Яму они с Даней выкопали сами.
Когда закончили, руки у Валерки были испачканы землёй. Он отряхнул их, но местами грязь всё же осталась. И чëрт с ней.
Валерка уставился в пугающую тёмную глубь ямы. Данька смотрел туда же. Оба не верили в то, что им пришлось сделать.
Данька собрался с духом раньше и тронул Валерку за предплечье.
Тот медленно повернул голову. Данькино лицо было смурнее обычного. Валерка кивнул чуть заметно с немым вопросом. Получил в ответ утвердительный, но лишённый уверенности и энтузиазма кивок.
Время пришло.
Мальчики побрели к сидящей немного поодаль Ксанке. Остановились рядом. Оба не решались сообщить ей, да и себе тоже, что… пора.
Услыхав шаги, Ксанка обернулась. На её коленях покоился Яшка. Неподвижный. Безучастный. Мëртвый.
Буйные его чернильно-чëрные кудри были заботливо приглажены. Сомкнутые веки скрывали остекленевшие зрачки. Он бы вполне походил на спящего.
Если бы не порванная на груди, со стороны сердца, алая рубаха. Если бы не рана, с которой человек больше не жилец.
В голове у Валерки призрачно прозвучало:
«
Я быстро бегу, а пуля быстрей, на то она и пуля…»
По коже прошёлся мороз.
Яшка порой напевал, порой насвистывал эту песню.
И кто бы мог подумать, что однажды пуля действительно окажется быстрее, чем он.
Погиб Яшка сразу. Ни сказать ничего не успел напоследок, ни попрощаться, ни вскрикнуть. Впрочем, он бы не стал кричать, даже если б мучился, — гордый был. Сжал бы упрямо зубы и терпел до последнего.
А так и терпеть не пришлось. Оно и к лучшему. Наверное.
— Уже? — тихо спросила Ксанка.
— Уже, — отозвался Валерка.
Это были первые произнесённые за долгое время слова.
Вид у Ксанки был такой, словно нечто внутри неё надломилось. Ладони еë, одна на плече Яшки, вторая — на смуглой щеке, заметно напряглись. Она не хотела отпускать его. Валерка её понимал: и он не хотел. И Данька, конечно, тоже. Но выбора не было.
— Не рано? — с надеждой протянула Ксанка, крепче прижимая к себе Яшку. Неизбежное оттянуть пыталась.
— Нет, — сухо ответил Данька и распорядился: Я возьму с этой стороны, а ты, Валера, — с той.
Чëрствого из себя строил. Что, не слышал разве Валерка, как он втихую пару раз носом шмыгнул?
Ксанка, недолго колеблясь, быстро прильнула губами к давно остывшей щеке и позволила забрать Яшку.
Данька перекинул через свою шею его правую руку, Валерка — левую. Так они и несли его, как потерявшего сознание. Две пары ног твёрдо ступали вперёд, одна — безвольно волочилась следом.
То, что произошло после, Валерка предпочёл бы забыть. Забыть, как они с Даней опустили бездыханное тело в ими же вырытую могилу. Забыть, как Ксанка бледными, будто та сама покойница, пальцами прикрыла отверстие раны кровавым полевым маком.
«Мак — символ смерти» — где-то и как-то вычитал Валерка. Подходит. Ещё и красный. Яша любил красный.
Руки ему сложили так, что, казалось, он сам держал цветок.
Трое оставшихся Мстителей молча стояли, глядя на друга в последний раз. Говорить никто не хотел. Или не мог.
Валерка почему-то задумался: сколько Яшке лет было — шестнадцать? Или не намного больше? Или не намного меньше?
Теперь и не спросить.
Впрочем, спросить-то можно было… Только вот Яшка б не ответил. Не услышал бы даже.
А выглядел так, точно ткни легонько, позови по имени — и он тут же проснётся, спросит: что, мол, такое, что случилось?
Глаза неприятно кольнуло. Попало что-то — убедил себя Валерка. Слëзы-то лить он не собирался. Ещё чего.
«Как же так, Яш? — молчаливо сокрушался он. — Ну как же так?»
Яшка мирно лежал там, куда положили. Он не сокрушался уже ни о чëм. Даня принялся закапывать его. А ему всё равно было.
«— Чего такой хмурый сидишь, а, Валера? Сыграть тебе что-нибудь повеселей на гитарке?»
Бодрый голос раздался в сознании эхом. Жутко. Но лучше уж слышать его, чем звук, с которым земля засыпает труп.
«— Валер, а расскажи об этой книге.
— Интересная она. Полезного в ней много. Хочешь почитать?
— Да я б с радостью, только…
— Вот как. Не грамотен?
— Оно самое.
— Давай научу.
— Ты всерьёз это?
— Всерьёз. Начнём хоть сейчас».
Учеником Яшка был прилежным. Слушал внимательно, запоминал всё махом. Писал, правда, не слишком аккуратно, зато старался. Очень.
Ком в горле встал. Валерка с трудом вдохнул.
Воспоминание померкло.
«— Что, Валерка, сбросил тебя воронóй?
— А то ты не заметил.
— Ладно тебе, не дуйся. Дай руку. Сильно ушибся?
— Нет.
— Хорошо. Я вот что скажу: к каждому коню особый подход нужен.
— Найти бы ещё его, подход этот.
— Так я покажу!
— Ну… показывай».
И показал ведь. С лошадей Валерка больше не падал. Ездил верхом лихо, держался уверенно. Благодаря Яше. Сказать бы ему ещё раз спасибо. Но поздно.
Могилу зарыли. Надгробьем послужил обычный серый камень.
Валерка тяжело закрыл глаза.
Странные мысли пришли в голову.
Может, есть всё же Небеса. Не те, что над головой висят, другие — куда усопшие попадают. Валерка в их существовании крайне сомневался, но вдруг…
Как знать, может, там, на Небесах, Яшка наконец-то воссоединился со своим табором. Отца с матерью встретил. Сестёр и братьев. Деда и бабушку. И все они сейчас приветствуют его, обнимают, целуют.
И он счастлив снова быть с ними. Будет рассказывать им всякие истории об их с Мстителями похождениях, шутить будет, смеяться.
А потом гитару возьмёт, да как запоëт что-нибудь задорное своим звучным, с хрипотцой, голосом.
Представив всё это, Валерка горько улыбнулся.
Да, такой уж он — неунывающий и беззаботный Яшка-цыган.
Был.
