автобусная история

Жарко. Мало того, что он опаздывает на собрание, о котором так неожиданно узнал рано утром, так ещё и в автобусе ужасная толкучка. Несомненно, у каждого могут быть дела утром четверга, но почему же в одном крошечном автобусе вынужденно ютиться так много людей? Плечо саднит от неудачной позы, которую он выбрал, чтобы держаться за поручень. Но ведь даже и не сдвинешься, потому что, — банально, — некуда. Прямо за ним стоит коляска с вечно ноющим ребёнком, спереди от него тучная и очень надушенная женщина пыхтит над своими пакетами, слева охает и ахает дедушка, которому все никак не уступят место. Справа же… Справа он так вообще почти прижат к какому-то великану. Серьёзно, откуда такие люди только находятся? Хонджун, конечно, никогда не назвал бы себя высоким, но его рост был достаточно средним для парня его лет. Тут же кто-то, кто выглядел на год-два младше него, при этом выше на целую голову. Чем молодёжь сейчас только кормят? Чёртов автобус резко тормозит, и нос Хонджуна приземляется прямиком в тёплое плечо справа. Только этого не хватало! И так не самое удачное утро стало ещё и ужасно неловким. Но простывшему ранней осенью носу очень тепло. От парня пахнет стиральным порошком, мукой и чем-то ещё пряным, похожим на корицу. Хонджун невольно зависает, вспоминая родной дом и мамины булочки. Осознание приходит секунд через 10. Сначала его качнуло, и тем самым можно было оправдать нарушение чужого личного пространства, но то, что он в этом личном пространстве остался и не спешил из него уходить, — оправдать нельзя. Хонджун поворачивает голову, чтобы что-то сказать, но действие скорее похоже на претирание щекой, чем на попытку отстраниться. Кажется, градус неловкости все повышается. — Я удобный? — неожиданно раздаётся басистый мешок сверху. О боже. — Прости! Я просто сонный, и автобус качнуло, и… — попытки оправдаться кажутся пустыми. Парень смотрит на него с усмешкой, однако совсем дружелюбной, не осуждающей. — Мы с тобой опаздываем, правда? — улыбается он, и рукой осторожно придерживает Хонджуна за спину, что позволяет тому наконец отцепиться от поручня. — Чего? — недоуменно шмыгает Ким, вглядываясь в лицо парня, но за прошедшие два курса он так и не успел обзавестись хорошей памятью на лица. Так что будь это даже его одногруппник, вспомнил бы лишь по росту. — Я Минги с первого курса программирования. Я много раз видел тебя на клубных собраниях, вот и решил, что мы вместе туда опаздываем. — на щеках у него появляется еле заметный румянец. — Блин, прости, я тебя не узнал. Тем более прости, что так ворвался в твоё личное пространство… — Хонджун тяжело вздыхает и отстраняться от парня, но очередной кульбит автобуса заставляет его приземлиться обратно на широкое плечо. Минги усмехается и обхватывает его рукой за талию, удерживая на месте. — Придётся нам тогда нарушить личное пространство друг друга. Не против? Хонджун-хен. — и ему даже не нужно смотреть наверх, чтобы понять, что на губах у парня играет дерзкая улыбка. — Ты тёплый и удобный. Как я могу быть против? — Хонджун краснеет, но все же устраивает свои руки удобнее и прижимается к, — чужому! — парню. — К тому же, теперь меня не шатает. — Как жаль. Мне понравилось, как ты падал мне на плечо. — рука Минги плотнее охватывает тонкую талию, и парень, кажется, даже наклоняется ближе к уху Хонджуна, почти шепча. — Офигеть. Ты сейчас флиртуешь со мной? Вообще первокурсники обалдели, никакого уважения к старшим! — фыркнул Ким, рукой ухватываясь за открытую шею. — Не вижу неодобрения ни в ваших словах, ни в ваших действиях, Хонджун-сонбэнним. Могу я расценивать это как ваше разрешение время от времени флиртовать с вами? — Время от времени? Нет, вы мелкие правда офигели. Если ты делаешь это с каждым встречным милашкой, то не смей делать этого со мной, я запрещаю. — Хонджун почти даже отстраняется, но сильная рука, удерживающая его за талию, не позволяет этого сделать. — А если не с каждым встречным? А только с одним конкретным милашкой, встреченным мной сегодня утром в автобусе? — кажется, наконец присевший дедушка слева теперь охает не от болящих суставов, а от подробностей подслушиваемого разговора. — Как ты сладок на язык. Даже захотелось проверить, просто ли это выражение. — Хонджун не обращает никакого внимания ни на ворчащего деда, ни на женщину с коляской, что пытается руками закрыть своему чаду глаза, лишь бы не видел этого радужного позора. Минги от подобного давится собственной слюной и откашливается, но ухмыляется вполне себе победно. — До скольки у тебя пары сегодня? — на самое ухо произносит Сон, и только нахождение в публичном месте останавливает его от того, чтобы накалить атмосферу ещё сильнее. — До трех. Я не люблю цветы и детские романтичные банальности. Зато люблю уверенность в себе, холодный кофе и лапшу в ресторане за кампусом. Это чтоб тебе не думать, куда меня отвести. Больше всего меня бесят недопонимания и неуверенность, так что если сам решишь звать на свидание, то сразу говори, куда, во сколько и как долго, без этих «на месте решим». — Хонджун говорит почти на одном дыхании, но сбивчивости в речи нет, лишь обояние и уверенность. — Как скажете, сонбэ. Тогда зову вас встретиться в три-десять около вашего кампуса, зайдём за кофе, а потом в вашу любимую лапшичную. Посидим до шести часов вечера, вместе сядем на автобус, и я провожу вас до дома. Идет? — Минги хмыкает, будучи полностью уверенным, что да, идёт. Ему предоставили все инструкции, и было бы глупо, если бы у него даже при их наличии ничего не получилось. Хонджун одобрительно кивает и прижимается к широкому теплому плечу, что все ещё пахнет родительским домом. Почему-то он уверен в этом великане, в плечо которого случайно уткнулся носом буквально десять минут назад, и возможно, теперь будет также утыкается каждый день, но уже — специально. И уже совершенно плевать, что они оба опаздывают на собрание.