Хозяин

Они сидели в его спальне на небольшой бархатистой кровати. Он взял её руку и начал проводить по ней тоненьким лезвием, медленно надрезая каждый атом кожи так, что из ран текли ручейки алой жидкости. Ей было больно, но она давно привыкла видеть кровь на себе. Она давно поняла правила его игры и сдалась. Ей нельзя было плакать, отбиваться или кричать. Она должна была тихо воспринимать его пытки, чтобы никто об этом не прознал, ведь Питер Пэн был идеалом своих подданных, и они не должны были знать о его маленьком пристрастии приносить боль. Он питал своё сердце чужими страданиями, и бедная девушка давно стала его подопытным зверьком. Но сегодня всё немного иначе, сегодня у него особое настроение. И он особенно сильно хочет ощутить её страх. Его настроение расходиться по её венам с каждым новым надрезом, и от этого ей особенно больно. Она никак больше не может сдерживать порывы боли, расходящейся мурашками по всему телу. Слёзы буквально вырываются наружу, ведь Питер особо сильно старается причинить ей нескончаемую боль, а себе недолговременное удовольствие. И вот девушка решается сделать то, что не делала уже несколько десятилетий, то, о чём, наверное, пожалеет — попросить своего хозяина. Казалось бы, совсем маленькая просьба. Раз во много лет о таком точно можно попросить без зазрения совести. Но лишь не с ним, не с жестоким королём Нетландии. У него всё отлажено, ему всё известно в мельчайших подробностях и даже такая незначительная просьба может вызвать у него самую опасную эмоцию — злость. Но терпеть уже просто невозможно, и она решилась. Страх сковывал, дыхание учащалось на случай последующих удушений, но слёзы, уже немного скопившиеся в уголках глаз, заставляли её сделать это. Она даже не просила его прекратить, а лишь выпустить часть эмоций. — Можно мне заплакать? — очень робко и тихо спросила она, уткнувшись глазами в пол, будто хотела, чтобы её не услышали. — Только попробуй, Рене, и я убью тебя. — немного раздражительно отрезал Пэн, но вместе с этим где-то глубоко внутри облегчённо выдохнул, ведь она больше не может терпеть, она сдалась, и ему приятно от осознания того, что именно он сломал её. Потом он её починит и будет ломать постоянно на протяжении вечности. Любой другой замолчал бы, но Рене подняла глаза и встретилась с леденящим душу, кислотно-зелёным взором напротив. Она вздрогнула, переполненная страхом, в то время как на его лице появилась едва заметная ухмылка. Подавлять истеричный ком в горле было весьма сложно, но она справилась и, немного помешкав, зажмурилась и умоляюще прошептала. — Ну пожалуйста. Она ожидала любых его действий. Любых. Кроме хладного спокойствия. Он продолжал оставлять на её руках незамысловатые узоры, не отвечая на поставленный вопрос — потому что он не должен, никому и ничего не должен, особенно ей. Скорее-всего это означало отказ, поэтому она продолжила терпеть, лишь жмурясь и сдавленно шипя. Но это продлилось совсем недолго, так как в комнату ворвался один из потеряшек. Рене сразу же вскочила с кровати и спрятала руки за спину, лишь бы не было видно кровавых следов, ведь если потерянный их увидит, то бедного мальчика просто устранят, а ей будет очень плохо. Мальчишка жадно глотал воздух и тараторил что-то про Феликса. Но девушка была обеспокоена совершенно не этим, и из-за волнения, что переполняло её изнутри, она почти ничего не разобрала. Через пару минут мальчик убежал и закрыл за собой дверь, а Рене с небольшим облегчением присела на кровать. Она ждала действий Питера, он мог разозлиться даже из-за того, в чём не было её вины, поэтому она просто сидела, не в силах поднять глаз на своего короля. Он медленно провёл рукой по выбившейся прядке волос, убирая её за ухо, еле касаясь кожи девушки длинными пальцами, спустился к подбородку и, обхватив его, приподнял голову Рене так, чтобы она смотрела точно ему в глаза. И тихо, еле слышно прошептал: — Хоть кто-то помнит, где его место, так ведь, мышонок? Рене ненавидела это прозвище, но виду не подала, чтобы не сделать хуже. Она опустила глаза и кивнула. Да, это было как-то унизительно, но разве спрашивать самого ненавистного человека, можно ли ей заплакать, лучше? Разве вставать перед ним на колени, терпеть его пытки и принимать, как должное, любые его действия лучше? Нет. Но когда речь про Нетландию и про её хозяина, унижения — это даже хорошо. Терпя унижения, ты доставляешь ему удовольствие, доставляя ему удовольствие, ты бережёшь свою жизнь. Питеру Пэну нужно угождать, тогда, возможно, он смилуется и не будет мучительно убивать тебя, каждый раз оживляя и повторяя это вновь. Он плавно повёл рукой по её волосам, слегка приглаживая непослушные локоны, другой прикоснулся к щеке. И, ухмыльнувшись, сомкнул их губы во властном поцелуе. Девушка, как и всегда, повиновалась. Может быть, ей даже нравилось «Ну это же лучше, чем то, что было до этого, ведь так?» В физическом плане определённо лучше — губы мягкие, не то что камни, которыми Питер любил ставить ей аккуратные синяки, губы нежные, не то что клинок, которым Питер так любил наносить ей многочисленные порезы — но в моральном — это максимально противно, мокро, да ещё и с тем, кого Рене ненавидит всей душой и каждой клеточкой тела. Она определённо ненавидит его, до холодной дрожи в теле по ночам, до разрезающей головной боли, до стиснутых зубов и хруста в пальцах. Ненавидит за то, что он с ней вытворяет, ненавидит за то, что он не разрешает ей выпускать эмоции, ненавидит за то, что по его вине не виделась с семьёй уже много десятилетий. Но это всё просто убивает её изнутри, ведь она тоже виновата, она сама захотела на остров, о котором были лишь сказки, ни одного достоверного и проверенного факта. В размышления Рене вторглись руки Питера, что с силой сжали её, обнимая до сломанных костей и расплющивая всё её тело, при этом Пэн не переставал целовать её, сильно прокусывая и наслаждаясь такой сладкой кровью невинной жертвы. Страшно представить, что бы могло произойти дальше. Питера невозможно понять, его действия невозможно предугадать, хотя сам он делает это отменно. Свою вечность он точно не терял. Он может вывернуть сердце и раскрыть самые потаённые уголки души в считанные секунды, а если он знает человека больше пары часов, то вообще может с лёгкостью прочитать его полностью, словно детский стишок, и, конечно, своими навыками он очень умело пользуется, манипулируя разумом и усыпляя бдительность. А её, как оказалось, нельзя терять, когда дело заходит о самом коварном и хитром демоне этого мира, да и всех существующих миров в целом. Не родилось пока существо, опережающее по могуществу Питера Пэна. Он слишком хорошо умеет продумывать действия на множество шагов вперёд, и в этом заключается главное его преимущество. В комнате было так тихо, как только возможно, эта тишина давила тяжким грузом, придавливая к земле и усыпляя, поэтому Рене совсем не услышала приближающихся шагов и скрипа двери, не почувствовала отстранения короля, поэтому не успела вовремя среагировать и спрятать кровоточащие раны. Когда она услышала лёгкий скрип половиц, поняла, что совершила ужасную ошибку, и сейчас, наверное, будет хуже чем мертва. Страшно. Словно в худшем кошмаре.