из пенала ручку, малышка стала старательно вырисовывать ответ на обратной стороне записки. «Спасибо за пожелание, Кэтрин! Передай спасибо и Фанни! Ещё спасибо за салат, было очень вкусно. Мандаринки были намного вкуснее, чем киви.» — малышка задумалась, и, понимания, что у неё никак не получается найти в голове название блюда, что она так хотела поесть, решила написать, как могла. — «А можно на ужин завтра будет мясо с сыром? Мы давно его не кушали. Завтра в школе я хотела бы покушать что-то по твоему выбору или по выбору Фанни. Но я хочу, чтобы это была выпечка!» Девочка вновь призадумалась. Обычно в конце она старалась оставлять какое-то хорошее сообщение для той, кто написал ей записку. Но так как Габриэлла мало знала, что можно написать такого хорошего кроме того, что домработницы очень вкусно готовят, это порой вызывало у девочки трудности и она иногда немного огорчённо заканчивала записку лишь на этом. Сегодня коробочку передавала ей Лора, так что задача становилась лишь сложнее. Ещё чуть погодя, девочка всё же кое-что вспомнила и вновь радостно схватилась за ручку, добавляя: «Недавно я видела, что ты завязала волосы в косу, хотя обычно они у тебя в хвостике. Мне очень понравилась твоя причёска. — С любовью, Габриэлла.». Довольная собой, малышка сложила записку и спрятала в заветное место. Мысль, что Кэтрин прочтёт эти слова и обрадуется, её почему-то делала счастливой. Она закрыла крышку и осмотрела ланч-бокс. Когда малышка после предложения Кэтрин сразу же поспешила потащить Нар в магазин, чтобы выбрать эту коробочку, она и не думала, что та в конце-концов станет тайником для обмена сообщениями. Ей нравилось думать, что они с домработницами были почти как шпионы. Повертев коробку жёлтого цвета в руках, девочка поспешила убрать её в свой школьный рюкзачок. Она купила его в тот же день, что и ланч-бокс, увлечённая вдруг подготовкой к учебному году. В тот раз они должны были выбрать только коробочку для еды, а вот купить школьные вещи много позже — было лишь начало августа — однако стоило девочке увидеть рекламную вывеску с вещами для школы, как она упросила миссис Нар пробежаться по магазинам и всё купить уже сейчас. А ведь ранее мысли о школе вызывали в девочке лишь печаль — на примере братьев она видела, что учиться очень непросто. Гувернантка, радуясь вдруг открывшемуся в Габриэлле желанию пойти в школу, позвонила мистеру Хитклифу, и, когда получила от него разрешение, поспешила сообщить об этом малышке. Габи тут же побежала выбирать себе новые блузки, ручки, тетрадки и много чего ещё. В тот день из последнего магазина Нар выходила, держа в руках много-много пакетов. После долгих походов, от которых сама девочка и её гувернантка сильно устали, они зашли перекусить в кафе и поели блинчиков, а ещё пили какао. Это был очень тёплый день. Рюкзак, который малышка тогда так долго выбирала, ей очень нравился — он имел большое количество кармашков, вмещал в себя все учебники и тетрадки девочки, а также ланч-бокс, оставляя даже место для других вещей. Ещё сам по себе рюкзак был очень и очень красивым, в голубеньких узорах с изображением звёздочек и летящего единорожка. А самое главное, он был её любимого, персикового цвета. Хотя раньше девочка думала, что это цвет розовый, пока ей не открыла глаза Марин.***
Марин… Если описывать Марин, то в первую очередь нужно сказать, что та была одноклассницей Габриэллы и самой-самой красивой девочкой в классе. Этот факт знали все в школе, ведь в свой первый учебный день — это было начало второго года обучения — новенькая девочка в классе поразила всех учеников, придя в волшебном, поблёскивающим камушками голубом сарафане с чудесными узорами, а в пшеничных волосах её, длинных и вьющихся, было невиданное количество заколок-звёздочек, переливающихся всеми цветами радуги. Габи просто не могла отвести от неё взгляд. Классная руководительница даже не успела представить классу Марин, перешедшую к ним из другой школы, как все девочки, завидя её, повыскакивали из-за парт и тут же окружили чистокровную, обдаривая комплиментами, и маленькая Хитклиф не была исключением — ей очень и очень сильно хотелось поближе рассмотреть причёску своей новой одноклассницы. От этих звёздочек Габриэлла была просто в восторге. Учительница тогда даже отменила математику, назвав первый урок «уроком знакомства». Хотя Габи была удивлена понять, что многие одноклассники почему-то итак знали новенькую — кажется, не лично, но имя её знали точно. С лица Марин не сходила лёгкая улыбка, когда она слушала все комплименты и отвечала на вопросы девочек, но она словно не была ими впечатлена, как будто для неё комплименты были не более чем чем-то само собой разумеющимся. До тех пор, пока… — Марин, ты самая настоящая принцесса! — крикнула одна из одноклассниц Габи. — Марин не принцесса! — сказала тогда Габриэлла. Гул голосов затих и все девочки поражённо уставились на неё. Малышка Хитклиф не обратила на это внимание — она тепло улыбнулась, переводя взгляд с поразительной причёски чистокровной на её синие («Они не синие, Габриэлла, а сапфировые!») глаза, в которых в тот момент было вселенское удивление. — Она фея! Это непременно было правдой — чистокровная являлась прекрасной феей, той самой, которую Габриэлла видела в одной из своих книжек. Все девочки тут же вновь перевели взгляд на Марин. От осознания пару секунд погодя они почти в унисон ахнули и закричали «Точно!», «А правда же!», «Фея! Настоящая фея!». Вновь поднялся гул голосов, но Габриэлла же не обратила на него внимание — она поражённо уставилась в сапфиры напротив, в которых после слов девочки вдруг появился…безграничный восторг. Глаза новенькой сияли как самые настоящие драгоценные камни. А на лице её заиграла широкая и яркая улыбка — так всегда улыбался Скэриэл, когда рассматривал ногти после маникюра, сделанного Габи. Марин неожиданно взяла ручки девочки в свои ладошки и крепко, но не больно их сжала. — Правда?! Я правда фея?! — новая одноклассница была столь рада обычным словам Габриэллы, что малышка не могла сдержать удивления. — Ура! Я очень хотела быть похожей на фею! Даже папу попросила мне нарисовать этот сарафан, и чтобы непременно были звёздочки, как у моей любимой феи! А у тебя тоже очень красивый сарафан, мне нравится персиковый цвет! Тебя как зовут? Так необычно и началась дружба Габриэллы и Марин. Самая красивая девочка в классе первые недели просто не отходила от маленькой Хитклиф, чему Габи была совсем не против, даже очень рада, ведь Марин была хорошая, активная и весёлая, знала много интересного. Оказалось, что её родители — очень известные люди. Мама Марин была актрисой, а папа — модельером. Именно он сделал «дизайн» для её платья. Более того, сама чистокровная тоже была знаменитостью — Габриэлла пришла в восторг, когда однажды её новая подруга принесла журналы, обычно читаемые взрослыми. На их обложках была сама Марин в разных чудесных платьях, и казалась на них ещё более красивой, чем в реальной жизни. — Смотри-смотри, это вот я летом снималась. Видишь это платье? Фасон называется «баллон». Красивое, правда? Мне оно очень понравилось! Я даже попросила одно у папы! — Баллон? — удивлённо переспросила Габриэлла, рассматривая обложку одного из журналов, на котором её подруга была запечатлена в действительно очень красивом платье зелёного цвета с большой юбкой. — А что такое «фасон»? — Ой, а ты что, не знаешь? Это…ну… — Марин задумалась, не зная, как бы лучше объяснить это слово. — В общем, это форма платья! И платья отличаются по формам, то есть по фасону! Ой, Габриэлла, смотри, тебе должно понравится. Это платье-пачка! Габи восторженно ахнула, увидев изображение Марин в платье с пышной юбкой жёлтого цвета. Оно было так похоже на костюмы, которые балерины надевали на выступления, что малышка с первого взгляда просто влюбилась в этот ф…фа-со-н! Марин, получив ожидаемую реакцию, лишь ярче заулыбалась, хотя, казалось, она не могла выглядеть уже ещё более радостной, чем в тот момент. — Это всё мой папа нарисовал! А потом по его рисункам, ну, то есть, по его дизайнам, сшили эти платья! Он создаёт одежду, которая дорого стоит и которую носят разные знаменитые люди, и их дети тоже! Оказалось, что Марин, помимо того, что снимается в красивейших платьях для журналов, ещё и выступает на модных показах, представляя большому количеству людей одежду, созданную её папой. Это воистину поражало Габриэллу, своей подругой она просто восхищалась. Но больше всего восхищало Габи в Марин другое. Чистокровная могла, кажется, бесконечно увлечённо говорить о моде и о работе своего папы. В этот момент её глаза всегда сияли как те самые сапфиры, с которыми сама подруга любила их сравнивать. Она столько всего знала — множество фасонов одежды, названия причёсок, а ещё различия между цветами. Именно благодаря ей Габриэлла узнала о существовании пурпурного, янтарного, алого, а ещё её ныне любимого, персикового цвета. Более того, Марин была не только ужасно умная, но и талантливая — она очень красиво рисовала. Но если Габи любила рисовать персонажей из мультиков и книг, а также изображать на листах своих близких, то её подруга рисовала людей в различных одеждах. Марин говорила, что хотела бы в будущем, как и папа, стать модельером. Габи очень нравились рисунки подруги, хоть ей порой и было сложно представить, как изображённая на них одежда выглядела бы в реальной жизни. А ещё ей было очень обидно за Марин — свои знания она не могла применить в школе. Да и учёба подругу не особо интересовала — Габриэлла видела, как на уроках она вечно бралась за блокнот, начиная что-то рисовать на его страницах вместо того, чтобы слушать учителя. Единственные предметы, которые интересовали Марин, были изобразительное искусство, на котором она получала наивысшие оценки, и почему-то английский. По этой причине Габи старалась как можно лучше понять тему, чтобы если что, помочь с ней подруге. Та ведь не была виновата в том, что в школе не рассказывали о моде, причёсках и фасонах одежды, которые ей так нравились. Да и Габриэлла её понять могла — она вот, например, не очень любила заниматься той же математикой. А видя, как старается порой ради неё подруга, Марин и сама иногда всё-таки откладывала блокнот и начинала слушать преподавателя в попытках понять тему. Весь второй класс девочки дружили лишь вдвоём. У них обеих завязались хорошие отношения с одноклассниками — Габи ведь, как и Марин, по сути была новенькой в классе, поскольку первый учебный год она пропустила. И если с мальчиками, несмотря на их доброту и приветливость, малышке всё же дружить прям дружить не очень хотелось, ведь ранее она никогда почти не водила с мальчишками дружбы (хоть Вэриан, её друг и одноклассник, и старался поначалу её с ребятами подружить), то вот с девочками она старалась подружится также, как с Марин — чтобы и на обеды вместе ходить, и в гости, и гулять. Но почему-то не получалось. Порой они словно её избегали, говоря, что заняты. Да и Марин её вечно куда-то от них утаскивала. И если неудачные попытки более хорошо подружится с другими одноклассницами Габриэллу просто удивляли, то вот то, что подруга дружила только с ней, её поражало напрочь. Ведь все Марин просто обожали! Каждый день говорили комплименты её новым причёскам и сарафанам. Кто-то из девочек хвалил её новые снимки в журналах. Мальчики часто дарили ей конфеты и другие вкусняшки, которыми Марин также делилась с Габи. А ещё ей нередко предлагали помочь с учёбой или даже дать списать, от чего Марин по неизвестной для маленькой Хитклиф причине чаще всего отказывалась. Но при этом, как и Габриэллу, её не приглашали в гости, не звали вместе пойти пообедать, не предлагали куда-нибудь сходить. Габи этого всего совсем не понимала, но ей было так обидно за подругу, что она предприняла множество попыток во что бы то ни стало найти правду. Но на задаваемые одноклассникам вопросы она получала похожие, столь непонятные ей ответы. «Ой, а разве я могу…? Мы с ней…не особо общаемся» (Так общайтесь!), «В гости? Я? Саму Марин?!» (Да что такого-то?), «О чём ты, Габриэлла, она же наверняка даже не знает моего имени…» (Знает! Наверное…), «Куда там я и сама Марин!» (С-сама Марин?). От бесконечных размышлений по этому поводу у девочки начинала болеть голова, так что в конце-концов она сдалась и приняла эту странную ситуацию как должное. К тому же, в конце-концов у Марин и Габи появилась ещё одна подруга.***
Спустя несколько недель после начала этого, третьего учебного года, в один из школьных дней их классная руководительница объявила, что к ним в класс переводится новенькая. Все были удивлены этому — почему новенькая, и вдруг сейчас? Ведь та же Марин пришла к ним в класс в самый первый день второго учебного года. Ребята размышляли об этом вопросе не долго и начали больше строить догадки о том, какой же будет их новая одноклассница. Габриэлла же не фантазировала по поводу образа новенькой (ну ладно, возможно лишь немного), однако очень хотела с ней поскорее познакомится. И вот в начале следующей недели после объявления данной новости, на первом уроке, как прозвенел звонок, в кабинет вошла их преподавательница, а вместе с ней — девочка с длинными, светло-русыми вьющимися волосами, завязанными в хвост лентой белого цвета. Её походка, осанка и словно бы гордо поднятая голова напомнили Габи образ Мэри Поппинс. Но только стоило незнакомке остановится и развернуться к классу, как глаза Габриэллы стали столь же широкими, как блюдца. В тот момент от удивления она чуть не упала со стула. Это была Люция! Люция Монжи, как её представила классная руководительница, или просто Люция, как её запомнила Габи, была её давней подругой. По крайней мере, таковыми они были, когда в последний раз виделись. Это было два года назад. Люция вместе с Габриэллой ходила на занятия в балетную школу, и там они впервые и встретились. Более того, оказалось, что её папа, который являлся владельцем сети ресторанов, знаком с мамой Габриэллы — они были бывшими одноклассниками. Малышка Хитклиф не была уверена, что хорошо помнит, как так получилось, что они подружились с девочкой — кажется, та всегда была очень отстранённой, только и делала, что думала о балете, и особо ни с кем в группе не общалась. После тренировки Люция спешила переодеться и уехать, на самом же занятии она вела себя холодно, отвечала коротко, и на диалог шла разве только с мадам Ли. За это все остальные девочки в их балетной группе её сильно невзлюбили и всячески над ней издевались, особенно Кристин. Однако Люция сначала не обращала на насмешки внимания, а потом и вовсе дала отпор — она оказалась очень острой на язык и нашла, что сказать всем обидчикам. Габриэлла была от неё в шоке…и в восторге. На Люцию она равнялась. Та была лучшей в группе, и смотря на неё Габи знала, к чему она должна стремится. Если большинство девочек от успехов чистокровной закатывали глаза и фыркали, то Габриэлла смотрела на неё очень внимательно, а потом спешила обратиться к мадам Ли с вопросами о том, как ей лучше поправить ногу в прыжке так, чтобы вышло как у Люции. Преподавательница всегда ставила чистокровную в пример всей группе, и потому с радостью отвечала на вопросы Габи, также прося одарённую ученицу ещё раз показать остальным, как правильнее выполнять упражнение. А однажды вообще сказала Габриэлле: «Подойди к Люции и сама попроси её тебе показать». Габи удивлённо уставилась сначала на женщину, на лице которой играла хитрая улыбка, а затем на занимающуюся в стороне девочку. Она испытывала тогда непонятные ей чувства, напоминающие страх или волнение. Чистокровная была для неё идеалом, и девочке казалось, пока она не достигнет тех же высот, что и Люция, она не может с ней заговорить, тем более о том, как ей лучше выполнять упражнения. Такую же неловкость она испытывала и в отношении Леона, которого увидела сначала на сцене, а потом встретилась со своим идеалом на одном из званых вечеров, устраиваемых родителями — она тогда, очень смущённая, спряталась за ногой Готье и осторожно выглядывала, чтобы посмотреть на принца-чистокровного. Как же хорошо, что Леон в тот вечер решил заговорить с ней первым. Приободряющая улыбка мадам Ли тогда поддержала Габи, и она, взяв волю в кулак, действительно подошла и неловко попросила Люцию ей помочь с упражнением. Удивлённый взгляд светло-фиолетовых глаз чуть не заставил Габриэллу провалиться сквозь землю от осознания, что всё же ей не стоило обращаться к девочке, и она уже было поспешила извинится и отойти, но чистокровная вдруг…согласилась. И сначала малышка очень сильно сражалась с горящим личиком и быстро стучащим сердцем, пытаясь не ошибиться и повторять всё так, как показывала ей Люция, но в конце-концов, когда та приободряла её и говорила, что Габриэлла молодец, даже когда девочка ошибалась, Габи наконец почувствовала…облегчение. Малышка Хитклиф больше не испытывала с Люцией стеснения, постепенно всё чаще обращаясь к ней за помощью. Люция, несмотря на свою холодность и отстранённость, на деле оказалась очень и очень доброй. Она всегда поддерживала её, давала много советов, а со временем их разговоры переросли в беседы не только о балете — оказалось, что девочка, несмотря на свой вечно грациозный и возвышенный вид, любит самые обычные вещи: Леди Баг, сладости, игрушки. Они могли увлечённо обсуждать мультики, и светло-фиолетовые глаза Люции тогда сияли также, как когда она говорила о балете. Габи тогда впервые поняла, что люди, оказывается, могут быть совсем не такими, какими они кажутся по их поведению. Девочки со временем стали очень близки, часто ходили друг к другу в гости, да и, когда выяснилось, что их родители знакомы, ещё чаще начали встречаться на тех самых званых вечерах, а ещё вместе ходили на постановки в театр. Чаще всего на них их сопровождала мама Габи, которой Люция очень нравилась. В один из таких вот походов маленькая Хитклиф увлечённо рассказывала подруге о Леоне, выступающем в тот вечер на сцене, а когда подруга увидела звезду балета вживую, на одном из званых ужинов, то оторопела также, как когда-то сама Габриэлла. Со временем, девочки уже вдвоём радостно бегали вокруг чистокровного. Габи была счастлива найти подругу, которая разделяла бы её любовь к балету, мультикам и Леону. Всё было просто чудесно, но потом…в один из дней Люция вдруг рассказала, что она с папой переезжает во Францию. Для Габи это было шоком. Ей тогда было тяжело с этим справится, она долго злилась и обижалась на Люцию, считая, что та её бросает, ведь если бы девочка хотела, то непременно бы осталась, и папу, который её очень любит, уговорила бы не переезжать. В своей злости Габриэлла просто отказывалась видеть, как на деле больно подруге. В день, когда мама притащила Габи в аэропорт, чтобы попрощаться с Люцией, маленькая Хитклиф не желала с ней даже разговаривать, и всячески отводила взгляд. Две подруги молчали до самого времени вылета. А когда пришла пора расставаться, малышки в конце-концов подняли друг на друга взгляд. Светло-фиолетовые глаза напротив были очень печальны, и только в этот самый момент, смотря на них, Габи вдруг поняла — всё это время не она одна испытывала эти болезненные, непонятные чувства в груди при мыслях о переезде подруги. Габриэлла была слишком маленькой, чтобы осознать, да и сейчас, чуть повзрослев, вряд ли всё ещё была способна понять — злость её всё это время, когда она ругалась и обижалась на Люцию, была не более чем отзвуками поселившейся и запертой в душе грусти. И Габи, сдерживая её столько времени, в тот момент, в последний момент, не выдержала и горько-горько заплакала, подбежав и обнимая подругу. Она очень-очень много перед ней извинялась за своё поведение в последние дни, и говорила Люции, что будет очень и очень сильно по ней скучать. Малышка почувствовала тепло рук и влагу чужих слёз на спине, а затем услышала слова: — Я тоже очень и очень сильно буду скучать по тебе, Габриэлла. После того, как Люция переехала, они ещё поддерживали связь через родителей — часто созванивались, рассказывая, как у них дела. Так Габи жаловалась на Кристин, которая начала после ухода из кружка Люции всячески поддевать девочку, на что подруга давала ей советы, как лучше ответить обидчице. А ещё всегда повторяла «Даже не думай обращать внимание на её слова. Кристин — глупая. А ты просто умница!». И подбадривания подруги всегда вызывали на сердце девочки бесконечное тепло. А потом мама Габриэллы заболела и умерла. Весь мир малышки, так любившей Грэйс, перевернулся и стал тогда очень мрачным. Она не понимала и не пыталась понять своих чувств. Не хотелось играть. Не хотелось кушать. Не хотелось ходить на занятия по балету. Не хотелось ходить в школу. Не хотелось ни с кем общаться, даже порой с братьями и папой, с лиц которых не спадала тогда печаль. Хотелось постоянно плакать, стоило только вспомнить о маме и о том, что её больше с ними нет. Габриэлла тогда многое забросила — некогда приносившие радость игрушки и мультики, учёбу, одноклассников. Даже свою мечту стать примой-балериной. И подругу она тоже…забросила. И вот сейчас эти светло-фиолетовые глаза, которые Габи в последний раз видела в аэропорту, через весь класс уставились на малышку так же поражённо, как та сама на Люцию. В голове Габриэллы, казалось, была тысяча мыслей, и все они в панике сводились к одному вопросу. Вопросу, к которому она возвращалась с тех пор, как осознала, что очень неправильно и плохо поступила. Вопросу, который вызывал страх и мешал малышке набрать знакомый номер подруги, чтобы просто сказать правильные слова. «Она…теперь ненавидит меня?».***
Как и слово «любовь», малышка увидела однажды «ненависть» в одной из книжек. И она была ей неизвестна. Если «любовь» казалась чем-то тёплым, подбадривающим, добрым, то «ненависть» словно была её полной противоположностью. В той книжке, что она читала, герой сказал, будучи очень и очень злым, своему спутнику о том, что испытывает к нему ненависть. Персонаж этот сделал в прошлой главе рассказа кое-что очень и очень не хорошее, что девочке и самой совсем не понравилось. Она могла понять злость героя, но слова его ей были неизвестны. Однако они очень и очень сильно расстроили совершившего плохой поступок персонажа. Малышка тогда за этих двух очень сильно переживала, она и сама уже этого спутника несчастного успела простить, а герой всё не хотел и не хотел. И Габи была очень рада, когда в конце книжки тот попросил прощения за свои слова у спутника. После этого двое друзей помирились и жили счастливо. Конец истории она как раз тогда читала вместе со Скэриэлом, который заглянул к ней в гости. Ей хотелось и рассказ дочитать, и с полукровкой время провести, а то он мог уйти обратно к Готье, так что она потянула его читать последнюю главу неизвестного брюнету рассказа по ролям. Девочка уже тогда не понаслышке знала, что полукровка, как не странно, был довольно умным, так что, когда парень закрыл книжку, она задала ему интересующий её вопрос. — Скэриэл, скажи, а что такое ненависть? — в голосе её звучала задумчивость и любопытство. Полукровка тогда вопросу малышки изрядно так удивился. — Чего это вдруг такие вопросы, Биби? — поражённо спросил Скэриэл. Малышка вспомнила, что конечно, она ведь попросила его почитать с ней только последнюю главу, потому что Скэриэл читал очень и очень здорово, но на деле полукровка даже не знал, за что главный герой извиняется в конце перед своим другом. Он ведь только говорит «Прости за те слова.». Осознав свою оплошность, малышка тогда поспешила пересказать быстренько Скэриэлу, что до этого происходило в книге. — И вот он тогда на поляне сказал ему «Я испытываю к тебе ужасную ненависть, не хочу тебя видеть!». И тому было очень больно! И вот за это он и извиняется в конце! — тараторила малышка, потому что она хотела поскорее добраться к сути и получить от полукровки ответ на вопрос. — И вот мне интересно, что это вообще такое, и почему ему вдруг от слов таких стало плохо. Это же что-то нехорошее, да? Скэриэл, который на удивление основную суть рассказа, переданного девочкой в виде краткого содержания, понял, задумчиво положил руку на подбородок. — Ненависть…ну, это вправду что-то нехорошее… — задумчиво произнёс он и отвёл взгляд. — Понимаешь…это как злость на кого-то. Но куда хуже злости. — Разве может быть что-то хуже злости? — поразилась малышка. Парень на это лишь вздохнул и вернул взгляд на девочку. — К сожалению…может. — чуть печально сказал он, что, однако, у маленькой Хитклиф любопытство не отбило. — А чем хуже? Чем они отличаются? — не унималась Габриэлла. Скэриэл вновь ненадолго замолчал, потупив взгляд, а потом вдруг спросил. — Биби, что, по твоему мнению, такое злость? Теперь настал черёд малышки удивляться вопросу. Она тихонько хмыкнула и нахмурилась в задумчивости, лишь через пару десяток секунд давая ответ на вопрос Скэриэла. — Злость — это когда ты очень и очень сильно хочешь ругаться на кого-то, кто тебя расстроил. Парень на это кивнул и на вопросительный взгляд девочки продолжил. — А вот теперь представь, что кто-то тебя настолько сильно расстроил, что ты не просто хочешь на него ругаться, а совсем не хочешь с этим человеком видеться. Как вот у тебя в книжке. И общаться тоже с ним не хочешь. Вообще не хочешь больше знать того, кто тебя расстроил. И это ещё не самое худшее. — проговорил Скэриэл такие страшные для девочки слова столь спокойно, что Габи поразилась. Настолько злишься, что даже не хочешь больше кого-то знать? Это же насколько надо плохой поступок совершить, чтобы так кого-то расстроить?! — Да что может быть хуже?! — чуть ли не воскликнула малышка. «Ненависть» теперь стала представляться ей ещё страшнее, ведь совсем кого-то не знать означало забыть, но как можно забыть друга, даже если он сделал что-то очень плохое? Полукровка же негодующей от новой информации девочке лишь слабо, но мягко улыбнулся, и протянул ладонь, осторожно положив её Габи на макушку и слегка поглаживая в тёплом жесте. — Это, я надеюсь, ты никогда не узнаешь. — ласково заговорил Скэриэл, что, вместе с приятной ладонью полукровки на голове, девочку, казалось, немного успокоило. — И в целом…никогда её не испытаешь. А ещё, Биби, пожалуйста, помни…никогда не разбрасывайся словами о ненависти. Иначе ты можешь очень ранить близкого тебе человека.***
Габриэлла тогда весь урок, впервые не слушая преподавателя, ёрзала на месте и всё поглядывала на макушку Люции, которую посадили ближе к доске. Та на неё не оборачивалась, из-за чего девочка волновалась ещё больше. Ведь это означало, что она злится на Габи. Что не хочет её видеть. Что…получается, точно-точно её возненавидела. От всех этих мыслей девочка боялась конца урока всё больше и больше. Малышка не могла понять, что с ней происходит — сердце стучало быстро-быстро, ручки слегка подрагивали, и дышать словно стало тяжелее. Она испытывала такое впервые в жизни, и от этого было лишь страшнее. А потом прозвенел звонок, который заставил малышку оцепенеть. Габриэлла боялась даже встать, уставившись в стол и хаотично перебирая письменные принадлежности, которые она так и не взяла в руки за целое занятие. Краем глаза маленькая Хитклиф видела, как девочки и ещё пару одноклассников повыскакивали из-за своих парт и подбежали к новенькой. А вот ей же очень хотелось наоборот убежать из класса. Лишь бы избежать встречи с Люцией. Лишь бы не услышать страшные её слова. Что-то непонятное сковало её тело, а мысли в голове совсем перемещались. Габи даже не обращала внимание на то, что ей говорит подошедшая к ней по привычке после урока Марин. Хотелось спрятаться, словно Люция была каким-то монстром. Потом она услышала, как голоса одноклассников стихли. Услышала шаги. А подняв голову обнаружила, что Люция стоит прямо…прямо напротив неё. И смотрит так странно. Взгляд этот Габриэлле, давимой странными чувствами, казался в тот момент пугающим. Но на деле было в нём нечто…до ужаса печальное. Не контролируя себя малышка вскочила со стула и оказалась прямо рядом с Люцией. В голове её был кавардак, она не знала, как должна себя вести с бывшей подругой, не понимала, почему же она так боится Люцию. Гонимая мыслями, Габи вся задрожала, а слова пошли сами собой — неуверенные, но быстрые: — Люция, я…мне так, так жаль…прости, прости, прости меня! Я не должна была…я хотела позвонить, правда, правда хотела, но я так боялась, что ты… — дрожь тела усиливалась, и девочка чувствовала, как на глазах собирается влага, но она продолжала — …Что ты…меня теперь ненавидишь, и поэтому я… Но вдруг всё резко прекратилось. Слова ушли сами собой, как и эти странные, рвущиеся из груди болезненные чувства, когда она обнаружила себя в объятьях. Тёплых и таких родных. Люция крепко обнимала её, положив ей голову на плечо, и одной рукой поглаживала по спине. Она тихо заговорила: — Всё в порядке. Всё хорошо. Я всё знаю. И я не стала бы тебя ненавидеть! — голос подруги звучал так успокаивающе, что дрожь тела малышки стала ослабевать, в конце-концов сходя на нет — Мне так жаль, что я не могла быть с тобой рядом. И я так…я так по тебе скучала. Габриэлла сморгнула слёзы и улыбнулась, ощутив растекающееся по телу тёплое чувство. Возможно это было облегчение. Облегчение, что её не ненавидят. Что по ней скучали также, как скучала она. И что она смогла наконец принести извинения, что так давно должны были быть произнесены. Малышка осторожна обняла подругу в ответ и прижалась к ней, чувствуя, что почему-то, хоть всё и стало хорошо, всё равно вот-вот заплачет. И лишь знакомый голос, звучащий столь отрезвляюще возмущённо, помог Габи прийти в себя. — Да что тут…вообще происходит?! Этот голос принадлежал Марин, которая поражённо смотрела на эту картину вместе с другими одноклассниками малышки. — Грустное воссоединение, которое стало радостным. — проговорила, беря себя в руки, своим обычным, столь родным для ушей ледяным тоном Люция, но Габи из объятий отпускать не спешила — А ты ещё кто такая? На столь грустной и радостной ноте началась воистину «весёлая» школьная жизнь Габриэллы.***
Как Габриэлле показалось сначала, Люция совсем не изменилась за те два года, что они не общались. И хоть Габи и любила подругу, увидев, что девочка ведёт себя с новыми одноклассниками отстранённо, как когда-то в балетном кружке, малышка поняла, что некоторой неизменности девочки она всё же не рада. Габриэлла очень не хотела, чтобы у Люции, такой хорошей Люции, были плохие отношения с одноклассниками. И хотя сама девочка утверждала, что не хочет ни с кем общаться и рада дружить только с Габи, малышку Хитклиф такой подход подруги совсем не устраивал. Поняв через пару дней пребывания Люции в новом классе, что та никак не пытается подружится с другими, Габриэлла взяла её за ручку и под недовольное её бурчание пошла знакомить подругу с её новыми одноклассниками. Она сделала всё возможное, чтобы помочь Люции и тому, с кем она её знакомила, найти общую тему для разговора. И хотя порой не получалось — всё приходило к тому, что либо одноклассник неловко прощался и убегал куда-то, либо же сама Люция, поблагодарив его за беседу, прощалась и уходила — некоторых успехов девочке всё-таки добиться удалось. Подруга в конце-концов смогла наладить хорошие отношения с некоторыми одноклассниками, с которыми у неё были либо похожие интересы, либо отношение к учёбе, либо, как выяснилось, их родители были знакомы. Слушая их беседы, Габриэлла обнаружила, что Люция всё-таки немного изменилась за два года — она хоть и осталась той, кто не желал идти на контакт с новыми людьми, но всё же, кажется, стала в общении с незнакомцами менее холодной и…как там Нар говорила…ка-те-го-ричной, кажется? Но помимо этого Габриэлла обнаружила, что у Люции появились новые увлечения. Вообще это было не удивительно — они ведь не общались с Люцией два года, и конечно же Габи не могла знать о новых интересах подруги. В целом у них обеих накопилось новостей. Нужно было много чего обсудить, и одного дня на это не хватило. Оказалось, что отец Люции из-за каких-то проблем с их семейным ресторанным бизнесом во Франции решил вернуться в Октавию. Девочка обещала, что в этот раз точно-точно навсегда, и Габи хотелось ей верить. Ещё оказалось, что отец подруги, которая никогда не знала свою родную маму, женился во второй раз. Но Люции мачеха не нравилась — она поведала, что та странно одевается, что она глупая, а ещё что ей нет совсем дела до падчерицы, но когда отец рядом, она ведёт себя как настоящий ангел. Люцию новая мама жутко злила. — Я с ней когда вдвоём остаюсь, то мы почти не разговариваем. Она вечно проводит время за телефоном, а ещё когда мы общаемся, то грубит мне и приказывает. Словно считает меня прислугой! — Ужас! Ты должна рассказать об этом папе! Нельзя так себя вести! — возмутилась Габриэлла, очень злясь за подругу. Но сама девочка же на это лишь покачала головой. — Меня это злит, но я не могу. Папа с ней всегда очень радостный. Много стал улыбаться. Не хочу его расстраивать. Габи подругу было очень жалко. Маленькая Хитклиф продолжала всё равно настраивать, чтобы та всё рассказала. В её голове не укладывалось, как сама Люция, которая извечно давала отпор глупой Кристин и никогда никому не позволяла себя обижать, сейчас вот даёт с собой так обращаться какой-то злой тётеньке. Но видя, как меняется в лице подруга каждый раз, когда Габриэлла начинает говорить об этом, Габи в конце-концов решила больше не поднимать эту тему. Ей оставалось только надеется, что у Люции непременно всё будет дома хорошо. В разговорах с Люцией девочка узнала, что та всё так же любила мультики, но начала также смотреть ещё и сериалы. Что подруга во Франции научилась кататься на коньках и сейчас она стала часто ходить на каток. Что у Люции появилось новое хобби — плести браслетики из резиночек и бисера (и один такой пообещала сделать Габриэлле, спросив у той, всё ли ещё она любит голубые и розовые цвета). Но, как оказалось, самая поражающая новость была связана с их некогда общим любимым занятием. — Ты больше не занимаешься балетом?! — вскрикнула девочка, от чего люди в парке, где подруги гуляли, обернулись на малышек, а Нар, сопровождающая их, неловко кашлянула в кулак. — Ещё во Франции я попробовала гимнастику и поняла, что она мне нравится гораздо больше. Я даже Поли, помнишь, это моя гувернантка, попросила, чтобы она записала меня на кружок. Завтра первое занятие. — Люция говорила об этом столь спокойно, что Габи возмущалась ещё больше. Однако видя строгий взгляд миссис Нар, так и говорящий «Габриэлла, не шуми, пожалуйста.», кричать больше не стала. А хотелось! — Но ведь — теперь уже наоборот полушёпотом заговорила девочка. — Ты же была самой-самой лучшей в группе! Мадам Ли тебя столько хвалила! Как же так?! Люция же лишь пожала плечами. — Я на кружок пошла просто потому что папа предложил мне пойти именно туда. Я люблю балет, но мне не очень нравилось тренироваться. Не люблю танцевать. Ходила просто потому что не знала, чем ещё можно заниматься. И папу мне очень хотелось обрадовать. А потом попробовала сходить на занятие по гимнастике, нам в балетной школе листовки раздавали. И мне очень понравилось! Я боялась папе признаться, что хочу бросить балет, но он в итоге был не против. Сказал, что лишь бы я была рада! Представляешь? А я так волновалась! — подруга захихикала и расплылась в тёплой улыбке. Люция, как Габи казалось, никогда не умела улыбаться широко и ярко, как это делала Марин или Скэриэл, но улыбки её всё равно малышке очень и очень нравились. Они напоминали ей редкие улыбки на лице братьев. И видя её девочка не могла больше злится на подругу. Габриэлле тоже нужно было много что ей поведать. Она рассказывала о новых увлечениях и игрушках, о том, как посещала театр, о своих успехах в балетном кружке. — Люция, смотри-смотри! — девочка вскочила с кровати, на которой лежали малышки в комнате Габи, и пробежала в середину ковра. — Я научилась делать пируэт! Кружения всё ещё были слегка поломанными, неловкими, но девочка старалась, чтобы вышло как учила мадам Ли. Ей очень хотелось удивить подругу. Габи внимательно следила за тем, чтобы её ножки и ручки находились в правильном положении. — Габриэлла, ты просто умница! — Люция выглядела восторженно, точно так же, как когда они ходили смотреть балет с родителями, или когда она видела Леона. Девочка скучала по этому взгляду подруги. Помимо прочего, Габриэлла рассказала о папе. О Готье и Гедеоне. О Нар, Сильвии, Лоре, Кэтрин, Фанни, о Сомине, её водительнице, и бесчисленном количестве слуг в доме. А ещё Габи очень много хотела говорить о Марин, они ведь были лучшими подругами. Правда когда разговор заходил о ней, Люция сразу же менялась в лице. В целом, если Люция с новыми одноклассниками либо подружилась, либо вовсе не общалась, то вот между ней и Марин было что-то очень не хорошее. И Габи это сильно беспокоило.***
Все домочадцы заметили, что незадолго после прихода в класс маленькой Хитклиф её подруги Люции, дома Габириэлла стала бывать порой в понуром состоянии. Чаще всего в таком настроении она возвращалась именно после школы, хотя, казалось бы, теперь у девочки было целых две прекрасных подруги, о которых она всегда радостно и увлечённо рассказывала всем-всем в доме, стоило лишь спросить. Прибывая в таком настроении, Габи меньше разговаривала, меньше носилась вокруг слуг и братьев, наоборот сразу же направляясь в комнату заниматься с Нар или садиться за уроки, а за обедом и ужином долго копалась в тарелке с едой, о чём-то словно сильно призадумавшись. В такие моменты она вела себя как никогда тихо. Всех бы это очень сильно беспокоило, если бы не факт, что происходило это не часто, да и, к тому же, маленькая госпожа уже наутро возвращалась в своё обычное состояние — солнечное и активное. Не сговариваясь домочадцы решили, что возможно девочка периодически просто слишком уставала от учёбы, и потому не спешили волноваться за Габриэллу и расспрашивать её. В один из таких дней малышка, сразу же после обеда направившаяся заниматься в свою комнату, никак не могла решить задачку по математике — цифры всё не хотели складываться в голове так, чтобы получился заранее известный ответ, написанный в конце учебника. Да и смысл задачки она тоже не могла понять. Девочка уже было отчаялась — как на зло она решила попросить Сильвию перенести занятия с миссис Нар, у которой она могла бы попросить о помощи, на другой день. Сама же домработница, как малышка услышала, уехала в магазин — к ней тоже нельзя было бы подойти с задачкой, потому что даже когда она из магазина вернётся, то будет занята с Фанни и Кэтрин на кухне. У малышки появились мысли бросить домашнее задание, а на следующий день перед уроком попросить о помощи Вэриана, но тут вспомнила, что видела, поднимаясь к себе в комнату, как из машины во дворе выходит Готье. Брат уже был дома, вернувшись из лицея пораньше. Он хорошо разбирался в математике и мог ей помочь! От возникшей дающей надежду мысли девочка тут же вскочила со стула и, схватив тетрадку, ручку и учебник, побежала в комнату Готье, находящуюся по соседству. Но какого же было её удивление, когда, по привычке вбежав в покои брата без стука, она увидела лежащего на кровати Готье, а на его коленях — удобно устроившегося с книгой Скэриэла, который, видимо, вновь секретно пришёл к ним в гости. Неожиданность эта для малышки была приятна и она тут же расплылась в яркой улыбке. — Мы с Люцией недавно ходили на «Щелкунчика и Мышиного короля»! — увлечённо рассказывала брату и Скэриэлу девочка. Увидев полукровку, о задачке она совсем позабыла. Скэриэл так давно не приходил к ним в гости, что Габи тут же потребовала сделать ему причёску. Малышка уже очень долгое время хотела попробовать завязать ему пару косичек, чему научила её Нар, а его всё не было и не было. И теперь девочка не хотела упускать возможность. Тем более, что Готье и полукровка всё равно ничем не были заняты — просто лежали на кровати и разговаривали. Скэриэл согласился, но по привычному сказал «Только ты же помнишь, Биби? Никому не слова, что я тут был. Это секрет!». Конечно же малышка помнила! Она помнила про все секреты, которые должна была сохранить, а у неё, между прочим, их было не мало! Ей бы не доверяли секреты, если бы она не умела их хранить. Скэриэл спустился на пол и уселся на ковре, скрестив ноги и расположив голову так, чтобы девочке, занявшей место на краю кровати, было удобно доставать до его волос. Готье же с приходом сестры своё положение не сменил — так и остался лежать на мягком матрасе, но теперь ещё и взял в руки какую-то книжку, что до этого читал полукровка, едва ли слушая рассказ Габриэллы и изредка поглядывая на то, что она делала с волосами его друга. Малышка же радостно перебила чёрные локоны — они были приятные на ощупь, хоть и не такие мягкие, как у брата или Гедеона. — О, вот оно как! И как ей? Понравилось? И ты разве не ходила уже на «Щелкунчика»? С Марин, кажется. — Скэриэл с интересом поддерживал беседу с девочкой, расслабленно прикрыв глаза и отперевшись спиной о кровать. Он спокойно позволял малышке делать с его волосами всё, что ей захочется. — Да, ходила! Ещё после твоего рассказа о том, как ты с мамой ходил на него! Но Люция тоже захотела, а я не хотела, чтобы она знала, что я уже ходила с Марин. А то она… — девочка потупила взгляд и тихо вздохнула. Это не ускользнуло от внимания полукровки — тот было хотел приподнять голову, чтобы посмотреть вверх, на Габриэллу, но поняв, что таким образом помещает малышке, заплетающей ему косу, оставил эту идею. Та замолчала не надолго — мотнув головой, словно отгоняя плохие мысли, она продолжила рассказ в привычной своей увлечённой манере. — В общем, не важно! Люции очень понравилось! Но в отличие от Марин, она не говорила о костюмах, в которых были балерины и бале-…бале-руны! Мы с ней больше обсуждали движения, которые нам ещё в балетном кружке показывали! Правда Люция, как и Марин, тоже, оказывается, знала имена тех, кто на сцене был, представляете! А я только Леона и знаю. Но я теперь стараюсь запоминать и других! Люция правильно сказала, они же мои будущие кол…кол…в общем, те, с кем я потом буду выступать! Когда вырасту! — Не переусердствуй только с этим, а то от имён и фамилий некоторых личностей из мира театра и кино реально голова может пойти кругом. — полукровка усмехнулся. — А девочки твои круты. Ну, что так много знают. — Да! Я же говорила, что они очень умные! Но только каждая по-своему! — почему-то горделиво проговорила малышка, словно хвастаясь не знаниями подруг, а своими собственными. — Ты тоже по-своему умная, Биби. — неожиданно сказал Скэриэл и девочка сверху заметила, как тот шире улыбнулся, слегка приоткрыв глаза. Малышка покраснела и чуть не отпустила из рук локоны волос полукровки, из которых почти доплела косу, но успела их вовремя схватить. — Я…я не умная. — малышка почему-то нахмурилась, сгоняя с лица краску, и постаралась лучше сосредоточиться на косичке. — Это кто это тебе сказал, что ты не умная? — возмутился тогда снизу полукровка, всё же немного приподняв голову и посмотрев исподлобья на малышку. Девочка в итоге отпустила косу, так и не завершив её, и поставила руки в боки. Полукровка же, поняв, что над его волосами пока не ведётся никаких работ, смог спокойно повернуться к Габриэлле. Выглядел он также хмуро, как и сама малышка. — Никто! Я сама знаю! Я вопрос преподавательницы долго не могу понять, и задачки долго не могу решить! А когда ответить хочу, все уже давно тянут руки! — Ну и что? Если тебе нужно больше времени, чтобы подумать, чем остальным, это не значит, что ты не умная. Это просто твоя особенность. Ты ведь всё равно приходишь к верному ответу, значит всё хорошо. Да даже если бы не приходила, это не значило бы, что ты глупая. — Но все в классе делают это быстрее! — обратила девочка внимание лишь на половину слов полукровки. — Ой, прямо-таки все в классе? — взгляд Скэриэла слегка смягчился, как и его речь. — Ну… — Габи потупила глаза. — Не прямо все, но…но большинство! Звучала малышка теперь неуверенно, да и руки свои опустила, больше не представая грозной, как секундами ранее. Она уже было хотела согласиться, но возможно не права, как вдруг взглядом зацепилась за тетрадку с учебником, оставленные на письменном столе брата. Настроение малышки разом стало ещё хуже. Соединив ручки, которые она не знала, куда деть, малышка неуверенно стала перебирать пальцами. — Я сегодня очень долго сидела над задачкой, а она у меня всё не получалась и не получалась. А я очень и очень долго думала. Я — глупая! Глаза полукровки от такой новости округлились. Он глянул на несчастный учебник на столе и хмыкнул. — Да мы же уже это проходили, в этих ваших учебниках порой так замудрённо всё написано, что даже нам с Готи бывает сложно разобраться, что там от вас хотят. Биби, ну же. Ты очень умная. Столько всего мне рассказываешь интересного. Вот наведёшь мне красоту на голове, и вместе посмотрим эту твою дурацкую задачку! — Скэриэл ободряюще улыбнулся. Да малышки это вновь была та редкая, не яркая, но очень и очень тёплая улыбка полукровки. Она не смогла сдержаться и слабо улыбнулась ему в ответ. Однако в голове её ещё оставались плохие мысли. Скэриэл ведь — полукровка, он может что-то и не понимать. Парень, словно бы увидев никуда не ушедшую неуверенность малышки, перевёл взгляд на лежащего на кровати друга — тот, кажется, настолько сильно зачитался книгой, что последние пару минут их с девочкой диалог слушал вполуха (Скэриэл надеялся, что он в целом хотя бы слушал, а то кое-кому могло сильно попасть). — Готье, ты ничего не хочешь сказать Биби? — полукровка скрестил руки и посмотрел на друга слегка грозновато, на что девочка совсем не обратила внимание, тут же при упоминании брата повернувшись к чистокровному. Готье, наконец, поднял голову с книги, которой действительно сильно увлёкся, и, встретившись взглядом со Скэриэлом, понял, что немного упустил масштаб происходящего. А когда посмотрел на сестру, то, казалось, у него на душе заскребли кошки — в глазах Габриэллы плескалась надежда вперемешку с той самой ужасающей детской печалью. Такие глаза никому не пожелаешь увидеть, они всегда самые грустные на свете. — Габи, ну ты чего? — поспешил исправить ситуацию Готье, говоря как можно приободряюще — Мы твоим оценкам по октавианскому и математике нарадоваться не можем. А преподаватели тебя постоянно хвалят, я сам слышал, как отец с твоей классной руководительницей разговаривал. Ты большая молодец, и конечно же очень умная! Брат по привычному слабо, но очень нежно улыбнулся. От слов его, и этой улыбки, лицо малышки засветилось. Она повернулся обратно к Скэриэлу, выглядя самой счастливой на свете. Девочка в этот момент и забыть забыла о том, что тревожило её последние дни, настолько она мгновенно воодушевилась — видимо, слова брата имели для неё очень большое значение. И судя по привычной яркой улыбке на лице полукровки, он был очень рад, что малышка приободрилась. Габи вернулась к волосам Скэриэла — ей ещё ведь нужно было сделать не мало работы. Она продолжила говорить о том и сём, но теперь Готье, отложив книгу и спустившись на пол к полукровке, стал тоже принимать участие в диалоге, хоть и более редко, чем эти двое, вставляя фразы. — А я недавно Люции рассказала… — снова в конце-концов вернулась малышка к своим подругам. — Что Готье с тобой, Скэриэл, дружит. Она мне не поверила! Сказала, что это я так её пытаюсь удивить! Но я же правду говорю! А Марин, когда я о тебе рассказала в первые дни учёбы, вообще подумала, что я шучу! И до сих пор так считает! Ух! Скэриэл же на эту новость лишь рассмеялся. — Не удивительно, это же действительно что-то, чего просто не может быть. — Но ведь вы с Готье дружите! И я тоже с тобой дружу. И я ещё с… — девочка поспешила закрыть рот ладошкой. Брат, сидевший теперь на ковре рядом со Скэриэлом, но имевший, в отличие от друга, возможность повернуться к малышке, взглянул на неё удивлённо. Девочка сделала вид, что ничего не случилось, и тут же вернулась к волосам полукровки. Ну вот, чуть один из доверенных ей секретов не раскрыла! Когда их много, начинаешь забывать, о чём говорить можно, а о чём нельзя. Хорошо, что обошлось. Она поспешила придумать, как продолжить начатое предложение. — То есть…и я ещё с…я ещё с-сама им говорю, правда-правда дружит полукровка и чистокровный, а они не верят! Врала девочка, тем более в своём-то возрасте, ещё хуже, чем Готье. Друзья переглянулись, но ничего не сказали ни Габи, ни друг-другу, словно что-то между собой лишь одним взглядом решив. Чистокровный, пару секунд что-то обдумывая, вернулся к тому, что хотел сказать. — Верно. Дружим. И ты дружишь. И это совершенно нормально. И если бы все это понимали, было бы жить намного легче и лучше. — сообщил Готье свою мысль, после чего получил одобрительный взгляд друга. — Я раньше тоже считала, что так не бывает. Но бывает же. А папа раньше говорил, что такого не может быть. А теперь говорит, что может, но так нельзя. И я запуталась! Папа говорит, что полукровки должны только работать на чистокровных. Но разве плохо, если даже так мы будем дружить? Да и Скэриэл вот на нас вообще не работает, а с нами дружит! — от своей быстрой речи малышка, кажется, сама по себе стала торопливее, быстрее сплетая пряди полукровки в новую косу. — Это…сложно. Просто запомни, Биби, что дружба между полукровкой и чистокровным — это нормально. Но большинство людей так не считает. И поскольку их больше, ты им фиг что докажешь. — ответил тогда Скэриэл, но девочка обратила внимание не на то что нужно. — Фиг? — поразилась малышка, от чего полукровка прикусил язык. — Скэр имеет в виду… — поспешил спасти положение Готье, бросая грозный взгляд на друга также, как тот всего пару минут раннее грозно смотрел на него. — Что одному человеку сложно переубедить много людей в том, что они не правы. — Но если человек правильно думает, разве ему надо кого-то пе-…пе-ре-у-беж-дать? Неужели они сами не могут этого понять? — В том то и дело, что надо, поскольку не могут. И так как я не хочу, чтобы у тебя и у брата были проблемы, пожалуйста, не сильно говори об этом с другими, хорошо? — сказал тогда Скэриэл. Девочка сверху увидела, что улыбка полукровки стала иной — на его лице малышка такой раньше не наблюдала. Она напомнила Габи редкие улыбки Гедеона. — Ещё один секрет! Что чистокровные могут дружить с полукровками! — воодушевилась после сложного разговора Габриэлла. — Ну можно и так сказать. — Скэриэл усмехнулся, прикрывая глаза. — И возможно однажды это не будет ни для кого секретом. Все трое затихли — малышка продолжала перебирать волосы Лоу, ей осталось совсем немного косичек, Скэриэл направил свой взгляд в сторону окна и выглядел так, словно о чём-то задумался, а Готье после слов полукровки долго смотрел на друга, пока не отвёл глаза в пол. Возникла неловка тишина как после тяжёлого разговора, но сама малышка не обратила на неё внимание, с головой погрузившись в мысли о новом, ещё одном, секрете, и о том, как же здорово получается причёска Скэриэла. Брат спустя пару минут решил нарушить тишину — к этому времени девочка уже почти была готова объявить, что она закончила, и полукровка теперь самый красивый на свете. — Габи, а девочки твои, Марин с Люцией, они-то подружились наконец? Ты рассказывала, они вечно… — Готье не договорил, услышав, как на него шикнул Скэриэл, который даже при своём, казалось бы, задумчивом состоянии, умудрился не упустить мимо ушей слова друга. Парень перевёл вопросительный взгляд с радостной сестры на полукровку — тот снова выглядел грозным, как будто чистокровный заговорил о чём-то запрещённом. Готье посмотрел на него с видом «Да что такого-то?», но вновь зацепившись глазами за Габи, оторопел. Настроение сестры вдруг переменилось — она больше не выглядела радостной, как минутой ранее. С лица её пропала улыбка. Габи сидела с опущенными глазами, почему-то усиленно сосредоточившимися на макушке Скэриэла. Брат ненамеренно заговорил о том, что малышку так беспокоило последние недели.***
С самого первого дня пребывания Люции в классе Марин её невзлюбила. А ведь Марин была самой доброй и общительной. Хоть и не так крепко, как с Габриэллой, но она дружила со всеми: и с тихими их одноклассниками, и с активными, и даже с теми, кто, по мнению Габи, вели себя как дураки — были вечно шумными и, самое главное, грубыми. Задирали некоторых ребят в классе. Таких было не много и чаще всего это были именно мальчики, с которыми не дружил даже Вэриан, кажется, самый популярный её одноклассник после Марин, но даже с ними подруга имела хорошие отношения, и при ней они становились самыми спокойными и добрыми. Габриэллу поражало, как девочка была на это способна. И потому, когда Люция пришла в класс, малышка была уверена, что и с ней, даже несмотря на небольшие сложности в характере давней подруги, Марин сможет подружится. Но всё оказалось совсем не так, как девочка думала. Каждый раз, когда Габи предлагала познакомить Марин с Люцией, та смотрела на недалеко сидящую свою новую одноклассницу недовольно и качала головой — не хотела и всё тут. Она неоднократно повторяла — Люция ей совсем не нравится, она грубая, а ещё выскочка (в тот день малышка узнала, кто такие выскочки, хотя описание подруги посчитала совсем не подходящим для Люции). Марин думала о ней так, потому что одноклассница вечно тянула руку на всех уроках, поражая этим даже Вэриана, хотя именно он имел звание самого умного в классе. Из-за своего плохого отношения к Люции Марин очень не любила, когда Габриэлла уходила проводить время со своей давней знакомой, причём злилась она не на саму Габи, а именно на Люцию. В такие моменты она пожимала плечами, делая вид, что ей всё равно, разворачивалась и шла болтать с другими одноклассницами. Но Габриэлла неоднократно слышала, как за спиной Люции она плохо рассказывает о столь не угодившей ей однокласснице другим девочкам. Малышку это очень беспокоило, ведь давней подруге итак с трудом удавалось наладить отношения с другими, так что она очень попросила Марин этого не делать, тем более, что это была не правда, и девочка этого просто не понимала. Да и самой Габи просто очень не нравилось, когда о её подруге говорили плохо. Марин в конце-концов согласилась на болтать о Люции гадости, но мнения своего о ней не поменяла. Люция же не делала ситуацию лучше. Сколько бы Габи не пыталась свести их с Марин, именно когда дело касалось девочки с пшеничными волосами, Люция вырывалась из некрепкой хватки ладошки Габриэллы и, извинившись, шла куда угодно, но лишь бы подальше от того места, где была Марин. А если подруга это всё видела, то лишь хмыкала и горделиво отворачивалась. И Габи пыталась рассказать Люции о том, какая Марин замечательная, но та совсем её не хотела слушать — в подруге Габриэллы она видела лишь «непонятно что строящую из себя и всеми помыкающую дурёху» (что сама малышка мало поняла). А ещё Люция не понимала и была недовольна всеобщим обожанием Марин классом, но хотя бы, в отличие от самой девочки, не спешила говорить о ней гадости. За это Габи была Люции благодарна. Зато, правда, та продолжала плохо высказываться о Марин самой Габриэлле, что малышка очень попросила её делать прекратить. Как и в случае с самой Люцией, Габи тоже не любила, когда о Марин та высказывалась плохо. Ведь опять же, не было это всё правдой! Обе девочки просто не могли друг-друга понять и очень плохо вели себя друг с другом. Люция никогда не говорила ничего хорошего о наряде или причёске Марин, даже когда она приходила в самой красивой одежде, сообщая Габриэлле — «Она просто выпендривается». И один раз она сказала это столь громко, что Марин это услышала и они тогда сильно поссорились, как обычно наговорив друг-другу гадости. А сама Марин начала на уроках тянуть руки первая, лишь бы успеть раньше Люции — хоть в этом и были свои хорошие стороны, ведь подруга стала, наконец, стремится к учёбе, но порой она отвечала неправильно, от чего Люция потом над ней насмехалась, а Марин злилась на неё лишь больше и больше. И если Габи смогла упросить девочек хоть бы при ней и при других одноклассниках не говорить друг о друге гадости, все всё равно по их поведению и постоянным колким словам видели, как они друг дружку недолюбливают. Одноклассники сразу же становились тише, только завидя, как Люция и Марин пересекаются в коридоре или на пути меж партами, ведь их столкновение могло породить новую ссору. И самое ужасное в этой всей ситуации было то, что девочка извечно буквально разрывалась между двумя ссорящимися подругами. Они обе были ей дороги, она их обеих очень любила, и ей было очень больно от того, что они никак не могли подружится. В последние недели всё стало совсем плохо. Девочки всё чаще ссорились, стоило кому-то из них сделать что-то не то. Вот и сегодня они вновь поругались и разошлись по разные стороны класса, а Габи, которая старалась их успокоить и помирить, осталась стоять на месте, мотая головой то в сторону Люции, то в сторону Марин, вновь не зная, к кому лучше подойти первой. Так ни к кому не подошла, и впервые спускалась из класса совсем одна, убежав от обеих подруг после урока. Каждый раз после такого конфликта Габриэлла возвращалась домой совсем без настроения. В её голове вертелось тысячи мыслей, и каждая из них приводила к вопросу «Ну как же сделать так, чтобы они подружились?». Она долго думала об этом вечерами, и становилась ещё грустнее, когда понимала, что ничего не приходит в голову. Малышка давно уже перепробовала всё что только можно, и подруги просто не хотели даже пытаться друг с другом наладить отношения. Габи ничего не могла с этим поделать, но всё же думала «А вдруг получится? Вдруг, если я постараюсь чуть лучше, то удастся?». И с этими воодушевляющими мыслями ехала утром в школу, чтобы столкнуться с реальностью, в которой девочки никак не хотели мириться. Завидя, каким поражённым вдруг стало лицо Готье, и услышав над ухом странные приглушённые звуки, Скэриэл тут же развернулся к малышке, и столкнулся с болезненной картиной. Габриэлла сидела с опущенной головой, со всхлипами подрагивая, а на матрас капали сходящие с подбородка малышки слёзы. Она опустила на кровать белые резиночки, которыми заплетала косички полукровке, и ладошками теперь потирала глаза, словно стараясь остановить слёзы, чего у неё сделать не получалось — всхлипы учащались, и казалось, она вот-вот разразиться настоящим потопом. — Эй, эй, эй, Биби, ты чего?! Что случилось?! — взволнованно заговорил Скэриэл. Со слезами всегда весёлой и сияющей девочки он сталкивался лишь второй раз в жизни.***
С того самого дня школьная жизнь Габриэллы, казалось, пришла, наконец, к спокойствию. Малышка со временем смогла больше не переживать об отношениях двух подруг. Нет, конечно, поначалу между ними всё было очень…непросто. Девочки больше общались именно с Габи, чем друг с другом, часто обменивались хмурыми взглядами, и одна замолкала, стоило заговорить другой, словно не желая общаться. Поэтому малышка стала прилагать усилия для того, чтобы найти им общие темы для разговора, вспоминая интересы обеих подруг. Так она смогла им помочь заговорить о мультиках, которые каждая из них смотрела. И они наконец стали разговаривать втроём. Правда у девочек вечно отличались мнения. Например в мультиках они как на зло всегда любили и поддерживали разных героев, и потому не редко спорили. Они в целом очень любили спорить о разных вещах. У них отличались любимые предметы, любимая еда, даже любимая одежда. Казалось, они никогда не придут к согласию. И девочку это сначала беспокоило, что в конце-концов о своих переживаниях она рассказала Готье и Скэриэлу — с того дня, когда она заплакала перед ними, девочка решила, что будет о всех своих беспокойствах говорить брату и полукровке. — Биби, то, что они такие разные — это нормально. Мы вот с твоим братом тоже очень между собой непохожи, но дружим же! — Скэриэл обменялся тёплым взглядом с Готье, который тогда сидел над очередным листочком со сложным текстом. — А в споре вообще рождается истина! Главное только напоминай им уважать мнение друг-друга и не обижать друг-друга, если оно у них отличается, и всё будет хорошо. Рождается истина? Звучало сложно, но полукровка объяснил, что это что-то хорошее. Что так они могут лучше понять, о чём спорят. И малышка этому обрадовалась. В конце-концов девочек она действительно старалась останавливать, когда видела, что они уже не спорят, а ещё чуть-чуть — так и назовут друг-друга дурами. А это значило быть беде. Габи в такие моменты грозно просила девочек не обижать друг-друга, и тогда они прекращали спорить, отводя взгляды. А вскоре это больше и не нужно было — подруги и сами замолкали, когда замечали, что вот-вот поругаются. Со временем в обсуждении мультиков выяснилось, что у Марин и Люции много больше общих тем, чем они и Габриэлла думали. Оказалось, что они обе смотрели сериалы, обе любят моду, обе знают знаменитых людей. И хотя в последствии появления большего количества общих тем спорить девочки стали ещё чаще, а то, что подруги обсуждали, Габи порой вообще не понимала, маленькая Хитклиф слушала их разговоры с улыбкой, ведь даже когда Марин и Люция спорили, в их глазах было что-то…тёплое. Кажется, что споры тогда просто стали их нормальной формой общения. А окончательно всё в отношении двух девочек переменилось после одного случая. В школе была небольшая группа старшеклассников. Кажется, они учились в пятом классе. Это было четверо до жути противных и плохо себя ведущих мальчика. Если Габриэлла и могла назвать некоторых своих одноклассников дураками, поскольку они любили задирать других ребят в её классе, то вот эти четверо были даже хуже них! Нет, они были хуже всех! Они вечно подшучивали над теми, кто был их младше — каждую неделю непременно задирали кого-то нового, придумали ему клички, толкали в коридоре, прятали рюкзак. Чаще всего это были именно мальчики, но иногда они начинали обижать ещё и девочек — и Габи тогда злилась на них лишь сильнее. Она в целом не любила, когда кого-то обижают, но для неё было неприемлемо, когда девочку дёргали за волосы или называли страшилой. Да как они могли так поступать?! Марин, которая всегда про всех в школе всё знала, обсуждая с Габриэллой и Люцией о том, какие эти четверо дураки, отметила, что задирают они только тех, кто обычно один, или тех, кто их умудрился обидеть, коих было мало. Но именно таким вот человеком стала вдруг Люция. Всё начало с того, что в один из дней на подругу в коридоре упал мальчик из параллельного класса — его тогда на неё, видимо, не специально, но толкнули эти четверо хулиганов. Мальчик, имя которого Габи не знала, тогда под гогот этих дураков долго извинялся перед Люцией, и даже помог ей встать, что не успела сделать только подбежавшая тогда к упавшей подруге Габриэлла. Малышка со вздохом обнаружила, что при неожиданном падении одноклассница порвала туфельку — маленькая Хитклиф знала, что это была любимая пара обуви девочки, поскольку после покупки Люция долго ими хвасталась (именно тогда Габи и узнала, что Люция, как и Марин, любит моду). Подруга тогда приняла помощь и даже успокоила мальчика из параллельного класса, но стоило ей обратить взгляд на хулиганов, Габриэлла поняла — жди беды. Люция выглядела очень и очень рассерженной. Подруга молниеносно, оставив за собой порванную туфельку, подошла к хулиганам, и посмотрела на них столь грозно, что самой Габи стало страшно. Старшеклассники продолжали смеяться, даже сначала не обратив внимание на подошедшую к ним девочку, а когда заметили, то хулиган, который и толкнул мальчика из параллели, грубо спросил: — Чего надо, малявка?! Люция сжала руки в кулачки и хмыкнула. Габриэлла поспешила уже было к подруге в попытке попросить её успокоится и уйти, ведь заволновалась за неё — знала, что с этими хулиганами шутки плохи — но к своему сожалению не успела. — Ничего. — вскинув голову и грозно посмотрев прямо в глаза хулигану, сказала Люция, а через секунду неожиданно быстро присела и как подпрыгнула на месте. От развернувшейся картины спешащая к подруге Габи так и застыла. В воздухе сарафан одноклассницы, летящей словно в замедленной съёмке, красиво заструился. В падении девочка выставила вперёд ногу, на которой была целая туфелька, очень метко приземляясь хоть и небольшим, но острым каблучком, на ступню хулигана, а после отпрыгивая в сторону. Она была как настоящий ниндзя! Секунда — и хулиган закричал на весь коридор, прижимая к себе ногу, на которую Люция так метко приземлилась. — Да ты! Да я тебя! Ух! — завопил, потирая голень и прыгая на одной ноге противный мальчик. Когда Габриэлла отошла от возникшего после наблюдения за этой сценой шока, она заметила, как рядом застыли другие ученики, шедшие по своим делам. Кажется, они тоже стали свидетелями поразительного прыжка Люции — на их лицах так и читалось удивление. Подруга же развернулась, грациозно махнув своим длинным, по привычному обвязанным белыми лентами, хвостом, и направилась подальше от хулиганов, подобрав по дороге порванную туфельку. Она подошла наконец к Марин, всё это время ожидающей девочек на другом конце коридора — именно к ней они с Габи и направлялись до того, как Люцию вдруг сбили. На лице чистокровной тоже отразилось изумление от увиденного. — Люция, ты… — хотелось было что-то сказать Марин, но догнавшая удивительную подругу Габриэлла ненароком не дала ей закончить. — Люция! Это было очень, очень круто! Так его, так! — восторженно крикнула Габи. В глазах её читался неописуемый восторг. Люция от её слов опешила и покраснела. Марин взглянула на восторженную Габриэллу, затем вновь на Люцию, а после отвела взгляд и скрестила ручки на груди. Когда Габи на неё посмотрела, то оторопела — лицо подруги выглядело почему-то очень недовольным. — Не надо было так делать. Я же рассказывала! Они к тебе теперь будут приставать! — раздражённым голосом заговорила Марин. От слов одноклассницы с лица Люции тут же пропало всё смущение. Она хмыкнула и тоже скрестила руки на груди, повторив позу «подруги». — Пускай пристают сколько хотят! Мне всё равно! А в следующий раз этот дурак будет знать, как толкаться! — грозно ответила ей Люция. Габриэлла забеспокоилась, как бы девочки вновь не поссорились, но Марин ничего больше не сказала — она закатила глаза, развернулась, махнув завязанными в два пышных хвоста волосами, и направилась в класс. Габи не могла понять поведения Марин, и Люция, судя по всему, тоже. Они обе лишь смотрели ей в след — Габриэлла с удивлением в глазах, Люция же с нескрываемым раздражением. Порой поведение «подруги» её очень злило. Но и Габи, и Люция не заметили…обеспокоенность в словах Марин. Одноклассница оказалась права. После того случая группа противных мальчишек действительно стали задирать Люцию. Стоило им завидеть девочку в коридоре, как они начинали подшучивать и говорить про неё всякие гадости. Самыми распространёнными были такие слова, как «уродина», «пугало», и ещё они в конце-концов стали иногда называть её «небоскрёбом», потому что, как Габи потом догадалась, среди остальных девочек-третьеклассников Люция была самая высокая, а «небоскрёб» — это очень высокое здание. Эту скорее даже не гадость, а кличку, Габриэлла вовсе не поняла — зачем вообще называть кого-то зданием? Но так как хулиганы, называя так Люцию, смеялись, малышка знала, что они имели в виду что-то плохое, и потому злилась, как если бы это было обычное грубое слово. Малышка Хитклиф всегда хотела этим хулиганам сказать хоть что-то, чтобы защитить подругу, но та каждый раз её останавливала. Она бесконечно говорила «Габриэлла, не волнуйся, мне всё равно, правда.». И спокойный её тон девочку всегда успокаивал. Люция вообще поражала Габриэллу. Она действительно вела себя так, словно злые слова мальчишек она вовсе и не слышит. Что бы те ей не говорили, с лица её не сходило спокойствие, и она никогда не менялась в эмоциях, будто хулиганов и вовсе рядом не было. Более того, после того случая каждый раз, когда Люция проходила мимо мальчишек, те её шугались и избегали, от чего Габи не могла сдержать улыбки. Её веселило то, как Люция смогла перепугать хулиганов. Они только и могли, что гадости издалека кричать, а сами девочку боялись. И хоть Габриэлле очень и очень не нравилось то, что эти дураки говорят её подруге, когда малышка поняла, что за Люцию действительно не стоит переживать, она в конце-концов тоже научилась не обращать на их слова внимание. Марин же наоборот всё чаще стала вести себя раздражённо. Она почему-то вечно злилась на Люцию, и Габриэлла просто не могла понять, от чего. Маленькую Хитклиф это очень расстраивало, ведь казалось, девочки только-только наладили друг с другом отношения. Они продолжали ходить втроём, но Люция стала меньше разговаривать с Марин, ведь та вечно как-то, как казалась Габи, ей грубила. Прямо как раньше. А когда Габриэлла просила Марин успокоится, та замолкала, и все три подруги шли или сидели тогда молча. Маленькую Хитклиф это беспокоило, и она собиралась уже было пожаловаться об этом Готье и Скэриэлу, но кое-что произошло. Через неделю после того случая хулиганы начали уже наконец отставать от Люции. Они всё реже говорили ей гадости, да и казалось, у них закончились идеи, что такого грубого можно было сказать девочке. А Люция наоборот почему-то начала без причины улыбаться чаще — Габи этого понять не могла, но на деле её подруге от чего-то нравилось, как мальчишки запинались в словах, не зная, что такого ей ещё сказать. В тот день девочки по привычке пошли в столовую во время большого перерыва. Люция и Марин несли в руках подносы с перекусом, Габриэлла же, держа в ладошках свою коробочку, их сопровождала. Мимо них проходили те самые хулиганы, и Марин с Габи отвели от них взгляд, когда же Люция с как всегда гордо поднятой головой шла вперёд, словно вовсе не обратила на них никакого внимания. Они прошли мимо, но мальчик, тот самый, на ногу которого подруга тогда прыгнула, обернулся, и кинул Люции вслед: — Опять в этом уродском платье в школу припёрлась, косоглазая? Неожиданно для Габи и Марин Люция, которая никогда, ни разу не удостаивала ни одного из хулиганов вниманием, вдруг находу обернулась и поражённо уставилась на мальчишку. А через секунду произошло страшное. Не смотря в тот момент, куда она идёт, она споткнулась о порожек. Мгновение — и её поднос, и она сама, полетели на пол. По столовой раздался звон упавших столовых приборов и разбившихся тарелок. Габи вскрикнула, даже не успев сначала понять, что произошло. Она оставила свою коробочку на первом попавшемся столе и подбежала к подруге. — Люция! Люция, ты как?! — обеспокоенно пролепетала малышка. Подруга сидела на коленях, оперевшись об пол ладошками, на которые и упала. Она не выглядела так, словно ей больно, хотя по её лицу было понятно, что падение всё же было неприятным. Но казалось, девочка не злиться, и не поражена неожиданному падению. В лице её читалось что-то…другое. Малышка не могла понять, что именно, но это было что-то, от чего сердце её сжалось. Вид подруги весь девочку напугал — Люция, не меняя позы, уставилась в пол и слегка подрагивала. Казалось даже, в глазах её скопились слёзы. Она никогда её такой не видела. — Люция… Люция, ты чего? Д-давай руку, тебе нужно сходить к медсестре, вдруг ты поранилась! — Габи наклонилась и протянула ладошку подруге, но та совсем не реагировала, словно она не понимала, что вокруг происходит. Рядом было полно одноклассников и ребят из параллельного класса девочек, и все поражённо уставились на неё. Марин, застывшая почему-то с подносом на месте, была не исключением. Даже, казалось, сами хулиганы изрядно удивились произошедшему. Но недолго думая, мальчишка, крикнувший эту фразу, вдруг противно захохотал. — В-вот недотёпа, даже под ноги смотреть не умеет! Точно косоглазая! — прокричал хулиган, и его гогот слился с гоготом его дружков. Габриэлла кинула на них грозный взгляд, а когда вновь посмотрела на Люцию, то совсем оторопела. Подруга лишь сильнее задрожала и…заплакала. — Л-Люция…! Н-ну что же это с тобой? Давай, вставай, пойдём, пожалуйста, ну пожалуйста… — малышка запаниковала. Она присела перед подругой на корточки и стала осторожно трясти девочку за плечо, но та была как кукла, и единственное, что делало из неё живого человека, было дрожание её тела. Габи просто не понимала, что с ней происходит. Она никогда не видела, чтобы Люция плакала, да более того, она никогда не видела такого выражения на её лице. Малышка вообще раньше никогда не сталкивалась с таким странным, страшным состоянием у другого человека. Девочка хотела, очень хотела помочь, но не знала как, ведь подруга её почему-то словно не слышала. И от этого паника её лишь нарастала. Габриэлла в этот момент чувствовала себя такой…беспомощной. — Эй, ты! — неожиданно послышался знакомый девочке голос. Габи, в уголках глаз которой, казалось, тоже скопились слёзы, вновь подняла взгляд с подруги и поражённо уставилась на свою вторую одноклассницу. Марин, которая куда-то дела свой поднос, стояла, сжав руки в кулаки, и выглядела так грозно, прямо как…прямо как сама Люция недавно. — А ты ещё кто? — еле остановив гогот, заговорил тот самый хулиган, но на лице его осело удивление, стоило ему заметить, кто к нему вдруг обратился. — Стоп, ты же… — Да как ты смеешь так разговаривать с другими, особенно с красивыми девочками?! — завопила Марин так злобно и грозно, что у Габриэллы сердце ушло в пятки, хотя кричали даже не на неё. — Да ты хоть видел себя в зеркало?! Уши кривые, сам весь прыщавый, а нос…да он у тебя как у свиньи! Последнее слово девочка крикнула особо громко, и казалось, оно послышалось по всей столовой. Мальчик, забыв о Люции, смотрел на Марин до ужаса поражённо, как и его друзья, а после стал оборачиваться по сторонам, когда вдруг вокруг начались перешёптывания других учеников. «И правда, он же у него кривой и уродский.». «Точно, ну точно как у свиньи.». «Он похож на хрюшку!». — Точно! — на лице Марин больше не было злобной гримасы, она почему-то широко улыбнулась, но улыбка эта не была такой же яркой и тёплой, какой Габи привыкла её видеть. В ней читалась некая злость. И она пугала, но в то же время…завораживала. — Х-рю-ш-ка! — Хрюшка! — послышался в стороне возглас её одноклассника. — Х-Хрюшка! — поддержал неуверенно кличку знакомый Габриэлле мальчик из параллели, тот самый, которого хулиганы недавно обижали. Послышалось ещё несколько возгласов, которые в конце-концов слились в одно громогласное «Хрюшка! Хрюшка! Хрюшка!». Кличку кричали ребята из первых, вторых, третьих и четвёртых классов, и она эхом стала разноситься по всей столовой. Полукровки-кухарки, а также учителя и ребята-старшеклассники, которые пришли сюда поесть, поражённо уставились на всю эту картину. Хулиган выглядел настолько ошарашенным, что казалось, ещё немного, и он провалиться сквозь землю. Под хор голосов Марин, казалось, потеряла к неугодному мальчишке всякий интерес. Она подошла к Люции и Габи, которые остались на месте и поражённо уставились на происходящее. Девочка протянула руку сидячей на полу подруге, которая от изумления даже перестала плакать и словно бы пришла в себя, но не знала, как на всё это реагировать. — Пойдём. — неожиданно очень ласково сказала одноклассница. Габи, которая всё это время так и сидела на корточках, с улыбкой посмотрела на Марин, привстала, и тоже, как и сделала изначально, протянула Люции руку. Девочка, с лица которой всё ещё не спало бесконечное удивление, приняла помощь обеих девочек и наконец встала. Когда они, держа Люцию за ручки, направились на выход столовой, мимо них пробежал хулиган — он решил покинуть поле боя, когда его друзья вдруг поддержали кличку и тоже стали выкрикивать «Хрюшка». Марин и Габриэлла отвели подругу к медсестре — малышка хорошо была с ней знакома. К миссис Кряв, или, как она разрешила себя называть, просто Ани, сокращённо от её имени Антуанетта, по просьбе папы и напоминаниям классной руководительницы, Габи начала заглядывать в начале второго класса, когда она только-только вернулась к учёбе. Ани была хорошей — часто спрашивала про её состояние, смотрела с помощью каких-то пикающих приборов её сердечко, чтобы точно убедиться, что она здорова, ещё часто с ней играла — просила быстренько поймать палочку, которую специально роняла из рук, говоря, что таким образом она проверяет скорость реакции девочки. Но Габи только очень не любила, когда Ани стучит ей маленьким молоточком по коленке — это не было больно, но неприятно. А ещё не любила прибор, который сжимал ей ручку. Однако девочке нравились таблетки, которые Ани ей иногда давала — они были сладенькие. Габриэлла не понимала, зачем они ей, она ведь была здорова, но медсестра говорила, что это для того, чтобы девочка была ещё здоровее. Также чистокровная всегда давала малышке пару вкусненьких конфет, и Габи просила чуть побольше, чтобы угостить ими подруг. Маленькая Хитклиф облегчённо выдохнула, когда оказалось, что с Люцией не было ничего серьёзного — она ведь сильно перепугалась, когда увидела окровавленные коленки подруги. У неё сердечко сжалось, когда Ани ваткой с какой-то жидкостью осторожно вытирала ранки Люции, которая вся сжалась от неприятных ощущений. Говорила, что коленки щипят. Но сама медсестра сказала, что всё в порядке, ранки были не большими и всё быстренько заживёт. — Люция, пожалуйста, посидите спокойно, пока мазь не впитается. — обратилась она к подруге Габриэллы, а после перевела взгляд на саму Габи. — Габриэлла, а вы, пожалуйста, присмотрите за Люцией и Марин. Мне просто надо сходить купить перекусить, с утра ничего не ела. Я скоро вернусь, хорошо? — Угу! Хорошо, Ани! — девочка закивала. — Спасибо. — Ани тепло улыбнулась Габи. Своими ключами она закрыла шкафчик, где, как малышка знала, хранились различные инструменты и лекарства, и поспешила к двери, но прямо перед выходом обернулась. — И ничего тут не трогайте. — Не будем! Обещаю. — Габриэлла снова закивала. Она знала, что трогать в кабинете врача ничего нельзя. Гедеон когда-то объяснял ей, что так можно случайно перепутать таблетки, инструменты и листочки с важной информацией, из-за чего врач может потом запутаться и неправильно начать лечить своих пациентов. Ани снова одарила девочку тёплым взглядом, а затем покинула кабинет, тихонько прикрыв дверь. Повернувшись обратно к Люции, малышка Хитклиф заметила, как та сидит, вся сжавшись. Подруга соединила перед собой ладошки и смотрела в пол. Габи уж было подумала, это от того, что девочка до сих пор чувствовала пощипывание от разбитых коленок. — Люция, ты как? Тебе больно? — обеспокоенно спросила Габриэлла. Девочка, сидевшая на кушетке, отрицательно покачала головой. — Нет, всё в порядке, не беспокойся. Почти не болит. Только когда миссис Кряв трогала коленки — болело. Слова подруги успокоили малышку, и Габи слабо улыбнулась, однако не могла понять, почему тогда сейчас она выглядела столь…подавленной. Габриэлла вспомнила странное поведение Люции. Она ведь…она ведь тогда плакала. Почему вдруг? Могло ли ей быть так больно от падения? Но Ани сказала, не было ничего серьёзного. Так почему? И почему Люция никак тогда не хотела вставать, сколько бы Габи её не просила? Бесконечный поток мыслей, клубившихся в голове девочки, в конце-концов прервала сама Люция. — Спасибо вам… — неожиданно сказала подруга и наконец подняла с пола взгляд, по тёплому посмотрев на Марин и Габриэллу. — За то, что помогли и отвели сюда. И тебе особенно, Марин. За то, что…так заступилась за меня. Я совсем не ожидала… — Мой папа говорит: спасибо в карман не положишь. — хмыкнув, вдруг резко сказала Марин. С того времени, как они пришли в кабинет, она сидела на стульчике и молчала, однако Габи видела, что она выглядела взволнованной, наблюдая за тем, как Ани ухаживает за ранами Люции. Сейчас же на лицо девочки пришла серьёзность, которая была ей совсем не свойственна. — Лучше…лучше расскажи, чего ты вдруг так отреагировала на слова этого дурака? Ты же сама говорила, что тебе всё равно! — Мне…мне и было всё равно! Я тебе это уже много раз говорила! Просто… — возмущённо начала было Люция, но вдруг растеряла весь пыл и опустила голову. — Просто в этот раз он кое-что сказал, на что мне было…мне было не всё равно. Габриэлла и Марин выглядели удивлёнными. Габи очень хотела расспросить, что это значит, но видя, какой подавленной вновь стала Люция, решила этого не делать. Вместо этого она брала пример с Марин и молчала, хоть её и распирало от любопытства. В конце-концов, это была одна из её черт, про которую Готье ей однажды сказал: «Любопытство, Габи, это твой недостаток…и твоё достоинство». Она тогда, правда, мало поняла, что это значит. Минуту они посидели в тишине, и Габриэлла, раскачивающаяся на стуле, что Гедеон, правда, всегда просил её за обеденным столом не делать, лишь слышала шелест сарафана Люции, складки которого та неуверенно перебирала в своих ручками, да постукивание своих ног. В конце-концов Люция вновь подняла на подруг взгляд. — Я хочу вам кое-что рассказать. Но это секрет! Обещайте, что, когда расскажу, вы никому этого потом не будете рассказывать. — строго сказала подруга, и для пущей серьёзности махнула пальцем руки. Ещё один секрет. Габриэлла надеялась, что это будет последний за ближайшее время, а то девочка уже действительно начинала забывать, что нужно хранить в тайне, а что нет. — Обещаю. — так же серьёзно, как и сама Люция, ответила ей Марин. — Обещаю! — вслед за Марин сказала Габи, и для пущей убедительности своих слов кивнула. Люция улыбнулась им, а затем вновь опустила взгляд на ладошки. Помедлив, она начала рассказ: — Вы сами видите, что у меня очень странный цвет глаз. Мне всегда казалось это чем-то плохим, но на самом деле с моими глазами всё было раньше ещё хуже. У меня с самого рождения был… Поли сказала, это называется патология. У меня всегда глазки смотрели в разные стороны. «Наследственное косоглазие». Услышав незнакомый термин, маленькая Хитклиф опешила. Как это…глазки в разные стороны? Звучало…пугающе. — Я из-за этого всегда терпеть не могла свои глаза. И в зеркало не любила смотреть. Я выглядела просто безобразно. Как бы не одевалась, какие бы причёски мне не делали, из-за этих глаз на меня вечно все смотрели как на…уродину. Но я и была уродиной. Я вечно слышала, как меня тихонько другие дети называют «косоглазой». Из-за глаз я ни с кем не могла подружится, меня все избегали, как бы папа и Поли не старались меня познакомить с другими. Хотя я и сама больше не захотела ни с кем пытаться подружится, мне и одной было хорошо! После сказанного подругой Габи недолго обдумывала её слова, а потом вдруг от осознания прикрыла рот ладошкой. Так вот, почему Люция всегда была такой холодной и отстранённой. Она просто привыкла, что все не хотят с ней общаться, и сама больше этого не хотела! Посчитала, что ей лучше одной, потому что у неё никогда не было друзей! Неужели…неужели сама Габриэлла стала тогда её первой подругой? — Вы не подумайте, мне правда стало всё равно на то, что обо мне говорят, и всё равно, что у меня не было друзей. Но я всё же очень и очень хотела, чтобы мои глаза стали просто такими же, как у всех. Не хотела, чтобы на меня вечно смотрели как на какую-то не такую! И вот когда мне было шесть лет, врач, к которому я ходила, наконец дал разрешение на операцию. — девочка подняла наконец взгляд светло-фиолетовых глаз на подруг. — Было больно, но…но после этого мои глаза наконец стали такими, как и у всех. И мне наконец было не страшно выходить из дома, заниматься чем-то. Я тогда и записалась в балетный кружок. И мы познакомились там с Габриэллой. После долгого рассказа Люция замолчала. Она не опустила вновь глаза в пол, а наоборот — ловила взгляды подруг. Девочка видела в них понимаемое удивление от услышанного. — Так вот почему ты в столовой… — начало было Марин, но Люция её перебила. — Да. Мне всё равно на оскорбления, я знаю, что это всё не правда. Но я знаю, что мои глаза странные, страшные, и это просто факт. А когда этот дурак вдруг сказал, что я «косоглазая», я… — девочка всё же опустила взгляд на ручки. — Я просто вспомнила, как меня так раньше называли. И ещё испугалась…вдруг он узнал о том, что раньше у меня была такая «патология». Я в тот момент подумала, а вдруг он…вдруг он расскажет другим? Сейчас я понимаю, что это было глупо, и что он просто это сказал из дурости. Но тогда я…если честно, я до сих пор не до конца понимаю, что со мной было… Габриэлла, отойдя от рассказа Люции, подскочила со стула, подбежала к ней и неожиданно крепко-крепко обняла, от чего подруга поражённо выдохнула. — Люция! Мне так, так жаль, что с тобой так плохо поступали в детстве! Это было нечестно! Ты такая хорошая, а тебе даже не давали шанса только потому что у тебя глазки были не такие, как у всех! Ты этого не заслужила! — чуть ли не плача от обиды за подругу пролепетала Габриэлла. Люция удивлённо посмотрела на девочку и осторожно положила ей ручку на спину, слегка поглаживая, прямо как Скэриэл недавно. — Габриэлла, всё хорошо, правда. Я ведь всё понимаю, почему со мной не хотели общаться. Не волнуйся из-за этого. Да и сейчас у меня есть вы. — Люция улыбнулась Габи тепло-тепло, и малышка Хитклиф, увидев эту улыбку, немного успокоилась, и, сморгнув слезинки, улыбнулась ей в ответ. — Ду-ры-н-да! — послышались вдруг сверху резкие слова, разбивающие своей неожиданностью возникшую тёплую атмосферу. Люция и Габриэлла перевели поражённые взгляды на нависшую над ними Марин — отвлекшись друг на друга, они не заметили, как подруга тоже встала со своего стула и подошла к ним. — Ч-что? — опешила Люция. — Я говорю, что ты самая настоящая дурында. Считаешь, это нормально, что с тобой не хотели общаться только из-за того, что у тебя глаза были не такие, как у всех? Ничего это не нормально! Те, кто так делал — дураки, ведь даже не попытались узнать тебя получше, а только смотрели на твою внешность! А ещё ты дурында потому… — Марин вдруг схватила в ручки свободную ладошку Люции и крепко сжала, а затем наклонилась и посмотрела ей прямо в глаза, от чего девочка вся сжалась. — …что считаешь, словно у тебя страшные и странные глаза! Я в жизни большей глупости не слышала! Они у тебя очень необычные и красивые! Они как…как настоящие аметисты! От слов этих Люция вся вдруг покраснела, но, кажется, совсем не от злости на то, что её назвали «дурындой». Габи, которая поражённо, а затем восхищённо смотрела на Марин, всё ещё не выпуская подругу из объятий, расплылась в улыбке. — С-спасибо…мне такое…никогда никто не говорил… — смущённо заговорила Люция и отвела взгляд. Сама Марин, кажется, только поняв суть собственных слов, тоже вся раскраснелась и отвела глаза к окну. Габриэлла лишь тихонько захихикала, радуясь за девочек. Немного погодя малышки, усевшись втроём на кушетку, заговорили о своём, словно стараясь отвлечься от недавних событий. А вскоре, непонятным образом открыв дверь, в кабинет вошла Ани. — Я принесла сэндвичи! — в левой руке девушка держала тарелку, наполненную треугольными бутербродами. Их продавали в школьной столовой, и Габи они нравились — хоть Кэтрин с Фанни делали лучше, те, что готовили в школе, тоже были вкусными. Ани всегда брала еды много больше, чем на одного человека, из-за чего Габриэлла считала её большой обжорой, и конечно же всегда помогала медсестре расправится с перекусом, боясь, что она лопнет. Но именно сейчас девочку поразила не наполненная сэндвичами тарелка, а то, что Ани держала в другой руке. — Габриэлла, это случайно не ваше? — с хитринкой в глазах спросила девушка. Габи спрыгнула с кушетки и подбежала к медсестре. В руке у неё была коробочка жёлтого цвета, которую малышка успешно забыла в столовой. — Ой! Моё! Спасибо! А как ты узнала? — девочка забрала свою вещь и прижала к себе. И как она только могла забыть ланч-бокс?! Там ведь мало того, что был вкуснющий перекус, так ещё и тайная записка, которую другим нельзя было видеть! Она её даже Марин и Люции не давала прочесть. Ну ладно, иногда давала. Но редко! — На обратной стороне ваше имя подписано. Я купила сэндвичи, иду обратно, вижу на столе знакомую коробку, вот и подобрала. А там как раз ваше имя. — произнесла Ани, а после направилась к своему рабочему столу, с которого предварительно убрала все важные листочки, так что она могла за ним спокойно поесть. Габи повернула коробку крышкой вниз и хихикнула. «Ланч-бокс Габриэллы Хитклиф». Точно же, она и забыла, что миссис Нар предложила ещё перед первым учебным днём закрепить имя и фамилию девочки на коробке. Нар была всё же очень умной! — Вы что же, не поели совсем? Что вообще произошло, в столовой словно был какой-то переполох. Уборщицы снуют, учителя какие-то шокированные, а дети наоборот активные. — задумчиво произнесла медсестра, и, протерев руки какими-то салфетками, принялась за сэндвич. Марин и Люция вскочили с кушетки. — Точно! Мы же так и не покушали! — хором вскрикнули они. А потом, удивлённо переглянувшись, тихо засмеялись своей столь одинаковой реакцией. — Я могу угостить вас сэндвичами. — с незамеченной тремя девочками хитринкой в голосе произнесла Ани. — А то я как обычно очень уж много набрала, не рассчитала, ой-ой-ой…вы уж помогите мне всё это съесть… — Конечно поможем! — радостно сказала Габриэлла, а затем осторожненько открыла коробочку и расплылась в яркой улыбке. — А я ещё могу всех шарлоткой угостить! Это был один из самых необычных перерывов на перекус в жизни девочек и медсестры. Устроившись близко друг к другу у рабочего столика девушки, они, весело переговариваясь, поедали сэндвичи, а после все четверо принялись за предварительно разрезанную Ани (хоть та сначала и отнекивалась, не желая «объедать» Габи, что малышка не совсем поняла, но отказа принимать не желала) шарлотку, каждая съедая хоть и по маленькому, но очень вкусному куску десерта. А того хулигана, которого, как Габриэлла много позже узнала, звали Тод, девочка больше не видела в школе. От злорадной в тот момент Марин она узнала, что мальчик перевёлся. А его друзья хоть сначала и продолжали обижать других ребят, но в конце-концов прекратили, будто потеряли к этому интерес. Через пару дней после того случая Люция вдруг спросила у Габриэллы, какие, по её мнению, у Марин любимые цвета. Девочка сильно-сильно задумалась, но так и не нашлась с ответом. Подруга ведь всегда носила одежду разных палитр, казалось, что любой цвет ей подходит. К тому же, когда во втором классе она однажды спрашивала Марин, какой ей действительно цвет нравится (во время этого разговора Габи и узнала, что оказывается сама любит не совсем розовый, а персиковый цвет), девочка ответила, что у неё нет любимых цветов, ведь каждый из них по своему красивый. Это же она и передала Люции, на что подруга, выглядящая в тот момент очень задумчивой, лишь кивнула. А спустя неделю поразила их с Марин. — Я же обещала, что сделаю тебе. — с тёплой улыбкой Люция протянула Габриэлле украшение. Малышка Хитклиф счастливо вскрикнула, прикрыв рот ладошкой, а после поспешила взять в руки подарок. Это был браслетик из красиво переливающегося голубого и белого бисера и бусинок. — Ты сказала, что тебе персиковый нравится, но я у себя не смогла найти бисер подходящего цвета, так что сделала из голубого. Он ведь тоже тебе нравится. — стараясь сохранить уверенность, проговорила Люция, но то, как она переминалась с ноги на ногу, что не было замечено Габриэллой, говорило о том, как девочка всё же немного волнуется. — Нравится! И браслетик очень нравится! Спасибо тебе большое! — радостно сказала маленькая Хитклиф и улыбнулась столь ярко, что у Люции в тот момент возник в голове образ звезды. Она с теплотой в глазах наблюдала, как Габриэлла надевает подарок на правую руку. Затем Люция повернулась к Марин, которая стояла рядом и, скрестив руки наблюдала за этой картиной. Казалось, она чем-то недовольна, но на её лице всё же была улыбка, когда она смотрела на радостную Габи. Увидя же, что Люция повернулась к ней, она перевела на неё удивлённый взгляд. — Марин…а это тебе. — помедлив, проговорила маленькая Монжи, а затем достала из кармана сарафана другой браслетик и протянула его подруге. Габриэлла и Марин удивлённо уставились на украшение. Это был браслет, тоже из белого бисера и бусинок, но в отличие от браслетика Габи, он был также ещё и из бусинок и бисера не голубого, но, кажется, синего цвета. Этот цвет выглядел малышке очень знакомо. — Это же… — начала было Марин, осторожно взяв из руки подруги подарок и осматривая его, но Люция её не нарочно перебила. — Я не знала, какие ты любишь цвета, поэтому я постаралась найти бисер под цвет твоих…глаз. — малышка, кажется, слегка покраснела, и отвела взгляд в сторону. — Надеюсь, я правильно его подобрала. Точно! Габи подняла взгляд с браслетика в руке Марин и заглянула ей в глаза. Этот синий цвет был не синим, а сапфировым! Таким же, как и глаза Марин! Подруга выглядела поражённой, пока рассматривала подарок Люции. Сама же девочка от того, что долго не получала на свой подарок никакой реакции, начала волноваться ещё больше. Однако в глазах Габи же она словно злилась — Люция поджала губы, от чего лицо её стало казаться недовольным. — Если не нравится, можешь не носить. Можешь…вообще можешь выкинуть. — вдруг холодно проговорила Люция, от чего Марин, которая всё это время не могла отойти от удивления, вся вспыхнула. — Что за глупости?! Конечно мне нравится! Я просто…я просто удивилась, чего это ты мне вдруг сделала подарок! — недовольно и громогласно проговорила девочка, после чего быстренько надела браслетик, а затем вновь скрестила ручки и отвернула голову. Она выглядела обиженной. — И знаешь что? — Ч-что? — поразилась совсем словам и реакции Марин Люция. На щеках девочки появился румянец. — Спа-си-бо! — по слогам проговорила грозно Марин и словно бы тоже немного покраснела. От всей этой картины Габриэлла еле сдержалась, чтобы не засмеяться. Всё так подруги имели очень необычные отношения, но кажется, уже очень друг-другом дорожили. А ещё через неделю уже Марин поразила Люцию и Габи, вручив им обеим тоже по браслетику из бисера. Сплетены они были иначе, не так, как это сделала Люция, но тоже очень и очень красиво. — Я не знала, что ты тоже умеешь делать браслетики! — восхищённо сказала Габриэлла, рассматривая свой подарок. — Я раньше много плела, но потом перестала. А сейчас вот решила вспомнить, как это делать. К тому же, у меня осталось очень много бисера. Тебе нравится, Габриэлла? Малышка Хитклиф всё не могла налюбоваться подарком Марин — это был браслетик из бусинок и бисера белого, и, самое поразительное, как раз персикового цвета. — Очень! Он такой красивый! Но откуда у тебя такой цвет? — радостно спросила Габи, надевая подарок на правую руку. Она подметила, как здорово новый браслет смотрится с подарком Люции, который девочка всегда надевала в школу, и не только, с того самого дня. Так, кстати, поступала и Марин, которая не снимала с руки свой подарок, даже когда сапфирового цвета бусинки не сочетались с её одеждой. — Не помню. Просто лежал в коробке с запасами. Я увидела его и сразу подумала о тебе. — с хитрой улыбкой проговорила Марин, а затем перевела взгляд на Люцию. Та рассматривала свой подарок скорее не с восхищением, присущем Габриэлле, а с бесконечным удивлением. Очевидно было, что подарок для неё был чем-то очень неожиданным. Но более того, она удивлялась не только тому, что Марин вдруг вручила ей подарок, а ещё и подобранным ею цветам. — Это…фиолетовый? Но почему? — удивлённо спросила у подруги Люция. Подарок действительно представлял из себя сочетание бисера и бусинок белого, и, самое главное, светло-фиолетового цвета. Марин от вопроса подруги скрестила ручки и немного насупилась. — Не фиолетовый, а а-ме-ти-с-то-вый! И я тоже не знала, какие ты цвета любишь! Ты мне никогда не говорила! Вот и решила поступить так же, как и ты! К тому же… — казалось, грозность пропала с лица девочки, и хоть она не перестала держать руки скрещенными, Марин отвела взгляд и заговорила более мягко. — …это чтобы ты смотрела на браслетик и не забывала о том, какие у тебя глаза красивые! Прямо как этот браслет! Вот так! Люция опять несвойственно ей покраснела, тоже отвела взгляд и, тихонько проговорив «спасибо», надела подарок на левую ручку. На лицо Марин, увидевшей это боковым зрением, наползла еле заметная, но ужасно довольная улыбка. А Габриэлла, наблюдавшая за милым моментом между девочками, была очень и очень за них рада.***
С Люцией и Марин их небольшой компанией они дружили уже больше месяца, однако шанс познакомить девочек кое с кем, а также доказать, что этот кое-кто существует, выпал ей лишь неделю назад. Брата тогда должны были отпустить из лицея пораньше, и они договорились, что пойдут в кинотеатр на мультик, впервые который она хотела посмотреть именно с ними. Готье как обычно идти не хотел, но этот «ты точно его придумала, Габриэлла» смог убедить своего друга согласиться, за что малышка была ему очень благодарна. — Габриэлла, куда же ты нас хочешь отвести? — спросила с интересом Марин, которую, как и Люцию, девочка держала за ручку и вела по тротуару. Уроки только закончились, и после них подруги всегда спускались во школьный двор, где девочек непременно ждали машины с их собственными водителями. Но именно сегодня привычный ход действий, кажется, совсем поменялся. И Люции, и Марин, пришлось сообщить своим водителям, что они немного задержатся, и следовать за подругой. — Встретится и поздороваться с Готье, он меня сегодня забирает из школы! А ещё кое с кем познакомиться. Ох, вот только найду их… — малышка остановилась на месте, вместе с ней и её подруги. Габи осмотрелась по сторонам. Сомина почти всегда на машине ждала её в одном и том же месте в школьном дворе — на специальной парковке собиралось после уроков много-много машин, но водительница Габи всегда умудрялась припарковаться в одном и том же месте, так что малышке не приходилось её долго искать. Однако сегодня Габриэлла сообщила Сомине, что её заберёт Готье, то есть они поеду с Кевином, который, очевидно, запарковался совсем в другом месте — из школы они с братом в последний раз забирали её где-то во втором классе, и потому, очевидно, не знали о сложившихся порядках. Девочки мотали уже второй круг — в конце-концов, зона парковки была не маленькой. Люция с Марин успели даже поздороваться со своими собственными водителями, от чего Габи заволновалась, вдруг они сейчас захотят уехать, но девочки продолжали за ней идти. Возможно, каждая из них была гонима любопытством, или же не желанием обидеть подругу. — Вот они! — радостно вскрикнула Габриэлла и ускорила шаг, стоило ей заметить вдалеке три знакомых макушки. — Габриэлла, помедленнее! — запротестовала Марин, которая, в отличие от спортивной Люции, не успевала за темпом тянущей её подруги. Люция же от этого лишь усмехнулась, но завидя, к кому так спешила Габи, замедлила шаг. Словно бы с ещё большей неохотой стала идти и Марин, которая удивлённо уставилась на трёх людей впереди. Обе подруги покрепче сжали ручки Габриэллы, что тянула их вперёд. — Привет! — малышка бы непременно помахала тем, к кому так спешила, но её ручки были заняты, так что они получили лишь яркую её улыбку. Подруги подошли к машине, у которой стояли трое. Из них самым не вызывающим смешанных эмоций был знакомый Люции и Марин брат Габи, Готье. На чистокровном был серый плащ, под которым, сестра знала, прячется рубашка и пиджак, что братик всегда надевал в лицей. В целом брат выглядел как обычно. Казалось, что девочки вообще взглянули на него лишь мельком — два других присутствующих вызвали у них больший интерес. Рядом с Готье стоял Кевин, который закутался в куртку. Подруги ненадолго, но уставились на его яркие рыжие волосы. Они никогда ещё не видели полукровку с таким цветом волос. Однако даже он заинтересовал их лишь на парочку секунд, да и казалось, что Кевину было не привыкать к поражённым взглядам, обращённым к нему. Намного большее же внимание девочек захватил третий из собравшейся компании. Они во всегда глаза поражённо уставились на полукровку с чёрными волосами и тёмными глазами. Габриэлле на деле тоже было чему удивляться при виде Скэриэла — сегодня он выглядел так, как будто залез в шкаф брата, хотя девочка знала, что это невозможно, поскольку он был повыше и побольше Готье. На полукровке тоже был плащ, чёрного цвета, а не привычная куртка, он был в брюках, а не джинсах или широких штанах, а на ногах его были, кажется, туфли, а не кроссовки или ботинки. Единственное, что напоминало в нём былого Скэриэла, стала еле виднеющаяся из-под плаща тёмно-серая кофта с высоким воротником. Кажется Гедеон говорил, что это называется «водолазка». Малышка Хитклиф, поняв, что слишком надолго уставилась на полукровку, а ведь она должна была всех познакомить, взяла себя в руки и, полностью повернувшись к подругам, предварительно, наконец, отпуская их ладошки, торжественно заговорила. — Марин, Люция, Готье вы уже знаете! — на этих слова Габриэллы брат сказал неловкое «привет» и слегка кивнул, убирая при этом руки в карманы плаща. — Но других не знаете! Вот это вот Кевин, водитель нашей семьи! Габриэлла показала ладошкой на мужчину с рыжими волосами, который с неловким «Приятно с вами познакомится» не сильно поклонился и поспешил скрыться в салоне машины, дверь в которую находилась совсем не далеко. Девочка на побег водителя не обратила особо внимания, переведя взгляд хитрых глаз на Скэриэла. В его глазах читалась не меньшая хитринка. — А это тот самый Скэриэл! Я вам про него рассказывала! Друг Готье! — малышка перевела обратно взгляд на подруг, внимательно следя за их реакцией. Девочки по прежнему смотрели на улыбающегося им полукровку поражённо, но после слов подруги в их глаза появилось недоверие и они слегка нахмурились. Габи ликовала, в её мыслях проносилось «А я говорила, что не вру и не шучу!», и она ожидала, что девочки сейчас скажут «Ого, Габриэлла, и правда Скэриэл настоящий и он дружит с твоим братом, прости, что мы тебе не верили!», но, не получив заветной реакции, слегка насупилась и недовольно уставилась на подруг. Девочки же, словно почувствовав на себе недовольный взгляд Габи, прекратили пялиться на полукровку, а затем синхронно подошли к Габриэлле и, взяв её за ручки под удивлённое «Эй, вы чего?», отвели её в сторону. Они не отошли далеко от Готье и Скэриэла - те могли спокойно услышать их слова, но казалось, это добавляло секретности их разговору. — Габриэлла, ты уверена, что ничего не напутала? Этот полукровка точно не работает на твоего брата? — с хмурым видом спросила Люция, поглядывая то на брата подруги, то на этого «Скэриэла». Готье от всего происходящего, начиная с того момента, как сестра привела девочек, всё больше и больше выглядел как человек, который не хочет здесь находится. Ему изначально не нравилась эта идея и он знал, что знакомство подруг сестры со Скэриэлом будет чем-то столь же неловким, как их недавний ужин с Гедеоном. В своих предположениях он не ошибся. И мало того, что Скэриэл на требование Габи познакомиться с Марин и Люцией ещё тогда ответил молниеносным согласием, сейчас чистокровный поражённо подмечал, каким спокойным несмотря на всю ситуацию оставался его друг. С лица Скэра не сходила мягкая, дружелюбная улыбка, но Готье мог поклясться, каким бы он не выглядел умиротворённым, он точно от происходящего веселился — весёлость сама по себе читалась в его глазах. Готье абсолютно не мог понять полукровку, потому что именно для него всё происходящее было чем-то ужасно неловким и он очень хотел бы сейчас просто сесть в машину и дождаться там Габи. Что он непременно бы и сделал, если бы не уважение к сестре. — Ничего я не напутала! Они друзья! — возмутилась Габриэлла. Она не понимала, почему девочки продолжают ей не верить, хотя доказательство стояла прямо перед их носом. — Габриэлла, не может чистокровный дружить с полукровкой! Это всем известно! К тому же… — Марин хмуро перевела взгляд на Скэриэла, потом переглянулась с Люцией. — Он же выглядит как… — Да, он выглядит как настоящий… — продолжила Люция, тоже осторожненько посматривая на полукровку в стороне. — Бандит! — хором закончили обе подруги. После повисла неловкая тишина. Габи от слов девочек выглядела шокированной. Скэриэл по меньшей мере удивлённым, как и Готье. Тишину эту лишь спустя секунд пять прервал приглушённый смех чистокровного, кажется, отошедшего от удивления и спешившего прикрыть рот рукой. От смеха брата малышка и сама отошла от шока. — Д-девочки! — закричала Габриэлла. Она была возмущена — не был Скэриэл похож на бандита! Да, может, в обычное время его действительно можно было бы спутать с бандитом, особенно если представить его с такой чёрной маской и в чёрном костюме, как у злодеев в мультиках, да и папа всегда говорит, что он плохой. Но сейчас он выглядел совсем не как бандит, а был прямо как братик, очень…"изящным», кажется. Сейчас он был хорошим! — Скэриэл, ты их не слушай, ты никакой не бан… — залепетала Габи, поворачиваясь обратно к полукровке, но так и не договорила, прерванная заливистым смехом парня. Брюнет схватился за живот и зажмурился с яркой-яркой улыбкой. Она удивилась его реакции, но вскоре почувствовала облегчение — кажется, что Скэриэл воспринял слова девочек как шутку. Ну и хорошо. Полукровка открыл глаза, переглянулся с Готье, который, кажется, тоже удивился реакции друга, но теперь улыбался, а затем выпрямился и весь покрасневший от смеха радостно заговорил, обращаясь к поражённым его поведением подругам Габи. — Я смотрю, вы действительно подружились! — он усмехнулся. — Раз даже в чём-то согласны! От реакции и слов полукровки малышки долго прибывали в шоке. Это читалось по их лицам и чуть приоткрытым ртам. Лишь пару секунд погодя, когда они, кажется, поняли, что только что сказал парень, девочки переглянулись, а затем отвели друг от друга взгляды, незаметно покраснев. Габриэлла же тут же переключилась на другую тему, словно забыв о только что произошедшем. Девочка вновь подбежала к Скэриэлу. — Подружились! Подружились! Они даже друг-другу браслетики сделали! И мне тоже! Смотри, я тебе ещё не показывала! — малышка вытянула правую ручку и показала полукровке подарки девочек. Брюнет даже присел на корточки, чтобы получше разглядеть браслеты. — Ого! Какая красота! — он перевёл взгляд с браслетиков на подруг девочки. Теперь, находясь с ними на одном уровне, тёмные его глаза смотрели прямо в сапфиры и аметисты малышек. — Вы такие талантливые! Обе девочки от слов его, от столкновения с ним взглядами, кажется, раскраснелись ещё пуще прежнего, и теперь уже сама Габи заметила, какими красными стали лица подруг. Несколько секунд погодя они обе почти одновременно развернулись. — В общем, эм… — замямлила Марин. — Извини, Габриэлла, но… — продолжила также неуверенно Люция. — Нам пора! Пока! — вновь в унисон закончили малышки и, ещё раз переглянувшись, поспешили кто куда. — Ой! Девочки, ну вы куда?! П-пока! — неловко крикнула им в след малышка Хитклиф, по привычному махая им ручкой, хоть Марин с Люцией того и не увидели. Она совсем не поняла, чего это они. Готье поближе подошёл к другу и сестре. На его лице была лёгкая улыбка, но он вновь убрал руки в карман плаща. — Да ты прямо покоритель женских сердец. Засмущать Сильвию, Кэтрин и Фанни тебе было мало? — с усмешкой спросил Готье. — А что? Завидуешь? — с ухмылкой заговорил полукровка, и, привстав с корточек, хитренько взглянул на Готье. — Сам вот даже к Оли… — Скэриэл. — приструнил его чистокровный, нахмурившись. Брюнет замолчал, но с хитрая ухмылка не спала с его лица. — Оли…? — девочка посмотрела на брата удивлëнно. «Оли» звучало очень знакомо. Малышка призадумалась, и вдруг вспомнила девушку, которая на одном из званых ужинов у них дома общалась с братом и Леоном. Братик тогда с ней очень мило разговаривал. Габи видела его таким впервые, и вопрос сам сложился в её голове. — Ты про Оливию, да? Готье, тебе что, Оливия нравится? — Ох, Боже… — чистокровный прикрыл лицо ладонью. Он понял, что его друг приоткрыл завесу тайны, которую вот от кого от кого, но от Габриэллы Готье точно хотел скрыть. Он не желал, чтобы в тот же день об этом узнал весь дом, но теперь, кажется, это было неизбежно. — О, так вы знакомы! Хотя…а не факт, что я говорил про Оливию — Скэриэл с хитрой улыбкой посмотрел на девочку. — «Оли» может быть ещë и Оливером. — Скэриэл! — теперь уже не просто твëрдо, а гневно сказала ему чистокровный, убрав даже ладонь с лица и посмотрев на друга грозно-грозно, но сам заливаясь краской. — А что, разве мальчику может нравится мальчик? — поражëнно спросила малышка, переводя удивлëнный взгляд то на раскрасневшегося Готье, то на выглядящего весëлым полукровку. — Конечно. Вот в «Леди Баг», например, помнишь, мы с тобой недавно обсуждали Натаниэля и Марка? — спросил у девочки полукровка. — Да, помню! Они очень милые, когда вместе! Ой... — малышка вдруг кое-что осознала и прикрыла рот ладошкой, заговорив чуть приглушённо. — Получается…они друг-другу нравятся? Скэриэл же лишь пожал плечами. — Возможно. Я думаю, что да. Габи от ответа полукровки заулыбалась и убрала ручки от лица. В её глазах теперь можно было прочесть безграничный интерес. — Скэриэл, я не думаю, что об этом стоит говорить с реб… — начал Готье, но было уже слишком поздно. — А девочке может нравится девочка? — перебив брата, заинтересованно спросила Габриэлла, от чего Готье, судя по всему, скис окончательно. — Естественно. — полукровка кивнул, с теплотой смотря на Биби. — Ой, получается, что Роуз и Джулека могут друг-другу нравятся! Они тоже очень и очень мило себя вместе ведут! — радостно пролепетала Габриэлла. — Думаю, что ты права. — с улыбкой ответил Скэриэл, но увидев, как злобно смотрит на него Готье, вздохнул. — Только это тоже секрет. — Что — секрет? — не поняла малышка. — Что девочка может нравится девочке, а мальчик может нравится мальчику. — ответил ей полукровка. — Почему? — удивлëнно спросила Габи. — Некоторые люди плохо относятся к этому. Они считают, что мальчику может нравится только девочка, и наоборот. — Как считают… — призадумавшись, заговорила маленькая Хитклиф. — …что полукровка не должен дружить с чистокровным? — Точно! Так что пообещай, что это ты тоже сохранишь в секрете. Девочка совсем не понимала, почему кто-то мог относится к этому плохо, но кивнула. — Обещаю! Только… — малышка подошла к Готье. Он всë ещë стоял весь красный. — Готье, я надеюсь, что тебе всë таки не Оливер нравится. Он — противный! А вот Оливия хорошая! Добрая, грациозная и красивая. Прямо как миссис Нар! Так что пускай тебе Оливия нравится. — О? Правда? Чем это тебе этот Оливер не угодил, Биби? — с усмешкой поинтересовался Скэриэл. — У него, мягко говоря, проблемы в общении с любыми представителями женского пола… — ответил тогда другу за сестру Готье, кажется, уже не так злясь от произошедшего, словно смиряясь. — Ну прямо как у тебя! — рассмеялся тогда Скэриэл, за что получил от чистокровного жестокий тычок под бок.***
Воспоминания минувших лет, недель и дней обрывками пронеслись в голове девочки. Она была очень рада познакомится с Марин, Люцией и даже Скэриэлом, который неожиданно ворвался в жизнь её брата, и как итог — её тоже. А ведь когда Готье только рассказал, что подружился с полукровкой, она ведь тоже, как и Марин, сначала рассмеялась, подумав, что братик шутит. Ведь да, такого просто не бывает! Но оказывается бывает! Хоть это и секрет, который она должна хранить. Малышка, оторопев, поняла, что слишком уж погрузилась в свои мысли и даже не знает, сколько прошло времени. А ведь у неё были дела! Она взглянула на электронные наручные часики на левой руке — те были в миленьком, голубом чехле — и, тыкнув на экран, посмотрела на время. Габриэлла облегчённо выдохнула — до начала следующего урока, литературы, оставалось ещё тридцать пять минут. Девочка встала из-за своей парты и, положив на стульчик рюкзак, осмотрелась. В классе, рассчитанном на двадцать человек, она была одна — все одноклассники, и даже учителя, сейчас ушли кушать. Сама же малышка в этот раз сказала своим подругам, что не может пойти с ними в столовую, и что быстренько поест свой перекус в классе, поскольку на третьем этаже, где и находился их кабинет, у неё были дела. Спускаться и подниматься на первый было бы слишком долго, к тому же там она непременно задержалась бы аж до начала занятий, ведь Марин всегда кушает очень медленно, потому что при этом ещё и много-много болтает (что сама Габи не считала чем-то плохим, но не сегодня). Габриэлла вышла из кабинета, прикрыв дверку, и направилась по коридору вправо, обходя некоторых учеников, которые почему-то не пошли в столовую или даже решили устроить перекус прямо тут. Конечно же она не стала скрывать от подруг причину, по которой она не идёт с ними на перерыв. Малышка Хитклиф спокойно сообщила Марин и Люции, что как только закончит с перекусом, то поспешит в библиотеку! Решение возникшей в голове дилеммы пришло Габи после разговора с Готье: ей стоило сходить в это загадочное место, и если ей там понравится, то и книги она непременно любит! Девочки, услышав, куда собирается подруга, изрядно удивились. Марин учёба сама по себе не интересовала, и читать она не любила (разве что только журналы), поэтому их школьную библиотеку обходила стороной, лишь изредка поглядывая на массивные двери, когда по какой-то причине подруги оказывали в дальней части школы. Для неё это место действительно было чем-то загадочным. На самом деле как и для Габриэллы, которая поймала себя на мысли, что за целых два прошедших года обучения почему-то тоже библиотеку ни разу не посещала. Возможно потому что в этом никогда не было нужды — книжки в конце года ей помогали сдать в библиотеку её бывший водитель или Нар, в начале этого школьного года их тоже забрала гувернантка, пока малышка ждала её в машине. Но вот Люция, даже будучи новенькой, как оказалось, в библиотеку уже ходила. Однако как сама подруга рассказывала, она там не задержалась — взяла лишь нужные ей книги. Уж тем более не засиживалась их читать в читательском зале, поскольку Люция могла спокойно сделать это и дома, а в школе это было тратой времени, которое она могла провести с Габриэллой, а потом уже также и с Марин. Вообще Люция, как и все трое девочек, могла просто у родителей, а в её случае у папы, попросить купить ей нужные книги, но сама маленькая Монжи сказала, что в этом нет нужды, если она хочет прочесть книгу лишь один раз, не захламляя ей полку. Подруга Габи была очень разумной. Малышка Хитклиф перед тем, как они разделились, позвала подруг сходить в библиотеку вместе с ней, но каждая из них отказалась. Марин сказала, что ни за что вместо перерыва на перекус не пойдёт в конец школы. Даже («Прости, Габриэлла») ради своей подруги. Люция также извинилась перед Габи, сказав, что хочет сходить поесть, и к тому же, Марин нельзя было оставлять без присмотра, а то она может что-нибудь учудить. А ещё сказала, что если она пойдёт с Габриэллой, то Марин некому будет рассказать вот именно за тарелкой с пудингом о последних школьных новостях. Габи с Люцией тогда рассмеялись, а Марин от их слов надулась. Так девочки и решили, что Габриэлла тогда поест в классе, они — в столовой, а за пару минут до начала литературы встретятся уже с самом кабинете и Габи непременно поделится новостям о том, как прошёл её первый поход в это загадочное, по словам Марин, место. Вообще Габриэлла понимала, что могла бы просто сходить в библиотеку после занятий в школе, но было пару «но». Первое «но» заключалось в том, что именно сегодня после школы её ждали занятия с Нар, а уже после обеда, вечером — занятия по хореографии. Она могла бы отменить занятия с гувернанткой и приехать домой как раз к обеду, но малышка волновалась, что без помощи девушки не сможет решить заданное им на завтра домашнее задание — девочка вообще в плане учёбы всегда была не уверена в своих силах. Второе «но» заключалось в том, что, отмени она занятия, гувернантка бы приехала к ним только вечером, чтобы помочь Габриэлле собраться и сопроводить её на занятие по хореографии, а это означало, что у девушки будет меньше времени побыть с Соминой. А Габи видела, как радуется миссис Нар, когда болтает в салоне машины с водительницей. Решающим фактором стало то, что созданный в голове план девочке хотелось реализовать как можно скорее. И вот так Габи и приняла решение сбегать в библиотеку во время большого школьного перерыва. Малышка, добравшись в другой конец школы, некоторое время стояла около массивных дверей бежевого цвета, разглядывая на них узоры-завитушки. И как же она раньше, проходя мимо, не обратила на них внимания? Дверь, оказывается, была необычная. Словно портал в невиданную страну. Но под взглядами редких проходящих учеников девочка поняла, что стоит как-то слишком долго, а ведь ей нужно было спешить — судя по часам, у неё было ещё лишь тридцать две минуты. Габриэлла толкнула одну из дверей, которая оказалась легче, чем представилась малышке на свой вид, и прошла в библиотеку. В глаза её тут же ударил яркий свет, от чего девочка поспешила их прикрыть. Поставив себе над глазами импровизированную защиту из ладошки, Габи смогла осмотреться по сторонам. Библиотека оказалась очень и очень большим помещением бежевых оттенков — даже паркетный пол и то был таких цветов. Повсюду висело множество ламп и люстр, хотя тут итак было светло благодаря солнечному свету, исходившему из окон — сегодня был тёплый и солнечный день, в отличие от предыдущих дождливых. Само помещение оказалось словно бы двухэтажным — по середине его была широкая-широкая лестница, ведущая на второй этаж библиотеки. Именно на самом верху лестницы находились окна, льющийся свет из которых и ослепил Габриэллу. Вся представшая перед девочкой картина напомнила малышке холл в замках, которые она видела с мультиках — они были такими же огромными, и там тоже всегда была такая же большая и широкая лестница. Только вот в таких местах в мультиках не бывало книжных шкафов, бесчисленного количество столов, стульев и диванчиков, было меньше ваз с растениями, а ещё справа от входа не стоял такой большой и длинный стол — кажется, это называлось стойкой. Из-за которой неожиданно вдруг выглянула…полукровка. — Ой! Извините! Я забыла закрыть шторы. — торопливо и взволнованно произнесла незнакомка, намеренно, однако, стараясь говорить тише. Она выглядела молодо, словно ровесница Нар или Сомины. У девушки были рыжие, прямо как у Кевина, волосы, завязанные в короткий, в отличие от водительницы малышки, хвост. Одета полукровка была ну прямо как учителя, тоже в рубашке и юбке, только одежда её была намного серее, чем у преподавателей, и на ней не было никаких украшений. Карие, намного светлее, чем у Скэриэла, глаза её метались от окна к девочке и куда-то вниз. Девушка выглядела взволнованной. Габриэлла не могла понять, что здесь делает полукровка. Незнакомка не выглядела как уборщица, которых было в школе не мало, или как кухарка, которая работала в столовой. Образ рыжеволосой девушки действительно напоминал ей преподавательницу, но такого не могло быть, чтобы полукровка работала учителем. Они для этого были недостаточно умны. По крайней мере, такое малышка слышала от папы. — Здравствуйте! — Габи поспешила к полукровке, потому что ей было любопытно, что девушка тут делает. Как и незнакомка, Габриэлла старалась говорить не громко — она помнила про правило, что в библиотеке нельзя шуметь, из-за чего в ней все всегда говорят очень тихо. Подойдя к столику сбоку, девочка, наклонившись, чтобы получше разглядеть незнакомку, обнаружила, что за стойкой есть целый тайный мир — там тоже был столик, но он стоял пониже, и на нём находился компьютер, а ещё лежало много папок, листочков, каких-то маленьких книжечек, ручек, и самое необычное — миска с конфетами, тарелка с недоеденным сэндвичем и кружка с тёмной жидкостью, кажется, кофе. Малышка предположила, что это кофе, потому что ей был знаком его запах — папа, Гедеон и Сильвия часто пили этот напиток. По утрам запах кофе непременно стоял в столовой, даже если папа и старший брат уезжали раньше, чем они с Готье садились завтракать. По этому запаху она понимала, что близкие не уехали голодными и тоже покушали. Сама же девочка обожала какао — оно было её любимым напитком, но на завтрак предпочитала чай, причём всегда любила пробовать разные, и просила покупать какой-то новенький у идущей в магазин прислуги или же Нар. Габриэлла просто обожала чай с лавандой, чай с клубничкой и чай с яблочком. Но больше всего она любила ромашковый чай, хотя его вкус Готье находил странным. Сам же братик тоже любил чай, но по утрам всегда пил один и тот же обычный чёрный чай, что малышку просто возмущало — у них дома было столько вкусов, а он всегда просил заварить ему «как обычно». Лишь изредка у Габриэллы получалось уговорить брата попробовать что-то новое. Так она была рада узнать, что Готье понравился чёрный чай с бергамотиком и чай с мятой, а ещё зимой Готье нравилось, когда сестра по вечерам заваривала ему чай с корицей и апельсином. Но на этом чайный выбор брата остановился, и он всё равно пил чай с какими-то необычными вкусами редко, чаще отдавая предпочтение обычному чёрному. А вот Скэриэл просто обожал пробовать чай разных вкусов. Малышка всегда, когда полукровка был в гостях, предлагала ему попробовать что-то новое, и он на это охотно соглашался. Так девочка поняла, что Скэриэл отдаёт, в отличие от брата, предпочтение зелёному чаю. Полукровка любил чай с персиком, с мятой, с чабрецом, а ещё ему тоже очень нравился ромашковый чай. Правда девочке было грустно, что из-за того, что полукровка гостил у них не часто, а ещё редко, но всё же бывало, просил заварить уже полюбившийся ему чай, а не что-то новое, он едва ли перепробовал половину коллекции малышки. — З-здравствуйте, мисс…эм… — начало было, запинаясь, незнакомка, вставшая с самого обыкновенного, даже без колёсиков, стула, стоило малышке подойти к стойке. Однако, не закончив, она отвела от девочки взгляд, словно не зная, как продолжить фразу. Мисс…мисс звучало как что-то знакомое. Наверное…точно, наверное это было обращение. Как миссис Нар. Или «госпожа». Да! «Госпожа Габриэлла», как её называли дома. Значит и тут «мисс Габриэлла». Полукровка хотела узнать её имя! — Меня Габриэллой зовут! — сложив два плюс два, радостно представилась малышка. Но полукровка не выглядела так, словно ответ её удовлетворил. На лице девушки всё ещё читалась неловкость. — Извините, не подскажите вашу фамилию? — смущённо спросила незнакомка, всё ещё не вернув взгляд на Габи. Фамилия? А фамилия зачем? У малышки её никогда раньше не спрашивали. В школе все преподаватели обращаются к ним по именам, но на «вы», хотя она слышала, что старшеклассников называют «мистерами» и «мисс». Ой, точно же! Вот где она это слышала! К старшеклассникам обращаются же так по фамилии! И тем более, «Нар» тоже было фамилией, а не именем её гувернантки, о чём малышка, правда, вечно забывала. — Хи… Хи-т-к-лиф! — и говорить, и уж тем более писать свою фамилию Габи всë ещë было трудновато. По этой причине она больше любила именно своë имя, в особенности его сокращение, придуманное Готье — Габи. Хотя сокращение Скэриэла, «Биби», ей тоже очень нравилось. Оно звучало миленько! Однако всë равно, когда нужно было написать где-то своë имя, малышка предпочитала писать именно «Габи», а не «Биби». Причина заключалась в том, что Габриэлла очень любила первую букву своего имени — «Г». Она была проще, чем «Б». К тому же однажды в кабинете папы девочка подсмотрела, как мама красиво выводила на документах своë имя, «Грейс», и красивее всего у женщины получалась именно «Г». Изображение буквы, написанное подчерком мамы, Габриэлле очень понравилось, и хотя она ещë сама не до конца научилась красиво выводить буквы — бывало выходило кривовато и она пока не могла научится писать их под таким же наклоном, как это получилось у Готье — она очень и очень долго тренировалась, чтобы именно «Г» в еë имени выходила такой же красивой, как когда-то у мамы. — Здравствуйте, мисс Хитклиф. — теперь, наконец, обретя возможность правильно поприветствовать чистокровную, девушка облегчённо сказала это и выдохнула, а затем вернула взгляд на Габриэллу. Однако на её лице заиграло удивление, словно она только-только что-то осознала. — Ой, неужели вы дочь того самого Хитклифа, который состоит в Совете? Малышка ярко улыбнулась. Папа был крут, папу все знали! — Да, папа - сам Старейшина, и занимается очень и очень важными делами! Он в плане банков самый-пресамый главный! — с гордостью сказала девочка. О папе она могла говорить много. — Э-это честь для меня познакомится с вами, мисс Хитклиф. — запинаясь в словах, девушка быстро поклонилась и опустила взгляд в пол. На её лице играла нервная улыбка. — Надо же, всего первый год работаю, а уже знакома с детьми двух Старейшин. Такая реакция кого-либо, когда они узнавали о том, что папа малышки такая важная личность, для Габриэллы была чем-то привычным, но по сей день непонятным. Да, папа был очень и очень важным, и девочка не стеснялась говорить, кем он работает, но она до сих пор не могла взять в толк, почему, стоило кому-то узнать о его должности, все тут же становились какими-то тихими и словно осторожными именно с ней. Девочка могла понять такую реакцию при встрече с её папой — он всегда, как и Гедеон с Люцией, казался очень строгим, но на деле был хорошим, и просто никто ещё не успевал узнать его получше. Но она ведь не папа, она не хмурится и не выглядит строгой, наоборот старается быть очень улыбчивой. Однако её одноклассники в первом классе долгое время не решались к ней подойти, из-за чего девочка ни могла ни с кем подружится. Хотя, возможно, причина была в ней самой. Это малышка уже со второго класса сама стала как-то подходить к ним, пытаться заговорить, да и Марин у неё появилась. Но в первом классе её саму тогда дружба с новыми одноклассниками не сильно интересовала, ведь она много думала о маме, которая в то время болела. Лишь окончательно вернувшись в школу со второго класса, Габриэлла смогла добиться хороших отношений с другими, поняв одну вещь — рано или поздно, стоит ей быть дружелюбной и открытой, все перестают так неловко себя вести. Да и Готье тоже говорил не волноваться по этому поводу — он тоже проходил через это, а теперь вот, по его словам, с одноклассниками в общем и целом дружил. По крайней мере у него были Леон, Оливия, и даже этот противный Оливер, дружбу брата с которым малышка до сих пор не понимала. — Первый год? — почему-то обратила своё внимание в словах полукровки малышка именно на это. Девушка подняла глаза с пола на Габриэллу. — О-ой! Да. Я на должности библиотекаря начиная лишь с этого учебного года. Моя бабушка раньше тут работала, а до этого — её папа. Я ещё будучи подростком тут ей помогала. Но вот бабушки недавно не стало и… — полукровка с грустной улыбкой отвела вновь взгляд. — …В общем, из-за того, что я её внучка, а также хорошо знакома с библиотекой, директор разрешил мне унаследовать её должность. Я этому очень очень рада. Всегда мечтала тут работать. Габи было грустно узнать про бабушку полукровки — в конце-концов, она тоже не так давно потеряла близкого человека — но малышка с теплотой на сердце наблюдала, как печаль в глазах девушки сменилась на радость, стоило ей сказать об исполнении своей мечты. Габриэлла вновь ярко улыбалась, от чего библиотекарь, вернувшая взгляд на малышку, кажется, смутилась. — Извините. Я как-то…отвлеклась. Кхм! — полукровка постаралась взять себя в руки, как-то даже сильнее выпрямившись, хотя она итак стояла очень прямо. — Вы пришли по какому-то вопросу? Хотите взять или сдать книгу? — Не-а. — малышка покачала головой и задумалась. — Я на самом деле пришла, чтобы понять, нравятся ли мне книги. Библиотекарь от её ответа выглядела слегка удивлённой, и девочка поспешила объяснить. — Понимаете, мой брат любит книжки. Мне недавно сказали, я тоже люблю книжки. Но я не уверена, что их люблю. Брату вот нравится ходить в библиотеку, и он сказал, это потому, что он любит книги. И я подумала, что мне тоже сюда стоит сходить, и если мне здесь понравится, как и ему, то книги я люблю. Правильно же я думаю, да? — пролепетала с восторгом от своего плана малышка. С лица полукровки не пропала удивлённость. Она одной рукой задумчиво потёрла подбородок — так иногда делал Гедеон, когда сидел над каким-то сложным домашним заданием. — Думаю, что вы правы… — честно не найдя, что на всё это ответить, и приняв детскую фантазию, решила согласиться девушка. От ответа библиотекаря Габи лишь ярче заулыбалась. — Н-ну…тогда…ой, я даже не знаю. Вам принести детские книги? Малышка задумалась, и отрицательно покачала головой. — Нет, я просто посмотреть и походить пришла. Как тут и что. Чтобы понять, нравится мне тут или нет. А книжки у меня и дома есть. От отвела Габриэллы девушка выглядела слегка печальной — ей словно было грустно, что её работа никому не нужна — но она быстро взяла себя в руки. — Х-хорошо, тогда пожалуйста, ходите и смотрите. Только в библиотеке есть свои правила. Можно ли вам их перечислить? — осторожно спросила библиотекарь. — Не надо, я итак знаю. Мне Готье рассказывал. Кажется… — малышка, чуть подумав, стала перечислять правила, что говорил её брат, загибая пальцы левой руки, начиная с указательного. — Нельзя шуметь и громко говорить. Нельзя бегать. Нельзя забирать книжки без разрешения. И нельзя ничего писать в книжках, странички мять. А ещё… Девочка обнаружила, что у неё остался лишь большой палец, который можно загнуть, что она и сделала, лишь затем договорив: -…книжку, если взял, но не прям взял-взял домой, надо вернуть туда, где она стояла. Вот! Малышка радостно показала библиотекарю ладошку со всеми загнутыми пальцами. — Всё правильно. Вы большая молодец, что знаете все эти правила. — кивнув головой, с улыбкой сказала ей библиотекарь. От её слов малышка гордо упёрлась ладошками в бока, а затем развернулась. — Ну, я пошла, а то у меня времени немного! — Хорошо. Но если вы вдруг захотите что-то почитать — отдел литературы с первого по четвёртые классы находится на втором этаже. На первом этаже хранятся учебники и литература для классов с пятого по одиннадцатого. — заговорила, словно заученную фразу, полукровка, присаживаясь обратно на стул. — Если вам что-то понадобится, я всегда тут. — Угу! — девочка уже собиралась пойти осматриваться, но, сделав пару шагов в сторону столов, находящихся под лестницей, вдруг застыла на месте и обернулась к полукровке. Та уже скрылась за стойкой. Габи быстрым шагом поспешила вернуться к ней. — Ой! Я спросить забыла! — всё так же не громко, поскольку они были в библиотеке, но поражённо сказала Габриэлла. Полукровка при приближении девочки поспешила вновь встать, но замерла в полусидячем положении, стоило ей услышать вопрос чистокровной. — А как вас зовут? По лицу полукровки было видно, как она поражена вопросом малышки. От её широко раскрытых глаз и приоткрытого рта девочка очень хотела рассмеяться, но сдержалась. Библиотекарь поражённо опустилась обратно на стул. Она покраснела и отвела смущённый взгляд. — Ой…а меня… — девушка неловко потёрла шею рукой, это уже был скорее один из частых жестов Готье, и вновь посмотрела на девочку, слабо улыбаясь. — Меня Цисией зовут. Цисия. Какое необычное и красивое имя. — Приятно познакомится, Цисия! Малышка увлечённо, быстрым шагом, но не бегая, бродила между огромными книжными стеллажами и столиками с диванчиками, удобно расположенными меж ними. Помимо того, что по всей библиотеке было светло от солнечного света, на каждом стеллаже также располагался светильник, а на столах стояли лампы. Помимо этого, коридор и маленькие залы с большим скоплением столов освящали подвесные лампы и люстры. На первом этаже действительно оказалось очень много книг, названия которых Габи были непонятны. На стеллажах тут и там висели таблички с номерами классов, для которых предназначались учебники, или с названиями писателей, которые малышки были незнакомы. Девочка лишь вспомнила, как некоторых из них упоминал Готье или Скэриэл, когда эти двое при ней начинали вдруг разговаривать о заумных вещах, что малышка старалась пресекать. Однако порой брат и полукровка так увлекались разговором, что Габриэлла не в силах была их остановить. Да и не особо хотелось — в такие моменты, хотя она совсем не понимала, о чём они говорят, ей нравилось видеть, какими счастливыми те выглядели. На первом этаже учеников оказалось немного. Возможно потому что сейчас был перерыв на перекус. Лишь за некоторыми столиками, мимо которых она проходила, девочка обнаруживала старшеклассников. Те либо сидели за какой-то книжкой, либо что-то писали в тетрадку, возможно, делали домашнее задание, либо вообще уткнулись в телефоны, планшеты и даже ноутбуки. Один старшеклассник удобно расположился на стуле, положив голову на стол — в его ушах были наушники. А ещё одного старшеклассника малышка вообще обнаружила разлёгшимся на диване в самой дальней части библиотеки. Кажется, он дремал. Девочка решила его не будить. Ещё немного побродив на первом этаже, Габи обнаружила две дополнительные интересности. Первой оказался лифт, похожий на тот, что стоял у них в холле школы, только много меньше. Данный лифт тоже можно было использовать лишь имея специальную карточку — как малышка знала, она выдавалась людям, которым сложно было передвигаться по их школьным лестницам, например учителям в возрасте или ученикам, которые по причине здоровья использовали для передвижения трость или даже перемещались на колясках. Таких Габриэлла в школе видела не много, но за них ей было грустно — они ведь не могли бегать и играть с другими. Но она радовалась, видя, как они всё равно проводили со своими одноклассниками время, а ещё надеялась, что эти ребята скоро выздоровеют и им больше не нужны будут трости или коляски. Второй же интересностью оказался небольшой зал, в котором стояло несколько столов с компьютерами. Учеников там, правда, было тоже почему-то совсем мало. Осмотрев компьютеры, с которыми Габи, правда, дела никогда ещё не имела — да ей только вот в первом классе часы электронные подарили, и смартфон во втором — малышка поспешила вернуться к стойке. Благо повсюду висели таблички с направлениями, в какой стороне где что находится, включая выход. Цисия, как и говорила, по прежнему была на месте. Девочка, обходя стойку с боку, увидела, как та с наслаждением поедает сэндвич — кажется, она была очень голодной. Но заметив Габриэллу, которая ей улыбалась, библиотекарь поспешила прожевать кусочек и вновь встать со стула, отложив перекус обратно на тарелку. — Как вам в библиотеке, мисс Хитклиф? — смущаясь от того, что её застали прямо во время поедания перекуса, неловко спросила Цисия. — Ммм…пока не до конца поняла. Тут запах как в комнате брата, только сильнее. Ещё тут много книг, только я их не знаю, и они расположены не очень красиво. Наверное, тут, как и братик, не думают о красоте. — девочка вздохнула и покачала головой, от чего Цисия немного смутилась, но малышка быстро вернула на лицо улыбку. — Но ничего! Видимо так всем ко-м-фор-т-ней, как Сильвия сказала. А ещё мне понравились лампы, они очень красивые. И понравилось смотреть на старшеклассников. Тут некоторые очень смешные. Полукровка на ответ девочки улыбнулась, словно соглашаясь с ней. — Рада, что вам тут что-то понравилось. — библиотекарь перевела взгляд обратно на недоеденный сэндвич и вдруг зацепилась глазами за стоящую рядом с тарелкой миску. — Ой. Мисс Хитклиф, не хотите ли конфет? Девушка зачерпнула из миски самые разные конфеты и протянула ладошку с ними в сторону Габи. Глаза девочки загорелись. Она обожала сладкое, и на руке у полукровки лежали также её любимые конфеты. Но малышка вдруг, словно что-то вспомнив, опешила, отвела взгляд и покачала головой. — Н-нет, спасибо. Не хочу. — слегка понуро сказала Габриэлла. Она вспомнила слова папы о том, что от незнакомцев не стоит ничего брать, даже если это конфеты. Особенно от полукровок. Цисия реакции девочки не удивилась, словно это было для неё что-то привычное, и вернула конфеты в миску. — Х-хорошо, но если что, они всегда тут. — со слабой улыбкой сказала библиотекарь. Малышка также слабо улыбнулась ей в ответ. — Вы пойдёте на занятия? Девочка приподняла левую ручку и, тыкнув на экран электронных часов, посмотрела время. Оставалось ещё двадцать три минуты. — Ещё есть время! Я схожу на второй этаж! — радостно пролепетала малышка. — Второй этаж меньше по размеру, думаю, вы быстро по нему пройдёте. — кивнув, сказала Цисия. — Там сейчас, если что, почти никого нет. Но позовите меня, если вас вдруг заинтересует там какая-то книга, которая слишком высоко стоит на полке. Я вам достану. — Хорошо! — опять же, девочка не собиралась читать тут сегодня, потому что иначе у неё не хватило бы времени, ведь читала Габи медленно, но она согласилась, и направилась в сторону лестницы. Как не странно, с её стороны больше не шёл солнечный свет. Подняв голову, маленькая Хитклиф обнаружила, что окна наверху лестницы были теперь прикрыты тёмно-синими шторами. Наверное, это Цисия успела сходить наверх и их закрыть. Хоть Габриэлла и знала, что в библиотеке бегать нельзя, она не могла не бегать, когда дело касалось лестницы. Малышка быстренько взбиралась по ступенькам, придерживаясь ручкой за перила. Будь её воля, она вообще бы бежала по лестнице через одну ступеньку, как это, она видела, делал Скэриэл, но её ножки пока были слишком короткими для этого. Второй этаж действительно оказался много меньше первого. Здесь по прежнему располагались лабиринты из книжных стеллажей, которые, правда, были не такими массивными, как на первом этаже. Отсюда можно было поближе рассмотреть большую красивую люстру, весящую над входом в библиотеку. На втором этаже тоже находились залы с теми же столиками и диванчиками, что и на первом, но их было намного меньше. По всему полу в некоторых залах растянули милый ковёр с красивым узором, который девочке, бродившей по лабиринту, понравился. А ещё Габриэлле намного больше нравились книги, которые тут стояли на стеллажах. По крайней мере, она действительно узнавала некоторые сказки и авторов, больше не чувствуя себя так, словно попала в «Мир взрослых», где всё непонятно. А ещё корешки книг были намного более красивые, чем у книжек старшеклассников, но к сожалению, и тут никто не старался ставить их друг с другом миленько. Малышке оставалось лишь вздохнуть. Девочка ненадолго задержалась в совсем маленьком зале, где столики и стулья были более низкие, а на ковре, расположенном на полу, были раскинуты кубики и какие-то странные игрушки. Взяв одну из них, малышка обнаружила, что это какая-то головоломка. Она ей не понравилась. Но в этом необычном зале ей понравился столик, на котором лежали раскраски с её любимыми героями мультиков, а также большое количество маркеров и карандашиков. Габи решила, что непременно сюда вернётся, чтобы что-нибудь разукрасить. Как не странно, в залах на втором этаже действительно никого почти не оказалось. Видимо, это было из-за того, что сейчас все ушли кушать. Она бы тоже выбрала сходить в столовую и провести там весь перерыв, если бы любопытство не взяло над ней вверх. Как итог, за весь свой поход по этому месту Габриэлла увидела разве что двух ребят, кажется, второклассников, которые сидели за столиком и увлечённо болтали над какой-то книжкой. Она не стала их отвлекать и просто прошла мимо. И вот, обогнув весь второй этаж, малышка встретилась с тупиком — два стеллажа, создающих часть лабиринта, упирались в стену, а в одном из углов импровизированного коридора стояло большое-большое растение в горшке. Судя по табличке, здесь располагались учебники, а также книжки и рассказы, которые предназначались для учеников третьих и четвёртых классов, так что Габи тут задержалась. Да и в целом возвращаться пока не хотелось — это означало окончание приключения в неизведанный мир. Малышка радостно рассматривала книжные полки, узнавая некоторые истории, но, правда, в другом издании. Пару книг девочка брала в руки и листала, счастливо обнаруживая в них картинки — не то, что в книгах старшеклассников или в книгах брата — а затем не забывала вернуть на место. Осмотрев все книжные стеллажи в этой части лабиринта, маленькая Хитклиф подошла к картинке, располагающейся в рамочке на стене как раз в самом конце коридора. Габриэлла была удивлена обнаружить, что это чёрно-белая фотография, на которой изображён вид со входа на первом этаже библиотеки. Судя по подписи к фотографии, та была сделала целых пятьдесят лет назад. Окружение на картинке казалось знакомым, но в то же время и совсем другим. В библиотеке, какой она выглядела пятьдесят лет назад, судя по фотографии, были совсем другие стулья, столики, и даже люстра над входом. Перила на лестнице выглядели чуть иначе. И даже стойка, за которой сейчас сидела Цисия, была совсем иной. За ней на фотографии располагалась девушка с короткой стрижкой, которая, убрав руки за спину, стояла, смотря в объектив камеры, с каким-то нечитаемым лицом. Габи подошла поближе к фотографии и привстала на носочки в попытке разглядеть незнакомку на ней — у малышки возникло чувство, что она уже где-то видела эту девушку — но Габриэлла вздрогнула, когда не пойми откуда сбоку ей в глаза ударил свет. Девочка отшатнулась и, протерев правый глазик, поражённо уставила на растение, стоящее в углу коридора, со стороны которого и пришёл вдруг проблеск. Судя по всему, это был солнечный свет, прямо тот, который совсем недавно также ослепил её на входе библиотеки, но откуда он исходил? Ведь в этом коридоре из стеллажей не было окон! Подойдя к растению ближе, малышка внимательно осмотрела его. Если возникала загадка, и это не была надоедливая головоломка, в которых она не разбиралась, прямо как и в пазлах, Габи непременно хотела её решить. Она отодвинула пару массивных листиков и вновь увидела солнечный свет, который лился из…дырки? Тут в стеллаже была дырка? Нет, подождите. Габриэлла удивлённо ахнула. Это не была дырка! Это был проход! Оказывается стеллаж не был до конца прислонён к стене, которой заканчивался коридор, и тут можно было пройти. Но почему кто-то перекрыл проход горшком с растением? Что, если…она нашла секретный путь? Любопытство Габи было слишком велико. Девочка в надежде, что её за это не будет никто ругать, и что она не нарушает таким образом правила библиотеки, стала отодвигать массивный горшок с растением. Он был тяжёлым, и малышке пришлось приложить на мало усилий, чтобы в конце-концов отодвинуть его так, чтобы его обойти. Закончив с этим, Габриэлла, обогнув горшок, почти что соприкасаясь спиной со стеной, смогла попасть в проход - он состоял из всего-навсего одного небольшого стеллажа - и выйти в странное и неизвестное место. Это был, наверное, тоже зал, правда совсем небольшой, и со всех сторон окружённый книжными стеллажами. Напротив девочки обнаружилось окно — именно из него, как оказалось, и лился солнечный свет. Оно не было закрыто светло-голубыми, не похожими на те, что были в обычных залах, шторами. В серединке зала стоял квадратный, а не круглый, как в других залах, небольшой столик, и рядом с ним находилось четыре стула, три из которых были за стол задвинуты. Стол, как не странно, был накрыт тёмно-синей скатертью. На нём даже не стояло настольной лампы. Оглядев книжные стеллажи, на которых тоже располагались светильники, малышка обнаружила на одном из них табличку, которая гласила, что в стеллажах хранятся…списанные книги? Что значит списанные? Габриэлла, обходя стол, стала осматриваться в зале. Книги на стеллажах были необычные, совсем разные, и со знакомыми ей названиями, и с очень сложными. Словно кто-то взял и смешал произведения, которые хранились на первом и втором этаже. И если там с сочетанием цветов в книгах всё было просто не хорошо, то здесь с этим было всё очень и очень плохо. Более того, корешки некоторых книг выглядели порванными. Что же это за странное место? Почему тут так много столь разных книг? И почему некоторые из них выглядят очень плохо? Малышка задавалась бесконечным количеством вопросов. Продолжая осматривать стеллажи, она обратила внимание на один корешок, который выглядел не так плачевно. Он был чёрного цвета, и серебристые буковки гласили «Сборник сказок Сенситии Фил*». Габи была удивлена — она никогда не слышала о таком авторе, но при этом неизвестная написала сказки. А сказки девочка очень любила. Вытащив книжку, малышка осмотрела её. Книга была чёрной, с серебристыми узорами и буковками. На обложке книги был чёрно-серебряный рисунок с изображением различных странных и не очень персонажей. В большей мере это были люди. Они огибали надпись «Сборник сказок Сенситии Фил», такую же, как и на корешке. На задней стороне описывалось, какие сказки есть в книжке. В целом малышке понравилось, как книга выглядела, хоть та и не была цветастой. По крайней мере рисунок на обложке был необычным и очень красивым. Девочка уже было хотела пролистать пару страниц книги, не понимая, почему всё же такая необычно красивая книжка находится в этом странном зале, но подпрыгнула на месте, чуть не выронив её из рук, когда совсем близко услышала «Апчхи!». Малышка, замерев, поражённо осмотрелась по сторонам. Это что такое было?! И откуда?! Кажется…кажется, это кто-то чихнул, но она не слышала рядом разговоров или шагов. На втором этаже ведь почти никого не было, а те два второклассника были далеко отсюда. Так кто же это чихнул?! Причём так рядом. Габриэлла, прижав к груди книжку, осмотрелась по сторонам и тихонько спросила: — З-здесь кто-то есть? Ответа не последовало. Загадочное место по прежнему было пропитано тишиной. Нет, но она ведь точно слышала, как кто-то чихнул, значит тут точно кто-то был. Малышка огляделась по сторонам и, вооружившись книжкой, тихонько сделала первые шаги. Она осторожно прошла и заглянула в проход, ведущий на выход — там никого не было. Затем последовала к окну и быстро заглянула за массивные шторы — тоже пусто. Габи вновь оглянулась, прошла к столу. Странно, никого. Может ей вправду показалось? Нет, ну как ей могло показаться, она же точно-точно слышала! Малышка взглянула на стол и её вдруг осенило. Скатерть! Точно! Она ведь сама, когда играла с девочками, с прислугой или с семьёй в прятки, ни раз пряталась дома под столом, потому что за скатертью, которая всегда на нём лежит, её не было видно. И благодаря этому месту её часто не находили. Ей, правда, было грустно, что этим надёжным местом она не могла воспользоваться при игре со Скэриэлом — они ведь могли играть в прятки только в её комнате или в комнате Готье. Однако полукровка всё равно долго не мог её найти, когда она пряталась под кроватью, в шкафах или за шторками. Ходил и приговаривал «Ну где же наша Биби спряталась?», а брат ему отвечал «Даже не знаю. Ах, Габи, куда же ты пропала…», от чего малышка порой не могла сдержать хихиканье, и тем себя нередко выдавала. А вот сейчас её же надёжным местом наверняка пользовался кто-то другой! Покрепче взяв в ручки книжку, девочка опустилась на корточки. Малышка Хитклиф очень боялась, что под скатертью обнаружится кто-то нехороший. Вдруг это тут спрятался какой-нибудь преступник, только что ограбивший банк и решивший скрыться от полиции в библиотеке? А если тут запрятался монстр, прямо как те, что создавались из-за Бражника в Леди Баг? Точно! Вдруг тут на самом деле секретное логово самого Бражника?! Малышка решила действовать на опережение, испугав что-то или кого-то, кто, возможно, скрывается под скатертью, раньше, чем он испугает её. Запрокинув вверх руку, держащую книгу, второй она резко подняла ткань и как крикнула: — Бу! — А-а-а! — послышался знакомый девочке мальчишеский голос, сопровождаемый глухим звуком удара об стол. От неожиданного вскрика она сама знатно испугалась и отпрянула от скатерти, упав на пол. Спустя пару секунд, пока Габриэлла старалась успокоить сердечко, малышка могла наблюдать, как из-под скатерти вылезает знакомая макушка с короткими серебристо-серыми волосами. Мальчик в их школьной форме, её одногодка, с болезненной миной на лице потирал свободной ручкой затылок. Стоило ему полностью вылезти из-под стола, как серые глаза его, по привычке прикрытые квадратными линзами очков, удивлённо уставились на сидящую на полу девочку. Второй рукой знакомый держал какую-то небольшую коробочку и книжку. — Г-Габриэлла! Ты…ты что тут делаешь? — поражённо спросил чистокровный, кажется, не до конца отойдя от испуга. Его голос, хоть и был поражённым, звучал не злобно, а по-привычному мягко, но даже это Габи не могло успокоить. — Я-Я что тут делаю?! Это…это что ты тут делаешь, Вэриан? — также поражённо, как и мальчик, спросила у него Габриэлла. Она ведь знала, что одноклассника сейчас в школе быть точно-точно не могло, но вот он…тут. Наверное стоило в целом начать с того, что с Вэрианом, или с Вэрианом Мансом, своим одноклассником, малышка была знакома очень и очень давно. Даже до того, как пошла в школу. Почему? Дело было в том, что мама Вэриана, тётя Севира, как и папа девочки, была Старейшиной. Малышка долгое время думала, что именно её папа отвечает за все денюжки в их стране, но оказалось, что она ошибалась. Как выяснилось, папа отвечал за банки, а вот мама друга как раз была ответственна за денюжки, или, как говорил сам Вэриан, за финансы. Хотя малышка до сих пор не могла понять, почему папа, который был самым главным в банках, не мог также быть самым главным в «финансах» (ведь те хранились в банках), благодаря однокласснику Габи поняла, что работа тёти Севиры и папы хоть и отличалась, но была очень друг к другу близка. Возможно по этой причине мама Вэриана и папа были так дружны. Сколько малышка себя помнила, папа часто приглашал тётю Севиру и её родных, включая Вэриана, в гости, а ещё тётя и папа всегда встречались и что-то непременно обсуждали на званых вечерах вместе с другими, как малышка знала, очень важными дяденьками и тётеньками. Когда папа был в их окружении, мама всегда отводила девочку в сторону и ласково просила не отвлекать его от работы. Хотя Габи очень злило, почему папа вдруг работает, когда званые ужины и вечеринки нужны, чтобы отдыхать, она маму слушалась. Тем более, что Габи всегда составляли компанию другие дети, большинство из которых, к сожалению, были сплошные мальчики. И из них ближе всего как раз ей был Вэриан. Сильвия рассказывала, что с «маленьким господином Мансом» девочка была знакома с самого младенчества. Но сама Габи почти этого не помнила. У неё было лишь очень смутное воспоминание о том, как она играла с ним однажды на площадке в прятки, а рядом были их няни. Вообще Вэриан был хорошим! Если других мальчиков, которых она встречала на званых вечерах и вечеринках, малышка считала неинтересными и даже глупыми, поскольку они только и могли, что обсуждать какие-то машинки да роботов, а ещё носиться и толкаться, всех и вся сбивая (и вообще, казалось, они совсем не умели хорошо себя вести), то Вэриан был не такой. Вэриан был очень спокойным, вежливым, и добрым-добрым. Он всегда с интересом выслушивал рассказы малышки о её любимых вещах, будь то мультики, игрушки, книжки. Ещё и задавал много вопросов. Сам же Вэриан, как девочка была удивлена узнать, мультиков не смотрел, а книжки если и читал, то очень заумные. Оказалось, друг всегда очень и очень много учился. Уже в шесть лет он удивлял её тем, что мог сказать ей пару предложений на английском, хотя сама девочка ещё даже октавианский алфавит толком не запомнила. Ещё Вэриан хорошо разбирался в окружающем мире и знал очень и очень много о разных животных и растениях. Малышка понимала его плохо, но ей нравилось слушать рассказы мальчика. Вообще всё было лучше, чем слушать о дурацких машинках и роботах, тем более, что Вэриан всегда умел рассказывать очень и очень интересно и понятно. Когда разговор пошёл о посещении малышкой школы, девочка была очень рада узнать, что Вэриан станет её одноклассником. С первых школьных дней двое давних друзей ходили вместе — в конце-концов, их обоих ведь немного стеснялись одноклассники из-за того, какими важными были их родители. Но Вэриан много быстрее, чем малышка, обретал новых друзей и знакомства. Девочка ему даже завидовала, хотя сама пыталась от друга не отставать. А потом она перестала ходить в школу. Как и с Люцией, малышка и с Вэрианом, и вообще с кем-либо, тогда общаться не хотела. Лишь знала от миссис Нар, что друг нередко звонил и спрашивал, как самочувствие Габриэллы, а ещё, как и другие её одноклассники, передавал ей различные подарки, которые девочка открывать не желала. Кричала гувернантке, чтобы та их выкинула, ведь она не хотела никаких подарков, ей хотела лишь, чтобы мама…чтобы мама вернулась. А потом, больше чем спустя полгода после смерти мамы, когда Габи познакомилась уже со Скэриэлом, тот вместе с братом в один из дней помогал ей доставать игрушки из верхней полки её шкафа. Она всегда просила оттуда помочь достать вещи Сильвию или Нар, но сегодня смогла для этого позвать брата и его нового необычного друга. Готье же, копаясь в верхних полках шкафа сестры, случайно нашёл небольшую коробку, в которой трое были удивлены обнаружить огромное количество разных маленьких, упакованных в красивые обёртки, вещичек. Это оказались и книжки, и небольшие игрушки, и фигурки, и рисунки, и подделки, и различные коробочки с конфетами. К каждой вещичке шла записка — в них разными, иногда кривоватыми, но очень старательными подчерками сообщались различные пожелания, передавались добрые слова и надежды на то, что Габриэлла скоро вернётся в школу. Всё это были записки от её одноклассников. А больше всего маленьких сообщений оказалось именно от Вэриана. Скэриэл и Готье, пытаясь разобрать подчерки, тогда прочли ей лишь несколько бумажек, но после них малышка сильно при сильно расплакалась, что брат с полукровкой долго не могли её успокоить. Ей за себя было очень стыдно, ведь в тот момент Габи осознала — Вэриан и другие так старались её приободрить, а она пинала и бросала подарки, не желая их даже смотреть. Как она могла так с ними поступить? И даже ни разу никого не поблагодарила. Стоило брату и полукровке кое-как успокоить малышку, как Скэриэл сказал, что если ей стыдно, ей стоит прийти в школу и искренне поблагодарить ребят за подарки. Малышка тогда категорично помотала головой — она даже не думала возвращаться на учёбу, хотела так и оставаться до конца дней своих заниматься лишь дома с Нар. Ей было страшно выходить за пределы своего убежища, коим стали родные стены — за ними вечно ждали какие-то злые дяденьки и тётеньки с фотоаппаратами, которые задавали ей много-много вопросов, заставляя думать о страшных вещах. Заставляя думать о маме. Тогда Скэриэл сказал, что если она хочет искреннее поблагодарить ребят, ей нужно победить страх. Тем более, что папа тогда нанял для Габриэллы нового водителя, Коллинза, такого грозного-грозного полукровку. Скэриэл приободрил малышку, сказав, что громила точно её в обиду не даст. И девочка согласила, но только с тем условием, что брат съездит вместе с ней. На её просящие глаза Готье просто не мог ответить отказом, как бы эта идея не казалась ему неловкой. В день, когда малышка подготовила для каждого одноклассника ответный подарок, девочка решила, наконец, вернуться в школу. Ей было страшно даже выйти из дома, но брат, который крепко держал её за руку и тепло, как, казалось, умел только Готье, улыбался ей, смог хоть немного успокоить девочку. А ещё Коллинз, который осматривался по сторонам, сопровождая брата и сестру Хитклиф, так грозно, что девочка, хотя бы ненадолго откидывая волнение, невольно начала злорадствовать — полукровка точно мог напугать всех плохих дяденек и тётенек с камерами. Но стоило Габриэлле переступить порог класса, всё ещё сопровождаемая братом, который не отпускал её руку и помогал ей нести вещи, малышка под взглядом, казалось, сотни пар глаз, совсем застыла на месте. В этот момент из её головы вылетели все правильные слова, которые она репетировала перед братом и полукровкой. Габи совсем-совсем ничего не могла сказать, лишь бегала взглядом по поражённым лицам ребят. В голове девочки заклубилась тысяча мыслей. Были ли они рады её видеть? Не слишком ли поздно она собралась их благодарить? Что, если они больше не хотят, чтобы она была в их классе? Мысли не проходили, не отпускали её, от чего Габи вся сжалась, крепче цепляясь за большую ручку брата, пока в конце-концов те не ушли из её головы, стоило девочке столкнулась глазами с Вэрианом. В глазах мальчика, который, как и раньше, по прежнему сидел за первой партой, тоже читалось удивление, но также была в них и…радость? Теперь пришла пора поражаться уже самой девочке. Разве не злился он на неё за то, что она не ходила в школу, не отвечала на звонки? Не считала ли он, что она его бросила, поступила нечестно? Он…был ей рад? В сердце вдруг стало так тепло-тепло и малышка слабо улыбнулась мальчику, который также легонько улыбнулся ей в ответ. Габриэлла подняла взгляд на брата, который смотрел на неё приободряюще, всё с той же мягкой улыбкой. А когда прошептал «Давай, Габи, ты справишься.», у девочки не осталось страхов и сомнений. Она ещё шире улыбнулась и вновь перевела взгляд на одноклассников, а с уст её сорвались те самые правильные слова. Слова благодарности ребятам за все тебе подарки и записки, что они ей оставили. И слова о том, что теперь она снова будет ходить в школу. Стоило ей закончить, как ребята вдруг все повыскакивали из-за парт и поспешили окружить малышку. Класс заполонил шум голосов, говорящих о том, как все рады видеть Габриэллу и как они по ней скучали. А Вэриан подбежал к ней самым первым и обнял, очень поразив Габи — такое мальчик делал впервые, раньше всегда стесняясь, даже когда малышка сама лезла к нему обниматься. — Я очень, очень, очень рад, что ты вернулась! — пролепетал тогда чистокровный, но, осознав, что он творит, секунду погодя отпрянул от девочки, весь покраснев и заизвинявшись. Пристальный взгляд Готье, обращённый к Вэриану, и насмешки некоторых одноклассников спокойнее мальчика не делали. Но Габи же, широко заулыбавшись, ему лишь тогда сказала: — Я тоже очень и очень рада, Вэриан! Это был радостный день. Она подарила всем ребятам подарки, а именно рисунки, которые она очень старательно рисовала, пытаясь вспомнить, что каждому из её одноклассников нравится, а ещё много-много конфет, которые, правда, они всё равно разделили с самой Габриэллой, а ещё отдали часть Готье. Ему тогда, правда, судя по слегка красному лицу брата, стало вдруг неловко в окружении детей. Но его радостная улыбка говорила, что он счастлив за сестру. Малышка, которая всех стала расспрашивать о том, что у кого произошло, пока её не было, меньше всего была удивлена узнать, что Вэриан, оказывается, за это время по успеваемости в классе стал самым-самым первым и лучшим. Девочка всегда знала, что друг её очень умный. Более удивительно было обнаружить, что Вэриан начал заниматься теннисом и шахматами. Но поразительнее всех стала новость, что мальчик, оказывается, обрёл немаленькую популярность — не только в их, но и в параллельном классе, у него было много-много друзей, и он всегда ходил мальчишеской компанией. От этого сама Габи больше не могла с ним всегда проводить время, ведь ей в компании других мальчиков, несмотря на их проявляемую к девочке доброту, было неловко, и потому, хоть Вэриан и Габриэлла оставались хорошими друзьями, и мальчик никогда не отказывал ей в помощи, всегда выделяя ей время, если то требовалось, они всё же отдалились друг от друга. Но малышку это беспокоило не долго, ведь потом, во втором классе, у неё появилась Марин. Ещё один факт, который девочка знала о друге, заключался в том, что Вэриан всегда в большой перерыв, как и некоторые ученики в их школе, уезжал кушать в какой-то ресторан. Он сам говорил, что так решила его мама — тётя Севира почему-то не хотела, чтобы её сын питался в столовой, хотя сама Габи не раз говорила, что там ведь тоже довольно вкусно. Ей было обидно за друга, видя, как тому приходится расставаться со своей компанией друзей-мальчиков на первом этаже, и уходить в школьный двор, где его, как он говорил, ждала машина, а друзья его шли в столовую. Ну почему он не мог тоже кушать с ними? Ведь делать это в компании друзей намного лучше. Вот ей всегда было тепло кушать и разговаривать с Люцией и Марин. Девочки, кстати, нашли, что сказать об этих поездках Вэриана. Марин говорила, что она тоже так могла бы ездить в рестораны, ведь еда в кафетерии, как она утверждала, «была средней», но ей было куда важнее проводить время с девочками. И потому на Вэриана она злилась. Люция же наоборот была не против еды в кафетерии, говоря, что итак утром, днём и вечером кушает в ресторанах — ну да, ведь её отец был их владельцем. И вот как раз от этого факта увидеть Вэриана в библиотеке, в их большой перерыв после второго урока, было просто удивительно. Она ведь сама видела, как друг в компании других мальчиков, взяв свой рюкзачок, выходил из класса, а значит, как обычно, направлялся с ними вниз, чтобы расстаться у выхода в школу и поехать в этот его ресторан кушать. — Я… — мальчик опешил и отвёл взгляд, словно бы не зная, что подруге ответить, но быстро взял себя в руки, поняв, что в первую очередь он, как джентльмен, должен помочь девочке подняться с пола. Вэриан оставил непонятную коробочку и книжку на столе и протянул Габриэлле руку, попутно возвращая на неё свой взгляд и неуверенно отвечая, указывая второй рукой в сторону своих вещей. — А я сегодня решил в школе покушать. В-вот даже Анну попросил мне приготовить поесть. Взяв свободной от книжки ладошкой протянутую ручку мальчика, малышка, наконец, встала с пола и, положив «Сборник сказок Сенситии Фил» на стол, поспешила отряхнуть сарафан. Вэриан, опомнившись, тоже стал быстренько поправлять одежду. Приводя себя в надлежащий вид, малышка подняла глаза на указанную Вэрианом коробочку на столе. Та была похожа на ланч-бокс самой Габи, но эта коробочка была немного побольше и тёмно-синего, под цвет скатерти на столе, цвета. А что же касается Анны…малышка на секунду подумала о подруге из балетного кружка, но вспомнила, что Анной также звали гувернантку друга. Но только вот ответ его Габриэллу не удовлетворил. Быстренько поправив сарафан, она вновь устремила свой взгляд голубых глаз на Вэриана. — А ты чего тогда не пошёл в кафетерий с мальчиками? — с подозрением спросила малышка. Вся эта ситуация была очень и очень странной, и другу, даже несмотря на то, что он никогда-никогда ей не врал, потому что Вэриан для этого был слишком хорошим и правильным, она в тот момент не верила. — А я…я решил, что хочу перекусить в библиотеке. — нашёлся и тогда с ответом мальчик, но вновь отвёл взгляд. Ему казалось, что глаза подруги прожгут в нём дырку. Он поспешил занять себя хоть чем-то и вернулся к столу, чтобы достать, как оказалось, ещё и лежащий под ним свой рюкзак. — Подожди, но разве в библиотеке можно кушать? — девочка вспомнила, что брат называл ещё одно правило «В библиотеку нельзя с едой и напитками, иначе можно случайно заляпать книжки.». Видимо, Цисия не напомнила ей об этом правиле возможно потому что у девочки с собой не было даже рюкзачка, а значит она пришла без еды. Хотя в глубоких кармашках её сарафана могла быть какая-то еда. Что, если библиотекарь сама забыла это правило? Ведь точно, она и сама кушала прямо за стойкой! — Н-нельзя…но…мне Цисия, это наш библиотекарь, по секрету разрешила тут кушать… — голос мальчика терял уверенность, но Габи этого не заметила, переваривая слова друга. В её голове, казалось, складывалась вполне правдоподобная картинка произошедшего, и она уже была готова поверить такой необычной истории Вэриана, который вдруг решил покушать в библиотеке, если бы не одно «но». — А ты чего тогда прятался? Если…если ты боялся, что я увижу, как ты кушаешь… — малышка указала пальчиком на коробку, стараясь не потерять нить размышлений. — Ты мог бы…ты мог бы просто спрятать коробку в рюкзак, или под стол, а не прятаться самому! Вот что-что, а в ответ «я как-то не подумал», который, по лицу Вэриана, казалось, так и хотел сорваться с его губ, она бы ни за что не поверила. Мальчик был слишком умным, и он точно бы догадался до этого. Поэтому она продолжила смотреть на него пристально-пристально, ожидая ответа, с которым друг теперь не мог найтись. В конце-концов мальчик глубоко вздохнул и опустил голову. — Сдаюсь… — грустно проговорил Вэриан, присаживаясь на один из стульев. — Я тебя обманул. — Ага! — восторженно сказала Габи и широко улыбнулась. Кажется, она была так рада поймать друга на лжи, что даже не злилась на то, что тот пытался ей вещать лапшу на уши. Габриэлла отодвинула другой стул и поспешила сесть напротив Вэриана, сложив ручки под подбородком и оперившись локтями о стол. — Ра-сс-ка-зы-вай! Мальчик поднял голову и посмотрел на малышку столь грустно, что весь её запал тут же ушёл на нет. С лица её пропала улыбка, и она взглянула на Вэриана обеспокоено. Тот же снова вздохнул. — Я…я всё расскажу честно, но ты, пожалуйста, пообещай, что сохранишь это в секрете. — просящим голосом сказал тогда мальчик. Секрет! Ещё один! Да сколько же она может хранить этих секретов, она же так рано или поздно запутается, о чём рассказывать можно, а о чём — нет. Пришла пора самой малышке Хитклиф вздыхать, но, стоило ей заметить, каким ещё словно бы более обеспокоенным от этого стал выглядеть Вэриан, она поспешила исправить ситуацию и слабо улыбнуться ему, как можно ласковее говоря: — Обещаю. Сохраню в секрете. Мальчик от этого, кажется, хоть немного расслабился. Снова отведя взгляд в сторону и ещё раз вдохнув и выдохнув, он наконец начал. — То, что я именно сегодня решил перекусить в библиотеке — это враньё. Точнее это правда, но не совсем. В общем… — Вэриан сложил вместе на столе ладошки. — …Я на самом деле каждый школьный день тут ем после второго урока. — Чего? Как это?! — поразилась Габи, но, опомнившись, стала тише. Они ведь, в конце-концов, всё ещё были в библиотеке. — Ты же сам говорил, что тебя водитель отвозит покушать в ресторан, где для тебя заранее всё готовят, а потом ты к началу уроков возвращаешься в школу. — Я…я всем соврал. — мальчик опустил глаза в стол. Кажется, ему было стыдно. — На самом деле меня никуда не отвозят. Мне перекусить с собой в школу готовит Анна, прямо как тебе — Кэтрин и Фанни. И мама на самом деле не заставляет меня есть в ресторанах. Она вправду не любит еду в кафетерии, но не против, если мне готовит Анна. Мама тоже любит еду Анны. — Но… — у девочки всё просто не укладывалось в голове. Она поспешила завалить друга вопросами. — Зачем же ты всем наврал? Почему тогда не кушаешь вместе с другими в кафетерии, как я? А Катери знает? Катери была классной руководительницей Габи и Вэриана. Хорошая, добрая чистокровная, Габриэлла её любила. Катери никогда никого не ругала, но, в отличие от Нар, могла быть строгой, и плохие оценки всё равно ставила, а ещё слишком плохо себя ведущих ребят заставляла стоять во время перерывов у стенки и думать о своём поведении. Но при этом всегда всех хвалила и поддерживала, даже для отстающих устраивала дополнительные занятия. И хоть Марин её не любила, потому что Катери не редко отнимала у девочки во время занятий блокнот, в котором подруга рисовала (и Марин было всё равно, что Катери очень хвалит её рисунки), Люция же и Вэриан наоборот всегда говорили о классной руководительнице только хорошее. Ещё Габи знала, что Катери часто общается с миссис Нар об успехах девочки, и также классная руководительница не редко заходит поболтать с их медсестрой Ани. — Я…понимаешь, мне…я иначе не могу… — мальчик вновь вздохнул, пытаясь справится с потоком вопросов малышки и сформировать в голове цельный рассказ. — Так получилось, что моя мама, она…она против того, чтобы я читал книжки не по учёбе. Она очень беспокоится, что я буду сильно отвлекаться от занятий и начну отставать. А я…я должен быть самым-пресамым первым. Девочка удивлённо уставилась на Вэриана. Как это так против? Разве можно быть против чтения книжек? Вот её папа всегда радуется, когда она книги читает. И Гедеон с Готье, и Скэриэл, и другие, тоже говорят, что она молодец. Гедеон вообще говорит, что чтение книг что-то там развивает, в общем, читать книжки полезно! Так что в них плохого, даже если они не по учёбе? А если книжки по учёбе только читать, да это же уснуть можно! В книжках по учёбе одни заумные вещи! А как же приключения? Как же увлекательные истории, как же весёлые и добрые персонажи? Так ведь нельзя! И почему это он считает, что по учёбе должен быть самым первым? Он ведь итак хорошо справляется, не обязательно быть для этого самым-самым! Малышка от полученной информации была возмущена, она хотела завалить Вэриана новыми вопросами, но увидев, как итак тяжело ему даётся всё это рассказывать, она еле-еле, но сдерживалась. — Мне всегда Анна на ночь сказки рассказывала, а мама на неё из-за этого часто злилась. Говорила, что мне не стоит всего этого знать. И книг у нас никаких дома нету, кроме тех, по которым я занимался. Но в первом классе, ещё в первые дни, я один раз пришёл в библиотеку, книжку одну для учёбы взять, которую Анна забыла забрать и меня в тайне попросила за ней сходить. Я тогда познакомился с бабушкой Цисии, Оли. Оли мне предложила прогуляться по библиотеке. И я…я согласился, потому что время до начала урока много было. А потом я…я всего одну книжку открыл, но мне так…мне так понравилось её читать. Она оказалась намного интереснее, чем все книги, что я когда-либо читал. И я очень, очень хотел её полностью прочесть. Но я не мог взять её с собой, ведь если бы мама нашла её у меня, то сильно бы ругалась. Поэтому…я всё это придумал. Увидел, как некоторых учеников забирают из школы, чтобы поесть в другом месте, и один раз соврал про то, что меня тоже из школы забирают отвезти поесть. А сам через задний вход вернулся и побежал в библиотеку. Не хотел ребят обижать, что с книгой хочу провести время больше, чем с ними. Я ими дорожу, честно-честно, и время мне с ними нравится проводить, но мне так хотелось узнать продолжение того, что я читал. А потом я сделал так ещё раз, и ещё. Я правда-правда думал, что всего пару раз совру, даже Катери попросил сделать вид, что моя ложь — правда, и маме не рассказывать о том, что я всех обманываю. Я лишь книжку хотел дочитать. А потом прочёл, но оказалось, у неё было продолжение. И мне так сильно было интересно, что будет дальше, что я опять начал врать. И это всё превратилось в то, что я стал врать постоянно… Мальчик проговорил всё это как на духу, а затем опустил голову, быстро дыша, словно после долгой речи переводил дыхание. Габриэлла сидела с чуть приоткрытым ртом, пытаясь обдумать всю эту историю. Получается, что Вэриан всё это время всех действительно обманывал. Целых…целых два года! Это очень, очень большая ложь. Да даже она так никогда не врала. Но почему-то от рассказа друга злиться совсем не хотелось. Ей было его очень и очень жалко. Девочка не могла понять, почему тётя Севира была такой строгой к Вэриану, не давала ему читать любимые книжки. Почему считала, что это что-то плохое? И вообще, тётя Севира всегда казалась Габи очень хорошей, она всегда по-доброму и с ней, и с Вэрианом разговаривала, и с папой Вэриана, своим мужем — дядей Коулом. Хотя сама Габриэлла сейчас вспомнила, что мама вот с тётей Севира почти никогда не общалась несмотря на то, что всегда очень любила поговорить с другими тётеньками, которые были на вечеринках и званых ужинах. Так мама была знакома с мамами всех девочек в балетном кружке, со всеми дружила, но именно с мамой Вэриана почему-то общаться не хотела. Словно…тётя Севира была какая-то нехорошая. — Я… — заговорил вдруг снова мальчик, и от голоса его у малышки сжалось сердце — …Я правда не хотел, чтобы всё так получилось. Правда не хотел всех всегда обманывать. Мне перед всеми очень стыдно. И перед Катери мне очень и очень стыдно, ведь она всегда мою ложь поддерживает. Но я теперь не знаю, как рассказать правду. Очень боюсь, что ребята будут на меня злиться. И ещё очень боюсь, что мама может обо всём этом узнать. Поэтому продолжаю врать. Я очень не хочу переставать приходить сюда, перерывы после второго урока — это единственное время, когда я могу это делать. Потом меня забирают из школы, а если бы я попросил задержаться, мама бы могла спросить, зачем. И ей мне врать очень сложно, она всегда видит, когда я вру. От неё ничего не скрыть. Поэтому я продолжаю приходить сюда так. Всех обманывая. Габриэлла привстала со стула и подошла к Вэриану, сидящему столь понуро. Мальчик молчал, и только стоило малышке приблизится, вдруг поднял взгляд на подругу и чуть более решительно, словно взял себя в руки, произнёс, не обратив внимание на то, что она собирается сделать. — Я не могу извиниться перед ребятами за враньё, могу извинится только перед Катери и перед тобой. Так что, Габриэлла, прости меня, пожа… — но чистокровный не смог договорить, вдруг оказавшись в крепких-крепких объятьях девочки. Он поражённо уставился на неё и слегка покраснел — они не обнимались с того самого дня, как Габи вернулась в школу. — Всё хорошо! — постаралась как можно более успокаивающе и по-доброму сказать девочка, но в голосе её была больше уверенность, вызванная злостью от несправедливости. — Тебе пришлось врать только потому что тётя Севира тебе книжки запретила читать! Но это неправильно! Почему она так поступает?! Почувствовав растекающееся по телу тепло от столь редких в его жизни объятий, мальчик, преодолев чувство неловкости, расслабился и прикрыл глаза. — Ты не понимаешь, Габриэлла. Мама просто волнуется о моём будущем. Она хочет, чтобы я стал очень и очень великим человеком, работал на благо нашей страны. И она права, это очень и очень важно. И от этого мне лишь сильнее стыдно, ещё и перед ней, что я вру. Но книги оказались такими интересными. Я ничего не могу поделать с собой, я хочу их читать, и читать, и читать. Хотя бы немного. Я уже этому очень и очень рад. Нет, Габи совсем не понимала тётю Севиру. Если становиться «великим человеком» включало в себя совсем не радоваться, а только учится, то Вэриан мог стать очень и очень грустным «великим человеком». А как человек может находить силы быть «великим», если он очень грустный? Как бы она хотела, чтобы мама Вэриана это поняла, и разрешила ему читать книжки. Но она не могла даже попросить её об этом, ведь так Габи могла бы случайно раскрыть секрет друга, который они теперь разделяли на двоих. — Мне кажется, главное, чтобы ты был не «великим». Главное, чтобы ты был счастливым. — единственное, что смогла сказать ему Габриэлла, лишь крепче его обнимая, грустно осознавая, что не знает, как может ещё помочь другу. Вэриан в её объятьях от слов малышки поражённо открыл глаза. Почему-то слова подруги вызвали в его душе что-то. Он не мог понять, что именно, но понял — ему очень важно было их услышать. Они побыли так ещё немного, в тишине, прижимаясь друг к другу, пока Вэриан осторожно не отпрянул от подруги, что малышка сразу почувствовала и отпустила мальчика. Друг отвёл глаза и поправил слегка съехавшие очки. На его лице вновь проступала краска, словно от осознания всего произошедшего. — Спасибо тебе… Габриэлла… — только и смог выдавить из себя мальчик, борясь с неловкостью. — За что? — не поняла малышка. «За то, что согласилась сохранить секрет. За то, что выслушала. За то, что обняла. За все слова, что сказала.» — За всё. — ответил он девочке и неловко улыбнулся, заглянув ей в глаза. В сердце малышки от его улыбки растеклось тепло, и она сама невольно улыбнулась ему в ответ. — Н-не за что, хи-хи! — малышка прикрыла глаза, сама борясь с тем, чтобы не раскраснеться, и вдруг вспомнила, от чего её неожиданное появление Вэриана так отвлекло. — Ой! Точно! Книжка! — Книжка? — удивлённо спросил мальчик. Габриэлла вернулась на своё место напротив друга, и, взяв со стола чёрно-серебристую книгу, показала её Вэриану. — Смотри! «Сборник сказок Сенситии Фил»! — Ого! Не знал, что Сенсития Фил писала ещё и сказки! Надо же! — поражённо сказал мальчик, что Габи удивило. — Ой, а ты знаешь, кто это? — Ну конечно! Это же наша писательница, ну, то есть, она тоже из Октавии. Её рассказы мы будем проходить во второй половине учебного года, но я уже прочёл несколько. Мне очень понравилось! А ещё я знаю, что когда мы подрастём, мы будем проходить её роман «Две души». Папа о нём рассказывал, сказал, это его любимая книга! Я тоже очень его прочесть хотел, но папа сказал, мне ещё рано. Но я очень жду, чтобы вырасти и его прочесть. К тому же, если это по школьной программе, мама не будет против. Обожаю литературу! Малышка поразилась тем, каким Вэриан, всегда спокойный, сейчас был восторженным, стоило разговору зайти о книгах. С его лица не спадала намного более широкая, чем обычно, улыбка, а глаза его словно…сияли. Такой Вэриан был ей непривычен, но…очень ей нравился. А ещё девочка, не сильно поражённая таким обширным знаниям друга (ну ладно, может слегка, но Вэриан ведь всегда был очень умным), была с ним согласна — она тоже очень любила уроки литературы. Сейчас они проходили в школе многое из того, что ей на ночь читала Лора или Сильвия, или что она читала сама, со Скэриэлом или Готье, но было и не мало нового. Рассказы, сказки и стихотворения, что они проходили на литературе, ей очень нравились. Маленькая Хитклиф всегда после школы первым делом бралась именно за домашние задания по литературе, спеша прочесть то, что им задали. Они были намного лучше, чем домашка по математике. — Где ты её нашла? — задал вопрос всё так же восторженный мальчик, возвращая Габи из мыслей. — Вот там вот! — девочка указала пальчиком в сторону стеллажа, с которого и взяла ранее книгу. В глазах мальчик вдруг появилась изумлённость, а на лице заиграло удивление. — Здесь? — переспросил мальчик — Ой, Габриэлла…тут тебе книжки брать не стоит. Это же отдел списанной литературы. — А что такое «списанная литература»? — задала девочка интересующий её с момента нахождения этого места вопрос. Одноклассник задумался и, поправив слегка спавшие с носа очки, нашёлся с ответом: — Вообще это либо книги, которые уже давно никто не брал почитать, потому что они потеряли свою актуальность… — увидя в глазах малышки, видно, не понявшей слово, удивление, Вэриан поспешил поправится. — … В общем, это значит, что это книги, которые больше никому не интересны. Либо же это книги, которые как-то повредились, и потому их теперь неудобно читать. Так вот, что это такое! Теперь понятно, почему некоторые книжки тут выглядят так странно. — Ого! Но, что, получается, отсюда тогда ничего нельзя брать? — печально спросила малышка. Габриэлла не желала ненароком нарушать правила, да и к тому же, очень хотела посмотреть, что внутри книжки, раз обложка на ней такая необычная и красивая, но если окажется, что брать её было нельзя и нужно поставить её туда, где она стояла, будет очень грустно. — Цисия запрещала только выносить отсюда, а не брать, так что, думаю, можно. Мне кажется, она наоборот будет рада, что кого-то заинтересуют списанные книги. Она тоже очень любит книжки, и сама в библиотеке нередко что-то читать берёт, хоть она и полукровка, представляешь? — проговорил слегка поражённо мальчик. Габи удивления в его словах не поняла. Скэриэл вот тоже книжки читал, да и Сильвия с Лорой ей сказки на ночь иногда читали, так что в этом было такого? Вэриан же продолжил. — Только вот… Мальчик перевёл взгляд обратно на книжку в руках девочки. — Можно я возьму посмотреть? — спросил он, протянув руки к книге. Девочка, чуть подумав, кивнула, отдавая книжку мальчику. Вэриан хороший, он не станет её отбирать и непременно вернёт. Мальчик благодарно кивнул, и, открыв книжку, посмотрел на заднюю сторону обложки. На его лице заиграла задумчивость, которая всегда казалась девочке забавной — Вэриан когда о чём-то думал очень мило сводил бровки. — Брали её действительно мало, может из-за этого списали… — проговорил задумчиво мальчик и, пролистав пару страниц, неожиданно удивил малышку. — А! Вот оно что! Габриэлла, смотри! Мальчик показал малышке раскрытую книгу, и она ахнула. Страничка с красивой чёрно-серой иллюстрацией в книге была порвана почти напополам — вторая половинка просто-напросто куда-то делась. — Как же так?! — поразилась Габи и поспешила забрать книгу из рук друга, сама быстренько её пролистывая. Это было просто ужасно! Некоторые странички, особенно те, что с иллюстрациями, были порваны, словно кто-то брал и специально отрывал некоторые кусочки листов. — Видимо кто-то решил, что это смешно — портить книжку. Судя по списку, в последний раз она была у первоклассника. А они ещё маленькие и ничего не понимают. Хотя я в первом классе ни за что бы книгу не стал рвать, даже потому что я маленький! В общем… — в своём голосе мальчик, смотрящий на Габриэллу, которая продолжала быстро листать первые странички книги, попытался передать всё своё сочувствие. — Мне жаль, Габриэлла. Девочка с обидой выпячила губу, будто сейчас расплачется. В её глазах действительно скопилась влага — обложка у книжки такая красивая, и иллюстрации в ней тоже, но кто-то взял и зачем-то их порвал. И ещё некоторые странички из сказок оторвал, и их теперь нельзя было прочесть, потому что нет начала, середины или конца. Ну вот зачем так поступать? Она шмыгнула, и Вэриан, восприняв это как сигнал о надвигающейся катастрофе — он уже был свидетелем слёз подруги и это были не самые его приятные воспоминания — вскочил со стула и быстренько подошёл к девочке. — Габриэлла, не расстраивайся. — заговорил торопливо мальчик, стараясь держать волнение в руках. — Может тут сохранились и целые иллюстрации, и сказки тоже. Давай я посмотрю? Мальчик без сопротивления со стороны совсем раскисшей Габи забрал у неё из рук осторожно книгу, и сам начал быстро её пролистывать. Девочка была в шаге от того, чтобы не разразиться потопом — она шмыгала носиком и тихонько ныла, потирая глазки. Ещё пара секунд, и произошло бы страшное, но Вэриан успел вовремя. — Габриэлла, смотри! Вот тут из сказки ничего не оторвали! А тут целая иллюстрация! Ой, а здесь и иллюстрация целая, и сказка тоже! — поспешил успокоить её мальчик, показывая ей странички книги. Малышка, потирая глазки, всё же отвлеклась от подступающего желания разреветься и посмотрела на книжку, которую показывал ей друг. Девочка с кислой миной недоверчиво протянула ему ручки, желая вернуть себе книгу, и Вэриан, быстренько открыв страничку с самым, как ему показалось, точным вариантом убедить подругу не плакать и не грустить, отдал «Сборник сказок» Габриэлле. Перед малышкой открылась иллюстрация, от которой она ахнула. На чёрно-серой картинке был изображён красивый-красивый мальчик с белыми длинными волосами, завязанными в хвост, который нежно улыбался, держа в одной руке кисточку и палитру, в другой же, под подмышкой, мольберт. Он выглядел как самый настоящий принц, и был немного похож на Леона. Мальчик на картинке ей очень понравился. На иллюстрации тот смотрел на силуэты каких-то бегающих и веселящихся ребят, которые были изображены менее чётко, чем он. Однако за его спиной были изображены высокие-высокие дяденьки, а над самим мальчиком нависла какая-то странная тень, которую малышка, поражённая красотой чистокровного на картинке, сначала даже не заметила. Заглавными буквами было написано название сказки «Художник и чудовище». Девочка пролистала странички этой истории и улыбнулась. — И правда! В этой сказке странички не оторвали! — шмыгнув, радостно сказала малышка Хитклиф, и принялась пролистывать вновь книжку. Габи была счастлива обнаружить, что часть сказок смогла сохранится, как и часть иллюстраций. Хоть она и была расстроена, что некоторые истории нельзя было прочесть, это было лучше, чем если бы все сказки и иллюстрации были испорчены, как девочка сначала подумала. Вэриан облегчённо выдохнул и вернулся на своё место. Малышка ещё немного полистала книгу и найдя, какую из сохранившихся истории она хочет прочесть первой, подняла глаза на одноклассника. — Вэриан, я хочу почитать эту сказку, «Художник и чудовище»! Давай вместе прочтём! — радостно предложила малышка. Мальчик же её предложению удивился, но перевёл взгляд на свою книжечку, которая лежала недалеко от него. — Габриэлла, прости, если ты не против, я очень хотел бы, пока до урока есть время, прочесть главу, которую уже начал. — неловко сказал друг. Малышка его ответу немного нахмурилась. Она хотела уже было слегка обидится тому, что мальчик не хочет с ней почитать сказку с такой вот красивой иллюстрацией, но вспомнив, что он свою книгу может читать только сейчас, в библиотеке после второго урока, девочка поругала саму себя за такие мысли и кивнула. — Конечно! А я тогда эту вот сказку почитаю! — с улыбкой ответила Габи. Вэриан посмотрел на неё с благодарностью и, взяв со стола свою книгу, открыл её, выкладывая закладку тёмно-зелёного цвета. У малышки такие закладки тоже были, самые разные, но чаще всего она просила покупать закладки с цветочками или закладки с персонажами из мультиков. А у Вэриана она была просто зелёная. Не красивая. Надо ему новую подарить! В руках же мальчика, однако, книжка была наоборот красивая, цветастая, оформленная в голубо-золотистых оттенках. На обложке книги изображалось три мальчика, один из которых был в центре и держал меч, и ещё одна девочка. Все ребята были в доспехах, даже девочка. Больше всего ей понравилась именно она, а ещё один из мальчиков, стоящий слева от героя по центру. На обложке же было золотистыми большими буквами написано «Рыцарь огня в стране мастей», а маленькими буковками шла приписка «Книга четвёртая». Наверное, эта книга была какая-то мальчишеская, раз на ней были изображены рыцари. Подняв глаза с обложки книжки на друга, девочка вновь обнаружила по прежнему непривычный для неё восторг в глазах Вэриана и лёгкую улыбку на его лице. Кажется, книжка ему очень и очень нравилась. Габриэлла слабо улыбнулась и сама опустила глаза в текст сказки из своей чёрно-серой книжки, принимаясь за чтение. Когда-то давно, в сказочном королевстве, жил маленький художник. Талантлив он был не по годам — орудуя кисточкой, мальчик рисовал чудесные портреты. Художник делал это из любви к рисованию, а также из желания сделать близких счастливыми — он всегда рисовал портреты своих друзей, а затем дарил их им. Близкие мальчика очень любили его рисунки и восхищались ими, хваля его, но больше всего они любили не его творения, а самого художника — за его доброту, за весëлый нрав и просто за то, кем он был. Друзья всегда звали его играть на улицу, особенно когда художник слишком сильно погружался в своë любимое занятие. А в ответ на подаренные картины близкие приносили ему различные подарки, которые мальчику всегда было неловко принимать. Так и жил художник, даря любовь близким и принимая еë в ответ. Но однажды о чудесных картинах мальчика прознали жадные вельможи — обратившись к художнику, они приказали ему нарисовать их портреты. Поскольку мальчик любил рисовать, он не отказал вельможам, а напротив был даже рад взяться за работу. Однако когда он принёс готовые портреты господам, мужчины оказались ими недовольны. Обругав картины и разорвав их на части, они приказали художнику нарисовать их заново, ещë лучше прежнего. Желая увидеть на лицах вельмож улыбку, художник вновь принялся за портреты, стараясь исполнить все желания господ. В стремлении довести картины до совершенства, он мало спал и ел, а также не выходил гулять с друзьями. Те беспокоились о художнике, но мальчик говорил им, что обязательно выйдет с ними поиграть и нарисует для них новые портреты, как только закончит эти. Однако шло время, и как бы не старался художник, вельможи вновь и вновь отвергали портреты, каждый раз чем-то не довольствуясь. А друзья не делали лучше, надоедая: «Тебе стоит отдохнуть!» «Плюнь на этих дурацких господ!» «Ты точно хорошо кушаешь и спишь?» От усталости и отчаяния художник злился, и некий голос в голове его стал вторить страшные мысли: «Твои друзья думают только о себе. Они хотят, чтобы ты рисовал портреты только для них. Они завидуют, что к тебе обратились такие господа.» В конце-концов художник накричал на своих друзей и прогнал их, сказав, что не желает их больше видеть. Он остался один со своими портретами. Голос в голове смеялся: «Правильно, тебе не нужны друзья, они ничего не понимают. Тебе нужны лишь портреты, ты должен творить, творить, творить, пока господа не будут довольны». И он вновь взялся за кисточку. Друзья больше не приходили к нему, не пытались его остановить. В рисовании он потерял счëт времени, гонимый ужасным голосом в голове. Однажды художник очнулся за мольбертом — оказалось, что он сам не заметил, как уснул за работой. Голос в голове был глухим, а мир вокруг был блеклым. Мальчик понял, что очень давно не ел. Выйдя из своей комнаты, он сам не заметил, как обронил стоящие у двери маленькие коробки. Из них вывалилась различная выпечка, маленькие самодельные украшения и подделки. А когда мальчик нашëл между непонятными коробками письмо, то оторопел. «Художник! Мы боимся, что тобой овладел страшный недуг — в твоей душе зародилось чудовище! Оно не даëт нам до тебя докричаться. Но мы знаем, что оно может затуманить лишь слух, а не зрение. Мы очень любим и волнуемся о тебе, поэтому мы написали это письмо и оставили для тебя эти подарки в надежде, что несмотря на слова чудовища, хотя бы в них ты увидишь, как сильно мы любим тебя!». Художник понял, что всë это время голос в его голове принадлежал чудовищу, зародившемуся в его сердце. В душе каждого человека, жившего в королевстве, от боли и обид могло родиться коварное чудовище, меняющее восприятие. Мальчик никогда не сталкивался с этим, и даже не обратил внимание на то, что столько времени внутри жил монстр. Поняв, какую боль он причинил своим друзьям, художник заплакал, роняя слëзы на письмо. В тот момент голос в голове вновь закричал: «Нет, это всë обман, я и есть твои истинные мысли, а друзья твои — всего лишь эгоисты, которые хотят, чтобы ты дружил и делал всё только для них!». Но голос этот мальчик больше не слушал. Он поспешил к друзьям и, плакая, стал просить у них прощение и поведал о том, что его гложило. Оказалось, что художник очень боялся без картин стать ненужным, боялся, что его не будут любить, если только он не будет что-то делать для других людей. Он корил себя, что не мог закончить картины для господ, и боль эта породила в конце-концов чудовище, которое обратило злость мальчика на самого себя в злость на его собственных друзей. Друзья художника выслушали его, простили и поведали: «Ты важен для нас и мы будем любить тебя несмотря на то, творишь ли ты чудесные картины, или нет. Ты важен для нас тем, что ты есть». Помня это, у мальчика появились силы больше не слушать чудовище, и оно в конце-концов окончательно исчезло из его души. Поддерживаемый друзьями, он отказал господам вновь менять портреты, и те, поражённые решимостью художника, ушли, взяв те мольберты, что он им принёс. С тех пор мальчик зажил привычной жизнью. Он продолжал творить портреты, ведь любил это делать, но больше не считал, что рисуя их, сможет не быть ненужным. Он знал, что даже не создавая портеры, отдыхая и веселясь, он всё равно ценен. Он продолжал проводить время с друзьями, любя их. А они любили его. За то, что он просто есть. Девочка сидела со слабой улыбкой, и на её глазах почему-то выступили слёзки. Она сама не знала, почему, ведь печальная сказка в конце-концов имела счастливый конец. Малышка очень-очень радовалась за художника, ведь тот одолел ужасное чудовище и прогнал плохие мысли из головы, став счастливым. И его любили…за то, что он просто есть? Это звучало так необычно, но…очень по-тёплому. — Габриэлла, всё в порядке? — обеспокоенно спросил Вэриан. Он уже не сидел, а стоял напротив девочки. На его плече висел рюкзак, коробочки больше рядом не было, а в руках он держал свою книжку. Девочка протёрла глаза тыльной стороной ладошки. — Угу! Всё хорошо! Сказка хорошая, мне понравилась! Не знаю, почему плачу. — покачав головой, ответила малышка. — Там был счастливый конец? — с лёгкой улыбкой спросил мальчик. На его лицо, в глаза, и в тон его голоса вернулось былое спокойствие, словно не он пять минут назад (или сколько прошло времени?) с восторгом говорил про книги и с упоением читал главу в своей. Девочка закивала. Тогда Вэриан продолжил. — Папа мне однажды сказал, от счастья можно плакать также, как и от грусти. — Правда? — удивилась Габриэлла. — Разве слёзы не значат, что человеку грустно? Мальчик отрицательно покачал головой. В глазах Вэриана мелькнула искорка, которая, малышка знала, временами не сулит ничего хорошего. — Я про это читал после того, как мне папа об этом сказал. Понимаешь, когда ты испытываешь сильные эмоции, например печаль или радость, у тебя начинает сердечко сильно-сильно стучать, и от этого наш организм активирует парасим…парасим…парасимпатическую систему, которая в нашем организме отвечает за накопление и восстановление жизненной энергии, и она в свою очередь… — Сто-о-о-о-ой!!! — Габи замотала головой, едва ли сдерживаясь, чтобы не прикрыть ушки руками. Слишком большой поток сложной информации за раз! Вэриан объяснял понятно, по крайней мере пытался, но вот если про животных малышке слушать было интересно, то про организм человека — не очень. Особенно такие сложные вещи! И особенно сейчас, когда она на это совсем не была настроена! И хоть Вэриан старался сдерживать свои порывы «сказать очень и очень много заумных вещей за раз», порой, особенно когда дело касалось биологии, которую мальчик очень любил, он про это забывал. В такие моменты малышка, терявшая нить повествования, его останавливала. Сейчас она сдалась намного раньше. — Я всё поняла! Плакать можно и от радости, и от грусти! Спасибо! Вэриан неловко улыбнулся и слегка покраснел. Видимо он и сам понимал, что ему стоит держать себя порой в руках, но временами ничего не мог с собой поделать. Другие его друзья, мальчики, тоже его иногда останавливали, когда он увлекался в рассказе заумных вещей. Хотя вот сам мальчик их заумными не считал. Для него это всё было очень интересно. Мальчик вытащил из кармана штанов маленький смартфон. У девочки он тоже был — гаджет в голубеньком чехле покоился у неё в кармашке сарафана. С его помощью она звонила своей водительнице, о чём-то могла предупреждать Сильвию или миссис Нар, и иногда перезванивалась с папой, Гедеоном и Готье. Папа редко мог взять трубку, но всегда отвечал на сообщения дочери, которые она могла лить на него потоком. Гедеон предпочитал разговоры по телефону, но брал трубку не всегда, а писать просил только если было что-то очень срочное. Малышка подмечала, что, как и папа, после отправки девочкой сообщения старший братик сразу же появлялся в сети, и поэтому, как бы ей не хотелось пообщаться с ним через смски, она действительно писала ему лишь при необходимости и грустила, когда брат из-за занятости подолгу не брал трубку. В целом редко удавалось с Гедеоном поговорить по телефону. А вот Готье был противным! Она видела, что тот в сети, но брат не спешил отвечать на её сообщения. Однако зато Готье почти всегда отвечал на звонки, чаще всего начиная разговор со «Ну что, Габи?», что малышку злило, ведь он звучал максимально незаинтересованным. Однако иногда брат брал трубку со взволнованным «Габи, что случилось?». Вот в такие моменты девочка удивлялась странной реакции Готье. Ещё малышка Хитклиф взяла номера Марин, Люции, Вэриана, некоторых своих одноклассников и девочек из балетного кружка, их классной руководительницы, а также Гедеон записал ей номера какой-то «очень важной службы», куда, как он объяснил, надо звонить только если произошло что-то очень-очень серьёзное и рядом с ней нету никаких взрослых, а из семьи никто не отвечает. Стало очевидно, что мальчик вытащил телефон, чтобы посмотреть время. Малышка тоже иногда для этого использовала смартфон, но ей больше нравилось смотреть время на часиках, что висели на её левой ручке. В этот момент она сразу же вспомнила папу, который тоже всегда смотрел время на своих наручных часах. Ей нравилось воображать себя таким образом важной взрослой. Как её папа! — До начала урока шесть минут. Нам стоит идти. — проговорил Вэриан. Ой, а ведь она обещала встретится с Марин и Люцией до начала урока и обсудить с ними её поход в библиотеку. Так она точно не успеет! Она вытащил из кармашка сарафана свой телефон и напечатала подругам в их групповом чате, созданном пару недель назад Марин, сообщение «Девочки, опаздываю, но к уроку приду!». Затем малышка спрыгнула со стула и стала закрывать оставленную на столе книжку, но вдруг, случайно задев лист, на котором были напечатаны последние абзацы «Художника и чудовища», обнаружила, что сзади не было иллюстрации с названием следующей сказки. На обратной стороне лист был пуст, а затем шёл ещё один лист, но порванный напополам. В заголовке было написано «Послесловие», далее шло всего-навсего три строки по центру листа. Возможно их было больше, но кто-то оторвал второй кусочек странички. — Вэриан, а это что такое? — подняв книжку, удивлённо спросила девочка. Мальчик взглянул на то, что показала ему подруга, и на его лице проявилось удивление. — Ого! Фил и тут их оставила, а я и не обратил внимания, пока сам листал. — поражённо сказал мальчик, но под вновь непонимающим взглядом подруги поспешил пояснить. — Понимаешь, некоторые авторы в конце своих произведений оставляют послесловие. Там они могут описать, например, как была написана книга, могут описать заложенный в неё смысл, ещё могут написать слова благодарности. — Благодарности? Кому? — удивилась малышка. — Разным людям, с помощью которых автор смог издать книгу. Ну, то есть выпустить её. Или же людям, которые автора поддерживали, пока он писал книгу. Так вот, Фил, как я знаю, была одной из первых писателей, которая стала оставлять послесловие в книгах. Более того, она оставляла послесловие даже после своих небольших рассказов. Это её фирменный стиль — всегда четыре строчки в послесловии, в которых она писала, что она хотела передать в своём произведении. Так сказать…свои мысли! Но я даже не мог подумать, что она и для своих сказок это делала. Фил потрясающая! Но только жаль, что тут, кажется, последнюю строчку оторвали. Девочка опустила глаза обратно в книгу, желая прочесть это самое послесловие, но в этот момент зазвенел отвлёкший её звонок. — Ой, говорил же! Пять минут до урока. Пойдём скорее! — мальчик поспешил к одному из стеллажей, поставив туда свою книгу. — Ой, а твоя книжка что, тоже списанная? — поразилась малышка, закрывая «Сборник сказок Сенситии Фил». — Нет, она из обычного отдела. Просто каждую книгу, которую я сейчас читаю, я прячу на вот эту эту полку и всегда в это место. Цисия знает, что отсюда книжку брать не нужно. — мальчик развернулся и направился в сторону прохода, надевая свой рюкзак на оба плеча. Однако поняв, что Габриэлла не идёт за ним, остановился и повернул к ней голову. — Габриэлла, ну ты чего? Оставляй книжку и пойдём, можешь даже на столе оставить, Цисия всё равно помещает их тут в стеллажи случайно. Малышка выглядела неуверенной, а книгу из рук отпускать не спешила. — А можно я её с собой возьму? — спросила девочка. Вэриан посмотрел на неё удивлённо. — З-зачем? — поражённо спросил он. — Она хоть и порванная, но мне понравилась! Хочу другие сказки из неё почитать! И на иллюстрации смотреть! — ответила ему уверено малышка. Тогда мальчик задумался. — Наверняка есть ещё одна такая же книга в библиотеке, и не порванная. А эту нужно тут оставить. По правилам её нельзя отсюда уносить. — проговорил Вэриан и вновь глянул на время в телефоне. Опаздывать на урок ему совсем не хотелось. Девочка же вновь посмотрела на книжку и прижала её к себе. — А вдруг нету! Я её на всякий случай возьму, и если будет такая же, но не порванная, то Цисии отдам и извинюсь! — не сдавалась малышка. Вэриан вздохнул. И Оли, и Цисия говорили, что нельзя выносить книги из этого отдела без разрешения, но спорить с подругой времени совсем не было. Да и он знал, насколько Габриэллу порой, несмотря на всю её доброту и теплоту, сложно переубедить. Когда девочка чего-то хотела, она была очень и очень упёрта. Мальчику оставалось лишь вздохнуть. — Хорошо, бери её с собой. — ответил, наконец, Вэриан, на что малышка вся засияла. Не отпуская книжку из обеих рук, она наконец поспешила за мальчиком, чему он был несказанно рад. Они вышли из прохода и Вэриан вдруг поспешил задвинуть обратно горшок с цветком — несмотря на то, что, малышка знала, тот был тяжёлым, это действие, однако, давалось мальчику намного легче, чем ей. — Вэриан! Так это ты специально прикрыл, чтобы не было видно?! — поразилась малышка, от чего выпрямившийся мальчик отвёл взгляд. Ему словно вновь было стыдно. — Да. Этот горшок раньше стоял там. — мальчик указал ручкой в другой угол коридора из стеллажей. — Хотел, чтобы меньше людей заходило в отдел. И подумал, что будет хорошей идеей просто сделать так, чтобы проход не было видно. Цисия, которая пустила меня туда книжки читать, сказала, что не против. Она просто всем говорит, что туда заходить нельзя, но её иногда всё равно не слушают. И поэтому ей понравилась моя идея просто сделать вид, что никакого прохода и никакого отдела списанной литературы не существует. Малышка поразилась. Так это, получается, секрет, что отдел списанной литературы есть в библиотеке? Или секрет, что он находится именно в этом месте? — Ой, Габриэлла. — словно кое-что осознав, мальчик перевёл взгляд обратно на подругу. — А как ты поняла, что тут есть проход? Я вроде сегодня его хорошо перекрыл. Девочка же ему лишь улыбнулась. — А я лучик увидела! — малышка указала пальцем через ветки растения на окно, которое находилось в конце скрытого прохода. Из него по прежнему вырывались яркие солнечные лучи, что доходили и до них, слабо прорываясь сквозь ветки растений. Вэриан на ответ девочки вздохнул и неожиданно положил ладошку на лицо, слегка помотав головой. — Это я забыла закрыть его шторами. — грустно сказал мальчик, словно раздосадованный тем, что его тайное место нашли из-за его глупости, однако сама девочка в словах друга этого не почувствовала. Она лишь захихикала от его реакции. Когда они шли по коридорам из стеллажей второго этажа, Вэриан то и дело осматривался по сторонам, а на поворотах останавливался и сначала выглядывал осторожно в проход, а лишь затем шёл дальше. Малышка, помня его рассказ, понимала его поведение — мальчик, наверное, боялся, что в библиотеке окажется кто-то из их одноклассников или ребят из параллели, которые знают, что в это время Вэриана тут быть не должно. И хотя излишняя осторожность друга её смешила, вскоре ей и самой понравилось идти за ним перебежками, и, как и он, осторожненько выглядывать в коридоры. Девочка почувствовала себя настоящей шпионкой. На втором этаже, однако, совсем никого не оказалось. Даже те двое ребят, которых малышка ранее встретила, уже ушли — видимо, тоже поспешили на урок. Однако девочка удивилась, когда в одном из коридоров Вэриан последовал в противоположную от лестницы, ведущей на первый этаж, сторону. Габи понимала, что другу знать лучше, куда идти, так что поспешила за ним, и вскоре они неожиданно оказались у лифта, что она ранее уже находила. — Ты хочешь на лифте спуститься? — поразилась малышка. — Но у нас же нету карточки. — У меня есть. — сказал мальчик, неожиданно доставая из кармашка пиджака небольшую пластиковую карту. Он тут же поспешил приложить её к сканеру у лифта, который сразу же загорелся зелёным. — Ой! А откуда она у тебя? — поразилась Габриэлла, пока Вэриан в это время нажимал на кнопку, вызывая кабину лифта. — Цисия дала. — ответил он спокойно. Прошло пару секунд, как двери лифта распахнулись, и он поспешил зайти в кабину. Обернувшись, мальчик увидел, что подруга стоит на месте, переминаясь с ноги на ногу. — Габриэлла, ты чего стоишь? Поехали. — Но нам же учителя говорили, что лифтом можно пользоваться только тем, кому сложно самим подниматься и спускаться по лестнице! — возмутилась малышка. Вэриан, удерживая кнопку в лифте, чтобы двери не закрылись, сначала было хмыкнул, но потом слабо улыбнулся. — То есть как книжку выносить из отдела списанной литературы — это правило нарушить и потом извиниться можно, а как на лифте прокатиться — то уже нет? — неожиданно задорно для себя спросил мальчик, на что Габриэлла возмущённо топнула ногой и слегка покраснела, прижав к себе книжку. — Это разные вещи! — запротестовала маленькая Хитклиф, но от не сходившей с лица друга улыбки успокоилась и перестала возмущаться довольно быстро. Чужие радостные улыбки были её слабостью, особенно если это были улыбки её близких — она всегда очень и очень хотела их видеть на лицах Гедеона, Готье и папы. Улыбки приносили на сердце девочки какое-то тепло, и она сама невольно хотела улыбаться в ответ, а не злиться. Наверное, в этом плане её друг уже знал, как подступиться к девочке. Как он и предположил, Габи улыбнулась ему в ответ и со словами «Ну ладно, но только один раз!» прошла в кабину лифта следом за ним. Ребята благополучно спустились на первый этаж, где продолжили свой путь, но уже менее осторожно, чем на втором, словно встречи со старшеклассниками Вэриан не боялся. Или он просто знал, что на первом этаже его знакомых точно не будет. Однако когда они прошли к стойке у входа, одноклассник неожиданно забежал за неё, затем осторожно выглядывая. Цисия, которая в это время сидела за компьютером, кажется, такому действию мальчика не была удивлена, однако же её поразило другое: — Мистер Манс, так вы знакомы с мисс Хитклиф? — удивлённо спросила полукровка, то смотря на прячущегося рядом мальчика, то переводя взгляд на стоящую по ту сторону стойки Габриэллу, которую действия друга забавляли. — Угу. Она моя одноклассница. — ответил ей Вэриан, а затем перешёл на шёпот, хотя они итак все разговаривали относительно тихо. Благо Габи, стоящая рядом, смогла услышать, что друг там говорит за секретики. — Цисия, я если что спрятал «Рыцаря огня» туда же, куда и обычно. Не бери его оттуда. — Хорошо, мистер Манс. — кивнув, так же шепотом ответила ему библиотекарь, а затем перевела взгляд с мальчика обратно на малышку. — Ой, мисс Хитклиф, вы нашли для себя какую-то книгу? Девочка шире улыбнулась, но вспомнив, что вообще-то она нарушила правила, и ей нельзя было выносить «Сборник сказок» из того отдела, слегка поникла. — Почти…это из отдела списанной литературы. Мне Вэриан сказал, что нельзя её оттуда выносить, но мне очень и очень сильно захотелось её взять. У вас есть такая же? — спросила Габи тогда у библиотекаря. Та же с благодарностью глянула на мальчика, который в этот момент, не заметив взгляда полукровки, вновь смотрел время в телефоне, и протянула руку девочке. — Можно посмотреть, что это за книга? — дружелюбно спросила девушка. Габи, радуясь, что, кажется, ей ничего не скажут по поводу нарушения правил, протянула книжку полукровке. Но когда та уже забрала её, малышка слишком поздно поняла, что книжку ей потом могут уже не вернуть, из-за чего Габриэлла стала выглядеть слегка взволнованной. Цисия же взглянула на название произведения в своих руках и, кажется, удивилась. — Ой. Я помню эту книгу. Недавно её туда отнесла. — вздохнув, словно понимания, что ей сейчас придётся разочаровать ребёнка, девушка как можно более ласково ответила. — Извините, мисс Хитклиф, но она в библиотеке всего такая одна. Другие экземпляры уже были ранее списаны, а новые нам не привозили. Девочка совсем скисла. Ну вот, значит, книжку точно сейчас отберут, потому что она одна такая осталась! Не надо было её отдавать! — А можно я её с собой возьму? Я её потом верну, вместе с учебниками, честно-честно! — просящим голосом сказала девочка с грустной миной на лице. Цисия от этого вида вся сжалась, но полукровка постаралась взять себя в руки, чтобы быть непреклонной. Она итак уже успела допустить и продолжала допускать нарушения правил на лишь недавно доверенной ей работе, и список этот нельзя было и дальше расширять. — Извините, мисс Хитклиф, но все списанные книги должны хранится в отделе списанной литературы, пока их не увезут. Я не могу отдать вам эту книгу, ведь её уже нет в реестре библиотеки. — попыталась тогда объяснить библиотекарь, но малышка слушать её не спешила. — Ну пожалуйста! Я верну, обещаю-обещаю! — начала тогда просить Габриэлла, хотя редко что-то просила у полукровок. Дома ей достаточно было просто сказать, чтобы её желание было исполнено. Если, конечно, это не было что-то, что запретил папа или Сильвия, которая была дома главной после папы, и ещё, наверное, Гедеона. Цисия же вновь покачала головой. — Извините, но… — Цисия, дай ей взять книгу, пожалуйста. — вмешался тогда уже Вэриан, понимания, что их нахождение в библиотеки из-за этой книжки слишком затягивается. Они опаздывали на урок. А простить что-то у Цисии было для мальчика не в новинку. Хоть он и знал, что слишком часто просил полукровку о нарушении правил, за что ему было стыдно. Мальчик понимал, что был слишком многим обязан и Оли, и этой девушке. — Мы никому ничего не скажем. Книги же списанные увозят летом, да? Я прослежу за тем, чтобы к этому времени Габриэлла её непременно вернула. Обещаю! Мальчик сложил руки в просящем жесте. В отличие от Габи, глаза и лицо которой так и выражали бесконечную печаль, сам же Вэриан не выглядел так, словно сейчас расплачется, если его просьба не будет выполнена. Мальчик наоборот выглядел очень уверенным и искренним. Он всегда брал не жалостью, а убеждением. Да и к тому же, Вэриан никогда не умел строить глазки, как это делала Габриэлла. Он просто старался быть очень искренним в своих словах и просьбах. Цисия чувствовала себя как в засаде. Её взгляд бегал с грустного личика с одной стороны на уверенные глаза с другой. Если одному ребёнку, которого, к тому же, она знала всего ничего, девушка ещё могла сказать «нет», то вот двое просящих детей, один из которых ещё и является другом её бабушки и которому ей итак всегда было, есть и будет сложно отказывать, уже было выше её выдержки. Полукровка вздохнула. — Хорошо… — ответила, наконец, Цисия, на что и Габи, и Вэриан чуть не крикнули «Ура!», но еле-еле сдержались. Однако радость так и читалась на их лицах. — Но если вы пообещаете, что оставите это в секрете. И пообещаете вернуть книгу до конца учебного года. — Обещаем! — ненароком хором сказали дети, и, поражённо переглянувшись, улыбнулись друг-другу. Ребята попрощались с Цисией и, когда Вэриан, осторожно выглянув из-за открытой двери библиотеки, проверил, чтобы рядом не проходило никого знакомого, поспешили в класс. Мальчик наконец выглядел расслабленным, но продолжал быстро направляться в кабинет, не сбавляя шаг. Благо малышка, являясь довольно спортивной девочкой, спокойно за ним поспевала. — Габриэлла. — обратился к ней на ходу одноклассник, поправляя лямку рюкзака. Девочка повернула к нему голову — в её личике так и читался вопрос «Что такое?» — А что ты делала вдруг в библиотеке? Девочка неожиданно притормозила, что Вэриана, остановившегося за ней следом, изрядно удивило. — Т-ты чего? — поразился мальчик. Малышка выглядела поряжённой. Точно ведь! Она из-за неожиданной встречи с другом совсем забыла, зачем вообще пошла в библиотеку! Вот как ей теперь понять, понравилось ли ей там, или же нет, если девочка об этом совсем и не подумала? — Ну на тебя! — возмущённо сказала ему маленькая Хитклиф, желая хоть как-то вылить своё негодование от того, что она так и не смогла найти ответ на свой вопрос, в чём частично был виноват мальчик, и поспешила дальше по коридору. Вэриан реакции малышки совсем не понял, но поторопился следом за ней. Уже в классе, на привычном месте рядом с партой самой Габи, её ждали подруги. Марин, держа в руках смартфон, выглядела весьма недовольной. На лице Люции же было привычное спокойствие. Она наоборот слабо улыбнулась, завидя прибежавшую подругу. — Вот ты где! — негодующе сказала Марин. — Куда ты пропала? Договорились же встретится за пять минут до начала урока. — Простите! Задержалась… — робко ответила девочка, подбегая к подругам. За ней в класс прошёл Вэриан, который сразу же направился в сторону своей парты, по дороге перекидываясь словами со своими друзьями. Сама же девочка уже было хотела рассказать всю историю своего похода в библиотеку, но прикусила язык, вспомнив, что нужно всё придумать так, чтобы в ней не упоминалось друга. — Что это у тебя, Габриэлла? — спросила неожиданно Люция, не требующая сразу же всё рассказывать в противовес Марин, которая, кажется, уже собиралась завалить подругу вопросами, включая вопрос, почему та опоздала. Однако даже вопрос Люции заставил девочку оторопеть. Габриэлла взглянула на книгу в руках. Точно, ведь если это секрет, что она взяла её, так как книга из отдела списанной литературы, то что же ей сказать? Она не сможет соврать, что книжку взяла просто из библиотеки, поскольку, если девочки захотят посмотреть внутрь, они увидят её плачевное состояние. А книги такие в библиотеке не хранятся. И придётся признаваться, что её ей разрешили взять из отдел списанной литературы. И тогда секрет будет раскрыт. А ведь она пообещала держать всё в тайне! Маленькая Хитклиф вся запаниковала, не находясь с ответом, но ей вдруг пришла неожиданная помощь. — Это мой подарок. — сказал проходящий мимо них Вэриан, который всё это время умудрился улавливать, о чём говорят подруги. — Я нашёл старую книжку у себя дома, она немного порванная, но я подумал, что Габриэлле может она понравится, так что я принёс её ей. Я отдал книгу, когда мы случайно встретились в коридоре. Поэтому оба и задержались. Габриэлла её рассматривала. Габи просто поразилась тому, как ловко оказывается друг был способен врать. Даже она поверила бы в историю, если бы не знала всей правды. Девочка еле сдержалась, чтобы не приоткрыть рот от удивления. Люция на историю лишь мягко посмотрела на Вэриана, однако Марин же с неким недовольством глянула на приветливо улыбающегося мальчика. Возможно ей не понравилось то, что именно он, по сути, стал причиной задержки Габриэллы. Марин хотела было что-то сказать, но прозвенел второй звонок, оповещающий о начале урока. — Потом тогда всё расскажешь. — спокойно сказала Люция и повела за собой всё ещё недовольную Марин — парты девочек были в одной стороне. Малышка тихонько облегчённо выдохнула и с благодарностью глянула на Вэриана. — Спасибо… а то я совсем не знала, что ответить. — шёпотом сказала ему малышка. — Извини, я лишь на вопросе Люции понял, что стоило заранее обсудить, откуда у тебя эта книга и почему она такая порванная. Ты если захочешь показать её девочкам, не открывай только нахзац, иначе там можно будет увидеть список тех, кто брал книжку, а это будет означать, что она из нашей библиотеки. — так же шёпотом сказал ей мальчик. — Что такое нахзац? — не поняла Габриэлла. — Задняя сторона обложки. Там на книгах из библиотеки всегда оставляют список того, кто книгу взял. — в класс вошла преподавательница литературы, миссис Гетфин. Вэриан нервно оглянулся на неё и быстрее шёпотом продолжил. — Ты же помнишь если что про наш с тобой секрет? Секрет про то, что Вэриан после второго урока оказывается ходит в библиотеку. — Помню! Мой рот на замке! — с улыбкой сказала девочка и сделала жест молнией у губ. Мальчик благодарно ей улыбнулся и поспешил на своё место. На уроке литературы, несмотря на всю свою любовь к этому предмету, малышка никак не могла сосредоточиться на словах миссис Гетфин, которая увлечённо обсуждала с классом какое-то произведение. Девочка смотрела в окно, за которым пролетали птицы, а в голове её крутились произошедшие события. Габи вспоминала их в попытке ответить на вопрос «Понравилось ли ей в библиотеке?». В библиотеке были красивые диванчики и столы. В библиотеке были забавные ученики. В библиотеке оказалась Цисия, которая была очень доброй. В библиотеке она нашла тайное место и узнала секрет Вэриана. В библиотеке она увидела новую, непривычную, но очень тёплую сторону друга. А ещё в библиотеке она нашла такую необычную, хоть и порванную, книжку. Вспоминая всё это, девочка улыбалась. Ей было весело. Значит в библиотеке ей понравилось! Получается…она действительно любит книги! Наконец-то найдя ответ на свой вопрос, Габриэлла облегчённо выдохнула и опустила глаза в стол. Нужно было заглянуть в с самого начала урока лежащим открытым учебник и понять, что они вообще обсуждают. Однако взгляд девочки ненароком зацепился за оставленный на углу парты «Сборник сказок Сенситии Филл». Малышка решила его не убирать, желая сразу же после урока показать девочкам не порванные иллюстрации из книжки. Но Габриэлла вдруг вспомнила — она ведь так и не прочла то самое «послесловие». Ей вдруг стало очень и очень любопытно, что же Сенсития написала в конце «Художника и чудовище». Наверняка это было что-то очень интересное, особенно после такой печальной, но в то же время радостной истории. Ждать конца урока не было сил, её просто распирало от любопытства. Осторожненько взяв с края парты книжку, девочка открыла её и принялась листать, чтобы найти в ней «Художника и чудовище». Обнаружив нужную сказку, Габи пролистнула ещё пару страниц и наконец открыла «послесловие». Оно удивило её. Первая строка гласила: «Чудовище в сердце человека рождается из боли и обид,» * Сенсития Фил (настоящая фамилия: Альн) — октавианская писательница и драматург, творившая во второй половине XIX века. Ранние работы Фил включают в себя сборник сказок, изначально не взыскавший большого отклика, а также детские рассказы, в наше время входящие в школьную программу третьих и четвёртых классов в Октавии. Наибольшую популярность предали писательнице еë более поздние работы, а именно еë драматические произведения, с которыми и ассоциируется творчество Фил. Повесть «Когда ты был здесь», драма «Маска», а также знаменитый роман писательницы «Две души» стали одними из символов октавианской литературы, и были переведены более чем на пятьдесят языков. Однако другие произведения Фил не сыскали популярности за границей, поэтому остались распространены лишь на территории Октавии. Считается, что книги Сенситии легли в основу октавианской драматургии.