Полдень. Ветер качал деревья, и их листья шептали убаюкивающие рассказы, срываясь в танце на землю. Ветви яблонь гладили пологий скат крыши дома Дамблдоров, ударяя по нему своими плодами. Солнце светило сквозь колыхающиеся верхушки, и на окна падала их дрожащая тень, пропуская в комнату мерцающий золотистый свет. Легкий сквознячок вздымал шелковую белую тюль и ласкал юношеское тело, потягивающиеся на мягкой кровати.
Альбус жмурился из-за солнечных зайчиков, скачущих по лицу и комнате. Он чересчур увлекся ночной перепиской с Геллертом и уснул часов в пять утра, когда запели петухи, и Аберфорт загремел посудой. Сейчас пятнадцатилетний Дамблдор, наверное, на рынке торгует козьим молоком — свежим и теплым.
Альбус услышал урчание желудка и отметил, что он давно уже ничего не ел — дня два, а может, три, если не считать парочки лимонных долек ровно каждый час. Он почти не чувствовал голода с того самого момента, как начал активно общаться с Гриндевальдом. Он с удивлением отмечал, что еще ни разу не испытывал такого интереса к человеку, и есть не хотелось из-за увлечения общением с ним, но абсолютно точно не из-за влюбленности.
Дамблдор сел на кровати, лениво обувая легкие туфли. Спал он в одежде, в том числе носках. Поднявшись, он подошел к резной двери, разминая плечи, нудившие после долгого нахождения за письменным столом. Раздались скрип и хлопок двери, и комната осталась пустовать.
Альбус осторожно спускался по деревянным ступеням ажурной лестницы, чтобы не разбудить спящую в это время Ариану, но они предательски скрипели под его ногами. Дойдя до кухни, он аккуратно отворил дверь и с опущенной головой прошел до буфета. Руки отворили голубые дверцы нижнего яруса и начали рыскать в поисках еды.
— Порой он так уходит в свои мысли, что не замечает никого вокруг. Мой брат слишком много думает, да, Альбус?
Пространство разрубил писклявый голос Арианы, заставляя Альбуса вздрогнуть. Он поднял голову, и его глаза с ужасом распахнулись. За столом Ариана сидела не одна, рядом был Геллерт, спокойно попивающий чаёк.
— Геллерт?! — нервно сорвалось с губ Альбуса, но он сразу же кашлянул, выравнивая голос, — что ты тут делаешь?
— Я послал тебе сову, но ответа не получил. Поэтому я решил наведаться в гости с парочкой бутербродов с кричащим сыром. Твоя сестра очень радушно приняла меня. Правда, она все съела.
— Ну просто они меня спровоцировали! Им надо было вести себя тише, и тогда мой животик сжалился бы над ними! — обиженно верещала Дамблдор, треся Геллерта за плечо, а тот лишь разводил руками.
— Просто признай, что они были очень вкусными.
— Ну… это я не отрицаю.
Альбус цокнул, кривя губы, и спрятал лицо за волосами.
— А ты чего такой нервный? — Гриндевальд отвлекся от шуточной перепалки с Арианой, обращаясь к ее брату.
— Да просто есть хочу, — Альбус дрожащими руками закрыл шкафчик и выпрямился.
Геллерт в подозрении прищурился.
— Хочешь выйти поговорить? — невесело поинтересовался он.
— О… Я бы очень хотел с тобой поговорить… — пытаясь не нервничать, протянул Альбус. Геллерт встал изо стола и подошел к нему, — Ариана, ты не хочешь пойти спать после обеда? — выглянул Альбус поверх плеча Геллерта.
— Я хотела дождаться Абера, почему его так долго нет? — жалобно спросила она.
— Это потому что ты не спишь. Время идет медленнее во время бодрствования. Но ты, конечно, уже взрослая девушка, сама сможешь решить, что тебе делать. Я просто советую, — ласково пролепетал Альбус, намекая ей.
— Ладненько, я тебя поняла! Я пойду спать, только чаёк допью, — она поднесла фарфоровую чашку к губам, делая глоток, — а мама вернется, если я буду долго спать?
Альбус нервно сглотнул.
— Да. Но для этого тебе придется проспать це-е-лую вечность, — легко произнес он, пытаясь не врать, но быть аккуратным. Взяв Геллерта под руку, он покинул кухню вместе с ним.
Юноши поднялись в комнату Альбуса, и на ней мгновенно повисли заглушающие чары.
— Ты мне не говорил, что у тебя есть…
— Ранрока на тебя нет! Ну почему ты меня не предупредил, Геллерт?! Ты мог послать мне будилку или аппарировать в мою комнату на худой конец! — сорвался Альбус. Гриндевальда мигом опалила невидимая магия, рвущаяся из него. Зловещая аура, испускаемая Дамблдором, тянулась, заполняя всю комнату.
— Мне не понятно, почему ты так заводишься, — Геллерт испуганно поднял руки, — успокойся, пожалуйста.
Альбус закрыл глаза. Ноздри расширились, жадно всасывая воздух, а грудь заметно увеличилась. Он медленно выдохнул и продолжил в более спокойном тоне.
— Неужели ты не заметил ничего странного?
— Заметил. С ней немного тяжело общаться, но это не так уж и плохо, просто у нее нестандартное мышление, но она, как и ты, вовсе не глупа.
— Она сумасшедшая, Геллерт. Вот сейчас вы сидите и пьете чай, а через час ты падаешь замертво на нашем заднем дворе.
Геллерт удивленно вскинул брови.
— Не преувеличивай.
— Я говорю абсолютно серьезно. Наша мать умерла от ее действий, — Альбус постыдно опустил голову, избегая зрительного контакта, — только прошу тебя, умоляю, никому не рассказывай. Совсем никому.
— Хорошо, я обещаю. Расскажешь, что случилось? — ладонь Гриндевальда опустилась на плечо Дамблдора в подбадривающем жесте.
— Неинтересная история на самом деле, — Альбус поднял голову, заглядывая в разноцветные глаза, — мы родились в Насыпном Нагорье. Когда шестилетняя Ариана колдовала в саду, на нее напали магловские мальчики, нанося непоправимые травмы ее психическому здоровью.
— Уродские создания, — процедил Геллерт, не забывая о своей собственной жестокости к тем же волшебникам. На самом деле ему было абсолютно все равно, но он не упускал ни единого шанса настроить Альбуса против маглов.
— Не в этом дело. Любой может быть жесток, и ты тоже, — ухмыльнулся Альбус, — мой отец жестоко отомстил детишкам, хотя я видел, как моя мать слезно просила его этого не делать, а просто поговорить с ними. Отец сказал: «Хорошо, дорогая», а потом к нам прилетела сова с письмом об аресте. Он не сознался суду, что сподвигло его напасть на маглов, потому что боялся, что Ариану насильно заберут в больницу Святого Мунго. Отец получил пожизненное заключение, а мать с нами перебралась в Годриковую впадину, скрываясь от соседей. Ариана начала подавлять свою магию, и она со временем отравила ее. Во время агрессии, она вырывается из нее с сокрушающей силой, уничтожая все вокруг. Если бы она была хотя бы в здравом уме… но ты понимаешь, она страдает от неконтролируемых и абсолютно неожиданных вспышек агрессии. У нее бывают страшные галлюцинации, которые их и провоцируют. В один из таких разов мама не справилась… и Ариана убила ее. Естественно, неосознанно, она и сейчас не понимает, куда делась мама.
— Ты скучаешь по родителям? — взволновано спросил Геллерт, хотя хотел бы узнать по-больше про способности Арианы и прикинуть, как их можно было бы применить. Хотя перспектива узнать точки воздействия на Альбуса тоже была довольно приятной.
— Мне грустно от того, что семья скучает, а я не могу ей ничем помочь. Я боюсь показаться циничным. Хотя мне не раз хотелось сказать Аберфорту, что людей надо отпускать. Может со мной что-то не так? Почему мне не плохо из-за потери близких людей?
— С тобой все в порядке. Аберфорту просто стоит повзрослеть, — Геллерт звучал уверенно, и впервые за долгое время Альбус почувствовал, что его принимают.
— Правда? — лицо засияло в самой лучезарной улыбке, на которую только был способен Дамблдор.
Сердце Геллерта ёкнуло.
— Правда, — холодные подушечки пальцев взяли острый подбородок, притягивая лицо Альбуса ближе к губам Гриндевальда. Геллерт склонил голову, щекоча спавшими локонами щеку Дамблдора, и медленно приблизился к нему, не отрывая взгляд от его ярких, почти светящихся, изумленных голубых глаз, — спасибо, что открылся мне.
Они кратко коснулись губами с характерным чмокающим звуком. Гриндевальд отстранился, оценивая чужую реакцию. На лице Альбуса читалось удивление, но явно приятное.
— Можно мне…? — начал Геллерт и сразу же получил потерянный кивок в ответ.
Тёплые поцелуи начали покрывать шею Альбуса снизу вверх. Губы Гриндевальда ощущались как зефир, поджаренный на огне — такие же бархатные и горячие. Когда они остановились возле мочки уха, Дамблдора передернуло от мурашек. Он запрокинул голову, томно выдыхая обжигающий легкие воздух.
— Геллерт, я хочу тебя, — Альбус обвил рукам шею партнера, притягивая к себе так трепетно, что Геллерт был готов расплакаться от переизбытка нежных чувств. Он посадил Дамблдора на край кровати.
— Дамби, пожалуйста… посмотри на меня… — прошептал ему Гриндевальд. Он провёл рукой вверх по спине, оглаживая ее, и остановился на затылке, аккуратно придерживая голову возлюбленного. Расслабленное ватное тело совсем не хотело напрягаться в ласковых руках, но глаза не без усилий приоткрылись, желая исполнить просьбу Геллерта, — какие же у тебя красивые глаза… как звездное небо на рассвете.
Геллерт смотрел в полуприкрытые, уже потемневшие, очи Альбуса с восхищением, будто ребёнок, увидевший огромный желанный подарок на день рождения. В ответ на комплимент и такой взгляд губы Дамблдора расплылись в тёплой слабой улыбке, и Геллерт легко коснулся их своими губами. Когда Гриндевальд отстранился, он снова взглянул на фарфоровое лицо своего Альбуса и не смог отказать себе в ещё одном поцелуе. Их уста то и дело соприкасались и разрывались, а языки сплетались в открытых и закрытых французских поцелуях, протягивая между собой тонкую нить из слюны.
— Хочешь, я отсосу тебе, — оторвался от Гриндевальда Альбус, тяжело дыша от волнения.
— Позже. Поцелуй меня ещё раз! — в требовательном тоне отозвался Геллерт. Грех было отказываться от такого предложения, но он не мог насытиться губами своего Альбуса за такое скромное время.
Дамблдоровские ладони коснулись острых скул, нежно наклоняя арийское лицо. Кончики их носов соприкоснулись, и с губ Геллерта сорвался смешок.
— Кунику даже лучше, — еле слышно отозвался Геллерт.
— Откуда ты знаешь про эскимосов? — уже с закрытыми глазами спросил Альбус.
— А ты? — не давая ответить, Гриндевальд облизнулся и обхватил своими губами верхнюю губу Дамблдора, легонько сжав ее. Рука переместилась с затылка на щеку, позволяя Альбусу медленно, не разрывая поцелуй, опуститься на спину и утянуть искусителя за собой. Геллерт погладил большим пальцем тонкую кожу на нижнем веке и виске, пока остальные пальцы играли с ушком, принося невероятно приятные расслабляющие ощущения. Из Альбуса вновь вырвался прерывистый выдох, прямо в губы Геллерта.
— Ушки — твоя эрогенная зона? — Альбус услышал лукавую интонацию, но не придавал ей значения… до тех пор, пока ему в ухо не ударило Геллертское «фыр-фыр-фыр». Голова моментально вжалась в плечи, пытаясь защитить ушки от щекотного звука, который вызвал по всему телу мелкую дрожь и заставил Альбуса громко застонать. Его пальцы сжали чёрный сюртук на спине Геллерта.
— Ха! Геллерт! — крикнул Альбус и, отпустив ткань, капризно ударил кулаком по кровати, — хватит! Я хочу уже! — но его оборвали на полуслове, снова утягивая в глубокий поцелуй, словно Геллерт был странником в пустыне и вдруг — оазис! Он целовал так жадно, будто изнеможённый жаждой примкнул к роднику.
Альбус вновь обвил руками шею партнера, но Гриндевальд снял их, одной рукой заводя их ему за голову и прижимая за запястья к кровати. Другая рука принялась быстро расстёгивать рубашку, отрывая некоторые непослушные пуговицы к чертям собачьим. Распахнув ее, Геллерт узрел невероятно красивую грудь с блестящим вьющимся волосяным покровом. Комментарии были неуместны, но Геллерт всегда представлял Альбуса гладким, не думая, что у него может оказаться столько тестостерона, хотя… ему так даже больше нравится!
Его ладонь полностью опустилась на солнечное сплетение, притрагиваясь к мягким волосам, запуская пальцы между волосков, и вновь приподнялась, когда Геллерт захотел провести кончиками пальцев дорожку до пупка.
Живот Альбуса судорожно то вздымался, то опускался. Когда пальцы Геллерта дошли до линии штанов и вернулись наверх, объясняя, что страстное снятие рубашки было блефом, Дамблдор не выдержал:
— Геллерт! Умоляю! — голос срывался чуть ли не на плач, чем провоцировал Гриндевальда на ещё большие муки.
Рука, державшая запястья Альбуса, освободилась, но не надолго; Геллерт зажал ей рот возлюбленного. Глаза Альбуса распахнулись, крепко цепляясь взглядом с глазами Гриндевальда, и по лицу мучителя поползла ухмылка.
— Я же сказал: «посмотри на меня». Теперь, если ты разорвёшь зрительный контакт, я остановлю весь процесс, — Альбус нервно сглотнул, его брови жалостливо сомкнулись в домике. Внутри Геллерт по-мальчишески ликовал, пока сердце Альбуса отпрыгивало чечетку от испуга, возбуждения и любви. Они смотрели друг другу в глаза секунд десять, пока Гриндевальд не убрал ладонь с рта Альбуса.
— Хорошо, — прохрипел Дамблдор.
— Умница, — Геллерт провел ногтями обеих рук по его рёбрам, и рот Альбуса слегка приоткрылся в немом стоне, — вставай, — Гриндевальд отстранился, все ещё не разрывая зрительный контакт, и подал руку Альбусу, будто он был маленькой принцессой. Ладонь опустилась в руку Геллерта, и Дамби поднялся на ватные ноги.
— Акцио подушка, — Гриндевальд вскинул руку перед собой, ловя ее налету, и кинул в ноги Альбуса. Они кратко кивнули друг другу, и Дамблдор опустился на колени, послушно смотря на Геллерта снизу вверх. Нос уткнулся в его пах, пошло протираясь о него, — люблю твой любопытный длинный носик.
Альбус не ответил. Лишь проворные пальчики уже приспустили чёрные бархатные брюки, и из хлопковых кружевных панталон показались золотые влажные колечки волос и розовая головка члена. Альбус вытянул язык, кончиком касаясь уретры. Гриндевальд никогда не мастурбировал, поэтому все ощущения были в новинку. Из-за высокой чувствительности на Геллерта нахлынуло неожиданное невыносимое до боли наслаждение, и он зашипел:
— С-ш, не делай так, — рука сжала волосы на макушке и оттянула назад, будто наказывая за такие действия, но на самом деле Гриндевальд не знал, как воспринимать новые ощущения. Альбус цокнул. Внезапно из ниоткуда появились верёвки, крепко связывая Геллерта, — что ты творишь?!
Дамблдор использовал «инкарцеро», ему надоел весь этот спектакль с затяжным ритмом.
Пока ошарашенный возлюбленный искал часть тела, на которую были наложены чары, Альбус обхватил губами головку члена, засасывая ее вакуумом. Из груди Геллерта вырвался протяжный стон. Внутри тянущего тёплого вакуума язык танцевал кругами, лаская тонкую кожу, после дразня уздечку — самую чувствительную часть. Своими действиями Альбус жадно забирал у Геллерта рваные крики и шипение сквозь зубы.
Казалось, Гриндевальд уже и не думает о контрзаклятии, полностью отдавшись Альбусу. Невыносимые фантастические ощущения заставляли пятиться назад, к стене, увиливая, но когда он упёрся в неё спиной, бежать было некуда. Дамблдор продолжил настойчиво вбирать каменный пенис обратно в рот, не задевая его зубами.
Ноги подкосились из-за дрожи, и Геллерт скатился вниз по стене, вслед за ним нырнул Альбус. Кончик языка ударил по сочившейся безвкусной смазкой уретре и мелко заморосил из стороны в сторону, вызывая предоргазм. Гриндевальд заорал в экстазе и непроизвольно забил ногами, будто в припадке. Его член набух, и ему казалось, что он сейчас разорвётся, а мышцы пресса и бёдер свело очень сильно, но даже это не смогло отвлечь его от приятных ощущений.
Теплый рот Дамблдора выпустил фаллос, и довольное лицо Альбуса придвинулось к Геллертовскому почти вплотную, позволяя наблюдать всю прелесть эйфорийного состояния.
— Кончишь для меня? — лукаво протянул Дамблдор, пока его рука дрочила чужой пенис.
Геллерт зажмурился и издал последний сладостный стон, обильно излившись в ладонь возлюбленного. Его семя было горячее и чересчур густое, настолько, что первый за всю жизнь оргазм сопровождался неприятными разрывающими ощущениями, но они были смешаны с удовольствием. Необычно.
Отстранившись, Альбус всматривался в раскрасневшееся пятнами удовлетворённое лицо, которое прикрывали лохматые влажные волосы, улыбался и ждал, когда Геллерт отдышится, чтобы приступить к дальнейшим действиям.
Сперма послужила отличным лубрикантом. Длинный указательный палец примкнул к анусу, проникая на две фаланги, массируя простату, а через несколько секунд к нему добавился и средний. Геллерт дернулся, но ему не было больно, ощущения были странные: сначала давящие и тянущие — враждебные к инородному, а потом возбуждение вновь начало появляться, и кровь постепенно приливала к уже неэрегированному пенису.
Брюки Альбуса давно намокли от предэякулята, а член сильно выпирал и ныл, прося о разрядке. Он старался не торопиться, но тянуть уже было невозможно. Пальцы освободили вход, и руки обхватили бёдра, подтягивая к себе, и раздвинули ягодицы.
— Альбус… развяжи меня.
Раздался щелчок пальцев, и верёвки распустились, постепенно исчезая. Геллерт приподнял таз, упираясь на локтях. Картина была прекрасная.
Быстро стянув с его коленей брюки вместе с нижним бельём, Альбус приспустил свои. Ладонь отодвинула крайнюю плоть, распределяя по члену смазку, и приставила его головку к сжатому анусу. Геллерт зажмурился в ожидании неприятных ощущений, а его ресницы трепетали как крылья бабочки. Дамблдор мило усмехнулся:
— Ты чего так испугался, мальчик мой, — нежно спросил Альбус.
Но ответа не последовало, вместо этого его схватили за воротник расстёгнутой рубашки, притягивая обратно, стягивая одёжку с угловатых плеч, и вовлекли в утешающий поцелуй.
Утешающим он был только для Геллерта, потому что через секунду его тело пронзила неприятная боль. Альбус ввёл головку фаллоса внутрь, и оба замычали: Гриндевальд как раненый зверь, а Дамблдор — сладко и облегченно.
— Мх! — Геллерт резко отвернул голову, разрывая и смазывая поцелуй. Его поджатые губы скривились, а брови нахмурились так сильно, что Альбусу показалось, что эта гримаса выражает ярость, — больно!
— Прости… — взволнованный Дамблдор начал было вытаскивать пенис из ануса, но его остановило громкое шипение, полное боли.
— Просто не двигайся, умоляю! — ноздри тонкого острого носа беспорядочно вздымались и сужались, а зубы стучали. Теперь Геллерт был похож не на восхищенного ребёнка, а на испуганного.
Альбус вглядывался в лицо Геллерта с минуту, пытаясь понять, какие действия ему принимать. Наконец, Гриндевальд сделал два глубоких вдоха и столько же протяжных спокойных выдохов.
— Войди полностью, — прошептал Геллерт, сразу подмечая изумленный вид, — потом будет больнее, а сейчас я уже почти привык.
— Мы можем просто прекратить, — два пальца с трудом, но нежно, убрали с лица прилипший, влажный от пота, темно-золотистый локон.
— Нет, — это слово было будто отрезано. Геллерт больше не выглядел жалобно, — я позволил себе небольшую слабинку, но прерываться на полпути я не намерен. Ты же меня знаешь.
— Хорошо. Как пожелаете, Господин, — с этими словами Альбус заботливо чмокнул его в лоб, покрытый испариной, и медленно, не прерываясь, ввёл член до основания. Дамблдор пытался смотреть в глаза Геллерту, как тот просил, но они непроизвольно закатывались от наслаждения.
Геллерт аккуратно опустился на спину, ложась на мягкую бурую шкуру. Уставив взгляд в потолок, он постарался уйти в свои мысли, чтобы не чувствовать боли. При каждом толчке его симпатичное лицо кривилось мученическим выражением.
Альбус не мог на это смотреть, потому опустил голову и уткнулся ему в грудь, вдыхая аромат элитных духов от наполовину расстегнутой рубашки. Тонкие подростковые пальцы зарылись в влажные светлые волосы Геллерта, когда его собственные каштановые пряди, подобно шоколаду в фонтанчике, спадали по его лебединой шее на грудь нижнего, даря партнеру легкую щекотку, из-за которой тот ёжился, сводя хрупкие плечики вместе.
Альбус приподнялся и вновь взглянул на возлюбленного. Геллерт в этот момент казался таким маленьким и уязвимым, что ему удалось украсть у Дамблдора последние попытки обладать собой. Альбусу сорвало крышу:
— Прости. Я слишком эгоистичен, — до ушей Геллерта доходило лишь неразборчивое рычание.
Альбус ритмично двигал бёдрами, вводя свой сильный член по самые яйца. Эрекция у него была очень хорошей: каменный пенис заполнял собой всего Геллерта, сильно надавливая на стенки прямой кишки, но подобная грубость была ничем, по сравнению со стимуляцией простаты. Боль смешалась с удовольствием.
Когда Гриндевальда в очередной раз прошибло током, он подумал, что уже кончил, но ошибся. Ему было свойственно путаться в своих ощущениях: в первый раз он брыкался под Альбусом не только из-за нового опыта, он опасался, что случайно помочится прямо ему в рот, но вместо этого, Дамблдор вкусил всего-лишь пресный, будто медуза, предэякулят.
— Н-ничего, с-ш, не останавливайся…
Кхах! — с обкусанных, некогда нежных, словно наливное яблоко, губ срывались болезненные стоны.
По копчику из ануса потекла тонкая струйка крови, тут же смазываясь о ягодицы. Геллерт повернул голову в сторону обшарпанного стола, ища пустым замученным взглядом стакан с водой. Он с трудом поднял дрожащую худую руку, подзывая к себе стакан. Ему потребовалось простенькое заклинание трансфигурации, чтобы превратить воду в сок столетника. Вылив гелеобразную жидкость себе в ладонь, он приподнялся и смазал наполовину вышедший окровавленный фаллос Альбуса и кожу вокруг ануса, а потом обессилено бухнулся назад.
Альбус стонал громче Геллерта. Звук звонко отражался от невидимых стен заглушающего барьера. Он и запрокидывал голову назад, и вновь утыкался в грудь Гриндевальда, сбивчиво дыша.
В воздухе повис металлический запах крови, сливаясь воедино с потом, алоэ, спермой и дорогими фужерными ароматными, подобно целому стогу сладкого сена, духами Геллерта. Фужер был на пике моды, и вся Европа была без ума от него, в том числе и Альбус, но скорее из-за того, что так пахнет любимый. Запах кружил голову не меньше чувств, Альбус уже давно улетел в экстазе от вибрирующих ощущений внутри члена, а стеночки Геллерта так жарко и плотно обволакивали снаружи, что Дамблдору потребовалось не так уж много времени, чтобы достигнуть взрывного разряда.
Горячая сперма обильно заполнила собой Гриндевальда, и вытекла из него вперемешку с кровью, когда Альбус вытащил пенис. Перед его глазами танцевали разноцветные пятна, из-за которых он не сразу заметил ужасающую картину перед собой. Большие голубые глаза распахнулись, и из них брызнули слёзы, льдинками застывая на пышных ресницах.
— Мне так стыдно, — Альбус закрыл рот рукой, покачивая головой из стороны в сторону, а его голос перешёл на молящий шёпот, — прости, мне очень жаль.
— Альбус… я… — поддал голос Геллерт, и Альбус застыл в ожидании, — я… ну… — Геллерт в смущении прикусил губу, — ещё возбужден, отсоси мне ещё раз, пожалуйста.
У Альбуса будто гора с плеч упала, и он облегченно выдохнул, а нежная улыбка сама собой появилась на лице. И даже если бы Дамблдор захотел, он не смог бы ее убрать. Его пальцы погладили Геллерта, заправляя волосы за уши.
— Конечно, мой мальчик. Хочешь поцелуйчик? — игриво спросил Альбус, нависая над Геллертом.
— Да, мх, — всхлипнул Геллерт, и они слились в нежном неглубоком поцелуе.
Когда Альбус отстранился, Геллерт повернул голову, убирая с шеи волосы, подставляя ее под влажные губы Альбуса. Прыткие пальцы ловко расстегнули оставшиеся пуговицы на рубашке, и с шеи до самого живота протянулась дорожка из ласк. До ушей Альбуса донеслись блаженные вдохи, давая ему зелёный свет. Он медленно облизал пенис от основания до головки и постепенно вобрал его полностью в рот, давясь, когда головка коснулась глотки. По яичкам стёкла слюна, щекоча Геллерта, и тот приложил указательный палец к губам, прикусывая подушечку. Комнату залили сладкие стоны, и Альбусу на мгновение показалось, что он слушает самую прекрасную мелодию в своей жизни.
Освободив рот от члена, он спустился ниже и примкнул губами к натертому болезненно-красному сфинктеру. Волоски щекотали нос и щеки, но это ни капли не смущало. Альбус взглянул исподлобья на своего возлюбленного, пытаясь разглядеть негативную реакцию, но не увидел ничего подобного. Слизывая сперму с кровью и соком столетника, язык проник во внутрь, вызывая у Геллерта щиплющие, но не неприятные ощущения. Одна рука крепко сжала ствол, медленно двигаясь, а вторая массировала мошонку. Спина Геллерта выгибалась до предела, мешая Альбусу ласкать анус. Но, когда она возвращалась в исходное положение, Дамблдор возвращался к своим делишкам. Большой и указательный палец защипнули кожу между яичек и потянули ее от основания к низу, а язык переместился с сфинктера на эту область, тут же охлаждая.
Альбус уже хотел приступить к головке, но почувствовал, как орган набух от фрикций. Он слегка приоткрыл рот, и в него мгновенно, уже без боли для его любимого, выстрелила белёсая струя. Гриндевальд лениво уселся, и их лица оказались на одном уровне.
— Покажи, — приказал Геллерт, нажимая на излюбленные ямочки на щеках. Ротик полный спермы послушно приоткрылся, и Гриндевальд впился в него, пробуя себя на вкус, а на вкус он был пресный, будто голый желатин. Они разделили семя, и каждый сглотнул свою долю, — безвкусно.
— Да. Ты приятный, моя на вкус кислая. Наверное, из-за утреннего лимонного сока.
Мальчики застыли, пристально смотря друг другу в глаза, а потом рассмеялись.
— Я в какой-то момент подумал, что описаюсь тебе в рот, а ещё жучки как будто внутри ползают, ааа, — Геллерт постыдно закрыл лицо ладонями, оттягивая нижние веки вниз.
— Сложно это сделать с эрекцией, я проверял, — задорно ответил Альбус, вскидывая указательный палец вверх.
— У тебя уже был?! — Геллерт вспыхнул. Он пытался изобразить нейтральную заинтересованность, но ревности ему было не скрыть, — с этим Элфиасом?
Альбуса передернуло от отвращения, когда он невольно представил Элфиаса на месте Геллерта. Нет, ни за что, он не испытает ничего подобного ни к кому, кроме Геллерта.
— Нет, я мастурбировал на тебя с того самого дня, как мы встретились, — воцарилась тишина, — Геллерт. Я люблю тебя.
Гриндевальд нервно сглотнул. Именно в этот момент он вспомнил свой изначальный план насчёт Альбуса: влюбить и использовать его возможности в своих целях, или хотя бы устранить. Но он попытался успокоить себя тем, что он может любить его в ответ, но предостерегать себя в случае чего — нужно, и это совершенно нормально, и он никого не предаёт.
— Я тебя тоже люблю, — как-то сквозь зубы процедил Геллерт, хотя он пытался изобразить уверенность. Он отметил для себя, что только с Альбусом у него просыпается остаток совести, и потому он действительно особенный для него. Не это ли любовь?
Альбус потянулся за поцелуем, но Геллерт отстранился.
— Что-то не так? Тебе же понравилось целоваться… — взгляд Альбуса взволнованно бегал с губ на глаза Геллерта и обратно.
— Все в порядке. Просто надоело драконов по чешуе чесать. Нам надо создать и приступить к анализу астрономической карты, когда был убит старший Певерелл, может найдём там подсказки. У нас после анализа родовых древ среднего и младшего ни единого прогресса, — поднявшись, он ловко подхватил штаны и начал натягивать их, подпрыгивая на одной ноге.
Альбус в ступоре наблюдал за этим. Он чувствовал себя очень глупо: а может не надо было вовсе проявлять эти нежности? И вообще им стоило бы быть партнерами по команде, и не больше? Зачем вообще Геллерт выводил отношения на новый уровень, а теперь отталкивает? Что он сделал не так?
— Ты прав, надо заняться делом. Прости, если испортил тебе настроение этим, — наконец выдавил из себя Альбус.
Он склонил голову, пряча виноватый взгляд. Дамблдор не видел истинной причины, прячущейся в неоднозначных чувствах Геллерта к нему. Единственное, что он понимал, так это то, что Геллерт не любил ни с кем сюсюкаться, и разыгрывать сцену сейчас точно не стоит.
— Что? При чем тут настроение вообще? У меня все в порядке, расслабляться тоже иногда надо. И не извиняйся, — Геллерт закончил одеваться и, отвернувшись, подошёл к старому столу.
Раздалось журчание воды, а после Геллерт жадно опустошил стакан и взглянул в окно.
Тучи начали сгущаться, окрашивая все вокруг в серый, и взволнованные ласточки полетели над стелющейся от ветра длинной травой. Наступила гроза. Дождь барабанил по крыше, каплями скатываясь по обшарпанной черепице. Ветер качал яблони, и их ветви гладили стёкла, а фрукты с глухим стуком падали на землю.
Геллерт подошёл к окну и всмотрелся в своё и Альбуса отражения, и вдруг между ними протекла капля, оставляя след, делящий их на две части. Он всегда использовал свое обаяние в своих, иногда корыстных, целях, но сейчас он чувствовал ответственность за чужие чувства. Неподходящий момент, неподходящий человек, чтобы поддаваться зову сердца. Еще и извиняется, чем больше заставляет мучиться.
— Ты заметил, Альбус, когда ласточки летят низко к земле, происходят самые важные события в нашей совместной жизни, — атмосфера была напряжена, и такое лирическое отступление должно было ее спасти.
— Заметил. Маглы говорят, что это из-за изменений атмосферного давления перед грозой. Насекомые, которыми они питаются, очень чувствительны к нему, потому опускаются вниз, а ласточки летят вслед за ними. Что касается твоего наблюдения: сейчас лето, грозы случаются часто, — Альбус звучал спокойно.
Он натянул брюки с колен и подошел к настенному зеркалу. Видок был потрепанный. Раздался хлопок в ладоши, и каштановые волосы повисли в воздухе, заплетаясь в тоненькую косичку. Рубашка подлетела к нему, окутывая нежное тело, Дамблдору стоило только просунуть руки в рукава, остальное за него сделали чары.
— Атмосферное давление? — Геллерт развернулся к нему, а на его лице уже играла заинтересованность, — что это?
Альбус отвлекся от своего отражения и бросил на Геллерта снисходительный взгляд.
— Физика, — Дамблдор стремительно пересек комнату в сторону книжного шкафа. Среди ветхих фолиантов, испачканных воском, он нарыл пожелтевший свиток пергамента. Альбус протянул его Геллерту, — вот, ознакомься.
Пальцы быстро развернули нежную бумагу, и Гриндевальд вчитался в написанное. Прошла минута до того, как комнату неожиданно разразил звонкий смех.
— Да, Альбус, атмосферное давление нам точно не грозит! — хохотал он, заражая Дамблдора. Нащупав в кармане сюртука палочку, он достал ее и направил в потолок. Серые краски мигом растворились. Яростный солнечный свет залил собой всю комнату, освещая даже Мерлином забытую паутину в углу. Наколдованное солнце выжигало глаза, грело тело и лицо. Геллерт медленно подошел к Дамблдору. Его рука нежно коснулась его щеки, — ты самый умный человек, которого я когда-либо встречал, Альбус Персиваль Вульфрик Брайн Дамблдор, wir müssen immer zusammen sein. За общее благо!
Альбус хихикнул.
— За общее благо! — с этими словами их губы коснулись друг друга. И рождающиеся вокруг блестящие планеты закружили хоровод, вихрем создавая пелену, которая поглотила мальчиков, унося их в мир знаний и изучения солярия.
***
— Ладно, Геллерт, я хочу лимонных долек!
— Хорошо, сейчас куплю и вернусь. А почему ты не умножил их?
— Хе-хе!
— Понял.
— Какого черта он тут забыл, Альбус?!
— Успокойся, Аберфорт, он уже уходи-и-ит… (аппарируй ко мне в комнату)
— И не возвращайся, нахал! Никогда больше не показывайся на глазах у моей сестры! Слышишь?! Никогда!
— Кстати, мелкий, а ты где так долго пропадал? Еще и в дождь?
— Я… ну… э… продавал молоко…
— А после двух часов?
— Это не твое дело, Альбус!
— Что ж, имеешь право не говорить, и я тебя понимаю… отлично понимаю…
