Смиряющая тоску константа

Помимо людей есть ещё раса чудовищ, Монстров, опасных и злобно скалящих зубы. В их власти взять под контроль хоть море побоищ, Их не получится взять под прицел ради шубы. Когда-то пришли они в мир с грандиозными планами, Желали сделать его под себя подходящим, Но победили их те, кого назовут ветеранами, Они заточили их с жаждой отместья пьянящей. Прошли сотни лет, они думали, надежда пропала. Только злость помогала открыть глаза по утрам В мире, где утра и солнца сродясь не бывало, Где не было места деревьям, лугам и цветам. Но наконец врата в их свободу открылись, Им помогли их когда-то враги и противники, Которые нынче им в ноги почтенно клонились. Но тут же поспели и их заточенья виновники. Не те же злодеи, что давно уж век свой отжили. Их новые версии, могучие, сильные воины, Что также владели мистической силой в их жилах, Хоть славы им никогда не быть удостоенными. И теперь Крэнг снова заперт в той же ловушке, Но уже без родных, оставшихся в мире людей, Только с противной, гадкой, никчёмной зверушкой, Обладателем магических синих мечей. Он хотел злиться. Он злился на этого парня! Хотелось сломать каждую кость в его теле. А как ему быть? Уж очно не благодарным За то, что прервали в мгновении от воплощения цели. Но тот улыбался, сквозь слёзы и отчаяние в глазах, Он терпел боль от ударов и всё время молчал. Хотя одним взглядом он хотел крикнуть в сердцах: «Я не выиграл. Но ты проиграл». Но Крэнг ведь может вернуть ему эти слова – Они оба застряли здесь, вдали от семьи и друзей. Пусть черепаха ощутит превосходство сперва, Но со временем он лишиться в глазах огней. Крэнг позволит ему гулять по пустынному миру, Пусть он почувствует грусть и отчаяние сполна, Пусть потешит надеждой найти ориентиры Свою душу, уставшую от бесконечного сна. Он с упоением посмотрит на черепашьи амбиции, Бьющиеся об остатки планет в пух и прах. А Лео не верил зову своей интуиции, Говорившей оставить надежду во снах и мечтах. Этот вредитель узнает о тяжести жизни, Когда так легко погрузиться в безумие. Оно тебя в лапы когтистые стиснет И заставит способы смерти обдумывать. На тебя будто бы давят стенами На просторах открытого тёмного космоса, Он травит тебя неоткрытыми еще аллергенами И лишает в полнейшем затишьи голоса. Здесь нет времени, ты не растёшь и не стареешь. Здесь нет ничего, что помогло бы за разум цепляться. Со временем ты неизбежно тут озвереешь. Казалось, противиться можно и не пытаться. Иногда сознание путали мельтешащие тени, Принимающие облик злосчастных Крэнга врагов. Но и в участившемся бешенном сердца биеньи Он мог различить шаги одного из тех слабаков. Это не грёза, он в полностью здравом уме, Мимо правда прокрался этот странный мутант. Но Крэнг не мог признаться и в мыслях себе, Что этот парень стал одной из смиряющих грусть констант. Время лечит – так говорят эти глупые люди. Как мог вообще Крэнг предать забвению гнев? Он видел своими глазами народную смуту Своих родичей, что выбрали лёгкий путь, умерев. Но что-то при взгляде на тихого нынче юнца Вызывало тоску и нехватку силы на злость. Стоит признать, он может и похвалить храбреца, Что сам забил в крышку гроба их общего гвоздь. Крэнгу знакомы черепахьи печали не понаслышке, Он уже знает все прелести их одинокой тюрьмы, Где нет им и часа на малейшую передышку От терзаний их мыслей, душевной чумы. Миражи – лишь малая часть их сердца проклятия, Они уж устали от прошлого в виде видений. Для них теперь память хуже ада исчадия. Хорошо хоть, что нет тут зеркал и их отражений. Шёл уже час, а может и больше – сказать сейчас сложно – А Лео всё также сидел и смиренно молчал. Тогда и решил Крэнг подойти к нему осторожно, Он сам удивился, что этот вредитель не закричал. Они просто сидели, бок о бок, смотря на раздолье, На сотни планет, что разрушены были однажды. Они не взволнованы больше предписанной ролью И не желают вступать в то сражение дважды. Как бы ни было тяжко сидеть со своим неприятелем, Сейчас он единственный в мире, кто может послушать. Он станет для лекции жизни твоей покорным читателем, Пока горе и пустое дней проживание его не иссушат. При всём своём гневе Крэнг тоже боялся беспамятства, Он не хотел свои долгие дни окончить вот так – Это ж над разумом извращённое сплошь издевательство. А может он просто немного душевно обмяк. Как бы то ни было, смотря на, по воле судьбы, собеседника, Странное чувство мелькнуло где-то в груди. Его потянуло опробовать новую роль, исповедника. Всего на один диалог. Лишь один. Тело Лео дрожало и походило на тоненький листик осинки. Он точно, как Крэнг, когда тому было на сотни лет меньше. Но это чувство, невнятное, колкое, было в новинку. Он по-новому думал теперь о былом и прошедшем. – Я лишь хотел жить, как и все остальные, как люди, Имея под боком планету родную и дом, Мой род лишь мечтал о потерянном в прошлом приюте. Вот и решили мы поселиться в мире чужом. Ты должен понять, ты ведь сделаешь всё ради братьев. Ты убил бы за их долгую жизнь целый свет? Ты принял бы яд, сотню стрел или может проклятие? Думаю, ты дашь утвердительный чёткий ответ. – Хватит лгать, прекрати заговаривать зубы! Ты не думал об этом тогда, не ищи оправданий. Мы с семьёй никого никогда ни за что не погубим! Не нужен нам дом, полученный силой от завоеваний. Он посмеялся, казалось, глаза покраснели, Он встал и продолжил своих обвинений поток: – Ты? Сожалеешь о прошлом? Не верю! Да неужели! Если так, то я сейчас уткнусь головой в потолок! Как ты смеешь приплетать сюда моих братьев? Кто дал тебе право о них без сомнений судить? Если Крэнги хотят тратить время, то тратьте – На разговоры и жалость к себе – но меня прекрати изводить! Лео сел, спрятав голову в сгибе локтя и заплакав. Он больше не мог одиночества здесь выносить, Каждый метр земли тут безлик и почти одинаков, А он может лишь о милости божьей просить. – Я не собираюсь пред тобой унижаться и кланяться, Просто знай, что мы тут застряли навеки. Оглянись ты вокруг! Посмотри! Ну что, нравится? Мы тут и спасибо на том зеленокожей калеке! Я надеюсь, ты гордишься собой, не печалишься. И ты только рад, что сгниёшь теперь заживо. Не плачь, не грусти, ну что же ты скалишься? Разговор не помог? Углы тщетно пробовать сглаживать? Он занёс свой кулак в жесточайшем от гнева ударе, Но погодя со вздохом смиренно его опустил. Нет желания стать черепахе исполнителем кары – Тот достаточно уж за поступок свой заплатил. Крэнг отвернулся, ни взгляда, ни слов не обронив, Отбросив все мысли, что в сознании звенели. Он больше не будет пытаться рассказать тому свой нарратив, Ему эти сопли и слёзы в конец уже осточертели. Он уйдёт и оставит его одного. В самом деле. Он уж и так попытался закончить конфликт. Были б часы, прошла бы, наверное, неделя, И Крэнг вот готов был вынести точный вердикт. Хотел он уйти, подальше от знака своего поражения, Чтоб не видеть его. Тут хоть слепни. Но краем глаза он всё время видел движения И понял, что они для него почти что лечебны. Сначала он думал, что это вредитель за ним всё крадётся, Что тот слишком жалок, труслив и до горечи здесь одинок, Что сидеть одному в тишине ему сложно, неймётся Показать Крэнгу в знак примирения белый флажок. Крэнг со временем понял, что его обманули – Собственный разум, инстинкты и все ощущения. Они всё исказили, с ног на голову перевернули – Это он бессознательно ждал возвращения. Это он по пятам за врагом своим следовал, Это он не желал терять того из виду и отводить глаз. Именно он все уголки их тюрьмы за столетия усердно исследовал, Чтобы сейчас находить черепаху из раза в раз. Так почему-то спокойнее, хоть это и кажется странным. Как бы Крэнг это упорно ни отрицал, Но в мире, где всё было унылым и постоянным, Крэнг, уняв гордость, частичку живую, как он, неустанно искал. И Лео теперь разделял его чувства похоже, Он перестал от преследований Крэнга сбегать, Он понял, что кем бы тот ни был, он тоже Нуждается в возможности найти, кому доверять. Тогда Лео просто сел и стал ждать на обрыве. Он посмотрел на фото потерянной нынче семьи И мог бы сказать, как судьба к нему несправедлива, Но он не хотел бы видеть их здесь, чёрт возьми! Они дома, живые, они в безопасности и не одни. Пусть Лео не с ними, но он, вернувшись снова в тот миг, Сделал бы тоже хоть сотню раз, чтобы их сохранить! Иначе гнев на себя за трусость его бы настиг. Спину пробрали мурашки от тихих шагов позади, Он сдержал порыв убежать куда-то подальше, Хоть сердце забилось в сто крат быстрее где-то в груди, Но он знал, что Крэнг пришёл не за реваншем. Тот осторожно присел рядом с поникшей фигурой И бросил взгляд на фото в черепашьих руках. Он не знал точно, что это, но выглядело, как гравюра, Но только не монохром, а в различных цветах. Он указал на картинку и задал беззвучный вопрос. Но Лео, хоть и понял, на него отвечать не спешил – Он оценил пришедшего на возможность угроз, Каждую деталь в облике том изучил. – Ты ведь никогда не встречал фотографий, верно? Это почти что рисунок или, если подумать, скорее картина. Только сделал её не человек – у него бы вышло довольно скверно – Это запечатлела созданная людьми такая машина. – Мы таких технологий не знали, даже не думали, Что можно использовать ум для создания безделушек. Трата на это ресурсов так неразумна и необдуманна! Но если подумать, от этого меньше вреда, чем от создания ловушек. Наверное, я был бы не прочь иметь при себе сейчас фото Моих братьев, сестер, в особенности тех двоих… В этом нет смысла и пользы! Но отчего-то Я так скучаю и даже немного волнуюсь за них. Взгляд Лео внезапно стал таким жалостливым, даже печальным, Рука сама потянулась к плечу потенциального для черепахи убийцы. Тоска по родным ведь было, наверное, чем-то даже для Крэнга нормальным? Но Лео еще час назад казалось это не больше, чем небылицей. – Знаешь, я не сожалею, что запер нас тут, Ты был слишком опасен для нашего тихого мира. Теперь все люди, ёкаи и даже мутанты просто спокойно живут! Им не придется узнать о конце света и жизни по указке их командира. Я не сожалею, но, знаешь, немного тоскливо. И я вижу, что страдаешь и видишь кошмары и ты. Признаюсь, сначала это меня даже слегка веселило, Я горд был, ведь иначе видеть тебя мне было противно до тошноты. – А я прекрасно тебя понимаю, поверь, черепаха. Ты был таким жалким, когда ты от боли скулил, Чтобы тебя напугать, мне хватило б и одного взмаха! Я был в таком гневе от того, что ты натворил! – Но всё же мы с тобой немного даже похожи, Я понимаю твою грусть по семье и гнев на меня, Сейчас мы с тобой оба ни на что не способны, не гожи. Но это не значит, что я способен простить тебя. Я всё еще против того твоего плана действий, Ты по-прежнему злодей для меня и для целой Земли. Вот только… мы оба в заточении наших решений последствий И от Земли мы в очень серьезной, до невозможности чуждой дали. Может… нам стоит забыть о прошедшем, о ссорах? От былого в беспросветной тюрьме толку нет. Всё же здесь нет никого на этих пустынных просторах, А я бы хотел сохранить рассудка хоть маленький след. – Я потерял бы последнюю горсть уважения, Если б от этом узнал любой из моей расы. Мир с врагом для нас – худшее из унижений. Мы бы не жили после такого ни минуты, не то что часа. Но какое мне дело до этого, если мы тут одни, не так ли? Не думаю, что когда-то ещё откроется наш портал. Рано или поздно наше упрямство б иссякло, Так может в нас ещё есть для общения потенциал? Мы не друзья, и ими, наверно, никогда бы не стали, Но перемирие сейчас – и в твоих, и в моих интересах. Мы оба в сложившейся обстановке свои роли сыграли, Так что забудем о возможности роли головорезов. Так может мы познакомимся заново, как в первый раз? Хотя первого раза, признаться, нам не довелось испытать. Представимся – меня зовут Крэнг, а как звать можно вас? – Леон был так рад даже шансу всё с чистой страницы начать. Он вновь посмотрел на фото: на братьев, на Эйприл, – Прижал их к груди и со вздохом неспешно, по-черепашьи так, отпустил. Он сам себя в том, что верно поступает, уверил И полуулыбку себе на лице быстро простил. Может, он так и вправду сумеет встретить разлуку, Печаль и тоску, сопровождающие их арест. – А я – Леонардо, – он робко протягивал руку. И Крэнг, с минутной задержкой, ответил на жест.