Hiraeth

      Харучиё с боязнью, едва-едва укусил себя за губу и сразу же пожалел. Нижнюю часть лица в ближайшее время лучше вообще не задействовать. Не разговаривать. Не улыбаться. Не открывать рот. Не смотреть на Рури, дабы не делать ничего вышеперечисленного.       На пустой парковке было темно и холодно. Белая разметка на асфальте едва различалась, а фонарь у въезда был не слишком ярким. Три незнакомые машины припаркованы на разных рядах, одна из них — на месте для инвалидов.       Немного дальше видно местами освещённое грузовое судно с разноцветными контейнерами и простирающуюся до самой линии горизонта, бескрайнюю, буквально чёрную дыру. Море выглядело так, словно готово бесследно поглотить тебя и никогда не вернуть. Как и прошлой ночью. И позапрошлой. Как и всегда.       Парень с девушкой переглянулись и крепко взялись за руки, приготовившись бежать. Они затянули лямки полных потрёпанных рюкзаков на плечах и торопливо двинулись к безлюдному причалу. Главная их задача — суметь пробраться на это самое судно, что вот-вот направится в Нинбо. Суметь пробраться, пересечь воды Тихого Океана, Восточно-Китайское море и остаться незамеченными. Всего-то.       Мёга чуть сильнее сжала руку Акаши, когда они сильно приблизились к тёмной «ночной» воде. Она до безумия боится глубины. Глубины и того, что может быть там. Ведь это что-то явно ждёт, прямо как монстр под кроватью. Высунешь ногу из-под одеяла — сразу утащит в свою пыльную пещеру, так и тут — стоит кончиками пальцев коснуться чуткой ряби на воде, тварь обнажает щупальца и тянется за своим обедом. — Корабль уплывает почти в четыре утра, — слегка призадумавшись, высказала Рури и повернулась к парню лицом. Тот поднял руку и, задрав рукав серо-синей толстовки, безмолвно постучал пальцем по оголённому запястью. Старенькие механические часы, вежливо заимствованные у старшего брата несколько дней назад, тихо отстукивали первые минуты третьего часа ночи. «Идём», — блондин серьёзно и глубоко кивнул. Его голубые глаза были полны решимости.       Точка невозврата настигла тогда, когда они переступили порог своих домов этой ночью. Последняя даст им протекцию — но только до тех пор, пока луну с небес не вытеснит солнце в порыве начать новое утро. Да и спасти их от самих себя ночь не в силах.       Мост-перекладину между пристанью и бортом судна убрали, но расстояние над водой было не очень большим. Не больше метра. Харучиё прищурил глаза и снял со спины свой рюкзак. Взяв маленький размах, он бросил последний за бортик, надеясь, что удастся сделать это тихо и не попасть в какую-нибудь бочку. Сумка, полная вещей, глухо приземлилась на палубу. — Вау... — прошептала девушка. Акаши ей говорил, что хорошо играет в баскетбол, но из-за обучения в разных школах увидеть его навыки лично девушка не могла. Была возможность разве что стащить оранжевый мяч из школьного спортзала и поиграть на площадке где-то в Шибуе.       Акаши, изо всех сил сдерживая свою гордую улыбку, ткнул светловолосую в плечо. Рури поёжилась от осеннего ветерка и, не сразу понимая, чего парень хочет, подала свои вещи. Они точным броском отправились вслед за своими сородичами. — Я пойду первым, — учтиво предупредил парень хриплым от долгого молчания голосом. Особо трудно не было. В своей семье он привык молчать. Право говорить всегда было за Сенджу.       Харучиё подвернул рукава и прикинул расстояние для прыжка. По лицу Мёги было видно, что она напряглась и выдохнуть смогла только тогда, когда парень со скрипом кроссовок приземлился на судно, одной рукой припав к полу. Самой перебираться было страшно. Блондин опасливо окинул тёмное судно взглядом в поисках дежурных. Если их поймают — сдадут полиции, не иначе.       Родители Рури забьют тревогу уже этим утром, когда не найдут свою маленькую принцессу, с которой, по их мнению, всё ещё нужно пылинки сдувать, в постели. Такеоми же заподозрит что-то неладное только дня через два. Или раньше — если старшие Мёга явятся к нему на порог, как только стукнет полдень.       Акаши Харучиё — тот, в ком разочарованы; а Мёга Рури — та, на кого по-прежнему возлагают надежды. Если бы вдруг беглецы встретились со своими семьями, карты бы легли по-другому: на девчонку посмотрят с досадой, а брат её парня, быть может, наконец, пересмотрит что-то в своей голове и начнёт воспринимать младшего всерьёз.       Девушка проверила жёлтую резинку на своём вьющемся молочном блонде и выдохнула. Акаши жестом дал знать, что обязательно поймает.       В тот момент, когда под ногами оказалась беспроглядная тьма, у Рури едва не остановилось сердце, и лишь сухая ладонь парня, зажимающая её рот, не дала закричать. Блондин ласково сжал её аккуратные плечи, оглядел лицо, посмотрел на пристань и начал вставать на ноги. Мёга выпрямилась следом.       Издалека они приметили несколько мест, в которых можно спрятаться, но сейчас, на самом корабле, чтоб их найти, придётся постараться.       Предельно тихо. Предельно осторожно. В ином случае — едва ли не смерть. Моральная уж точно.       Родной Токио больше не казался тем приветливым, уютным уголком, коим был в детстве. Любовь стали поглощать ненависть и страх, а оковы старших сжимались всё крепче.       Уставший Акаши прилёг на холодный металл, предварительно удостоверившись, что видно их быть не должно. Девушке он сильно доверял, потому оставил «дежурить», как выразился сам. Угнетённая переживаниями Рури не уснула бы.       Блондинка вздрогнула от неожиданности и провела рукой по платиновым волосам Харучиё, прижав его к себе чуть ближе.       Грузовое судно зашумело, послышались громкие незнакомые голоса на где-то палубе. Они тронулись, и, осознав это, Рури подрагивающими от волнения пальцами приподняла рукав тёплой толстовки своего парня. Она сощурилась и разглядела положение тоненьких стрелок, минутной и часовой, — они ритмично насчитывали начало пятого утра.       Дыхание перехватило. Назад пути нет. Акаши спокойно спал у Мёги на коленях, а она поглаживала его замёрзшей рукой. Все тёплые вещи в более-менее хорошем состоянии, которые пара забрала из дома с другими нужными мелочами, лежали в глубине сумок, защищая хрупкие предметы. Возможность надеть их как-то не представилась.       Нелегальная поездка началась. Полумрачная Йокогама медленно расплывалась позади, сухогруз набирал скорость. Всё громче становились всплески волн. Курс установлен на Нинбо. Сердце трепетало. На рубеже беглецы оказались быстрее, чем рассчитывали.

—————

      Харучиё увлечённо смотрел на тёмное ночное небо стеклянно-ледяными глазами. Он с самого детства не видел столько звёзд: в оживлённом круглые сутки Токио небо всегда светлое. Жители столицы не спят даже ночью, потому там буквально царит вечный день. Здесь же, в окружении необъятного моря, небеса настолько черны, что становится жутко.       Погода была хорошей. Ещё одна опасность, которую можно было ждать и нельзя было предвидеть — шторм. Мало того, что нервы буквально хрустальные, так и в подобной ситуации никто пару спасать не будет. Про них вообще знать не будут и не должны. — Это чертовски красиво... — вполголоса произнесла Рури, пальцами лениво прочёсывая свои короткие молочные волосы. Она не видела в звёздах чего-то особенного, но россыпь молочной плеяды пленила своей красотой.       Угол зрения девушки плавно сменился, и перед ней предстал борт корабля. Акаши неслышно усмехнулся: сделал так специально. Мёга нагло опрокинула голову на его руку, чтобы на небо смотреть, но ранее ему же все уши прожужжала о том, что в такой позе голова болеть начинает. Обоим повезло, что морской болезни нет, так что других проблем со здоровьем им не хватало.       Из дома пришлось забрать значительное количество лекарств: бинты и пластыри, обезболивающие и пузырьки обеззараживающего в частности. — Харучиё... — едва прошептала светловолосая, пусть все родственники запрещали такие неформальные обращения между ними. — Нужно обработать.       Было видно, как парень сглотнул. Он разжал слабый кулак и холодными пальцами потянулся к самой обычной медицинской маске, сначала приспуская, а потом снимая её полностью. За ней скрывалась главная причина беглецов.       Моральное состояние Акаши было на дне. Такеоми и Шиничиро дружат с раннего детства, их младшие братья — тоже. В какой момент один решил набить другому морду за никчёмный самолётик — никому не ясно.       Если бы парень узнал, кто сломал эту игрушку — забил бы до смерти. Потому что Манджиро едва не сделал это с ним.       Харучиё, конечно, замечал некоторые странности за своим другом, но думал, что это из-за противоречивого характера или сложного детства. Внутренних бесов младшенького Сано парень не хотел видеть в упор, хотя они рвались наружу изо всех сил. Подчинить их себе мальчик не мог, и в какой-то миг подлые демоны заставили его оторваться на Харучиё, одном из лучших друзей. Майки не чувствовал даже угрызений совести. Упорно считал, что бывший друг виновен, а он сам — нет.       Рури, не скупясь, смочила кусочек ваты перекисью из белой бутылочки и сжала свои губы. Разорванная до мяса кожа на подбородке выглядела ужасно и иногда по-прежнему кровоточила. Сразу ясно, что в уголках губ появятся вечные немаленькие шрамы: в первые часы после, охваченный паникой и страхом, Акаши боялся, что Мёга его бросит. Самому в зеркало смотреть мерзко.       Когда пахучая ватка коснулась лица, парень слабо застонал. Это было чертовски больно, но не больнее момента получения этой раны. — Т-ш-ш... — забеспокоилась Рури и мотнула головой, отчего короткие кудряшки забавно метнулись из стороны в сторону. — Сейчас пройдёт, всё хорошо... — она бережно подула на рваную кожу, дабы ослабить неприятные чувства хотя бы на каплю.       От этого внутри стало только больнее. Кто-то свыше точно благословил несчастного парня, послав ангела в облике Мёги. Он не знает другую девушку, которая бы так заботилась о нём даже после такого. Харучиё понимает, что с ним не возилась бы родная Сенджу или собственная мать — которой у него, к слову, нет и вовсе.       В добавок девушка была несравненно красивой. Светловолосых в Японии встретишь крайне редко — это Харучиё с сестрой исключения, — но таких людей парень считает богоподобными. Это, несомненно, его типаж, и карамельные глаза ему больше ничто не заменит.

—————

      Солёные воды блестели под лучами солнца. В сером небе на большом расстоянии от грузового судна пролетали тихоокеанские чайки, и девушка слегка прищурилась, глядя на птиц. Шёл третий день их пути: сегодня ночью корабль должен прибыть в Нинбо, и очень вовремя. Запасы еды и воды почти исчерпали себя, и дольше пара бы не протянула. Воистину, чудо то, что их не нашли. — Знаешь, — начала говорить Рури, не отрывая взгляда от беспокойных волн, — в учебнике китайского я читала, что осень — лучший сезон для поездки в Китай. Жаль, что мы не застали Праздник середины осени. Хотя, думаю, такие масштабные мероприятия ближайшие полгода будут у нас в стоп-листе. — Праздник середины осени? — тихонько переспросил блондин, практически не шевеля бледными бескровными губами, и повернул голову к ней. — Что это? — Празднование в честь богини Луны. Чанъэ или Хэнъэ, не помню точно.       Акаши чуть-чуть улыбнулся, глубоко дыша: — Застанем. Сходим в следующем году, — он нахмурил брови и задумался. — Что думаешь?       Задумался не сколько о празднике, сколько о том, что ждёт их дальше. Сегодня поздней ночью огромный сухогруз совершит финальную остановку в китайском порте, и на этом морское путешествие Мёги и Харучиё будет окончено. Им нужно за короткий осенний день найти квартиру, в которой они могли бы жить ближайшее время.       Деньги, конечно, двумя внушительными пачками лежат в кармане сумки, но вряд ли в Нинбо их где-либо обслужат за йены. Придётся выкручиваться, ибо явиться в местный банк будет не лучшей идеей — сегодня третий день их пропажи, и семья Мёга, возможно, на пару с Шиничиро или Такеоми, уже наверняка подали в розыск.       Харучиё чувствовал себя преступником, коим его вечно нарекали незнакомцы и незнакомки старшего поколения возле подъезда, если видели покалеченным после драки.       Рури осторожно легла на холодное подобие пола, напряжённо слушая глухие разговоры моряков на палубе. Они плывут на самом обычном контейнеровозе: здесь никто не ходит по судну днём и ночью. Рабочих всего с десяток-другой на таком огромном корабле, и им явно не до того, чтобы выискивать возможных эмигрантов.       Девушка вытянула руки над головой и потянулась, изменившись в лице и ощутив, как по мышцам пробежал разряд электрического тока. Пусть блондинка не самая спортивная личность, но столько дней провести в нескольких метрах без движений, да ещё и на холодном беспрерывном ветру, подобно муке. Из рюкзака вытащить она смогла только огромный и тёплый шарф своей мамы, который отдала парню: Мёга очень беспокоилась, что у его раны могло начаться какое-нибудь осложнение от низкой температуры.       Она слушала, как монотонно плещутся волны за бортом, и, наверно, впервые за все годы жизни ощутила себя свободной. Рури не пыталась принизить семейные проблемы своего возлюбленного, но отчасти завидовала — старшие не следят за каждым его шагом. Девушка же не могла выйти из своего дома без контроля родителей, которые слишком уж беспокоились за своё единственное чадо.       Единственная вещь, которой она гордилась — несмотря на активное отрицательное влияние родственников Мёга вступила и сохраняла тёплые отношения с Акаши, которого вся округа звала отпетым маргиналом.       Помимо Рури, о происходящем в семье Акаши знала только вершина «Чёрного Дракона». О том, что Такеоми буквально обесценивает младшего брата как члена семьи, обращая на него внимание лишь тогда, когда надо приглядеть за сестрёнкой, которую старший тоже не особо жалует. Удобно для себя свесил одного ребёнка на шею второму, но Харучиё получал за каждый промах или действие, которое для Сенджу было неподобающим.       Кареглазая мельком посмотрела на своего парня и потерялась во времени. Аккуратные черты лица спрятались за тканью маски, но полупрозрачные глаза на светлой коже выделялись двумя голубыми бусинами. Только из-за них Акаши не называли альбиносом. Волосы у него были куда длиннее, чем у Рури, и, в отличие от её коротких молочных завитков, своей платиной спадали на сильную спину. На запястье болталась тонкая чёрная резинка, чтобы собрать волосы в хвост, когда наступит ночь. Похож на ангела — только нимб свой, похоже, оставил в Токио и прихватил в Китай лишь дьявольские рога.       Харучиё категорически не мог засыпать днём или при свете, а вот Мёга — могла. Она проснулась совсем недавно, пока парень наблюдал за ней и матросами, потому будет дежурить ночью, вплоть до остановки. Так оказалось удобнее.       Старенькие телефоны без сим-карт были отключены и лежали в боковом кармашке рюкзака Рури. Связи в открытом море всё равно не было, а попусту растрачивать заряд не стоило. Стрелки часов тикали на рубеже восьми и девяти часов вечера. Во сколько на горизонте появится Нинбо, никто не знал.       Когда солнце окончательно спряталось за линией серой воды, Харучиё закрыл маленькую книжку, что прихватила девушка с собой. Больше он ни строчки не увидит, да и не хочется, чтоб зрение упало. — Будешь спать? — уточнила Мёга. Парень моргал глазами настолько медленно и вязко, что казалось, будто в эти секунды с опущенными веками он уже заснул и приходилось вновь и вновь прерывать свой сон, дабы посмотреть на Рури.       Он кивнул и продолжал хмурить брови от несильной головной боли. Для сна рановато, но если Акаши просидит так ещё час, то будет чувствовать себя ещё хуже, да и сил на вылазку уже не будет. «Она и сама справится», — улыбнулся в мыслях блондин и лёг, немного поджимая левую ногу. Под голову он положил свой рюкзак, пусть до этого и спал у возлюбленной на коленях. Сегодня она точно не будет сидеть на месте, смиренно ожидая восхода солнца, а потому спящий Харучиё только помешает.       Проснулся парень отчего-то с чувством ностальгии: вокруг стоял шум ночного порта, Мёга под боком суетилась, и это напомнило ему те самые ранние пробуждения перед дальними поездками в детстве, когда стоит выехать пораньше ради нескольких дополнительных часов на нужном месте. Акаши-младшего будила мама, и он, глядя в окно на едва-едва просыпающееся туманное небо, сонно ждал её указаний, пока в коридоре каждую минуту скрипела половица от беготни отца и старшего брата.       Он тогда был совсем маленьким, и эти моменты казались ему чем-то прекрасным. Харучиё по-прежнему чувствует тепло тех дней, взаимосвязь его родной семьи друг с другом и какое-никакое общение с братом. Всё это было так давно. До рождения сестры, один-в-один похожей в семье лишь на него самого; до ухода уставшей матери к любовнику; до момента, когда отец потонул в азартных играх. — Проснулся? Отлично, — тихо констатировала светловолосая, звонко застегнув молнию на серой спортивной кофте. — Нам сильно повезло: сегодня выгружать ничего не будут. Рабочие сойдут с корабля, и на замену им другие люди придут только утром. Нужно подготовиться, у нас, думаю, не так много времени, — Рури не отрывала глаз от земли, изучала незнакомую местность, рассчитывая на то, что их не увидят.       Акаши открыл рот, но сразу пожалел: сейчас рваные раны активно заживали, потому говорить было ещё больнее, чем пару дней назад. Он поднял руку прямо перед глазами девушки. — Три часа ночи... — она прикусила нижнюю губу и ощутила пульсирующую в ней кровь. — Честно, я надеялась, что приедем пораньше. Но пока до жилых кварталов пешком доберёмся...       Парень прикрыл глаза в согласии. Доселе каждый из них видел Китай только на картинках: Харучиё — в журналах, которые всегда покупал Шиничиро-сан и которые лежали в гостиной дома Сано, Мёга — на страницах учебников истории и китайского языка, который стала изучать, как только обстановка в двух семьях ухудшилась.       Оба не были готовы так просто взять и покинуть Шибую, Токио, саму Японию. Страх неизвестности брал вверх. Что было бы, если бы кто-то из родственников поймал своего младшего ночью? Если бы они не успели взойти на судно, если бы их там нашли? Полиция в Нинбо на вряд ли будет подростков поджидать — Чёрные Драконы и семья Мёга точно не догадаются, что их малышня покинула родную страну.       На такой отчаянный шаг блондинов толкнуло лишь происшествие в додзё Сано, случившееся около недели назад. Тогда окончательно стало ясно, что оставаться в окружении семьи и друзей Харучиё не может — это просто-напросто становится опасным для его физического и ментального здоровья. Он бы никогда не дал им отпор. — Всё стихло... — воодушевлённо прошептала девушка, проглатывая свою тревогу. — Харучиё. Идём?       Большие, некогда школьные рюкзаки вновь повисли на плечах, и по палубе заскрипела обувь в такт беглым шагам её хозяев. Мёга подняла голову, разглядывая разноцветные контейнера в несколько раз выше её самой. Ростом в их паре наделили только Акаши, оттого разница между ними превышала пятнадцать сантиметров. — Мостик, — удивлённо выдохнул голубоглазый под маской и почувствовал облегчение: они и без того изрядно устали за последние дни, чтобы прыгать над водой, как овцы через забор, да и Рури не будет так страшно. Взгляд её изнурённых карамельных глаз смягчился, когда девушка выглянула из-за спины блондина.       Они снова взялись за руки, чтобы сделать первый шаг в новую жизнь.       Фонарей здесь было больше, чем в порту Йокогамы, и смесь тёплого и холодного света мягко падала на всевозможные бочки, ящики, коробки и контейнера, какие стоят и на сухогрузе. Здесь было куда холоднее, чем дома, хотя синоптики обещали обратное. Мёга сильнее натянула рукав олимпийки, и парень потянул её за собой, предположительно в сторону самого города. — Сам город пересекает несколько рек, — начала рассказывать блондинка, перебирая ногами. — Фэнхуа и Яо, но они образуют главную реку. Ен, кажется.       Акаши поглубже вдохнул солёный морской воздух, не прекращая слушать свою девушку. Звёзды и луну закрыла сетка светлых облаков. От порта до уезда, в котором беглецы предположительно хотят поселиться, идти очень много. Путь предстоит нелёгкий.

—————

      Рури погасила настольную лампу и потянула серые шторы в разные стороны. Жильё было неопрятным и стареньким, но в своём положении подростки не брезговали. Окно комнаты выходило на жилые дома, магазины и район в целом. В ночи видно реку Юяо и зелёные куски парков среди серых многоэтажных построек.       Девушка повернула пластмассовую ручку и глотнула сырой воздух вперемешку с уличной пылью. Захотелось плакать, но слёзы не шли. Этот запах вызывал чувство дежавю и уносил куда-то в прошлое. Несколько лет назад, кажется сейчас, всё было таким мягким и тёплым, что в груди начинается тянущая боль по этим временам, и сердце колит. Она плохо помнит происходящее тогда — сходу-то и никто не вспомнит, — но юность не даёт отпустить себя.       Харучиё развалился на мятой простыни и лениво поглядывал на фигуру в сером ночном костюме, так похожем на кимоно, с рисунками вишни. Они обиходно молчали, но в голове у него назревал разговор. Парень обратил полупрозрачные глаза к письменному столу, где лежала его маска. Лицо теперь украшало два белёсых квадратика-пластыря. — Рури, — он позвал возлюбленную довольно громко. Голос охрип от вынужденного молчания. — Когда настанет время получать китайский паспорт... Я сменю фамилию. Ничего не мешает просто назвать другое имя, — неторопливо говорил Акаши в рассуждениях. — Сменишь фамилию? — глухо отозвалась светловолосая. Она понимала, что со своей семьёй парень не пожелает иметь что-то общее. Теперь семья голубоглазого — Мёга и никто больше. Как и в обратную сторону. — На какую? — Санзу. — Звучит красиво. Харучиё Санзу. — И Рури Санзу.       Серые, едва различимые облака мчались по небу, подгоняемые студёным ночным ветром. Тяжёлый дождь стучал по стеклу, капли попадали подоконник. Возле окна тоже было холодно, и даже горячая батарея возле ног не спасала. Мёга прижалась так, что могли остаться ожоги, но она этого не замечала. — Чего? — кареглазая развернулась на девяносто градусов, не отрываясь от окна до конца, а пояс от костюма метнулся в сторону. — Я хочу, чтобы ты поменяла фамилию вместе со мной, — ответил Харучиё и приподнялся на локтях, решив не подниматься с большой кровати. — Мы возьмём общую фамилию. Так будет безопаснее. Никто нас не узнает.       В стеклянно-голубых глазах заблестели слёзы, заплескались любовь и надежда. Рури не могла представить, насколько ему больно внутри. Она боялась того, что человек всей её жизни сломается, а она не сможет помочь. Руки Акаши задрожали, и солёные реки потекли по щекам. Ладонью он закрыл глаза. Послышался всхлип, и почти сразу матрас рядом прогнулся. Ночь была холодной, но руки девушки казались горячее солнца. Горячее, чем на корабле.       Уснуть Харучиё смог лишь тогда, когда дождь за окном стих. Замёрзшая Мёга вновь погладила его по растрёпанным волосам и чуть-чуть улыбнулась. Обоим пришлось несладко, но они смогли выбраться из этого колеса Сансары. Блондинка невесомо коснулась пальцем пластыря на губах парня: казалось, теперь должно стать легче.       Стать проще.