Победитель Дракона

Холодная вода словно тисками обхватила тело Вирта, но бессильная рука брата в ладони не давала ему сдаться. Ещё чуть-чуть, ещё несколько гребков и они спаслись! Первый живительный вздох, будто разорвал его лёгкие на части, но в то же время дал ему сделать следующий Выйдя из воды, с трудом переставляя заледеневшие, нечувствительные ноги, Вирт упрямо шёл вперёд, пока не увидел огни, и затухающим слухом не уловил взволнованные голоса. Прошептав срывающуюся мольбу, он наконец упал в небытие, полное тьмы, освещённое лишь одним, слабо горящим огоньком. Когда он снова очнулся, каркающий крик сам вырвался из его сухого горла. — Грег! Где Грег?! Где мой брат?! Но через секунду его слух уловил знакомые звуки возбуждённой болтовни, и он невольно расслабился — А потом Джейсон Фандерберг запел! — Я? — Нееет - это Джейсон Фандерберг! — ... Но это Лягушка? Вирт с непереносимым облегчением во всём теле сёл на кровати и осмотрелся. Больничная палата была полна, врачи и медсестры только заметили, что он не спит, а Грега обступили со всех сторон подростки, с весельем на лицах слушающие как он рассказывает о том, что они пережили... Вирт не задавался вопросами о том, было ли Невиданное лишь сном, или продуктом их медленно умирающих в ледяной воде разумов. Где-то глубоко внутри он знал, всё это было по настоящему. Странное чувство потери росло в груди, но появление всё ещё одетой в Хеллуинский костюм Сары вытеснило это ощущение, а затем прибежали заплаканные родители, и всё смешалось в непрекращающемся потоке... Остановившись лишь когда он уже лежал в кровати своей комнаты, готовясь ко сну. Их не стали держать у врачей долго, как оказалось, им очень повезло не подхватить никаких проблем из-за холодной воды Его назвали героем за то, что быстро вытащил их. Хотя врачи просили родителей присматривать за ними ещё как минимум неделю. Они клятвенно заверили докторов, что будут самыми внимательными наблюдателями. Вирт просто смотрел в потолок, и не мог поверить, что всё кончилось, что они дома, что Неизведанное осталось позади. Странная, глухая тоска в груди от этой мысли долго не давала ему уснуть. Эмили была вне себя от радости когда их мальчиков вернули домой. Переживание о них почти подкосило женщину, и только поддержка Джона не дала ей потеряться в ужасе этой ночи. Облегчение навалившееся после новостей о их нахождении было таким сильным, что даже лягушка, видимо теперь поселившаяся у них, не вызвала споров, а лишь смех. С колотящимся сердцем она проснулась ближе к полуночи, и прошлась по комнатам детей, успокаивая себя, доказывая разуму, что они здесь. С любовью подоткнув одеяло старшему, она слегка нахмурилась, и аккуратно вытащила из его волос необычного вида листик. С его корня стекла вязкая чёрная капля Школа должна была начаться всего через несколько дней, но для Вирта они растянулись в вечность. Родители носились с братьями как с хрустальными статуями, что немного раздражало, хотя в глубине души Вирт был им благодарен. Грег, кажется, не потерял и капли оптимизма, и в отличии от Вирта просто наслаждался возвращением домой, рассказывая истории о их приключениях улыбающимся от фантазии сына родителям. Вирт так не мог Ощущение непринадлежности, неправильности окружающего его мира давили всё сильнее. В голове всё чаще проносились слабые, странные мысли о лесе и мраке, о красоте ночного неба и глубоких тёмных тропах. Однажды он поймал себя на том, что помогая матери мыть посуду, тихо напевает знакомую мелодию. Он сжал тарелку так сильно, что она пошла сетью трещин Школа, несмотря на его надежды, не смогла отвлечь его. Наоборот, среди толпы людей и шума голосов он казалось терялся ещё сильнее, а желание просто уйти становилось нестерпимым. К концу второго школьного дня Вирт стоял около раковины туалета, и тяжело дыша пытался удержать свой обед, рвущийся наружу. Открывшаяся дверь заставила его резко повернуть голову ко входу, и окинуть раздраженным взглядом вошедшего. Поймавший взгляд школьник на секунду застыл, а затем шокировано попятившись, выбежал, захлопнув за собой дверь. Недоумëнно повернувшись к зеркалу, Вирт задохнулся, на секунду увидев светящиеся словно яркие прожекторы склеры. Бешеный, рефлекторный удар с лёгкостью разбил тонкое стекло, сыпя мелкими осколками в школьную раковину. В них отразились испуганные карие глаза. Его пальцы иссохли, стали тоньше, и медленно покрылись тонкой коркой, похожей на лаковую кору дерева. Украденная у мамы пудра скрывала это, но наносить её каждые несколько часов была настоящая боль. Грег смеялся над меловыми прикосновениями брата, с его помощью создавая на своей одежде рисунки облаков и неуклюжих снеговиков Вирт не заметил, как стал чаще просто стоять под одиноким деревом на их дворе, любуясь его раскидистой кроной и мощными ветвями. Это давало ему чувство отдыха после вечных бессонных ночей С Сарой они стали отличными друзьями, хотя он как будто потерял тот запал, что тянул его вперёд раньше Эмили и Джон не могли нарадоваться своим сыновьям и их изменившимся отношениям. Вирт раньше был раздражён и зол, отталкивая сводного брата как мог, но теперь всё полностью переменилось, и не было брата для Грега лучше, чем Вирт. Он поддерживал его, смеялся с ним и верил ему как себе. Когда в один день Грег пришёл из школы в слезах, Эмили и Джон были обеспокоены, но старший сын сразу взял на себя всю заботу. Вирт сидел с ним и Джейсоном Фандербергом до самой ночи, успокаивая и отвлекая всеми способами, вспоминая их "воображаемые" приключения и даже разыгрывая сценки перед ним, вызывая у родителей гордые улыбки. На следующий день в школу пришла новость о том, что двое учеников получили нервный срыв и останутся дома на неопределённый срок. Они дрожали в своих постелях, и никогда не слышали приехавшие на вызов доктора криков сильнее, чем когда, открыв окно, на глаза пациентам попались ровные ряды обычных деревьев, украшающих каждую улицу их небольшого города Школьный поход прошел великолепно. Вирт никогда не чувствовал подобного, часами просто сидя на меховой подстилке и слушая шум природы, он будто наконец был там, где должен был. Он заходил всё дальше и дальше, на самые глубокие поляны и в самые далëкие клочки природы, словно вообще не исследованные человеков. Но каким-то образом он всегда находится дорогу к лагерю их группы, и знал когда нужно подойти, чтобы его не хватились. Иногда даже казалось, что деревья почтительно расступались перед ним, давая лучший проход куда бы он ни шёл. Через неделю, на обратном пути, Грег задумчиво хмурился на соседнем сидении, несмотря на попытки брата расшевелить его Вечером он сонно спросил у Вирта — Ты бы рассказал мне, если бы что-то было не так, да? Мальчик дрожаще улыбнулся и ответил — Конечно, Грег. Поздним вечером, зайдя пожелать детям доброй ночи, Эмили поймала себя на том, что с открытым ртом слушает своего старшего сына, глубоким, пробирающим до костей голосом читающий уже спящему брату нежную колыбельную. Она уже заканчивалась Спи, мой брат, Мои ветви Защитят тебя В темноте ночной Никто не потревожит Твой покой Вечно буду я с тобой И вечен будет Твой покой Слабый свет ночника отбрасывал странный тени, создавая обманчивое впечатление, что у её сына на голове росли раскидистые, переплетающиеся друг с другом, рога Кора на руках расползлась дальше, заставив его носить только одежду с длинными рукавами, в чем помогло пришествие зимы. Вирт обнаружил, что совсем не может больше есть мясо, каждый укус отправлял его к туалету. После кусочка индейки на день благодарения, из-за которого он провёл всю ночь около ванны, выплëскивая из себя желчь, он объявил себя вегетарианцем. Овощи и фрукты стали для него слаще, сытнее, и он теперь действительно наслаждался ими, даже теми, что люто ненавидел раньше. Одной ночью Вирт внезапно обнаружил что стоит снаружи дома и смотрит на одинокое дворовое дерево. Очнувшись от транса, он огляделся, удивлённо отметив, что в окрестностях довольно светло и он может различить каждую крышу даже самых далёких домов. Лишь вернувшись в дом мальчик понял, что на их улице в ту ночь не горел ни один фонарь Его стихи стали мрачными, полными страхов и образов, какие раньше никогда бы он не включил в свою поэзию. Но теперь это было естественно, будто сама его суть взывала, ведя его руки по очередному листу хрустящей бумаги. Он смог заменить инстинктивное пение на тихое чтение своих стихов, но не смог избавиться от такой навязчивой, такой правильной мелодии, преследующей его повсюду. Во время резки обеденного яблока нож соскочил, оставив глубокую борозду на его пальце. Сквозь белую пудру проступила тонкая, чёрная линия, которую он тут же попытался стереть, спрятать, скрыть от себя самого. Под вязкой, маслянистой чернотой ему открылась испещренная уже привычными трещинами, но не раненая кожа. Грег привык засыпать под убаюкивающие колыбельные, укутанный в шёлк глубокого, печального голоса. Физкультура раньше была почти пыткой для его неуклюжести. Теперь же урок стал своего рода помехой. Вирт ещё сильнее вытянулся и стал почти до болезненности худым, но оказалось, что было и ещё кое-что. Во время плановых подтягиваний, он случайно надавил чуть сильнее, на мгновение забылся, и железная перекладина, вырванная с корнем, со звоном упала на пол спортзала. После этого к его родителям обратился директор, и Вирту с трудом удалось увернуться от похода к врачам, клятвенно пообещав сказать им если что-то с ним будет не так. Грег хвастался друзьям тем, насколько его брат силён. Вирту становилось всё хуже. Координация присущая подростку медленно сменилась на плавные движения, будто летающие, царственные повороты рук и кистей. Однажды вечером мама восхитилась его новой походкой, такой гибкой и плавающей. Он деревянно улыбнулся пустой гримасой, и отпросился с ужина Он знал существо с такой походкой. Существо, которое двигалось так быстро, что казалось могло перемещаться быстрее человеческого взгляда Вирт вернулся домой лишь ранним утром Эмили прижала к колотящемуся сердцу ладонь, и полукрикнула-полупрошептала — Вирт! Боже, малыш, ты что делаешь на кухне ночью? Тусклый взгляд её сына не изменился, он лишь кивнул на стакан воды в руке. Эмили коротко кивнула, пытаясь вытеснить из груди засевшее чувство страха. Он никак не хотел уходить, словно она всё ещё должна была чего-то боятся, но не до конца понимала чего. Что-то бросалось, резало взгляд, однако Эмили не могла разобраться, тщетно щурясь на высокую фигуру сына. Лишь когда он начал уходить, она увидела причину. Тень стелилась за его высокой фигурой, словно плащ покрывая руки и плечи. Она была огромна. Словно склоненный древесный великан обхватил своими ветвями её сына. Воспоминание об увиденном одним осенним вечером всплыли в панически мечущимся женском разуме На слабый оклик Вирт не обернулся Зима вступил в свои полные права очень быстро, заставив детей снова надевать шапки и куртки. Вирт давно обнаружил, что ему больше не бывает холодно, но сюрпризом стало то, что шапки вызывают нестерпимые головные боли. Выходя из дома, теперь он тут же снимал их, свободно вздыхая лишь после этого. Мать некоторое время подозрительно щурилась на него, но затем, словно что-то решив про себя, вернулась к обычной жизни Грег постоянно пытался провернуть то же самое, но всякий раз останавливался заботливой рукой брата, возвращавшей его шерстяную шапку с принтом лягушки на её законное место. Когда на улице запела капель, а первые зелёные побеги пробились сквозь покрытую тающим ледком землю, Вирт с тихим смирением обнаружил на своей голове медленно вытягивающиеся твердые, толстые шишки, цвета персикового дерева. Его сны становились всё реальнее. Все желаннее. Вирт всё чаще ловил себя на мыслях о бескрайних лесах Неизведанного, манящих и великолепных. О том как он мог бы читать свои стихи, никого не боясь, во тьме девственного леса. О том как он медленно разлагался и умирал без присмотра Он думал о загнивающих урожаях в деревнях О пустеющих запасах трактира у дороги О грустных лицах семей, живущих в потерянных для всех землях Он не был идиотом Он понимал, что происходит Но окончательно решился лишь во время одного обычного урок, мельком затронувшего тему мифов и легенд Вирт уже привычно сидел в одной позе, не обращая внимания ни на что вокруг. Его одноклассники привыкли к его неподвижности, однако учителя всё ещё иногда косились, не понимая что такого неправильного в этом высоком мрачном мальчике Речь шла о старом мифе о герое Кадме, который сумел одолеть и убить кровожадного дракона, принадлежавшего самому Аресу. Но Бог обиделся на него, и в наказание осыпал того несчастьями. И воскликнул в поражении герой — Вы осыпаете меня бедами за убийство дракона, так отчего же не обратите меня в него?! И в ту же секунду стал герой тем, кого победил. Тихий, глубоко неправильный, дисгармонирующий смешок заставил учителя покоситься на беспокоящего его ученика. Подросток обхватил голову, словно от боли, и ритмично качался на стуле. Учитель уже хотел обратиться с беспокойством, но через секунду подросток вылетел из класса. Взяв на заметку позвонить его родителям, учитель вздохнул, и вернулся к уроку. Походный рюкзак оттягивал плечи, но лишь по неудобно висящим лямкам, он мог прикинуть его вес. Вирт глубоко вдохнул запах камня и запустения, так подходящий кладбищу. Перед ним высилась полуразрушенная стена, выглядевшая так несерьёзно, так неприметно, однако скрывающая за собой целый мир. Последние дни он провёл с дорогими его болящему сердцу людьми. Он много гулял с Сарой, делясь сокровенными желаниями и мыслями, и встречая в ней резонирующую поэтичную душу. Он помогал Джону с машиной, измазавшись в масле до такой степени, что был больше похож на болотного монстра, нежели на человека, или кем бы он не стал. Он говорил с мамой обо всём и не о чем, просто находясь рядом. Он играл с Грегом и читал ему. Возился с домашним заданием младшего класса и молча горевал о том, что это скоро закончится. Что ему придётся нарушить обещание Вирт поправил лямки сумки, в неё он сложил всё, что только мог: книги, тетради, письменные принадлежности, рисунки Грега и несколько семейных фотографий. Он взял с собой даже свои старые кассеты, хотя и знал, что там не получится их послушать. На руках не было грима, а на голове, не прикрытые волосами, открыто торчали небольшие, почти чёрные во мраке ночи рога. Он выглядел потерявшимся подростком, высоким и нескладным, но лишь на первый, самый беглый взгляд. Немигающие, тускло светящиеся во тьме глаза, не отрываясь, смотрели на садовую ограду, словно пытаясь увидеть сквозь нее Он не хотел уходить Но он должен был Письма были заботливо сложены и доставлены его родственникам. Он объяснил свой навязанный долг как мог, не раскрывая всей правды Ведь родители не примут это за истину, а Грег... Вирт просто не хотел знать, что брат запомнил его как ненавидимое существо из кошмаров А родители не дадут ему прыгнуть за ним даже если Грег поймёт куда он пошёл, Вирт был уверен Слабое желание, и вот он уже на вершине стены, в мгновение ока переместившись с кладбищенской земли. Глубокий вздох, и тихая песня сама сорвалась с его губ, пока он сидел на расшатанных камнях ограды, смотря в глубокую тень колышащихся волн под собой Ведут сквозь туман Блики млечной луны. Все, что терял ты найдешь. Былые печали - Лишь эхо той весны, Но где мы сейчас и где быть должны? И сны это сны, но веришь ли ты.. Что легкий ветерок Манит сквозь листву, И осень красит мир Нежно закружит Памяти мотив Прекрасней нету лжи Прекрасней нету лжи... И с последним словом, он наклонился, и рухнул в Неизведанное