* * *
Когда я вернулся в номер, Джин встретила меня, выходя из ванной. — Я думала… ты ушёл, — встревоженно произнесла она. — Где ты был? — В аптеке, — разуваясь, ответил я. — Зачем? — она дождалась, пока я выпрямлюсь и, обняв, попыталась поцеловать. С затаённой болью я ответил на её поцелуй, но она тут же отшатнулась, прикрывшись рукой. — Да вот за этим… — я протянул ей пакет, — прости меня. — За что? — тихо спросила она, удивлённо глядя в глаза. Я отвёл взгляд. Джин открыла пакет, потом снова на меня посмотрела. — Логан, брось, ты же не думаешь, что это из-за тебя, — я прошёл мимо неё к кровати и стал расстёгивать рубашку, — я… просто вчера сгорела на солнце. Ты же знаешь, такая жара… — Это не из-за солнца, Джин, — я покачал головой и бросил рубашку на кровать, — из-за меня, — я провёл рукой по подбородку. — Два дня не брился, и уже как наждачка. А твоя кожа… она слишком чувствительная. — Так теперь будет каждый раз? — спросила она, и я тяжело вздохнул. Я старался не смотреть на неё. — Я не допущу этого снова. Джин… тебе лучше заняться этим сейчас. Если хочешь, я помогу, — я попытался закончить не нужный мне разговор, и Джин это поняла. Она молча скрылась в ванной. Конечно, всякий раз. Суть всей любви в том, что один раз сделать недостаточно. Нельзя сказать «я люблю тебя» и думать, что это что-то поменяло раз и навсегда. Нельзя услышать эти же самые слова и верить, что это так и останется, ничего не делая. Это постоянная работа. И моя работа в том, чтобы тебе, Джинни, было со мной комфортно. Поэтому каждый день, а если требовалось, и дважды в день, я брался за бритву, хотя мне самому в этом нужды не было. Причинить тебе боль — во сто крат хуже.* * *
Как и вчера, я проводил Джин до университета. На крыльце я собирался попрощаться. — Не вини себя, Логан, — первой сказала она, отпуская мою руку, — всё будет хорошо. — Я знаю, как ты переживаешь из-за этого, — я боялся дотронуться до её лица, поэтому засунул руки в карманы, — прости меня. — Конечно… — С меня ужин,— сказал я, когда она стала подниматься выше. Джин обернулась и улыбнулась. Её улыбка, хоть и была лёгкой и не очень весёлой, была искренней и немного меня успокоила. Проводив её взглядом, я двинулся прочь. Я не знал, чем себя займу в ближайший час или два, и в поисках ответов вглядывался в окружающий ландшафт. Я прошёл вдоль парковки к проезжей части, по тротуару мимо остановки и притормозил. Город жил своей жизнью. Редкие деревья плавно раскачивали своими ветвями, заставляя листочки крутиться, переливаясь на солнце. Прохожие спешили по своим делам, лишь чудом не сталкиваясь между собой. Кто-то пролил в спешке свой кофе, оставив кляксу на асфальте. Какая-то девушка прошлась прямо по ней, будучи занятой разговором по телефону. Я чувствовал себя здесь чужим. Город с вековой историей, стремившийся небоскрёбами ввысь, давил отовсюду своей скованностью. Стоит лишь здесь задержаться — как он подчинит тебя своей воле, заставит стать винтиком своей давно налаженной системы. Когда-то, несколько десятилетий назад, это ощущалось не так явно. Или, возможно, я был не таким придирчивым. Когда ты молод, тебе кажется, что всё это делает тебя кому-то нужным. Ты среди людей, спешишь куда-то, в место, где тебя ждут. Ты не замечаешь, как твоя жизнь регулируется светофорами, ожиданием лифта, заказа в ресторане, счетами, будильником. Но если тебе удастся вырваться, то, вернувшись, ты не сможешь жить по этим правилам. Как нелепо. Солнце выглянуло из-за облака, и я, отвернувшись от слепящего света, зашагал вдоль дороги, чувствуя, как лучи греют моё ухо и шею. Я бы никогда не остался здесь жить. Раньше, не знаю, никогда не думал, но теперь, городская жизнь казалась мне безвозвратно утерянным прошлым. Ни Бостон, ни Нью-Йорк, ни любой другой сияющий в ночи конгломерат клерков, не смогли бы смириться с моей неуступчивостью. Я стал слишком свободным, чтобы подчинить свою жизнь какой-то системе. Я спустился в подземный переход, чтобы на другой стороне вынырнуть возле небольшой кофейни. Аромат кофе с корицей, необычный среди знойного лета, пробудил во мне желание зайти внутрь. В кофейне было прохладно. По левую руку начиналась витрина с выпечкой, тянущаяся метра два и закругляющаяся затем в кассу. Я прошёл вдоль, глядя на подсвеченные пироги, пирожные, торты и печенье, но желание покупать что-либо пропало. Теперь я понимал, что не знаю, зачем зашёл, и захотел продолжить путь. Но, повернувшись к выходу, чуть не столкнулся с только что вошедшим мужчиной. Одетый во всё чёрное, далеко не по погоде, он скользнул по мне холодным, немного заинтересованным взглядом. Затем, слегка касаясь своей тростью пола, дошёл до кассы, внимательно разглядывая кофейню. Что-то меня смущало в этом человеке, но он мне знаком не был. Да и с чего бы? Мы были в двухстах с лишним милях от дома, вряд ли такие совпадения случаются. — Два американо, один без сахара, — спокойным, слегка бархатным голосом сказал новоприбывший. Пока его заказ поступал в работу, он ещё раз окинул взглядом столики, сидевших за ними людей, которые, впрочем, внимания на него не обращали. Я сделал вид, что разглядываю выпечку, когда его взгляд должен был вернуться ко мне. — Чудесный интерьер здесь, надо бы запомнить, — его голос с усмешкой прозвучал возле моего плеча. Незнакомец незаметно оказался рядом, — странно, что так много людей в такой жаркий день предпочитают проводить время в кофейне, а не в парке. Он смотрел на выпечку и разговаривал как будто не со мной. Он не задал ни вопроса, как и не дал понять, что обращается ко мне. Поэтому я продолжал разглядывать ценник на яблочном пироге. — Ваш заказ, — к нему обратились, и незнакомец отошёл к кассе. Но неожиданным образом он снова оказался рядом, на этот раз с другой стороны. — Надеюсь, я угадал, — улыбнулся он, протягивая мне кофе. — Настоящие мужчины пренебрегают сахаром? Оторопев, я взял стаканчик и посмотрел на выведенную на нём надпись. Джеймс. Я резко вскинул голову, но незнакомца и след простыл. Я выскочил из кофейни, глядя по сторонам, но нигде его наряд не примелькался. Как сквозь землю провалился. Я отпил из стакана, но чуть не поперхнулся от горечи. Недолго думая, я опустил его в ближайший мусорный бак и двинулся дальше по улице. Я был уверен, что эта встреча не случайна. Я смутно пытался припомнить всех своих старых знакомых, с кем когда-то пересекался в Бостоне, или кто мог знать о том, что я здесь буду. Но такие случайности из разряда невероятных. Даже я сам не знал, что окажусь в этой кофейне. Разве что меня привела туда неведомая сила… В мыслях и размышлениях я не заметил, как миновал уже второй квартал, и опомнился, когда на меня чуть не налетела женщина с коляской. Ну, возможно, это я чуть на них не налетел. — Осторожнее, молодой человек, — предостерегла она меня, и я извинился. Я оглянулся. Слева от меня был книжный магазин. Двухэтажный с красивой винтажной вывеской. Я не удержался и зашёл внутрь. Я любил читать. Помнится, до того, как Чарльз решил открыть библиотеку, добрая часть книг помещалась в моей комнате. Они были везде, и, видимо, сжалившись надо мной, он решил выделить отдельное помещение. Чтобы можно было, наконец, протереть пыль под кроватью. Я старался находить для нашей библиотеки интересные экземпляры, некоторые были примерно такой же древности, как и я. Однажды Хэнк забрал все редкие издания на реставрацию, и с тех пор я их не видел. Я сразу поднялся на второй этаж к серьёзной литературе. От стеллажа к стеллажу я путешествовал, обегая взглядом корешки, в надежде, что какой-то из них зацепит меня. Время от времени я доставал с полки заинтересовавший меня экземпляр. Детектив. Синяя обложка с серебристой каймой. Я выудил её из всех прочих, той же серии. Я не был любителем серийной литературы и не читал одних и тех же писателей. Литературный язык просит разнообразия, а если читать лишь одного, рискуешь впитать его слог, как единственный привычный. Я рассмотрел книгу со всех сторон. Твёрдый переплёт, хрустящий при открытии. Страниц триста наверняка будет. С обложки на меня смотрел мальчик лет девяти, прижимавший в себе плюшевого зайца с вышитыми инициалами на ухе. Автора я не знал. Я поставил книгу на место. Мне на глаза попался серый переплёт, спрятавшийся в самом углу той же полки, за пестротой серийной литературы. «Твой последний шанс», - прочитал я заглавие. На обложке было только кольцо, надетое на ленту. Лента кое-где пушилась, точно её годами носили, а кольцо венчалось тремя маленькими камнями. Почему-то это всё напомнило мне о Джин. Я постоял ещё некоторое время и спустился с книгой на кассу. Было ли кольцо тем самым моим последним шансом?* * *
Около семи вечера мне пришло сообщение от Джин, в котором она сообщала, что освободилась. Я скинул ей в ответ адрес кафе недалеко от университета, в котором по возвращении из книжного сидел, погрузившись в чтение. Дальнейшее время ожидания мучительно растянулось. Попытка дочитать главу не удавалась: строки стали бессмысленными, некоторые выцепленные сознанием слова казались оторванными друг от друга. В моей голове роем носились мысли. Вопросы, воспоминания, чувство вины всплыли откуда-то, хотя ещё днём казалось — я с ними распрощался. Каждая новая минута обдавала моё сердце кипятком волнения, и я стал с нетерпением смотреть то на часы, то в окно. Вот, наконец, я заметил, как она перебегает дорогу и вбегает в кафе. Искрясь улыбкой, она подбежала к моему столику. Я испытал невероятное облегчение, не видя утренней грусти и напряжённости на её лице. Джин села напротив меня и сняла с плеча сумку. — Привет! Надеюсь, ты хорошо провёл время? — спросила она. — Да, погулял, купил книгу, — немногословно ответил я, отодвигая от себя недочитанный детектив. Она с интересом взглянула на обложку, и я запоздало подумал, что зря не положил книгу обратной стороной вверх. — Интересная? — полюбопытствовала она. — Бывает, — ответил я, — поужинаем? — Удиви меня, — кокетливо попросила она. Я улыбнулся, вспоминая, как впервые она произнесла эту фразу, когда не смогла выбрать себе сорт мороженого во время прогулки в парке. Кто-то недовольно скажет, мол, отличный способ спихнуть ответственность, а кто-то воспользуется этим, чтобы сделать приятное тому, кого любит. Я подозвал официанта. — Мне жаркое в горшочке, греческий салат и отдельно тарелку немецких колбасок. А даме... - я просмотрел меню, — запечённое филе индейки с рисом, "весенний" салат и стакан персикового сока. Самый большой, что у вас есть, — я отдал меню официанту — десерт мы закажем позже. Джин с улыбкой смотрела на меня и, когда официант ушёл, накрыла ладонью мою руку и наклонилась через стол. — Спасибо... — сказала она. — Рано благодарить, — отмахнулся я. Но мне было приятно. И не терпелось услышать, как прошла консультация. О чём я и спросил. — Там замечательные ребята! — оживилась Джин, — Пока ждали преподавателей, многие делились своими впечатлениями о летнем отдыхе. Я никогда бы не подумала, что без супергеройских заданий и спасения мира люди могут весело провести время, — Джин отвела глаза в окно и недоверчиво качнула головой, — интересная жизнь бывает и иной... — От человека зависит, будет ли интересной его жизнь, а не где он находится, — сказал я, — даже здесь, в этом кафе, можно было бы набрести на приключения. — Да... они энтузиасты. Многие из них. Им интересно бывать в разных местах, создавать новые впечатления и ощущения... они испытывают настоящую жажду жизни. — И Джонни такой же, — осторожно сказал я, подводя её к опасной, но волнующей меня теме, надеясь, что услышу что-нибудь, что меня не сильно расстроит. Джин замялась, потом слегка улыбнулась. — Да, он не любитель спокойной жизни. Она замолчала. Подошёл официант и поставил перед ней большой стакан персикового сока. — Я знаю, ты хотел узнать, общались ли мы, — тихо сказала она, — не особо. Практически совсем нет… но на консультации он сидел вместе со мной. Я опустил взгляд в стол. Нечто липкое и неприятное сворачивалось у меня в груди, опутывая внутренности. — Понятно, — ответил я, — спасибо, что рассказала. Официант донёс наш заказ. Я немного воспрял духом, глядя, как Джин улыбается принесённым блюдам. Она умела радоваться всему, и мне было особенно приятно, когда эту радость приносили ей и мои действия. И я чувствовал недовольство собой, осознавая, что в последнее время дал ей повод сторониться разговоров со мной. А сегодня и не только разговоров… — Как ты вообще себя чувствуешь? — поинтересовался я, вилкой вылавливая картофель из горшочка. — Уже получше, — улыбнулась она. — Кстати, ты уже придумал, как мы проведём сегодняшний вечер? — По старинке, — я усмехнулся, — будем есть мороженое и разговаривать.* * *
— Шоколадное, ванильное, ягодное… куда нам столько? — Джин с изумлением смотрела, как я выкладываю холодные сладости на прикроватный столик. Я загадочно улыбнулся. — Это, чтобы ты знала, как правильно есть мороженое, — я достал складной ножик и осторожно поставил надрез на вафельном стаканчике, чтобы извлечь из него содержимое без потери формы, — вот… — я выложил три сорта мороженого на тарелку, а сверху покромсал ножом их прежние вместилища в некрупную вафельную крошку. — Если ты это ещё и смешаешь, будет вкуснее, — я протянул Джин тарелку. Она завороженно смотрела на меня. — Ты это сам придумал? — спросила она, устраивая тарелку у себя на коленях и откидываясь на спинку кровати. — Да, только что, — усмехнулся я, усаживаясь рядом с ней. Она погладила мою щёку, и я слегка вздрогнул от холодного прикосновения. — Ты много, где побывал, Логан? — снимая ложкой слои поочерёдно с каждого сорта мороженого, спросила она. Я почувствовал неприкрытое любопытство в её вопросе, смешанное с чем-то очень тревожным. — Да, — просто ответил я, перегоняя ложкой кусочек вафли по дну тарелки, — и много где не по разу. И кое-где я даже чуть не погиб. Я замолчал, отправляя в рот очередную ложку шоколадного пломбира. — Ты бы хотел отправиться куда-нибудь снова? — Нет, — холодок от мороженого тонкой струйкой словно пробежал по внутренностям, я посмотрел на Джин, — я достаточно увидел всё, что можно было. А то, что не увидел, больше не прельщает меня. Всё, что я хочу и чего у меня никогда не было — это осесть в одном месте, и жить спокойно. Пока я говорил, Джин проделала краешком ложки углубление в пломбире и выцарапывала оттуда на поверхность черничное варенье. — Спокойствие не для тебя… ты же Росомаха, — она посмотрела на меня и улыбнулась. — Ты права. Но, — я зачерпнул очередной шоколадный слой, — я бы очень хотел это исправить. Мы оба погрузились в молчание, и я обдумывал сказанные собой слова. Наверное, я обманывался тем, что смогу стать другим, но видя шанс на новую жизнь, я не мог на это не надеяться. Всё это время я не видел в Академии ничего, кроме временного пристанища. Когда ты бессмертен, ты не видишь перед собой отрезка своей жизни — лишь бескрайнее поле с гнетущим душу горизонтом, который никогда не станет ближе. Этот горизонт — светлая черта — манит и отдаёт горечью своей недоступности. И всё, что когда-то было, стало лишь крупицей, миллисекундой на линейке моей жизни. Места, иные страны, люди — превратились в калейдоскоп пустых ожиданий, цветные стёклышки прошлого, которые никогда не давали мне сполна ощутить то, что я хотел — непреходящее счастье. Города росли, города уничтожались, люди старели и умирали, что говорить о прогрессе, который семимильными шагами движется по миру. Никто не может сказать, что будет. Некоторые боятся будущего, не зная, во что превратится мир, не желая жить в грядущей жестокости или переживать новые войны, желая покинуть мир, не увидев худшего, что с ним может статься. Но я еду на поезде, с которого не сойти. Я крепко связан с самой жизнью, но не с тем калейдоскопом, что вращается вокруг меня. Все мои попытки ухватиться за стёклышки, стать частью чего-то, оканчивались провалом. И со временем, мне стало совершенно плевать на эту пляску цветов. Но теперь… Академия не перестала быть для меня временным пристанищем, но я знал, куда двигаться дальше. Выбрать место, построить дом, где я смогу пустить корни, что врастут в этот калейдоскоп. Дом, в котором будут расти мои дети, затем внуки и правнуки. Я буду продолжать жить, но уже в них, постоянно обновляясь и становясь прочнее. И может быть тогда и горизонт станет не таким уж… недостижимым. — Гроза началась, — Джин резво спрыгнула с кровати и с улыбкой понеслась на балкон, чтобы посмотреть на вспышки света вдали. Я внезапно услышал, как по окнам хлещет ливень. — Знаешь, я тут заметил, — сказал я, когда она, счастливая, вернулась в комнату, — такой восторженной я вижу тебя только со мной. В Академии ты совсем другая… — Да, — она подсела ко мне, забирая из моих рук тарелку с остатками мороженого и ставя её дальше на покрывало, — в Академии есть Китти… Курт, Джейсон, куда ещё я? Кто-то же должен быть их голосом разума, — она заботливо провела рукой по моим волосам, убирая их со лба. — Значит, по этой логике, я — твой голос разума? — я нежно смотрел на неё, на то, как её взгляд скользит по моему лицу. — Может, я просто хочу показать тебе, что прекрасного есть в этом мире, — она лукаво улыбнулась. — Да, если бы не ты, я бы и не заметил, что началась гроза, — я усмехнулся. — Конечно, если бы заметил, сразу бы забеспокоился о своём мотоцикле, — она усмехнулась. Я было собрался вскочить с кровати, осознав её слова, но она, засмеявшись, заставила меня остаться на месте, — не переживай, я защитила его. Ничего с ним не случится, — тихо пояснила она. — Если… это конечно, был твой мотоцикл… Я снова дёрнулся, порываясь встать, но Джин не пустила. — Да я шучу, Логан, — смеясь, она обняла меня. Я постепенно успокоился. — Спасибо, — сказал я, и она поцеловала меня в лоб, долго не желая отпускать. — Мне приятно, что ты думаешь обо мне больше, чем о своём мотоцикле, — шепнула она, разглаживая пальцем складки у меня на лбу. Я промолчал, хотя это была чистая правда. — Джин… расскажи мне, какую свадьбу ты бы хотела? — внезапно спросил я. Она отстранилась и с беспокойством посмотрела на меня. — К чему этот вопрос? — Ни к чему, — быстро сказал я. — Просто интересно. Все девочки, наверное, мечтают о свадьбе. Джин отвела взгляд вверх. — Я… не знаю, я не думаю об этом. — Не думаешь, правда? — я не понимал, почему, но мне казалось, что она начала об этом думать гораздо раньше меня. — Правда, — она посмотрела на меня, — свадьба… очень неожиданная тема для разговора. Ты… хочешь жениться на мне? Настолько прямой вопрос заставил меня окаменеть, и я почувствовал, как сильно бьётся сердце. Джин смотрела мне в глаза, и я видел в них беспокойство и волнение, какую-то затаённую мольбу. — Не… буду этого отрицать, — наконец, сказал я, чтобы это не было похоже на предложение прямо здесь и сейчас. К этому, пожалуй, я подготовлен не был. Одно дело, думать и говорить об этом, совсем другое — сделать. — Логан… - она замешкалась, точно в ней происходила неведомая борьба, я это понял по тому, как она закусила губу и незаметно для самой себя сдавливала пальцы на руках. — Всё в порядке, чего ты… — сказал я, пытаясь остановить ход её мыслей, которые явно её тревожили, — я же не собираюсь… Я обнял её, не договаривая. Она слегка дёрнулась и отвернулась, когда я щетиной скользнул по её лицу, но через некоторое время я почувствовал, как она обняла меня в ответ. А затем прижалась, щекой упираясь в моё плечо. Я немного жалел, что заговорил об этом. Но вероятно эта тема, неожиданно для меня, выявила нечто, что требовало разрешения и разъяснения. Мысль о свадьбе пугает её? Или наоборот, повергает в шок от того, что она об этом так долго мечтала сама и теперь не может в это поверить? В любом случае, кажется, я сумел её удивить. Как она и просила.