Gossamer Dreams

В бесконечной агонии, выедающей душу мерзкой кислотой, оставляющей после себя пустоту, иду я по грязным улицам и в ярком свете фонарей ищу что-то, но сам не знаю точно, что же именно. Серые, расплывчатые фигуры проплывают мимо меня, утопая в пустоте и холодном небытие, где им самое место. Яркие огни ночного Стокгольма смешиваются со склизкой тьмой, создавая туманные, будто из паутины состоящие, образы. Образы чудовищ, которые преследуют повсюду: и в огромном, уродливом и ужасающем городе, и в одиноком, пустом, сером поезде, который везёт через тёмный, непроглядный еловый лес, и даже в доме родном, в моей собственной спальне. Они издеваются, поглощают, растворяют, высасывая из души всё, хотя кажется, что большей пустоты почувствовать уже невозможно, чудовища продолжают вырывать куски, оставляя лишь рваные кровоточащие раны, из которых сочатся остатки эмоций и радости, словно бурая кровь из ножевых порезов. Страшнее воображаемых чудовищ лишь чудовища реальные. Они улыбаются, но я чувствую их ненасытную ненависть, демоническую злобу и безмерную зависть. На каждое дружеское приветствие отвечаю тихо и мрачно, не скрывая холодного скептицизма и ледяной вражды. Знаю, если подпущу монстра поближе, он изобьёт болезненно, гадко высмеет, заберёт остатки и втопчет в склизкую осеннюю грязь, усыпанную мусором и сигаретными окурками. Так они все делают, они всегда так делали, особенно в колледже, в этом проклятом, ужасном месте, где наглецам, хулиганам и преступникам можно творить что угодно, где всегда обвиняют жертву. В безразличном одиночестве дрейфую сквозь мгновения призрачно тлеющих чувств, впечатлений, желаний. Отвлекаюсь на сверкающие холодным неоном вывески, стараюсь отвлечься от тёмных мыслей, прогнать их мерцающими безделушками. Зажигаю сигарету, чтоб хоть как-то расслабиться. Встречаю через дымку серого тумана отчаявшийся пустой и безжизненный взгляд, не знаю, принадлежит ли он мне, смотрящему на собственное отражение в витрине или одному из серых, расплывшихся пустотою манекенов, стоящих позади меня. Чувствую, как тени монстров снова ползут ко мне, тянут окровавленные руки, клешни, острые, похожие на рапиры лезвия, стучат ими, протыкают асфальт, словно масло. Желают пронзить плоть, выпотрошить, вырвать остатки жизни из тела и души, измазать мою тёмно-серую кофту в чёрной крови, растекающейся темным бесформенным пятном. Они не охотятся ни на кого из серых и "счастливых" манекенов, ведь они — те же монстры, только не во сне, а в реальности. В грохоте двигателей проезжающих машин слышу звуки маньяка с бензопилой, который только и ждёт, чтоб распилить меня на две трепыхающиеся части, словно ель или берёзу. В шелесте колёс слышу скрип инвалидной коляски, в которую бы попал, но в ту ночь машина врезалась не в меня, в стену рядом. За рулём мой знакомый Девид, который обкурился до животного состояния и стал таким же чудовищем, окровавленным, безликим, как и все люди вокруг. Захожу в бар, что заказываю, сам не соображаю. На секунду хочу заговорить с барменом, спросить про её необычный цвет волос, но чувствую, что меня снова ждёт насмешка, отказ. Ведь она одна из этих самых манекенов, от которых не нужно ждать ни помощи, ни поддержки, как и от Софи. И вот на дне каждого стакана начинаю видеть паутинную дымку, которая утопает, оставляя лишь острые осколки разочарования, впивающиеся в мою кожу, будто это мелкое, острое стекло и жуткое, невыносимое бремя ужаса, затягивающее меня в жалкое небытие. Ночь за ночью алкоголь оставляет лишь тяжесть свинца в руках, сокрушающую всё лёгкость радости избавления от кошмаров и теней, что подбираются всё ближе. Чувствую, однажды они всунут мне в руку глок, приставят его к голове и отправят в ад, в более страшный ад. И всё, что я найду в этом уродливом, расплывчатом сне под фонарём уличного освещения, станет ничем, абсолютно ничем, лишь превратится в пыль и утечёт сквозь мою руку, подхваченное ветром улетит в сторону залива и исчезнет навсегда...