Satisfaction

       Резкий аромат обволакивает каждое физическое тело, оседая и намертво вгрызаясь во внутреннюю оболочку комнаты. Словно тягучая, малость липкая, нагретая жизненными силами масса, подвергшаяся диффузии необъяснимым наукой способом. Ихор.       Кажется, что движение конечностей в ней затрудняется, я медленнее. А, возможно, мне самому хочется нарочно увязнуть, и я без тени сомненья поддаюсь этой слабости.        Аромат — само олицетворение Вожделения. Он — один из высших моих изъянов, я перед ним не был и не буду властен. Когда он, оказываясь на свободе, накрывает всю мою сущность, приходит возбуждённое оцепенение. Снова и снова окатывает волной кипятка, а где-то под слоями эпидермиса пробегает искрящийся холодок, старается восполнить мое удовлетворение. Но этого всегда недостаточно.        Я склоняю голову словно в замедленной съемке. Пальцем с трудом могу пошевелить, подвергнутый извечному плену моих слабостей. Опускаюсь на колени без помощи рук.        Когда я чувствую щетинистой щекой исходящее тепло, губы непроизвольно размыкаются. Стараюсь дышать еле-еле, не давая себе потерять контроль. Этого хватает, чтобы Аромат прошёлся по каждому рецептору, залез в глубь пазух и с новой силой ударил по мозгу. Разгорячает трахею, сползая все ниже, а затем расправляет мои лёгкие, заражает собой бронхи. Аромат царствует внутри меня. Он весь мой, а я — целиком и полностью его.        Изо всех сил борю побуждение придвинуться, коснуться острым кончиком носа столь желанной плоти и сделать роковой вдох. Утопить лицо в вязком тепле и ощутить быструю пульсацию, так напоминающую мне состояние животного страха.        Не трогать.        Делаю усилие чтобы включить мозг. Надо расстегнуть ремень. Окаменелыми непослушными руками продеваю стальной язычок сквозь потрепанную дырку, которую, кстати, сам проковырял; бляшка обжигает холодом налившуюся кровью ладонь. Брюки тяжело опадают мгновенно. На серо-желтых боксерах расползлось крупное влажное пятно, которые я стараюсь не задевать, когда оголяю стояк. Слепое желание толкнуться вперёд, потереться о спущенную резинку, получить хоть каплю соприкосновения я гашу предвкушением.        Мышцы невольно сокращаются в необходимости взаимодействий, и, если бы я смог посмотреть вниз, увидел бы, как активно кровь циркулирует по набухшим венам. Складывалось ощущение, что у основания пенис периодически сводило импульсом.        Нагретый воздух словно не помещался в дыхательных путях, от него иссохло не только небо, но и язык. Но я этого не замечал. Аромат проникал во все отверстия и щели, вот-вот угрожая лишить сознания, но я не мог закрыть рот. Эта мука не может продолжаться вечно.        Я готов.        Чувствуя, кажется, каждый микрометр приближения к слизистой, головку накрывало фантомное ощущение вязкого тепла. В глотке крепко-накрепко затянулся нервозный узел. На секунду мелькает неуверенность. Как давно я был так близко? Мазохизм ли — томное оттягивание неизбежного, что потрескивающей тучей заполнило пространство? Не позволяю мозгу работать. Это моё, я заслужил.        Я подготовился, опереться не на что, все по плану. Сегодня без рук. Резко подаюсь вперёд, нет, скорее падаю от бессилья над соблазном. Разгоряченная плоть впускает меня беспрепятственно, смачно чавкнув, и чуть зажимает меж своих чудных плетений. Источники, целительные своим существом, ласкают меня с регулярной периодичностью, похожую на ритм. Ритм его сердца. Каждая клеточка встаёт на свое место, а затем уступает его следующей, чтобы я мог получить удовольствие.        Хоть рот широко раскрыт, я не знаю, как сделать вдох. Глаза зажмурены, а руки...я забыл про их существование. Из тела не может вырватьс я совсем ничего, мощнейший заряд заперт в его недрах. Этого все же недостаточно.        С выдохом, вышедшим вместе с голосом, даю назад и слышу, как звонко реагирует слизь. Это хлюпанье напоминает завораживающий треск дров в костре, не находите? Не отодвигаюсь слишком далеко, так, чтобы почувствовать прохладу комнаты мокрой кожей члена, и вновь погружаюсь. Горячо, тесновато, чрезмерно сочно.       Чувствительность сейчас единственный орган восприятия, и я беру от нее каждый дернувшийся внутри мускул, каждую густую струйку, пробегающую к мошонке.       Недостаточно.        Я начинаю звереть. Крупно дрожу и стараюсь толкнуться глубже, норовя опрокинуть. Дыхание сбивается и я не пытаюсь нарочно его замедлить, успокоить. Чваканье слилось с негромкими шлепками в умопомрачительную симфонию. В ней можно даже различить хлопанье образовавшихся на склизкой поверхности пузырьков, когда я вхожу. Мне кажется, что Он искренне хочет доставить мне удовольствие. В уретру врезается мягкая выпуклость — я уже добрался до стенки? Получив дополнительную стимуляцию, я самозабвенно теряю контроль. Как и всегда.        Движимый первобытным вожделением насаживаю нежную плоть на себя, рву, давлю и чувствую, как несчастная слизистая не справляется под моим неумолимым гнетом. Куски с характерным плеском падают на пол, разбрызгивая дорожки из густых капель. Клуб энергии мечется туда-сюда, ему невообразимо тесно, я сам разорвусь, если его не освобожу. Но этого недостаточно!        С гортанным рыком валю тушу, нависая так, чтобы не задеть лишними конечностями. Руки стальными монументами держат мою груду мышц над потерпевшим. Уже привыкшую головку накрывает новое ощущение, сравнимое с морским приливом. Каждый грубый рывок — волна, приближающая мощный выброс. Больше щекотно или больно? Эти наэлектризованные искры лишают значимости абсолютно все, кроме проживаемых секунд.        Ещё раз, ещё. Ещё один!        Все в напряжении, все накрывает продолжительная вспышка. Цвет, выходящий в результате смешения остальных в цветовом спектре. Энергетический взрыв.        Неожиданно слышал собственный стон, вытесненный из тела оргазмом. То самое короткое и незабываемое, что можно получить от жизни. Ещё слышал стук улетевших очков — хорошо, что не звон. Дыхание до сих пор восстанавливается. Смахиваю светлые пряди, загораживающие обзор все это время.       Разодранные и частично остывшие кишки расплескались на полметра, кое-где одной тряпкой не обойдусь. Обезглавленное туловище без конечностей перестало казаться чем то большим. Это, вроде, тело мужика, чья голова заняла третью полку в холодильнике. Аккуратно подцепляю и отшвыриваю брюки, дабы не тратить стиральный порошок, и только тогда высвобождаю член из месива. Тянутся ошмётки тонкого кишечника и плюхаются обратно в кровавую кашу. Поворачиваю корпус так, чтобы из крупного отверстия в животе гарантированно не потекло, и разминаю ноги. Надо прибраться, а то въестся в покрытие и вонять начнет.