Про хаос и обещания

      — Макс, а Макс?       Я невразумительно угукнул из-под груды самопишущих табличек.       — Спасай, чудовище, — Мелифаро устало опустился в кресло неподалеку. — Там…       — Где отчеты про тех баловней с запретной магией с улицы Забытой Встречи, которые должна была принести Меламори?       Мелифаро замолчал так накрепко, что я понял: у него тоже вылетело из головы совершенно все, что там еще оставалось. А все, что грозится войти на освободившееся место, обречено на провал, потому что дверь закрыта наглухо и сверху еще заколочена, чтоб наверняка.       — Забытая встреча нынче у меня дома. Все родственники с их друзьями и родственниками друзей и еще чьим-то кем-то; развели такой балаган, что я охрип, едва со всеми поздоровавшись. Я не помню как звал половину из них, и вот уж три дня не могу вспо…       Снова-заново, бедняга.       — Можешь отоспаться у меня, — буркнул я, с трудом удерживая от падения огромную стопку, из основания которой выдернул табличку. Не ту. Пришлось положить ее на пол, потому что повторного вмешательства в свою жизнь стопка бы не выдержала.       — Чудовище, я люблю тебя, — растроганно произнес Мелифаро. — И даже готов поискать тебе твои отчеты!       — Это твои отчеты, — пробормотал я, сосредоточенно вглядываясь в очередной. Это кто-то из нас допустил ошибку в имени преступника, или их там просто было два брата, сыновья скудных фантазией на имена родителей? Я правда принимал в этом участие, или просто когда-то арестовывал чью-то тезку? Шурф был прав: приводить в порядок документы проще сразу после происшествия, а не в Последний день года, почти год спустя после случившегося, но разве я склонен добровольно делать правильные, но скучные вещи? — Твои и Меламори. Но ее уважаемые родственники заграбастали ее себе целиком и в этом году нам уже не вернут, так что вся надежда на тебя.       — Тогда брось надеяться, — пожал плечами Мелифаро. — Я бы сказал тебе, что обязательно вспомню, что к чему там было, но еще одного обещания сейчас моя бедная шея не выдержит.       И отбыл. Просто вышел, бросив меня тонуть в картотеке отчетов, заметок, служебных записок, гипотез, доносов, рапортов и кто знает чего еще, переехавшей в последние дни на стол Джуффина, которому я вот уж полгода клялся привести ее в порядок. Просто не сейчас, а, ну, завтра.       К несчастью, многочисленные завтра объединились, а потом для верности наступили все сразу.       Хорошо, даже откинув потерянное — где-то в этой груде же должны найтись относящиеся к нему заметки, по которым можно восстановить случившееся? — даже вот, следующий отчет. Хорошо, что грамотно написанный, кратко и по делу, даже читать интересно! Вот это мои коллеги в тот день, конечно… ах, я ж тоже там был…       — Не запоминаю мелкие преступления, — пожаловался я в пустоту.       — Что, парень, если обошлось без распития камры в компании восставших мертвецов где-то на стыке запретного с невозможным, то тебе уж так и мелочь?       — Сэр Кофа! — воскликнул я, взирая на его просунувшуюся в приоткрытую дверь голову, как, наверно, в древнем Египте взирали на фараонов. — Вы, должно быть, мое спасение, здесь…       — Никак, — отрезал он. — В городе что-то происходит, и из наших только я могу приглядеть. Да, собственно, меня пока и достаточно. Джуффин пропадает с Гуригом, так что если что случится, выдергивать буду тебя.       Я мученически вздохнул. Даже если меня не выдернут из-под завала (который от такого порушится во всех смыслах), то сэр Кофа вернется с еще одним отчетом — душа моя этого не вынесет. Уже не помогали даже мысли о том, что еще больший ужас ждет Джуффина — годовой-то отчет ему писать, после того как я приведу все в порядок. Оставалось, на мой взгляд, хорошим вопросом, что же лучше: один большой ужас или много ужасов поменьше? Равноценны ли один большой кошмар и гора маленьких? Маленькие кошмары вообще сами по себе друг другу равноценны, или есть какой-то курс их стоимости друг относительно друга? Это константные значения, или они колеблются?       А что если у Джуффина своя переоценка кошмарности, вдруг это я о каждом слишком высокого мнения, а они и рады?       А я, кстати, сам-то кошмар какого калибра?       Представил себя каким-нибудь классическим рядовым кошмаром: черное, бесформенное, когтистое, в углу прячется, из угла скалится, жертву выбирает. А ничего так, внушительно, живем! Хотя, мишень на груди. Любой ребенок с игрушечным луком и стрелами на присосках из моего мира разберется, что делать — и вот у нас уже не хоррор, а тир. Сложит отчет самолетиком и запустит в меня — это уже наоборот кошмар получился.       Вернулся к отчетам. Так, какая-то серьезная контрабанда, по дате — так я и вовсе в свой день Свободы от забот отсыпался. Добро, записи хорошие, разве что… ах, пропала вторая табличка. Ее мне в этой груде искать до старости — не то я и вовсе не узнаю, чем все кончилось.       Я успею состариться до последнего дня года, то бишь, до завтра?       — Поплачься Шурфу, — посоветовал мне Кофа от двери. — Вы, как ты это говоришь? В одной лодке? Да, определенно в одной.       Выражению моего лица, должно быть, позавидовали бы все комики моей исторической родины, такое выразительное удивление там отразилось. Чтобы мы с Шурфом — и оба вот так застряли? Я-то понятно, мало того что люблю давать обещания и запоздало оцениваю объем работы, так еще не слишком хорош во всяких систематически-бюрократических извращениях, или чем я тут занят, — но Шурф?       То есть, конечно, каждый год одно и то же — Меламори в плену у родственников, Мелифаро заканчивает избеганием своих любой ценой, Кофа вроде как при деле, Джуффин копается с бумажной волокитой — а теперь вот и я, — но Шурф?       Любопытство так меня разобрало, что я выбрался из-за стола — и нашел Шурфа намного раньше, чем ожидал. Он обнаружился сразу в Зале Общей Работы, с книгой, ожидаемо уставший, но все еще выглядящий лучше многих перед Последним днем года, и уж точно лучше добровольно замученного меня.       — Выходит, мы с тобой в одной лодке? — повторил я слова уходящего Кофы.       Шурф поднял на меня внимательный взгляд.       — Технически, это не лодка, — спокойно произнес он. — Это…       — Поверить не могу, — покачал головой я, не имея сил объяснять метафору. — Не мог ты увязнуть в работе настолько. Ты бы… в жизни все так не запустил, правда? Я имею в виду, посмотри на эту груду на столе. Она рухнет, если я ее трону!       И махнул рукой за спину — через распахнутую дверь прекрасно видно было заставленный стол и несколько стопок, образовавшихся на полу после моих жалких попыток все рассортировать. Справедливости ради, от прикосновения она бы не рухнула. От крепкого объятия? Возможно! Не то чтобы я хотел проверять.       — Я покончил с работой еще утром. Но это не значит, что я выполнил все, что должен был. Мы оба дали обещания Джуффину, Макс.       И снова вернул взгляд книге.       — Правда? — рассеянно спросил я, пытаясь угадать, выполнение какого обещания могло бы включать в себя необходимость сидеть здесь с книгой и очевидно попусту тратить время.       — Ты обещал ему разобрать все отчеты до единого. Я — что в его отсутствие здесь никто, и в первую очередь ты со своими отчетами, не сойдет с ума. Камры?       И, видимо, решив, что ни одно живое существо на моем месте не отказалось бы от хорошей кружки, буднично прошел в кабинет, обошел кипу бумаг на подлокотнике стоящего по центру кресла и принялся совершенно спокойно разогревать кувшин на еще теплой жаровне, а я так и стоял, полуобернувшись. Подумать только. Я ясно мог представить, как Джуффин заходит в комнату и буднично просит с Шурфа обещание, что все его коллеги к концу года останутся в здравом уме, а Шурф буднично это обещание дает — и это в преддверии последнего дня года. И это при знании, что среди его коллег затесался я, у которого, на самом деле, иногда мало шансов даже добраться домой без какого-нибудь случайного, но, оказывается, запредельно опасного и со всех сторон теоретически невозможного приключения.       — Ты…       «Присматриваешь за мной?» Я же не ребенок.       «Отвечаешь за меня?» Я же не беспомощный.       — Забочусь о твоем душевном равновесии, — обернулся ко мне Шурф. — Лишний стресс негативно сказывается как на рабочих результатах, так и на качестве межличностного общения. Мне нравится разговаривать с тобой, Макс.       Так буднично, как будто само собою разумелось и тысячу раз было написано разве что не в небе, один я каждый раз удивляюсь.       — Тогда, может, помо… — запнулся. — Нет, забудь.       Вешать на кого-то новые обещания в за несколько часов до последнего дня года — просто свинство какое-то.       Шурф поставил передо мной кружку камры, и мы расположились в соседних креслах. Он снова раскрыл книгу — и даже немного повернул ко мне, когда я сместился в своем кресле и заглянул ему через плечо. В тишине проходили минута за минутой, остывала камра, Шурф листал страницы, а я иногда перехватывал его руку — мол, погоди, не дочитал. И он ждал. Было у меня, правда, чувство, как будто я что-то забыл — так, знаете, мелочь — а потом потянулся, раскинул руки в стороны. Кипа бумаг на подлокотнике пошатнулась, накренилась — и с шелестом спикировала на пол.       — Документы! — всполошился я.       Они замерли в нескольких сантиметрах от пола, Шурф еще раз изящно взмахнул рукой — и бумаги вернулись на прежнее место.       — Все в порядке, — покачал головой он. — На самом деле здесь всего чуть больше часа работы, если ты немного отдохнешь, с новыми силами сосредоточишься и в этот раз не будешь хвататься за все подряд. А еще я принес тебе это.       И извлек из кармана лоохи самопишущую табличку.       — Джуффин просил передать тебе сегодня утром. Было похоже, что он собирался кого-то выслеживать, несмотря на другие запланированные на сегодня задачи.       В моих руках оказался недостающий отчет о почти годовой давности происшествии на улице Забытой Встречи. Дырку надо мной в небе, да именно о таких чудесах мечтает каждый госслужащий! Что тут в Ехо принято насчет внезапных объятий?       — И тебя с собой не позвал?       — Я дал ему обещание, — напомнил Шурф. — Пойду проверю Луукфи с его буривухами. Не думаю, что ему нужно мое присутствие, но обещание есть обещание.       Я закивал. И пообещал себе: если закончу с разбором этого безумия до его возвращения, то я… я… Впрочем, мысль была опасная, так что я отложил ее до следующего года — вот только перед собой я еще обещания в спешке не исполнял за безумные вчера и сегодня. Оставалось еще, конечно, заранее отдающее безумием завтра, но вешать на кого-то новые обещания прямо перед последним днем года — просто свинство какое-то, в самом деле. Даже если это я сам.