***
Йеннифэр чувствует себя полностью отдохнувшей, когда просыпается в чужой кровати. Она с наслаждением потягивается, вправляя позвонки с негромким щелчком. А затем ее внимание привлекает сидящая за столом фигура. Ей кажется, что Тиссая вообще не ложилась. Женщина перед ней уставилась в документы, не сводя взгляд. У Йеннифэр складывается впечатление, что она все же уснула, сидя и с открытыми глазами. — Эй, Тиссая? — окликает она, подходя ближе. — Мм? — мычит Тиссая в ответ, качая головой и приходя в чувства. — Ты совсем не спала? Тиссая посылает ей раздраженный взгляд и вздыхает. — Кое-кто занял мою кровать, — отвечает она. Йеннифэр машет рукой и садится на свободный стул, с силой потерев свои все еще сонные глаза. — Не притворяйся, что тебя это смущает. — Нет, — соглашается Тиссая: — но ты храпишь и раскладываешься на всю кровать, а спать с тобой в обнимку я не желаю. Йеннифэр прищуривается, но на этот раз молчит, вместо этого рассматривая то, что держит Тиссая в руках. Это были записи о денежных взносах, которые получила Аретуза за последние три месяца, и от сумм, которые Йеннифэр видит на бумаге, у нее непроизвольно вырывается удивленное присвистывание. — Ты никогда не говорила мне, что Аретуза не бедствует, — говорит Йеннифэр, вытягивая шею, чтобы рассмотреть, кто именно внес такие огромные пожертвования. Тиссая закатывает глаза, быстро убирая документы вниз стопки. Йеннифэр хмурится, пытаясь выглядеть обиженной, но Тиссая прерывает ее поднятой рукой. — Тебе лучше сходить к Трисс и попросить ее сделать тебе свое зелье для сна, — советует Тиссая мягким и очень уставшим голосом. Йеннифэр почти сразу же взбрыкивает. — Зачем, если у тебя этих склянок и так много? — спрашивает она, указывая рукой на шкаф, где действительно стояло около дюжины однотипных зелий. — Затем, Йеннифэр, что это мое зелье, которое сделано только для меня, — поясняет Тиссая. Йеннифэр не может игнорировать то, как напряглась женщина, и как глаза той на долю мгновения, но показали панику и смятение. Это было любопытно. — Я не хочу доставать Трисс сейчас, — прищуривается Йеннифэр, складывая руки на груди: — после Соддена нам всем нужен отдых, а кому-то и хороший сон, да, Тиссая? Тиссая отворачивается, возвращаясь к своим бумажкам. Йеннифэр недовольно фыркает. — Что не так? Тиссая даже не смотрит в ее сторону. — Со мной все в порядке, спасибо, — отвечает она, занимаясь бессмысленными перекладываниями документов из стопки в стопку: — ты? Йеннифэр закатывает глаза. — Тоже, спасибо. А если серьезно? Тиссая, посмотри на меня? Ты не спала всю ночь, и твои отговорки просто смехотворны. Ты спала на голой земле, и я бы не сказала, что после этого мое тело на всю кровать — то, что тебе могло бы помешать. — Ты права, — соглашается Тиссая, и Йеннифэр этого не ожидала: — поэтому сейчас я хочу поспать, не могла бы ты покинуть мои покои? После полудня Йеннифэр видит Тиссаю, спешащую в главный зал. Это было плановое собрание совета и тех чародеев, которые сейчас находились в Аретузе — залечивали свои или чужие раны. Тиссая выглядела, честно говоря, отвратно, но не подавала виду. Йеннифэр не решилась подходить ближе, ссылаясь на то, что плохой вид женщины издалека превратился бы в сочувствие, если бы Йеннифэр увидела эти голубые глаза уставшими и дезориентированными. Когда чародеи собираются вокруг длинного стола, Стрегобор выходит вперед, гневно опуская свою сухую ладонь на дубовый стол. Йеннифэр была готова к этому, но Тиссая, стоявшая немного впереди, вздрагивает, хоть это и было практически не заметно. Но Йеннифэр замечает. Стрегобор был унизительно-низким и алчным человеком, тыча в лицо Йеннифэр ее использованием запретной магии. Она фыркала и закатывала глаза каждый раз, когда чародей смотрел на нее высокомерным и вызывающим взглядом. А затем голос Тиссаи. Он, тихий и кроткий, заставит замолчать всех чародеев, которые находились здесь. А затем Тиссая повысила его. Ее злоба на Стрегобора, приправленная усталостью и сожалением за прошедшее время, отбивался от стен, пропадая в каждом человеке и оставляя свой след на его сознании. Йеннифэр слушала, затаив дыхание, как женщина, которая вроде бы недолюбливала ее, защищала ее перед всеми чародеями континента, не боясь их реакции. Да и чего бояться? Горстки покалеченных и старых дураков? После собрания Йеннифэр была отброшена от Тиссаи на несколько метров снующей толпой. Она почти в панике пыталась отыскать ректорессу, но ее попытки оказались провальными: Тиссая слишком быстро затерялась в месиве из уставших чародеев из-за своего роста, и ей оставалось только ждать, когда Тиссая решит выйти из зала. — Почему ты здесь? — спрашивает Тиссая, когда они все же столкнулись у выхода. Йеннифэр пожимает плечами, кивая в сторону Стрегобора, который, казалось, не обращал на нее никакого внимания. — Собрание, на котором должны присутствовать все маги, — говорит она как само собой разумеющееся. Тиссая на мгновение кривит губы в подобии улыбки. — Тебя никогда это не касалось, Йеннифэр, — и ее слова были бы обидными, если бы не то, с какой нежностью она пробормотала их. Йеннифэр усмехается. — Тебе пора в свою чистую и свободную постель, — говорит она с насмешкой: — ты выглядишь так, будто бы готова уснуть прямо перед Стрегобором. Хотя, я думаю, такое оскорбление в его адрес он бы точно не вынес. Тиссая издает что-то типа смешка, но кивает. Остается надеяться, что из-за усталости ей ничего не будет сниться.***
После того, как Йеннифэр проводила Тиссаю до ее покоев, она пришла к выводу, что поспать ей тоже не помешает. Она чувствует сонливость уже более часа, когда собрание превратилось в какой-то балаган, поэтому заснуть сейчас — для нее не проблема. Она хочет сказать Трисс спасибо за это зелье, пусть и то, которая она нагло отобрала у Тиссаи, но думает, что это может подождать. Она не знает, сколько будет длиться этот эффект, поэтому хочет выжать из этого все по максимуму. Йеннифэр направляется в свою комнату, в которой жила когда-то, будучи ученицей, и это вызывает в ней странное чувство тоски. Она сбрасывает ботинки, ведь видит Богиня, она не хочет спать в одежде, и ложится на кровать. Сон приходит к ней мгновенно, но Йеннифэр еще некоторое время щурится, разглядывая узоры на потолке, прежде чем уснуть окончательно.***
Она чувствует, что что-то не так. Определенно. Окружающие ее звуки, жар, который охватывает все ее тело, все это вместе с тяжелым дыханием, которое раздается очень близко, заставляет Йеннифэр открыть глаза. Сначала она ничего не видит, кроме как аляпистого балдахина на кровати ужасно бордового цвета. Она привыкает к полумраку, желая оглядеться и понять, где находится, но не может пошевелиться. Йеннифэр хочет дернуть руками, но и эта попытка проваливается. Паника нарастает в ее груди, желая вырваться всполохами хаоса, но вместо этого она чувствует только тянущее желание внизу живота. Что за черт. Ей часто снилось нечто подобное. Секс для нее был не в новинку, поэтому ее сознание иногда подкидывало несколько ярких картин, из-за которых Йеннифэр просыпалась с влагой меж бедер. После таких откровенных снов она была счастлива окунуть пальцы в жидкую смесь ее желания и похоти, поддразнить, чтобы ее тело возжелало разрядки, а затем довести до кульминации. Но то, что происходило сейчас — нельзя было сравнить ни с одним из ее прошлых многочисленных снов. Йеннифэр снова предпринимает попытку встать, но теперь она чувствует, как ее руки двигаются сами по себе, натягивая… Веревки? Богиня, дай ей ответы. Она не может даже повернуть голову, будто бы тело ей не принадлежало, зато теперь она хотя бы чувствует, в каком положении она лежит на кровати. Ее руки и ноги были связаны веревками, раздвигая: ее тело сейчас такое открытое, что это заставляет Йеннифэр почти смутиться. Но она быстро приходит в себя, надеясь, что этот кошмар, или чем бы он ни был, скоро закончится и она проснется в своей ненавистной комнате, где не будет этого сраного балдахина и вычурных картин на стенах. Когда ее тело (или все же не ее?) приходит в движении, Йеннифэр почти паникует, силясь понять, что вообще здесь происходит. А затем ее рот раскрывается, томно шепча: — Йенна… Она не узнает свой голос, и по крайней мере, теперь Йеннифэр понимает, что застряла в чужом теле. И в чужом сне. В этом не было ничего странного, ведь, она была уверена, каждый, с кем она спала, испытывал непреодолимое желание поиметь ее еще раз. Но вот так, очнуться в чужом сне, в чужом теле? По крайней мере, думается ей, это определенно что-то новое, когда она видит себя, идущую к кровати. На ее губах властная улыбка, которая выражает всю похоть, а в глазах непреодолимое желание и любовь. Йеннифэр задается вопросом, кто мог хотеть ее любви, но в голове только Геральт. Но она определенно не могла находиться в теле ведьмака, потому что голос принадлежал женщине. Женщине, которая томно звала ее по прозвищу, которое Йеннифэр никогда не слышала. Из ее знакомых никто к ней так не обращался, и вопрос о том, в чьем она, черт возьми, теле, снова повис над ней. Пока Йеннифэр думала над неизвестной личностью, она подошла к кровати, поставив руки по обе стороны ее головы. Она следит за ней, не зная, как реагировать, но снова ее рот приходит в движение без ее ведома. Она могла бы к этому привыкнуть. — Йенна… Йеннифэр, пожалуйста. Голос кажется ей смутно знакомым. Она не может определить, кому он принадлежит, потому что конкретно в этой обстановке он ниже и тише, чем обычно. Но она определенно знала его! Когда она наклоняется для жгучего и жадного поцелуя, Йеннифэр чувствует ее пальцы сначала на животе. Они ведут дорожку вниз, немного щекочут, прежде чем раздвинуть ее влажные складки и собрать скопившуюся там влагу. Йеннифэр полностью солидарна с неизвестной женщиной, когда та издает тихий, но требовательный стон и почти приказывает ей «трахни меня». — Такая властная всегда, — шепчет она. Йеннифэр никогда не думала, что выглядит во время секса так. Ее черные волосы были в полном беспорядке, что придавало ей практически дикий вид. Взгляд метался с груди, губ и ниже, пытаясь запечатлеть в памяти свой образ. — Йенна…! — почти жалобно проскулила женщина под ней. Йеннифэр чувствует, как ее руки натягивают веревки, ноги подгибаются, а пальцы активно движущие там внизу абсурдно быстро доводят ее до оргазма. Прежде, чем она может подумать о том, что эта женщина, кем бы она ни была, чувствительна к прикосновениям, ее с силой выбрасывает из сна.***
Еще до того, как Йеннифэр открыла глаза, ее губы прошептали единственное «блять», и она встала с кровати. Ее дыхание было все еще прерывистым и поверхностным, а дикий взгляд начал метаться по помещению. Теперь Йеннифэр находилась в ее собственной комнате, которая была заставлена всего-то обветшалой кроватью и тумбой с раковиной, и этот, обычно раздражительный вид, теперь заставил ее успокоиться. Резко поднявшись на локтях во время пробуждения, теперь Йеннифэр могла себе позволить упасть обратно на спину, прикрывая глаза и думая над этим, без сомнений, странным сном. Она могла предположить, что здесь замешана магия. Точнее, она знала, что здесь была замешана магия. Вот только чья? Никто из ее знакомых женщин не хотел ее в этом смысле. Нежном, заботливом и, конечно же, любимом. Когда спустя примерно полчаса Йеннифэр все же встала с кровати, то ее взгляд инстинктивно направился к зеркалу. То, хоть и было в ужасном состоянии, но все равно сумело передать всю гамму эмоций на ее лице, от откровенного непонимания до любопытства. Что ж. Можно было понаблюдать за несколькими ее знакомыми, но она, честно говоря, предполагала, что все ее подозрения быстро окажутся опровергнутыми. Йеннифэр не могла похвастаться своей аккуратностью в не-задавании кому-то интимных вопросов, поэтому когда она видит бредущих в обеденный зал Трисс и Сабрину, то ускоряет шаг, нагоняя подруг уже у самых дверей. Те выглядят удивленными, но радостно приветствуют ее. Слово за слова, и вот они уже сидят за столом и мило беседуют. Как заметила Йеннифэр, Сабрина, несмотря на всю свою стервозную натуру, отводила взгляд каждый раз, когда Йеннифэр пыталась заглянуть в ее лицо. Через некоторое время она понимает, что это было связано непосредственно с Содденом, когда ее подруга вспорола ей живот. Удивительно, но даже спустя такой промежуток времени, Сабрина чувствует себя виноватой. Йеннифэр хитро улыбается, но на этот счет не высказывается. Она может приберечь колкие комментарии на потом, а сейчас ей нужно было разобраться в своих… нарциссических снах. — Так, мм, никому не снилось в последнее время нечто странное? — спрашивает она как бы между делом. Трисс и Сабрина поворачиваются к ней одновременно и качают головами. — После той битвы у нас или кошмары или ничего — сны без сновидений, — отвечает Трисс, мягко улыбаясь: — я создала несколько зелий для сна, но они тоже обычно не вызывают никаких видений. Что тебя гложет? Йеннифэр кивает, а затем усмехается, накручивая на палец темный локон своих волос. — Ничего особенного. Если предположить, что человеку приснилось, как он трахнул самого себя, это магия или просто сумасшествие? Трисс выглядит так, будто бы готова сбежать из-за зала прямо сейчас от смущения, которое застилает ее лицо неровными пятнами румянца. Сабрина выглядит удивленно, но не так как их общая подруга. — Йеннифэр, мы все знали, что ты немного нарцисс, но чтобы настолько? — ухмыляется она, держа вилку в одной руке. Йеннифэр фыркает. — Да брось, я получила такое тело не для того, чтобы не восхищаться им. — Конечно-конечно, — кивает Сабрина. Далее разговор направляется в более безопасное русло. Трисс рассказывает о том, что почти избавилась от своего шрама, и Йеннифэр испытывает сожаление о том, что не помогла ей ни в тот момент, ни после него. Но это сожаление быстро сменяется раздражением на Сабрину, которая, желая вставить свои два цента, обращает внимание на мозгового червя. — Еще хоть слово о нем, — улыбается Йеннифэр: — и я сама вспорю тебе брюхо. Тем не менее, Сабрина смеется. Тиссаю она не видит большую часть дня. Предположив, что та находится на занятиях, Йеннифэр снова просочилась в ее комнату, отметив, что бумаг на столе стало заметнее меньше. Йеннифэр осматривается теперь как следует. Скорее всего, когда Тиссая вернется, то разозлится на нее, но сейчас ее это почти не беспокоило. Она проходит в спальню, где ночевала некоторое время назад и прищуривается. Интерьер кажется ей смутно знакомым. Кровать с балдахином все так же аккуратно заправлена, представляя из себя очередное творение искусства. А затем Йеннифэр прищуривается, кидая взгляд на стены. Ее смутные подозрения подтверждаются наличием на них картин. Она на секунду задерживает взгляд на бордовом балдахине, который, казался, смотрел на нее осуждающе, а затем садится на стул, прислоненный к стене. — Блять, — выдыхает Йеннифэр, хватая голову руками: — Да быть не может. Она сбегает из покоев Тиссаи с помощью портала, оказываясь в своей комнате. Только здесь она может отдышаться и привести свои мысли в порядок. Тиссая хотела ее? О, да. Как еще можно было сказать о женщине, которой снятся подобные сны? Йеннифэр вздрагивает, когда за дверью слышатся поспешные шаги, но ее нервозность пропадает, когда человек не останавливается и идет дальше. Тиссая испытывает к ней чувства? Йеннифэр качает головой, гадая, почему с виду всегда спокойная ректоресса вдруг начала думать о ней в подобном ключе. Но затем кивает самой себе: несмотря на то, какой Тиссая казалась для других людей, для Йеннифэр она всегда была словно открытая книга, выражая такие яркие и порой буйные эмоции, которые часто были у нее самой. В голову сразу же лезет фраза Тиссаи: «а есть те, которых эмоции поглощают», и теперь все становится на свои места. Тем не менее, она не выходит из комнаты остаток дня, посылая Трисс сообщение о том, что ей немного не здоровится. Трисс, кажется, передала ее сообщение и Сабрине, потому как противный и насмешливый голос ее подруги, говорящий о том, что она может восхищаться собой сколько угодно, набатом отдается у нее в сознании. Когда Йеннифэр ложится в кровать, она думает только о том, что в том ее сне Тиссая была полностью лишена контроля и, похоже, ей это очень даже понравилось. Засыпает Йеннифэр с улыбкой и мыслями о том, что, возможно, сегодняшняя ночь принесет ей нечто большее.***
Она на коленях. Это первое, что понимает Йеннифэр еще до того, как видит свое окружение. Когда она открывает то замечает черные кудрявые пряди, падающие на ее плечи, и она осознает, что на этот раз находится в своем теле. В ее уме витает несколько изощренных способов убийств, но все эти мысли в миг покидают ее голову, когда она поднимает взгляд. Если это действительно пытка, она будет просто в восторге повторить ее еще несколько раз. Тиссая сидит перед ней, раздвинув ноги. Она выглядит растрепанной, менее собранной чем обычно, но с все той же надменностью на лице. Йеннифэр замечает зажатую в ее руке трубку, которая издавала аромат шоколада и орехов, а затем со свистом выдыхает, когда Тиссая делает вдох, из-за чего ее грудь, обтянутая корсетом, вздымается еще выше. Йеннифэр тяжело сглатывает, не совсем уверенная в том, что происходит. Это же сон, да? Или у нее уже галлюцинации из-за долгого отсутствия секса? Тиссая задирает платье одной рукой. Ее накрахмаленные юбки шуршат, издавая единственный звук во всей этой тишине комнаты. Она выдыхает облачко дыма, кладя трубку на стол. Йеннифэр снова сглатывает, качая головой. И только сейчас она понимает, что ее тело — полностью принадлежит ей. Она проверяет это путем сжимания ладоней в кулаки и, когда поднимает их на уровень глаз, ухмыляется. Тиссая благо это не видит, но, когда Йеннифэр встает, сразу же обращает на нее свой ледяной взор, в котором плавает расплавленное желание и нежность. Несмотря на эти мелькающие эмоции, она твердо говорит: — Лижи. И Йеннифэр с радостью подчиняется. Пусть это сон, пусть даже не ее, но судорожный вдох Тиссаи и ее грешная влага на губах Йеннифэр вполне реальны и отдаются во всем ее теле дрожью наслаждения. Она двигается как дикий зверь, кусая бедра, сжимая их до побелевших костяшек и шипения откуда-то сверху. Она не обращает внимания ни на что из этого. Первый стон, который срывается с губ Тиссаи, томный и отзывчивый, подстегивает Йеннифэр к большему. Ее язык все еще порхает над влажными складками, раздвигает их и снова возвращается к клитору, для того, чтобы провести несколько кругов вокруг, когда пальцы касаются входа. Почти мимолетно, но Тиссая дергается в своем кресле, сжимая голову Йеннифэр меж бедер. — Не сегодня, Йенна, — мягко останавливает ее Тиссая, ослабляя хватку: — Я хочу, чтобы ты сделала это своим ртом. Если Йеннифэр в мечтах Тиссаи и подчинялась, то сейчас все было иначе. Она насмешливо фыркает, проводя языком по всей длине ее влагалища, а затем все же без проблем вставляет два пальца. Тиссая тут же сжимается то ли от неожиданности, то ли от слишком сильной стимуляции, ведь Йеннифэр все не прекращала ласкать ее своим языком. Йеннифэр усмехается во влажные складки, и ее смешок вибрацией отдается во всем теле Тиссаи. Та пытается ее остановить, но это тем сложнее, чем быстрее Йеннифэр двигает своей рукой и языком. Уже спустя некоторое время Тиссая разваливается на части, сопровождая свой оргазм долгим стоном. Йеннифэр целует ее клитор, прежде чем вылезти из-под юбок и взглянуть на женщину перед собой. Тиссая тяжело дышала, глаза ее были прикрыты, а руки все еще с силой сжимали многочисленные юбки. Йеннифэр улыбается довольно и даже гордо, наклоняясь и самозабвенно целуя Тиссаю в губы. Сначала ответа не следует, а затем Тиссая издает тихий вдох, будто бы очнувшись от неги удовольствия, и притягивает Йеннифэр к себе за рукава-фонари ее черного платья. — Я говорила тебе, — шепчет Тиссая в перерывах между столкновениями их губ и зубов: — что брать чужие вещи нельзя. И после этого Йеннифэр просыпается. Ее сердце бешено колотится, намереваясь то ли выпрыгнуть из ее груди, то ли пробить ее ко всем чертям, заставляя Йеннифэр прижать руку, чувствуя, что ритм от этого вообще не замедляется. Она сглатывает, и Йеннифэр может поклясться, что чувствует на губах и языке терпкий вкус Тиссаи. Она бросает взгляд на занавешенное окно. Все еще глубокая ночь, и Йеннифэр агрессивно трясет головой, чтобы согнать последки сна. Она не была готова к тому, что эта ее выходка обернется полнейшим провалом. Йеннифэр может предположить, что Тиссая догадалась обо всем в тот момент, когда ее сон пошел не по привычному сценарию, но эта мысль была слишком привлекательна. Йеннифэр не хотела быть послушной собачкой, которая делает все, что скажут. Хищная улыбка, играющая на ее губах при тусклом свете луны, пропадает, когда в ее комнате открывается портал. Йеннифэр сглатывает, надеясь, что ей кажется, но знакомый хаос застилает всю комнату. Тем не менее, Тиссая не выходит из портала, поэтому Йеннифэр предполагает, что это было чем-то вроде приглашения. Она недовольно щурится, гадая, что ее ждет на обратной стороне, но она в любом случае сейчас находилась в Аретузе, и встреча с Тиссаей вопрос времени. Поэтому она встает, поправляя свое черное ночное платье, и делает несколько шагов вперед, не обращая внимания на влагу, стекающую по внутренней стороне бедра. Когда она оказывается в кабинете ректорессы, то с облегчением выдыхает. Тиссая при всей своей сдержанности могла отправить ее на другой край континента, но не сделала это. Йеннифэр осматривается, усмехаясь, когда замечает Тиссаю за столом, курящей трубку. В отличие ото сна та пахла хвоей и свежестью с примесью мяты, и Йеннифэр готова рассмеяться ей в лицо. Тиссая нервничала? Из-за нее? Улыбка остается на ее губах ровно до того момента, как стеклянный взгляд Тиссаи не падает на нее. Йеннифэр хмурится и опускается на стул. — Ой, да брось, мы взрослые женщины, Тиссая, — усмехается Йеннифэр: — у взрослых, знаешь, иногда случается секс. Тиссая кивает, продолжая молчать и вдыхать успокаивающую смесь трав. — Что, ты даже ничего не скажешь? — спрашивает Йеннифэр, ерзая на стуле. Тиссая пожимает плечами, переворачивая трубку и вытряхивая истлевшие травы в стеклянную емкость. — Ты не имела права врываться в мои сны, — говорит Тиссая, медленно выдыхая и облокачиваясь на спинку стула. Если Йеннифэр не хочет играть в гляделки, испытывая больше смущения и нервозности, чем должна была, то Тиссая получает от этого настоящее удовольствие. Она двигает ногами, закидывая друг на друга, и Йеннифэр сглатывает, поспешно отводя взгляд. Она все еще помнит этот вкус на своих губах. Йеннифэр облизывается, задумываясь на секунду, но затем слышит шумный выдох со стороны Тиссаи. Возможно, она еще может смутить ректорессу, думает Йеннифэр. Она наблюдает за тем, как Тиссая отворачивается от нее, замечая, как вмиг сбилось дыхание у женщины. Ее эго растет и пузырится в груди, Йеннифэр практически распирает от собственной гордости. Она встает со своего стула, подходя к Тиссае. Та начинает хмуриться, и Йеннифэр замечает, как поджимаются тонкие губы, превращаясь в бледную линию. Теперь она непростительно близко. Примерно так было на Содденском холме, когда они касались лбами, близко. Но все равно иначе, нежели сейчас. Йеннифэр может поклясться, что эта измененная близость, дающая начало чему-то рвано-возбуждающему в ее теле, приносит удовольствие не только ей. Йеннифэр смотрит сверху вниз, и перед глазами снова вспыхивают воспоминания сна. Только там она была снизу, наслаждаясь тем, что получала. Она снова облизывает пересохшие губы, ловя на себе заинтересованные взгляды, и взмахивает копной волос. Те опускаются на спину, но еще до того момента, когда они коснуться ее лопаток, Йеннифэр поспешно опускается вниз. На ее губах играет хищная улыбка, но вот лицо Тиссаи непроницательное и даже холодное. — Йеннифэр, — предостерегающе начинает она, опуская ноги на пол и сжимая колени. Йеннифэр почти с разочарованием проводит рукой по краю ее длинной ночной рубашки, которая из-за сидячего положения задралась, обнажая больше мягкой и теплой кожи, чем обычно. Ее руки ласкают медленно, Йеннифэр все еще хочет, чтобы Тиссая возжелала ее в реальности, а не в своих снах, которые продвигались по привычному для ректорессы сценарию. — Хочешь сказать, тебе не нравится вид меня, преклонившей колени? — смеется Йеннифэр. — Если бы ты на самом деле так думала, то не пришла бы сюда, — отбивает Тиссая. Она закатывает глаза, расправляя образовавшиеся складки на своем платье. Йеннифэр была права в одном. Тиссае действительно не нравилась ее поза, выражающая ту покорность, которую Йеннифэр отказывалась демонстрировать даже в периоды обучения в Аретузе. Йеннифэр поднимает голову, вглядываясь в потемневшие глаза напротив. Тиссая была в восторге. Йеннифэр облизывает губы. Снова. Ее жаркое дыхание — не то, что она может контролировать сейчас, но Тиссае этот жест приходится по вкусу. Она повторяет его, делая это нарочито медленно, наслаждаясь, как Йеннифэр следит за кончиком ее языка. — Йеннифэр, — зовет Тиссая, наклоняясь вперед. Йеннифэр раскрывает рот ровно в тот момент, когда пальцы Тиссаи сжимают ее подбородок. Она дергается от неожиданности, но чужой палец массирует ее кожу осторожно и даже нежно, заставляя ее успокоиться. — Тиссая? — Открой рот. Сейчас. Йеннифэр послушно следует приказу. Ее растерянное выражение лица сменяется чистым желанием, когда ее губ касаются пальцы Тиссаи. Она с готовностью вбирает их, не сводя взгляда с лица напротив. Язык Йеннифэр, горячий и гибкий, он облизывает пальцы Тиссаи, окутывая прохладную кожу вязкой, жаркой влажностью. Глаза ее прикрыты первое время, пока Тиссая не издает судорожный вдох. — Хорошая девочка, — шепчет она своим хриплым, низким голосом, и Йеннифэр никогда не ловила себя на том, что может кончить только от голоса. До этого момента. После слов Тиссаи, ее одобрения и скрытой просьбы продолжать, она прикусывает кончик одного пальца, вбирая еще больше. Тиссая удовлетворенно урчит где-то сверху, наслаждаясь видом Йеннифэр, которая облизывает ее пальцы. Она пытается усмехнуться, наслаждаясь своей маленькой победой, но Тиссая надавливает двумя пальцами на основание ее языка, и все усмешки катятся в сам ад. Фиалковые глаза закатываются, и она больше не в силах терпеть ощутимую, хлюпающую влажность между ног. Она хочет, чтобы Тиссая трахнула ее этими влажными пальцами, которые, она уверена, с легкостью войдут в нее, так же, как она трахала ее рот сейчас. Сладкая пытка прекращается. Йеннифэр уже не чувствует понравившегося давления и с разочарованием стонет, теряя какой-либо контакт. — Садись, — говорит Тиссая, кивая в сторону своего стола. Она почти лениво убирает бумаги, перья и еще много чего, пока до Йеннифэр не доходит смысл сказанного. Она громко сглатывает, прежде чем повиноваться и встать с колен. От Тиссаи не укрывается то, как Йеннифэр потерла саднящую кожу, и это заставляет ее улыбнуться. Йеннифэр не замечает этого. Она садится на стол, отодвигаясь от края, и выжидательно смотрит на Тиссаю, гадая, что ее ждет на этот раз. Но Тиссая не торопится удовлетворить ее любопытство. Ее тело расслабляется в своем кресле, опираясь на спинку. — Тис… — Молчи, — шепчет Тиссая; она склоняет голову набок, прежде чем усмехнуться и указать на ночное платье Йеннифэр: — от этого нужно избавиться. И прежде, чем Йеннифэр сможет что-то сделать, Тиссая использует хаос. Тот нежно льнет к телу Йеннифэр, все еще леденящий, под стать его хозяйке, но это рождает дрожь в ее теле. Платье пропадает, ее грудь обдает прохладный ветер, витавший в комнате. Йеннифэр выдыхает. Рвано, прерывисто, пытаясь закрыться, но взгляд Тиссаи ощущается как прикосновение: горячее и жадное. Он скользит по ней, изучая, останавливаясь на мягкой, округлой груди, спускаясь ниже. Йеннифэр сжимает бедра вместе, но от пронзающего взгляда голубых глаз ничего не скроешь. Она практически видит, как в чужом взгляде мелькает понимание и смехотворно-нелепое поощрение тому, в каком она находится беспорядке. Из-за Тиссаи. Для Тиссаи. — Раздвинь ноги. Голос Тиссаи текучий и мягкий, он окутывает Йеннифэр пеленой вожделения и желания, и она просто не может не подчиниться. Она убирает руки, раскрывая свое тело. Раздвигает ноги. — Я хочу видеть тебя, Тиссая, — говорит Йеннифэр, и глаза ее опасно сверкают. На место смущению приходит смелость и желание обладать. Йеннифэр уже не стыдится своего раскрытого тела, наслаждаясь тем, как взгляд Тиссаи темнеет еще больше. — Успеется, — шепчет Тиссая: — прикоснись к себе, Йеннифэр. Для меня. Последнее звучит почти неслышно, но Йеннифэр все равно понимает смысл сказанного. Ее глаза на секунду расширяются в удивлении, но затем она хитро щурится. Она принимает более удобное положение: поднимает одну ногу на столешницу, сгибая ту в колене. Ее рука скользит ниже, лаская внутреннюю сторону бедра ласковыми движениями. — Так? — с иронией в голосе спрашивает она у Тиссаи, приподнимая брови. Тиссая закатывает глаза, но, тем не менее, кивает. Йеннифэр чувствует насколько ее соски напряжены от возбуждения и прохлады, чувствует, как Тиссая пожирает ее взглядом, сидя в своем кресле, как будто бы тот был троном. В конце концов, она чувствует, что потребность прикоснуться к себе, раздвинуть складки и войти в себя пальцами стала почти невыносимой. Она делает это не спеша, не сводя взгляда с Тиссаи, в тайне довольствуясь тем, что женщине нравится то, что она видит. Йеннифэр мажет себя случайным прикосновением по клитору, и из ее груди вырывается нетерпеливый стон удовольствия. Тиссая заерзала на своем месте. — Знаешь, я уже делала это, представляя, что ты смотришь на меня, — шепчет Йеннифэр, и голос ее гулкий, сочащийся сплошным сексом, заставляет Тиссаю забыть как дышать: — Не раз. И дажа не два. Больше. Я, в какой-то степени, желала тебя, хотя каждый раз думала, что это обычное влечение к твоей красоте и гребаным ямочкам на твоих щеках. Она снова касается клитора, на этот раз движение ее грубое, а стон — громкий, обволакивающий всю комнату. В ее движении нет плавности или нежности, здесь только похоть, граничащая с безумием и желанием отдаться наслаждению, которое выбьет из ее головы все мысли. Но как бы Йеннифэр не была близка, она просто не может позволить себе отпустить это. Не сейчас. Она хочет понять, до какого момента обычно светло-голубые глаза Тиссаи смогут потемнеть, и сколько раз та еще оближет губы, прежде чем вид возбужденной и желающей трахнуть ее до беспамятства ректорессы выкинет ее из здравомыслия. — Два пальца, Йеннифэр, — говорит Тиссая, прикусывая нижнюю губу: — Сейчас. Йеннифэр стонет от приказа и кивает. Сделав несколько круговых движений вокруг клитора, она раздвигает влажные складки, входя сначала кончиком одного пальца, но, когда понимает, что медлительность ни к чему, — вонзается сразу до основания, практически всхлипнув от чувства наполненности и того, как бесстыдно чужие глаза смотрят на ее движущую руку. Жар ее тела, осязаемое желание, хлюпающие звуки; Йеннифэр не может сдержать порыв трахнуть себя, а когда удовольствие начинает завязываться в узел где-то внизу живота, прикрывает глаза от наслаждения. Последнее, что она видит, как Тиссая поспешно встает. Она чувствует прикосновения к своей груди, бедрам. Тиссая сжимает ее кожу практически до синяков, до острой боли, но именно эта толика острых ощущений, подстегивает ее застонать. — Хорошая девочка, — шепчет Тиссая, ловя слетевший стон своими губами. Поцелуй жадный, жаркий. В нем нет нежности, есть только потребность в удовольствии, в котором они утопают в этот момент. Йеннифэр кусает чужие губы, не заботясь о том, что Тиссая шипит от боли и сжимает ее бедра сильнее. — Сделай это, Йеннифэр. Кончи для меня. И Йеннифэр делает. С громким стоном и трясущимися ногами она кончает с именем Тиссаи на губах. Ее крик отталкивается от стен, опадая где-то в холодном камне, а затем он чувствует мягкие прикосновения Тиссаи на своей спине и плечах. Она распадается на мельчайшие частицы, чтобы собраться воедино уже в кровати ресторессы, и как она попала сюда — она не помнит. На ее губах играет хитрая усмешка, когда взгляд фиолетовых глаз останавливается на балдахине. — Я уже была здесь, мне кажется, — говорит Йеннифэр хриплым голосом. Она откашливается, когда Тиссая ложится рядом, закидывая на нее ногу. Руки Йеннифэр ложатся на кремовое бедро, поглаживая и задирая ненужную ткань выше. — Конечно, была, — говорит Тиссая, соглашаясь: — ты спала в моей спальне без моего разрешения. Йеннифэр взмахивает длинными ресницами и поворачивается лицом к женщине. — Это не то, — и снова усмехается: — я была здесь, когда ты была связана. Тиссая ударяет ее по плечу, но Йеннифэр только смеется.