Провал божественной теории

Упираясь закопченными костьми в до боли знакомую, пышущую родным жаром адскую землю, он плачет без слез и пытается ей поверить. Эта земля — его, этот жар — его, и всему, что вокруг, он обязан каждой из своих жизней. Он знает о Нижнем мире больше любого исследователя, потому что был здесь рожден. Все настолько просто, настолько сложно, настолько неправильно. Существо, неспособное застрелить птицу, жалеющее выброшенных на берег рыб и подбирающее их своими тонкими белыми пальцами в попытках помочь. Нечто среднее между деревенским дурачком, каждую грозу ловящим в мешок молнию, и прокатавшимся всю жизнь как сыр в масле королем. Почему бедная могила посреди богом забытого кладбища? Почему без гроба, почему в неглубокой яме, почему ни единого цветка за долгие месяцы? Почему на чужой земле? Кем он был, чем занимался, как умер? Кто он? Он перекатывается на спину, ударяясь с глухим стуком о наросты, и поднимает над собой руку. Голые черные кости. Просветы между теми, что идут до локтя, и между их основаниями и теми, которые совсем мелкие, подвижные, держащие на себе всю ладонь. Зачем кому-то обманывать мертвеца? Его ли хотели этим обмануть, была ли у него родня, близкие, обязательно защитившие бы, если бы только знали? Он пиглин. Его останки — часть Нижнего мира, не забытая им плоть и кровь. Он сын своего отца, внук своего деда, а мужчины Нижнего мира никогда не бросают своих детей в беде. Мог ли он остаться во всем свете совсем один? К берегу прибивает части брони и оружие. Он вылавливает то, что хочет, из лавы, не боясь больше ее губительного для чужестранцев жара, и цепляет после недолгих раздумий себе на голову раскаленный шлем. Яркие капли стекают по его черепу, опадают с тихим шипением на землю, катятся, будто простая вода, по рукам и ребрам. Нет, дети Нижнего мира не бывают сиротами. Если у него нет крови и рода, это еще не значит, что у него нет дома. Он — пиглин. Его звали не Оливер. Он лезет себе пальцами в рот, давясь истерическим смехом, и нащупывает среди торчащих из челюстей зубов клыки. Похожие на королевские, острые, даже если не королевские взаправду, они — зацепка похлеще любых плащей и надгробий, а тот темно-красный, прочно засевший в памяти, поможет ему, наверное, вместе с ней. Нет, его звали не Оливер. Это очень глупое имя, Оливер, так не назвали бы здесь своего ребенка. Над каким-нибудь Оливером потешались бы в Нижнем мире всю его жизнь, и умер бы он только из-за того, что сам себя вздернул, надеясь от насмешек спастись. Не Оливер. Кто угодно, но не Оливер. Каким бы ни было его настоящее имя, он, чья-то захороненная на чужой земле потеряшка с глупым взглядом на вещи, не-Оливер, обязательно узнает его. Обязательно узнает и никогда не умрет.