☆☆☆
«У Чонсу привлекательные губы» Фраза крутится в голове и Гониль не понимает, откуда она взялась. Вроде, она произносится голосом Джисока, но лидер не готов утверждать. Особенно, когда понимает, что в сонно-задумчивом состоянии пялится на эти самые губы. Они и правда привлекательные. Парень морщится, со стоном выдыхает и откидывается на спинку дивана. Он просто уставший. Давно не спит нормально, много переживает, не может нормально отдохнуть. Как только продвижение закончится и у них появится чуть больше времени на себя, он выспится и приведёт мысли в порядок. Недавно пришедшая в голову Сынмина идея поменяться комнатами совсем не делает ситуацию лучше. Каждый вечер Гониль наблюдает не просто губы Чонсу, а всего его. И дело совсем не в том, что младший спит без футболки, вовсе нет. Чем дольше лидер наблюдает за ним, тем понятнее, роднее и правильнее становятся все его привычки. Гониль начинает осознавать их, следить за тем, как его сосед живёт и подмечать новые закономерности. Чонсу резко оказывается невероятно интересным. Он всё так же является важной частью жизни Гониля, скрывать это просто бесполезно, но теперь открывается его другая сторона, которая манит невероятно сильно. Сопротивляться с каждым днём становится всё сложнее, особенно когда по утрам лидер просыпается раньше и может смотреть. Смотреть на расслабленные приоткрытые губы, выпяченные немного вперёд. Смотреть просто на Чонсу, который засыпал обычно на животе, но к утру переворачивался на бок. Обычно на правый. — Доброе утро, солнышко, — за те минуты, которые Гониль просто наблюдает его голос становится, наверное, ещё более хриплым и низким, чем после пробуждения. Но Чонсу каждый раз пытается спрятать улыбку в подушке, когда слышит своеобразное приветствие, значит, прекращать встречать его так не стоит. — Доброе, — бормочет он, всё прячась в ткани. И прячет только лицо, поворачиваясь к Гонилю своей широкой и оголённой спиной. Старшему остаётся только отворачиваться и мямлить что-то про сегодняшнее расписание, чтобы не залипнуть надолго. — Гониль-хён, ты нормально засыпаешь? Лидеру приходится потратить несколько секунд на то, чтобы придумать ответ. В голове отчего-то всплывают все моменты, когда он откровенно пялился на чужие губы. Ему давно уже стоит бить себя, как только в поле зрения оказывается рот Чонсу, чтобы неповадно стало смущать младшего, но, вспоминая об этом, он каждый раз находит тысячи причин не отводить взгляд. Он же не может никогда больше не смотреть на своего младшего. На свою опору, поддержку, на невероятно важного его сердцу человека. А его губы, к сожалению, довольно близко к глазам, смотреть в которые при разговоре — обычное правило приличия. — Да, вроде, — пожимает плечами парень. Сердце ускоряет темп, ожидая, когда Чонсу раскроет все карты и прямо скажет, что давно видит эти взгляды. Клавишник мычит и садится на краю кровати, сонно моргает несколько раз, прежде чем посмотреть на Гониля и надуть губы и щёки. Так же, как он делает всегда. Только вот до недавнего времени барабанщик не обращает на это особенного внимания. — А мне что-то не спится последнее время, — жалуется младший и медленно встаёт. Потягивается, стоя в полуметре от лидера, но вместо того, чтобы начать собираться на съёмки очередного шоу, вдруг обвивает чужую шею руками и прижимается ближе. И опять мычит что-то нечленораздельное. Или, может, просто Гониль уже не различает слов, чувствуя на шее горячее дыхание и подсохшие за ночь губы. Они едва касаются кожи, но ощущаются очень остро. — Давай вместе поспим. Ну, как раньше. Перед первым камбэком с тобой хорошо спалось. — Хорошо, — выдавливает из себя парень и только тогда вспоминает обнять Чонсу в ответ. Смысл его просьбы доходит до мозга ближе к вечеру, когда Чонсу снова обнимает его и спрашивает, много ли дел у него осталось. Тогда же Гониль понимает, что почти весь день для него прошёл в одном воспоминании об этой просьбе. И почему тогда пальцы начинают дрожать именно к вечеру? Никогда раньше он не чувствовал себя так нервно из-за общества Чонсу. Более того, он сам лез обниматься, тянулся к нему, стремился поцеловать невинно в мягкую щёку при любой возможности. И спать они рядом собираются не первый и не второй раз. Пока Чонсу умывается Гониль листает календарь, понимая, что они спали вместе почти сотню раз за полтора года, если не больше. Между дебютом и первым камбэком оказались два месяца, на протяжении которых кровать Чонсу пустовала каждую ночь. Парень даже не спрашивал разрешения укутаться в чужое одеяло, чтобы через некоторое время заснуть в объятьях лидера. Гониль должен привыкнуть, но трясётся как школьник, которого впервые позвали на свидание. — Партии повторяешь? — посмеивается Чонсу над его трясущимися ногами, закрывая за собой дверь. Хлопок вдавливается в уши и через них пробирается в мозг, в который впивается острыми зубами. Клавишник, тем временем, пробирается мимо него к кровати и падает на неё ничком. Лидер несколько секунд думает, что не нужен ему для хорошего сна вовсе и может уйти, но через несколько секунд младший просыпается и ёрзает на месте. — Гониль-хён, — тянет Чонсу сладко и так призывно раскидывает руки в стороны, что Гониль ложится рядом как в трансе. Тёплые крепкие руки обвивают его. Чонсу утыкается носом куда-то в его ключицы и обжигает их дыханием. Лидер подмечает, что парень остался в футболке, и хочет спросить об этом, но не решается. Обнимает его в ответ и закрывает глаза, планируя поскорее заснуть. Всё-таки перед ним всё ещё его Чонсу. Человек, который всегда и во всём его поддерживает. Человек, который помогает ему двигаться вперёд, начиная с самого дебюта. «Всё хорошо» — думает Гониль, наконец-то расслабляя плечи и мягко поглаживая младшего по спине. Тот придвигается ещё ближе. — Гониль-хён, — зовёт он снова сонным и ленивым тоном. — Ты в порядке? Такой нервный в последнее время. — Да… да, в порядке, — заверяет Гониль, запинаясь поначалу. Мысли про чёртовы губы снова хотят захватить его рассудок, но Чонсу под его боком тёплый, уютный, мягкий и родной. Он как оберег отгоняет эти мысли, позволяет вздохнуть спокойно. Всё-таки ему не хватало отдыха. Стресс делает своё дело, заставляет сомневаться в простых истинах. Но они справятся. Гониль справится и всё встанет на свои места. Чонсу ёрзает снова и двигается ближе к изголовью кровати. Они лежат лицом к лицу и в полумраке Гониль снова видит губы. Взгляд сам падает на них, но в голове не взрываются петарды, а лёгкие не сдавливает тревога. Что-то изменилось. Может, дело в темноте, может, том, что это его Чонсу. Как бы то ни было, лидер даже не думает отводить взгляд. — Ты снова пялишься на мои губы, — не выдерживает Чонсу. Гониль хлопает глазами и смотрит в чужие слегка потеряно. Снова. Значит, он всё замечал. — Прости, — выдыхает он, стараясь смягчить извинения тёплой улыбкой. Чонсу продолжает молчать, но смотрит беззлобно, спокойно и так же сонно, как и пару минут назад. Гонилю спокойно, кажется, впервые за всю жизнь. — И о чём ты только думаешь? — хихикает парень, снова прижимаясь ближе и собираясь уснуть. Наверное, он и не ждёт ответа, но закрыть рот Гониль почему-то не может: — Ты посчитаешь меня странным, — предполагает он слишком спокойным тоном для чистосердечного признания. — Но я хочу тебя поцеловать. — Поцеловать? — клавишник опять посмеивается, опаляя кожу теплом, но, не получая ответ, снова приподнимается и смотрит Гонилю в глаза. — Шутишь? — Нет, — усмехается лидер. Он думает о том, что завтра ему может стать стыдно за это. Что он непременно пожалеет о том, что признался в чем-то настолько неправильном, но это будет завтра. Сегодня он хочет только уснуть в объятьях Чонсу. В них слишком спокойно, чтобы хотеть хоть когда-нибудь из них выбираться. — Попробуй. — Что? — не понимает Гониль. Чонсу молчит несколько секунд, а глаза лидера начинают слипаться. Он хочет спать. Спать как можно дольше и как можно ближе прижимая к себе клавишника. И почему только тот ложится снова так далеко? — Поцелуй, если хочешь. Сон уходит слишком быстро. Гониль смотрит на соседа круглыми глазами, и сам хочет повторить его недавний вопрос. Чонсу шутит, точно шутит. Становится снова неловко от того, что лидер несёт бред про поцелуи в ответ на шутки. Значит, нужно тоже шутить, решает он и приподнимается на локтях. Чонсу замирает, не двигается и будто даже перестаёт дышать. Или, может, Гониль настолько сосредоточен на самом себе, предстоящей шутке и чужих губах, что не замечает ничего, кроме этого. Он приближается медленно и сглатывает. Понимает, что не может поцеловать Чонсу по-настоящему, но не может отказать себе в удовольствии приблизиться к чужим губам так близко, чтобы опалять их дыханием и почти чувствовать их, прежде, чем повернуть голову и оставить новый невинный поцелуй на мягкой щеке. Вот только у клавишника, кажется, совсем другие планы. В отличие от Гониля он не медлит, когда между ними остаётся несколько сантиметров и подаётся вперёд сам. Гониль теряется. Застывает с распахнутыми глаза, но совсем ничего не видит. Даже очертания лица, находящегося близко, как никогда, теряются. Лидеру кажется, что он ослеп, оглох, и всё его тело не чувствует больше ничего. Даже внутренние органы прекращают работу. Весь Гониль оказался в собственных губах, настолько отчётливо он чувствует мягкость и тепло Чонсу. Чонсу его целует. Прижимается пухлыми губами и ждёт, когда лидер сделает хоть что-то. Он слабо двигает губами, пытаясь втянуть Гониля в поцелуй, получить ответ, а у того в голове медленно догорает фитиль. Ещё пара секунд и он взорвётся, разлетится на крошечные кусочки, станет пылью, когда его высушат и размажут собственные чувства. А их слишком много. Настолько, что в них невозможно разобраться. Они и есть динамит, к которому по фитилю бежит огонёк. Они его и убьют и тогда, после смерти, он никогда больше не сможет узнать, как целуется Чонсу. Наступает черёд Чонсу ошарашенно замирать, когда барабанщик впивается в его губы жадно и даже грубо, пытаясь успеть насладиться им, пока не стало слишком поздно. Клавишник находится намного быстрее: снова начинает двигать губами, стараясь подстроиться под темп старшего, кладёт руку ему на затылок, притягивая ещё ближе. Он чувствует себя совершенно спокойно, будто целовать в губы участников группы абсолютно в порядке вещей. Гониль искренне завидует ему и всеми силами пытается перенять его спокойствие, но тело не слушается. Тёплые пальцы перебирают его волосы, поглаживают нежную кожу. Чонсу вдруг замедляется, делает поцелуй тягучим и медленным. В голову лидера пробирается мысль, что сейчас всё и закончится, и, стараясь получить ещё немного, он продолжает прижиматься, дышать рвано и загнанно, в попытках вернуть темп. Чонсу недовольно мычит и оттягивает его волосы назад, но как только их губы размыкаются, будто увеличивая звук дыхания обоих, жмётся обратно, снова настаивая на медленном и расслабленном поцелуе. В этот раз у Гониля даже получается отпустить лишние мысли. Он снова перемещается весь в ощущения чужих пухлых губ, с упоением ласкающих его рот, только теперь по собственному желанию, имея возможность в любой момент вернуть себе физическую оболочку. — Ты классно целуешься, — улыбается Чонсу, отстраняясь снова. Гониль ещё пару секунд не открывает глаза, ожидая, что почувствует чужие прикосновения снова. На его губах застыл пресный привкус зубной пасты. Они ныли одновременно и от долгого поцелуя и от желания его продолжить. — Понравилось? — бормочет лидер первое, что приходит ему в голову. Он нехотя приоткрывает глаза, понимая, что ловить больше нечего. На лице напротив висит столько удовольствия и сонной радости, что они излучаются волнами, оседают искристой пылью и на лице Гониля. — Ага, — Чонсу сползает ниже по кровати и снова утыкается куда-то в грудь лидера. — Если захочешь ещё… можешь просто сказать. — Хорошо, — почти ровно отвечает парень, пока глаза открываются шире. Ему точно не послышалось? Они могут целоваться больше? Но он не уточняет. Обвивает младшего руками крепче и прижимается носом к макушке. Чонсу пахнет уютом и теплом. Кажется, даже той самой пресной зубной пастой, которой продолжает упрямо заменять обычную, мятную. Они оба засыпают быстро впервые за последние недели.♡♡♡
Входная дверь захлопываеися. Джисок уже давно слушает разговоры собирающихся в спортзал Сынмина и Гониля. Ему кажется даже, что где-то там иногда появляется и голос Чонсу, но это, вероятно, просто шутка его разума. Ему ужасно не хватает Чонсу. Он переворачивается на другой бок и думает о том, что надо вставать. Хотя бы ради того, чтобы заглянуть к клавишнику и попытаться выпросить хоть что-то. Раздражение бьёт ключом всё то время, пока Сыниин и Гониль собираются выходить. Время тянется до ужаса медленно. Он не готов столько ждать. Но теперь он трусит. Потому что он так и не выполнил условие. Он не может рассчитывать на поцелуй. От этого так горько, что хочется прополоскать рот. Он слабый и даже не собирается это скрывать. Он не может ни заставить Гониля поцеловать Чонсу, ни выжить сам без внимания клавишника. Ему кажется, что Чонсу пошлёт его, заметив на пороге комнаты с щенячьими глазами, но попытаться всё равно стоит. Ноги ощущаются безвольными верёвочками, когда Гаон переносит на них вес своего тела. Сколько он сегодня спал? Часа три? Голова кружится и отказывается работать, так ещё и болит, когда парень трясёт ею. — Джисок? — после осторожного стука в дверь, в комнату заглядывает Чонсу. Заметив, что младший уже не спит и даже не лежит, он широко улыбается и закрывает за собой дверь. — Чонсу, — с мольбой в голосе тянет парень, но не успевает закончить. Клавишник впечатывается в него, едва не роняя на жёсткий пол, и обвивает руками так крепко, что дышать практически невозможно. — Джисок, мы поцеловались! — восторженно шепчет он, едва не переходя на визг. Джисок не сразу понимает, что Чонсу на несколько секунд прижимается к его губам больше не для поцелуя, а для выражения восторга. Даже так он облегчённо выдыхает. — И не один раз! Он утром еще меня целовал, будто не поверил вчера, что можно. — Звучишь, будто влюбился, — бурчит парень, наконец, обнимая его в ответ. Чонсу мотает его из стороны в сторону, как плюшевую игрушку, и легче становится просто забраться на него целиком, как ленивец на дерево. — Может быть и так, — хихикает клавишник. Джисок смотрит на него с подозрением. — Меня-то не забудешь, а? — фыркает он, когда Чонсу от радости не замечает его настроения. — Ни за что! — обещает Чонсу и оставляет лёгкий поцелуй на шее Гаона. Парню кажется, будто он чувствует это мимолётное касание даже когда немного отстраняется, чтобы заглянуть в чужие глаза. — А что, соскучился? — Да, — врать смысла нет. Как и пытаться скрыть что-то. Он пялится на мягкие губы, чем вызывает у старшего смешок. — Гониль так же глазел, — говорит он, прежде чем вытянуть шею и, наконец-то, прижаться к губам Джисока по-настоящему. — Гониль ещё спрашивал про остальных, — бормочет Чонсу, отстранившись на секунду. Не то от ревности, не то от раздирающей его тоски по прикосновениям, Джисок прерывает его новым поцелуем. — Я сказал, что тут никто целоваться не против, — вырывает парень себе ещё секунду. Джисок недовольно мычит. — Я тебя порекомендомал, — заканчивает Чонсу, когда Джисок отстраняется сам и снова становится мягкой игрушкой в его руках, кладёт голову на широкое плечо и, кажется, готовится снова заснуть. — Ты же не против? Младшим такое, кажется, не очень понравится. — Окей, — Гаон улыбается, вдыхая запах старшего. Если его Гониль тоже будет целовать, он готов не ревновать Чонсу.