Холод

В пустыне ночью холод пробирает до костей. Анубис привык к холоду. В мире мёртвых тоже не бывает тепло. Ветер развевает черные длинные волосы и он садится на дюну, пропуская сквозь пальцы песок. Рядом его верные псы, такой же верности ждёт от него отец. Как странно называть отцом того, для кого ты просто инструмент, выполняющий все приказы, не задающий вопросов, созданный, чтобы служить и отдать жизнь. Не задавать вопросов, даже если их накопилось слишком много. Отдать жизнь, даже если очень хочется жить. Выполнять приказы, даже если всё нутро противится им. В конце концов, он на своей шкуре убедился к чему приводит неповиновение. Анубис проводит ладонью по загривку одного из своих шакалов. Он и сам хочет быть верным до конца кому-то, кто оценит его преданность. Кому-то, кто мог бы разглядеть в нем душу и позволил бы не прятаться в тени. Анубис оглядывает бескрайние просторы ночной пустыни. На первый взгляд она похожа на его дом, но это лишь иллюзия. Пустыня живёт. Сухие ветви саксаула причудливо извиваются, отдавая ломкие и хрупкие побеги. В широких, мощных стволах кактусов течёт густой и терпкий сок. В золотой песок зарывается рогатая гадюка, сливаясь с ним чешуёй. За собой оставляет крохотные следы чёрный скорпион. Жизнь, которую можно найти, если знать, где искать. И Анубис знает, но не помнит почему. Он не помнит почему так любит музыку пустынных ветров и узоры, что они оставляют на барханах. Не помнит, как научился драться и разбираться в оружии, как научился прокладывать путь по звёздам. Он не помнит совсем ничего. И от этого невыносимо больно. Ему нравится жизнь, но он — Бог Смерти. И он бы хотел сделать мир, которому принадлежит лучше, позаботиться в последний раз о тех, кто отправляется в Дуат, но загробный мир отравлен ядовитой виноградной лозой, изуродованной, порочной, мёртвой как её хозяин. Анубис поднимает взгляд на звёздное небо и думает о солнце, чье благословение так и не получил. Под солнцем, должно быть, тепло. Он знает это чувство, хотя единственные воспоминания о тепле и связаны с Богом Зла. Ладонь Сета была тёплой, когда он коснулся лица Анубиса, его тело было горячим, когда они обнялись. И поцелуй… Анубису было стыдно за своё глупое предположение и всё же как хорошо было забрать частичку огня с собой во мрак. Бог Зла, Бог Войны и Хаоса плакал перед ним, заботился о нём после наказания Осириса, обнимал его так, будто бы не было никого ценнее во всем мире. Бог Зла сказал, что он его «папа» и это слово породило ещё больше вопросов. Вопросы, тайны, секреты — как же он ненавидел всё это: запутанные ветви виноградной лозы и сухих колючек песчаных растений, застрявшие поперёк горла. Мешающие понять хоть что-то. Как беспощадный враг может с мольбой в глазах просить не уходить? Как Бог Зла может кого-то любить? Но он же всё видел собственными глазами. И почему с самым опасным преступником Эннеады ему было так спокойно? Откуда взялась эта ужасная пустота, когда пришло время возвращаться в Дуат? Анубис знал все дороги подземного мира, все пустыни, куда сбегал по ночам, умел определять направление по звёздам и всё равно потерялся. Пусть он и Бог, но ещё никогда ему не было так страшно остаться в этом холоде и просто исчезнуть. Особенно теперь, когда он был уверен, что может быть по-другому. Солнце восходит над пустыней и Анубис понимает, что нужно идти. Ему все ещё холодно, но маленький красный огонёк внутри старается изо всех сил согреть его тело.