Безымянный портрет: когда фантазии становятся явью

      Ким Докча родился в день одиночек, его имя не предвещало наличие большой семьи, и всю жизнь он был один. Если бы такой диагноз существовал, то Ким Докча при подаче документов куда-либо предоставлял бы справку о том, что он — патологический одиночка.       Во время школьных будней у Кима Докча не было друзей. Во время своего служения в армии сослуживцы обходили его стороной из-за его мрачности. Во время учебы в университете он считался изгоем. Никто не знал, почему Ким Докча вообще был тем, кого все избегали и игнорировали, ибо он никогда никому не вредил, да и не ругался ни с кем. Однако повешенный на него ярлык балластом тянул молодого человека назад, а угроза потерять лицо и очернить свою репутацию из-за связи с изгоем всего университета заставляла всех студентов бежать вперёд, оставляя Кима Докча позади и одного.       Так он и дожил до своих двадцати восьми лет.       Много денег он не зарабатывал. Ким Докча работал во многих компаниях, увольняясь спустя несколько месяцев, либо просто уходя оттуда стажёром спустя пару недель, и это не приносило ему удовольствия. В двадцать шесть лет, когда его уже доедала чёрная тоска, молодой мужчина принял решение, что жить по принципу «лишь бы деньги были» только уничтожает его изнутри и без остатка. Он уволился, заплатив очередной штраф, и начал анализировать себя. Что ему нравилось? Чем он интересовался? Ответ быстро всплыл в его голове.       В двадцать семь лет Ким Докча открыл свою арт-студию. Не имея никаких связей или хороших знакомых, которые могли бы прорекламировать его предпринимательскую деятельность, мужчина сначала просто рисовал на заказ. Врожденный ли это был талант или его усердный труд в юношеские годы, но Ким Докча рисовал так, что при первом, втором, третьем и четвертом взгляде казалось, что это была не картина, нарисованная красками, а просто распечатанная на дорогом принтере фотография. Благодаря современным тенденциям, он быстро получил известность в интернете, публикуя короткие таймлапс-видео с портретами айдолов или актёров. Позже появились клиенты, заказывающие либо семейные портреты в стиле царских или императорских семей, либо большие картины с изображением известных личностей отечественного шоу-бизнеса, а потом в его арт-студию начали записываться единомышленники и ученики. Сильно богаче Ким Докча не стал, но в его душе на некоторое время поселилась гармония, которую он искал всю свою сознательную жизнь.       К сожалению, затишье не продлилось долго, и мужчине пришлось признать, что он крайне одинок. Раньше Ким Докча считал это благословением, что он один, а потом ему было стыдно признаться самому себе, что он страдает от этого. Рисование больше не приносило ему былого удовольствия, а его новой причиной хождения в арт-студию стала ответственность за юных студентов, которые захотели поучиться у него его ремеслу.       Потихоньку он начал сходить с ума. Он обнимал себя перед сном, своими же руками сжимая до хруста ткани свою футболку. Иногда мужчина готовил две чашки ячменного чая по утрам, оставляя второй напиток остывать до вечера. Он говорил сам с собой и успокаивал себя мантрой, которую повторял практически каждый день: «Лучше быть в отношениях с собой, чем с незнакомым мне человеком. Я, как никто другой, понимаю себя, знаю, что мне нравится и не нравится. Мне нравится моя внешность, мой голос и тело. Я знаю, как себя порадовать или успокоить. Если бы внезапно появился мой двойник, то я определенно встречался бы с ним»… Когда Ким Докча уходил из дома говорил: «Я ухожу», а когда возвращался бросал короткое: «Я дома». Его пустующая квартира никогда не отвечала и лишь окутывала мужчину холодом и тишиной.       Думается, Ким Докча окончательно сошёл с ума, когда он начал рисовать чей-то портрет. Лицо этого человека было ему смутно знакомым, но кем он был, Ким Докча не имел понятия. Это не был актёр или айдол, да и знакомых у мужчины было не очень много. Этот образ просто появился в голове недипломированного художника и сразу же отозвался на конце кисти. После проведения уроков, когда в студии оставалось всего пару человек, Ким Докча доставал огромный холст и неспешно продолжал вырисовывать красивые черты лица, уделяя свое внимание каждому мазку. Вскоре в его фантазиях начал фигурировать человек с портрета. Сначала Ким Докча был смущён своим же воображением, потому что он определенно на протяжении нескольких недель писал мужчину, однако потом ему даже это понравилось.       Слой за слоем картина являла себя на свет, и под конец, когда Ким Докча окунул свою кисть в воду, мужчина отодвинулся от холста. Он не придумывал портрету название или имя. Оставив портрет безымянным, мужчина отчего-то разозлился. То ли от собственного ничтожного поведения, то ли от жалости к себе его кровь забурлила в венах, сердце забилось чаще, а в горле застрял комок эмоций и чувств, которые он подавлял на протяжении долгих лет.       В голове Кима Докча промелькнула мысль: «Взрослый мужчина, рисующий другого взрослого мужчину и фантазирующий о нём невесть что. Я действительно жалок». Смешок вырвался непроизвольно. Это было настолько тихо, что студенты, работающие над своими проектами, не обратили на него никакого внимания, сосредоточившись на своих эскизах. Ким Докча накрыл безымянный портрет тканью и попросил охрану закрыть двери арт-студии после ухода студентов. Стоическое выражение лица не сходило с него до самой двери квартиры, но как только она закрылась, Ким Докча скользнул вниз по стене в прихожей, упал задницей на свою обувь, и пока датчик света пытался понять нужно ему включить лампочку или нет, горячая слеза потекла по мужской щеке, припадая к шее и катясь дальше к ключицам. Ким Докча задыхался. Солёные капли безостановочно текли из его глаз, оставляя на простой футболке мокрые пятна. Нижние веки, скулы и щёки — всё горело от слёз. Скульптурные пальцы сжимали черную копну волос, едва ли не вырывая их с корнем. Ким Докча уткнулся хлюпающим носом в колени, чувствуя, как намокают его брюки. Он долго не мог прийти в себя. Внутри него что-то упало и сломалось, острой болью задевая сердце и покалывая кончики пальцев тонкой иголкой. Из-за рыданий его голова онемела, а в ушах застрял навязчивый писк. Кислород куда-то исчез, и подобно рыбе, вытащенной на сушу, Ким Докча начал хватать ртом воздух.       Очевидно, он не совсем помнил, что произошло. На следующее утро Ким Докча встал с кровати и чувствовал себя так, будто ничего вчера не было. Из остатков прошлой ночи остались лишь опухшие красные глаза и обезвоживание. В его душе была пустыня, а обрывочные воспоминания были перекати-поле. Его взгляд упал на входную дверь. Трезво оценив ситуацию, Ким Докча написал в общем чате арт-студии, что на пару дней берет отгул, потому курсы, которые он вёл, переносятся на последующие даты.       За окном была середина февраля. Не зная, чем заняться, Ким Докча решил прибраться. Он жил в жилом комплексе среднего класса, поэтому его квартира не была полностью убитой или по-чебольски роскошной. Зал, совмещенный с кухней, был самой просторной комнатой. Вполне удобный диван, обшитый софт-тач тканью пастельного цвета, стоял у стены напротив телевизора, который Ким Докча редко включал. По обе стороны от плазмы стояли компактные стеллажи с книгами, коллекционными фигурками, собранными в раннем детстве, и старые фотографии с родителями. Мужчина протёр каждую полочку от пыли, смочив тряпку водой, активировал робота-пылесос и прошёл к панорамно-стеклянным дверям крытого балкона, который можно было скорее обозвать прачечной и складом ненужных вещей. Ким Докча открыл стиральную машину, собрал по всей квартире грязные и сомнительно свежие вещи, скинул в цилиндрический вертикальный бак и захлопнул крышку. Долго провозившись с коробками, простоявшими в углах балкона со дня переезда в этот район, мужчина нашёл толстый тематический календарь, который включал в себя целую декаду. Из слабого любопытства он вытащил из кармана домашних штанов свой телефон и посмотрел на дату. Ким Докча и раньше не следил за временем, а с появлением арт-студии совсем перестал различать день и ночь, поэтому какого было его удивление, когда он увидел, что сегодня было шестнадцатое февраля.       Ким Докча убрал телефон и усмехнулся: теперь он уже как один день двадцативосьмилетний холостяк, а не двадцатисемилетний.       «Как время быстро летит. Я только осознал, что мне двадцать, а мне уже почти тридцать», — подумал он и продолжил незапланированную уборку. Пока он домывал окна на балконе, полуденное солнце опалило белый снег, лежащий во дворе и притоптанный на дорожках. Так же как и дни, незаметно пролетели пять часов после пробуждения. Только сейчас Ким Докча почувствовал слабость в теле и изнывающий от голода желудок. Былое рвение привести всю квартиру в порядок поубавилось, и, убедившись, что его глаза больше не напоминают два слипшихся муримских пельменя, мужчина решил выйти прогуляться.       На улицах было безлюдно. Несколько учеников старшей школы прогуливали занятия, парочка туристов, которые неизвестно как забрели в этот район, прогуливались по аллеям, а остальные уходили на обеды в общественные столовые или кафе. Под ногами хрустел снег. Холод касался его лица, щипая за нос и тиская впалые щёки. Румянец красиво контрастировал с белой, словно мрамор, кожей мужчины, и сам по себе Ким Докча был завораживающим. У него был рост выше среднего, длинные ноги и худой костяк. С его симпатичным лицом, по которому и не скажешь, что мужчине почти тридцать лет, ему шла абсолютно любая одежда, однако Ким Докча предпочитал что-то обычное и приглушенное. Иногда он задавался вопросом, почему даже с такой внешностью на него никогда не обращали внимание с романтической точки зрения — он даже не был бедняком! — а потом он сразу же находил ответ в своей нелюдимости, молчаливости, скукоте и ничтожности.       С не самыми оптимистичными мыслями ноги мужчины сами подошли к семиэтажному зданию. На первом этаже просто находилась охрана, поэтому Ким Докча поздоровался и забрал ключи, узнав по записям, что последней, кто уходил вчера из студии, была студентка первого курса технического университета. Поднявшись на третий этаж, мужчина открыл двери в арт-студию и сразу же раскрыл шторы, впуская в просторное помещение дневной свет. По периметру студии стояли сложенные мольберты и стулья, полки с материалами и глубокие тумбочки с незаконченными работами людей, посещавших курсы. Над ними висели картины Кима Докча и другого художника, который зарабатывал здесь преподавателем. Раскрыв окна для проветривания, мужчина подошёл к одиноко стоящему мольберту, на котором стоял огромный холст, скрытый от посторонних глаз тканью. Вздохнув, мужчина сдёрнул её и перед ним предстал портрет неизвестного ему человека.       Осмотрев каждый сантиметр картины, Ким Докча отметил, что в этот раз его работа казалась воздушной. Он использовал технику, при которой картина вырисовывалась слой за слоем из-за чего ему приходилось долго ждать, когда высохнут краски первых мазков, чтобы позже продолжить рисовать другим цветом. Каждая линия казалась несуществующей, а образ мужчины — нереальным. Вместе с тем, Ким Докча не отошёл далеко от своего привычного жанра реализма, поэтому навязчивая мысль, что этот человек действительно существует никогда не была отринута художником.       Воспоминания прошлой ночи вихрем пронеслись внутри Кима Докча. Кровь вновь забурлила в нём. Он никогда не находил себя таким темпераментным человеком, однако отчего-то в последние дни Ким Докча хотел вынести свои эмоции в мир. Его взгляд впился в миндалевидные черные глаза портрета. Нарисованный мужчина до ужаса нравился и одновременно раздражал Кима Докча. Его воображение заиграло на полную мощность, и ему вспомнились практически все эпизоды, которые он придумал в своей голове во время написания картины. Фантомные прикосновения этого мужчины в его фантазиях были сильными, надёжными и тёплыми. Его руки крепко сжимали его плечи, проходились ногтями по линии позвоночника и очерчивали острые крылья лопаток. Иногда Ким Докча представлял его голос, звучащий вкрадчиво, тихо и приятно, заставляющий мужчину покрыться настоящими мурашками. В моменты особенно одиноких ночей он представлял как губы, нарисованные его же рукой, касаются его губ, как горячий язык, скрываемый за рядом зубов, проходится змеёй по его рту, как сильные руки прижимают его к постели, играются с затвердевшими бусинками сосков и раздвигают ноги, как дразняще трутся пахом сзади, как сначала грубо кусают за шею, а потом нежно целуют в загривок…       Учащённое сердцебиение отдавалось томной пульсацией по всему телу. Ким Докча подавил в себе дрожь и осознал, что всё это время не дышал. Он втянул носом въедливый запах красок и древесины, заполняя свои легкие привычным ароматом его арт-студии. Его ладонь сжалась в кулак. Вновь окинув взглядом портрет визави, Ким Докча замахнулся и пробил одним точечным ударом холст, уничтожая красивое мужское лицо и недели своего труда.       «Я не извращенец, чтобы заводиться от собственной картины, верно?» — успокаивал мужчина себя. Его костяшки саднили и немного кровоточили. На задней панели мольберта осталось несколько капель его крови, а в холсте зияла дыра. Ким Докча тяжело дышал, пробегаясь глазами по уцелевшим частям картины.       Его созерцание прервал глубокий мужской голос:       — Какого чёрта?       Ким Докча оцепенел и спустя мгновение развернулся к входной двери в студию.       «Я всё-таки сошёл с ума?» — действительно испугался художник, уставившись на незваного гостя, который выглядел в точности, как пробитый насквозь портрет. Те же слегка сомкнутые к переносице брови и миндалевидные глаза-фениксы, высокие скульптурные скулы и острый подбородок, мужественная шея и ярко-выраженный кадык, широкий разворот плеч и накаченная грудь, стройная талия, благодаря которой фигура мужчины напоминала перевернутый треугольник, и крепкие бёдра, длинные ноги и явно мускулистые руки — абсолютно всё было идентично картине, стоящей за Кимом Докча. Образ его фантазий и воображения стал реальностью. Вспомнив о чём минуту назад он думал, Ким Докча залился краской, смотря прямо в глаза мужчины.       Откашлявшись, владелец арт-студии мысленно ударил себя по щеке и вежливо ответил:       — Простите? Что-то случилось? Я могу вам чем-то помочь?       — Вы только что..? — незнакомец, несмотря на свой грозный вид, не мог связать и пары слов.       Ким Докча беспечно схватил холст и поставил его около урны.       — Ничего необычного. Творческие люди порой уничтожают свои же труды.       Незнакомец потерял дар речи. Он долго всматривался в стоящий в углу портрет и наконец подал слово:       — Ким Докча, когда я успел перейти вам дорогу? Это из-за долга? Я постараюсь…       — Что..?       «Что? Какого..?»       В голове Кима Докча был полный бардак.       «Мы были знакомы? Кто он? Почему я его не помню? Он видел, как я пробил его лицо? Нет. Он явно видел, как я пробил его лицо. Что же делать? Я действительно его не помню», — круговорот мыслей поглотил мужчину целиком. Ким Докча тупо уставился на незнакомца, который, к счастью художника, продолжил говорить:       — Даже если мы не сильно общались, это не значит, что вы должны так ненавидеть меня.       — Подождите, — Ким Докча выставил перед собой руку, пытаясь совладать со своим внутренним миром, — мы знакомы?       Бровь незнакомца взметнулась вверх, а руки сложились перед грудью.       — Вы смеётесь надо мной? Спрашиваете, знакомы ли мы, а сами насилуете мой же портрет, явно нарисованный вами?       — Простите, — Ким Докча подумал, что скорее умрёт от стыда, чем от одиночества, если не извинится перед незнакомцем. — С вашей точки зрения, это действительно выглядело оскорбительно, поэтому прошу прощения, — он поклонился на девяносто градусов и выпрямился, — но для меня это всё — абсолютное совпадение.       — И впрямь? — незнакомец облокотился о дверной проём и в недоверии окинул Кима Докча взглядом. — Я помню, что вы ещё в армии говорили, что у меня красивое лицо, а теперь вы изменили свои вкусы?       — Извините? В армии? Мы были сослуживцами? — Ким Докча был уверен, что ему кто-то стёр память, иначе он никак не мог понять, почему не мог вспомнить личность незнакомца с таким выдающимся лицом и телом.       Как оказалось, образ его фантазий звали Ю Джунхёком. Они были одногодками и впервые встретились во время обязательной службы в армии. Ю Джунхёк лежал на койке снизу Кима Докча, и один раз мужчина наступил ему на лицо, когда ночью спускался вниз по нужде.       «Да что ж такое?» — Ким Докча сгорал от стыда, слушая монотонный голос Ю Джунхёка.       Однажды Ким Докча назвал лицо Ю Джунхёка настолько привлекательным, что если бы он родился девушкой, то определённо бы захотел добиться такого холодного красавчика и затащить в свою постель.       Киму Докча хотелось провалиться сквозь землю или заткнуть своего, оказывается, старого знакомого, но бывший сослуживец продолжал его атаковать былыми воспоминаниями, которые с каждой секундой прояснялись в голове.       «Это реванш за мой удар? Как подло».       Образ идеального партнёра в лице неизвестного красивого мужчины крахом ломался беспощадным Ю Джунхёком. Нет дыма без огня. Интуитивно Ким Докча понимал, что должен был видеть этого человека хотя бы раз в жизни, потому что человеческий мозг просто не мог придумать несуществующее существо, однако рисовать незнакомого ему мужчину и представлять с ним отношения было очень романтично в голове патологически одинокого художника.       Ю Джунхёк хотел рассказать что-то ещё, но его прервал красный, как ненавистные томаты, Ким Докча, массирующий одной рукой точку между бровей. Мужчина поднял свободную руку перед собой и сказал в поражении:       — Перестань. Я вспомнил.       — Сразу на хечэ перешли?       — Я старше тебя, — пожал плечами Ким Докча, пытаясь успокоить своё сердце.       — Полгода не считается, — Ю Джунхёк всё ещё стоял в дверном проёме, поэтому все постыдные факты прошлого, которые он говорил, эхом раздавались по семиэтажному офисному зданию.       Осознав это, Ким Докча пулей приблизился к Ю Джунхёку и, схватив обеими руками его предплечье, потянул на себя. Дверь захлопнулась самостоятельно. Не отпуская напрягшихся под его касанием твёрдых мускулов, мужчина опустил голову, тяжело дыша, словно он пробежал стометровку. Кровь прилила к его голове с новой силой. Мелькающие среди прямых прядей волос красные кончики ушей привлекли внимание Ю Джунхёка, и он, не думая, свободной рукой ущипнул ушную раковину пальцами. Ким Докча отскочил от него и прикрыл ладонями горящее после внезапного нападения место. Распахнутые глаза смотрели на Ю Джунхёка так пристально, что мужчина невольно смутился. Он опустил взгляд на свою руку и сказал с некоторым пренебрежением:       — У тебя плохая реакция. Уверен, что уже все знают о том, что я говорил.       Глаз художника запульсировал, а его бровь дёрнулась. Ким Докча с нескрываемым раздражением ответил:       — Я-то думал, почему при взгляде на портрет мне хочется то ли поцеловать его, то ли ударить.       — …что?       — Что? — невинно переспросил Ким Докча и, не дожидаясь ответа, занялся стоящим в студии мольбертом. — Ты что-то хотел?       Ю Джунхёк полминуты простоял в тишине, ошеломлённо смотря на спину Кима Докча. Но, прочистив горло, с заминкой рассказал, что искал контору, помогающую людям найти в крайне короткие сроки работу. Мужчина, прислонив мольберт к стене, задумчиво покачал головой. В этом здании было много пустых помещений, свободных для аренды. На первом этаже была охрана, на втором — языковые курсы, на третьем находилась его арт-студия и конкурирующие между собой риелторские площадки, на четвёртом этаже ничего не было, на седьмом — кафе, где Ким Докча часто ужинал после работы, а что было на остальных этажах он не знал.       — Сходи… — голос Кима Докча оборвался.       На него вдруг нахлынула волна воспоминаний. В его голове Ю Джунхёк в армейской форме внезапно превратился в Ю Джунхёка в обычной офисной одежде. Камуфляжное обмундирование сменилось на однотонную сорочку, накинутый на неё строгий пиджак, галстук и классические брюки с лакированными туфлями. Словно видение Ким Докча вспомнил то, что видел каждый день на протяжении четырёх месяцев, когда работал в компании «MinoSoft»: стоящий около двери стол и широкую спину, сутулившуюся над рабочим местом. На Ю Джунхёка всегда бросали заинтересованные взгляды их коллеги, а самому Киму Докча было на него всё равно. Отчего-то художник припомнил, что даже в тот момент, он совсем забыл об их совместной службе в армии, поэтому игнорировал Ю Джунхёка, страшась и не понимая чужого внимания. Вероятнее всего, он обидел его своим поведением, поэтому спустя пару недель мужчина от него отстал. Их рабочие столы стояли напротив друг друга, между пустым проходом к выходу, поэтому, когда Ким Докча разворачивался на стуле, желая уйти на обед, он всегда видел спину Ю Джунхёка, слышал, как его пальцы стучат по клавиатуре, и представлял своим развитым пространственным мышлением, как по строчкам документов бегают зрачки мужчины и как сосредоточено его лицо в тот момент. Они ни разу и словом не обмолвились до самого последнего рабочего дня Кима Докча. Это было время, когда он решил найти себя. Тогда мужчина начинал собирать вещи со своего скромного рабочего места, закончив с недельным отчётом. За жалюзи было темно, только уличные фонари освещали зимний вечер и начинающуюся метель. Офис, где он работал четыре месяца опустел пару часов назад, поэтому он был единственным человеком на этаже. Решив в последний раз попрощаться со своей "прошлой жизнью", Ким Докча оставил коробку на столе и пошёл к лифту. Как только отворилась дверь, морозный январский ветер ударился в лицо мужчины. Он поёжился, но не развернулся. Холод, казалось, достиг его костей. Его обувь промокла насквозь. Ким Докча не чувствовал своих ног, но стойко продолжал стоять на крыше здания «MinoSoft», смотря на летающие в безумстве снежинки, сверкающие в свете фонарей и ночных вывесок, мириады звёзд и восходящую луну. Должно быть он был похож на человека, решившего покончить свою жизнь самоубийством. Его покрасневшее от морозной стужи лицо ничего, кроме спокойствия, не выражало. Без лишних движений или звуков мужчина стоял в одних брюках и рубашке посреди снега и вертящихся на дуновениях колючего ветра снежинок. Его мысли прервала обжигающе горячая рука, схватившая его и потянувшая обратно во внутрь здания.       — Сонбэ, вы точно сумасшедший идиот, — сказал тогда Ю Джунхёк, стоя перед ним в тёплом пуховике.       Он немного грубо стряхивал с плеч и с головы Кима Докча упавший снег, откровенно оскорбляя и ругая его за глупые действия. Но мужчина его даже не слушал. Он оставался внутри своих мыслей, даже не замечая изменений в обстановке и температуре. Ким Докча осознал себя, когда сидел уже в комнате отдыха с бумажным стаканчиком, от которого исходил аромат растворимого кофе.       — Вы..? — он удивлённо взглянул на коллегу напротив него.       — Я ваш хубэ, Ю Джунхёк. Мы служили вместе в армии.       Ю Джунхёк уже был в одном свитере и утеплённых штанах. Его пуховик оказался на плечах дрожащего от холода Кима Докча. «Видимо, он из дома», — мелькнула в голове мужчины мысль, и он кивнул, отхлебнув из стаканчика дымящийся напиток.       — Что вы… собирались сделать? Только не говорите, что решили от нечего делать постоять в минус двадцать почти голым на улице.       Ким Докча промолчал и отвёл взгляд, не понимая, почему этот Ю Джунхёк так заботится о нём. Его молчание младший коллега по работе принял за ответ. Он усмехнулся:       — Действительно, сумасшедший ублюдок.       Очередное оскорбление Ким Докча пропустил мимо ушей. Немного ещё помолчав, он спросил:       — А вы что тут делаете?       — Чтобы увидеть, — без промедлений начал он, но вдруг замялся и проглотил конец предложения, — …гм…       Ю Джунхёк будто на ходу придумывал себе причину и оправдание своего появления здесь.       — Хотел попросить в долг у директора, — слишком уверенно продолжил мужчина.       — В долг? — Ким Докча задумался и без утайки своих желаниях спросил, — и сколько же? Я вам займу.       — Не стоит. Вы же сами не очень состоятельный человек. Зачем вам помогать мне? — гнул свою линию Ю Джунхёк, окончательно, видимо, отказавшись от изначальной причины его появления в офисе.       Почему-то в тот момент Ким Докча отчаянно захотел помочь ему. Было ли это на почве его патологии, или причиной был сам Ю Джунхёк — он не знал, — но, если бы тогда он не предложил свою кандидатуру, сейчас Ким Докча был бы более несчастным. Ю Джунхёк нехотя занял у него всего лишь сто тысяч вон. Обещая вернуть в ближайший месяц, младший коллега по работе ещё не знал, что это был последний день Кима Докча в «MinoSoft». На следующее утро после странного вечера, пронизывающего воспоминания зябким холодом и горячим растворимым кофе, стол, стоящий напротив рабочего места Ю Джунхёка, был пуст, и их пути вновь разошлись.       — Куда мне нужно идти? — переспросил который раз мужчина, терпеливо ждя ответа.       Ким Докча очнулся от воспоминаний. В его стеклянных глазах появилось узнавание.       — Ты уволился из «MinoSoft», Ю Джунхёк-щи?       — Рад, что у тебя всё же не развилась деменция, — он закатил глаза и кивнул. — Как видишь, теперь я безработный мужчина, который всё ещё должен тебе две жёлтеньких. Если ты хочешь, что бы спустя год я отдал тебе твои деньги, то помоги мне с работой.       — Что у тебя такого случилось, что у тебя даже нет ста тысяч? — Ким Докча осёкся, — впрочем, если не хочешь говорить, то не нужно. Я не завишу от денег, поэтому прощаю тебе этот долг.       — Нет, — это касалось совести Ю Джунхёка, поэтому он не планировал прощать этот долг себе, — я не могу так. Если я взял, то обязан вернуть.       — Прошёл год, а ты всё ещё помнишь об этом? Просто забудь, — отмахнулся Ким Докча.       Он больше не мог спокойно находиться в одном помещении с Ю Джунхёком. Его фантазии и реальные воспоминания накладывались одни за другими, из-за чего в голове мужчины случился серьёзный диссонанс. С одной стороны, Ким Докча умирал от желания поговорить с Ю Джунхёком немного подольше, а с другой стороны, он не мог переступить черту их отношений как коллег и сослуживцев. Однако мужчина, плод его внутренних смятений, был слишком настырным. Разозлившись, Ким Докча хотел уже просто выгнать его на пятый этаж, где, возможно, находилась искомая контора, однако на середине его гневной тирады его всё ещё пустой желудок издал такой вой, что мужчина невольно замолчал, остановившись на полуслове, а Ю Джунхёк перевёл взгляд на плоский, почти впалый живот художника, скрываемый за слоями одежд.       Они вместе поднялись на седьмой этаж. Кафе, что назвалось «Ханок», или же просто «Корейский Дом», оправдывало своё название. Традиционная бумага, обрамлённая тёмным деревом, от которого исходил приятный натуральный запах леса, светилась изнутри. Скромные светильники в историческом антураже покачивались от ветра, дувшего из приоткрытых окон. Ю Джунхёк потянулся к раздвижным дверям и открыл их, пустив их в левую сторону от себя. Приятный аромат, который невозможно было описать словами, мягко осел, заполняя собой лёгкие двух мужчин. Ким Докча прошёл внутрь первый, пропускаемый Ю Джунхёком, и обрадовался, увидев, что они единственные посетители. «Ханок» мог редко похвастаться большим количеством клиентов за день, поэтому мужчина, как постоянный и один из единственных гостей, сразу облюбовал своё уютное местечко. При входе мужчины сняли обувь, поставив её в деревянный стеллаж. Над низкими тёмными столами, окружёнными плоскими подушками для сидения, высоко висели фонарики из прозрачной бумаги. Приветливая работница кафе в слегка модифицированном под настоящее время традиционном одеянии стояла около витрин и, увидев посетителей, поприветствовала их.       Около искусственного прудика, в котором плавали муляжные лотосы и кувшинки, где аркой над ним склонялась плакучая ива, на листьях которой Ким Докча пару раз, с разрешения владельца «Ханок», писал себе пожелания на праздники, под бумажным фонарём, расписанным аккуратной каллиграфией, и в тени от окон, стилизованных под древние дома Кореи, находился любимый столик художника. Если бы кафе находилось в Дондэмуне, Каннаме или Хондэ, где туристы и студенты ходят толпами, то кафе определенно бы захватило сердца любителей исторической эстетики. К счастью Кима Докча, директором «Ханок» являлся амбициозный выпускник провинциального университета, который только набирался практического опыта в ведении ресторанного бизнеса, поэтому по вечерам мужчина часто расслаблялся здесь, думая ни о чём или о своём. Он сидел здесь, сложив ноги в позу лотоса, неторопливо пил ячменный чай и грелся о тёплый пол. Ким Докча не видел, что творилось вокруг него. Он видел только мираж с лицом красивого незнакомца, который сидел напротив него, случайно касался упругих икр, смотрел в его глаза, слушая его безмолвный монолог, и что-то отвечал. Теперь же настоящий Ю Джунхёк стоял у кассы, тоже выглядящей в пору цельной атмосферы кафе. Ким Докча присел на подушку и бесстыдно следил за каждым движением мужчины со спины. Он упёр подбородок в раскрытую ладонь. Локоть больно впивался в поверхность стола, напоминая мужчине, что это действительность.       Ю Джунхёк предложил накормить Кима Докча, поэтому взял на себя все расходы за обед. Художник не совсем понимал его: если у мужчины нет лишних каких-то двух жалких жёлтеньких купюр, то почему он отказался от прощения долга? Даже если это дело чести, то почему Ю Джунхёк с таким рвением решил выплатить свой долг ежедневными обедами? Разве у него, безработного мужчины, есть лишние деньги для таких ненужных трат, как Ким Докча?       Через пару минут девушка в модернизированном ханбоке неглубоко поклонилась и ушла заниматься заказом. Ю Джунхёк развернулся и присел напротив Кима Докча, который вовремя отвлёкся и начал поправлять стоящую на краю стола резную курильницу для благовоний.       — Ты странный, — Ким Докча оставил в покое сосуд. — Я не могу тебя понять.       — Что именно? — бесстрастный голос Ю Джунхёка отрезвил мужчину.       — …       Струны традиционных музыкальных инструментов аккомпанировали пению бамбуковой поперечной флейте. Ким Докча слышал эту симфонию множество раз, сидел за этим столом и видел искусственный пруд с плакучей ивой каждый день, но сегодня он впервые был не один. За его столом сидел живой человек, моргающий и дышащий. Этот человек внимательно слушал его и помнил о нём даже тогда, когда сам Ким Докча забывал о нём. Несмотря на равнодушно-холодный и грубоватый образ, Ю Джунхёк был заботливым и хорошим человеком, которому, казалось, было не в тягость общаться с Кимом Докча. Сердце мужчины вновь ожило, словно оно смогло пробить каменную корку, образовавшуюся вокруг него эрозией. Невидимый груз, давящий на душу, упал, и дышать стало легче. В уголках глаз скопилась влага, а в горле застрял комок. Кончик носа заметно покраснел, и Ким Докча отвернулся от Ю Джунхёка, чтобы откашляться и незаметно смахнуть покатившиеся слезинки. Вздохнув, мужчина обратил свой взор на крутящийся вокруг своей оси бумажный фонарь.       — Спасибо, — просто сказал Ким Докча, так и не взглянув на своего собеседника.       — За что?       — За то, что пришёл. Мне было тяжело со вчерашнего дня, но сейчас я впервые за год почувствовал облегчение, — честно ответил мужчина.       Его глаза превратились в полумесяцы, а губы мягко изогнулись в улыбке. Ему действительно было хорошо. Ким Докча никогда не думал, что неожиданная встреча сможет так взбодрить его, поэтому был приятно удивлён.       — Дурак, — Ю Джунхёк отвернулся, опустив глаза. — Ты не должен быть благодарным мне, Ким Докча.       Мужчину пробила будоражащая дрожь. В нём родилось желание увидеть все эмоции Ю Джунхёка. Ким Докча прикусил нижнюю губу.       — Я просто возвращаю свой долг.       — Конечно. Как твой заёмщик буду с удовольствием поглощать долг с процентами, — усмехнулся Ким Докча.       Их прервала девушка, принёсшая на подносе чайник с ароматным чаем из жареного ячменя, две пустые глиняные чарки и блюдца. Двое мужчин, прекрасных по-своему, пожелали друг другу приятного аппетита, и работница смущённо хихикнула, уходя от них.       «Как он угадал мой любимый сет?»       Насыщенный вкус ячменного чая напоминал Киму Докча о детстве. Он никогда не любил его за вкус — он его любил из-за прошлого, в котором мужчина был счастлив и не одинок. Чтобы заглушить аромат жареной крупы, он всегда брал сетом букет хрустящего хвороста, печенья из сладко-липкого риса и просто воздушные пшеничные лепёшки. Как всегда в подарок он получал коробочку со сладкими бобовыми десертами, украшенными миниатюрными цветками. Мужчина поднял взгляд на Ю Джунхёка, который подливал им обоим горячего чая медового цвета.       — Ты спросил у неё, что я всегда беру здесь? — кивнул он в сторону девушки.       — Да, — Ю Джунхёк продолжил разрезать палочками для еды рисовую лепёшку.       — Ты очень милый человек, Ю Джунхёк.       Возможно, Киму Докча показалось, но бледные скулы Ю Джунхёка будто зарумянились. Списав это на приглушённое освещение, мужчина продолжил есть. Коробку он оставил нетронутой. Обычно он делился бобовыми мягкими десертами со своими учениками, поэтому все подарки от заведения хранились в подсобном помещении студии, в холодильнике. Ким Докча взял коробку и вышел первым из кафе «Ханок». Обернувшись, он заметил, что был один. По природе своей будучи не особо любопытной персоной, мужчина решил просто подождать Ю Джунхёка снаружи. Не прошло и пяти минут, как безработный мужчина потерял свой бесславный статус.       Работница кафе, которую Ким Докча видел здесь каждый день, оказалась совладелицей «Ханок», которой было нечем заняться. Только увидев Ю Джунхёка, она сразу поняла, что он будет отличным рекламным ходом. Холодная красота мужчины покорила её, а его пылкая заботливость о своём друге заставила совладелицу кафе научиться заново дышать, поэтому, недолго думая, она предложила ему работу в «Ханок». Ю Джунхёк немедленно согласился.       — Ты спас несколько миров в прошлой жизни? Тебе удивительно везёт, — сказал Ким Докча, дослушав лаконичный рассказ Ю Джунхёка. — Когда договор будешь подписывать?       — Не утрируй. Завтра утром, — спускался по лестнице мужчина, идя на пару шагов позади художника.       Они остановились на первом этаже. Настало время попрощаться. Ким Докча печально вздохнул и улыбнулся.       — Ещё раз спасибо за сегодня. Скоро увидимся, Ю Джунхёк.       Ю Джунхёк не ответил, но поклонился. Немного помедлив, он развернулся и вышел из семиэтажного здания, хрустя снегом. Ким Докча проводил взглядом его удаляющуюся спину. С лёгкостью в груди он вернулся в арт-студию, поставил коробку в холодильник и тоже ушёл, направившись домой. От общения с людьми мужчина всегда уставал и часто из-за этого нервничал. Это было парадоксальное явление в его жизни: он хандрил от одиночества, но не мог выносить и пяти минут наедине с незнакомыми людьми. Однако, проведя с Ю Джунхёком около часа, Ким Докча почувствовал себя обновлённым и полным энергии. События вчерашней ночи окончательно стёрлись из его памяти, и теперь он с нетерпением ожидал следующей встречи с Ю Джунхёком.

***

      Хотя посетителей прибавилось не в таких огромных масштабах, как ожидала совладелица «Ханок», дневная выручка всё равно увеличилась на тридцать пять процентов, что не могло не радовать юных директоров. Для Кима Докча изменения тоже были в радость: было приятно видеть каждый день Ю Джунхёка. Под предлогом возвращения долга художник и обедал, и ужинал только в «Ханок». Он поднимался на седьмой этаж при любой свободной минутке, чтобы помозолить одному мужчине глаза. Частенько Ким Докча отвлекал Ю Джунхёка от работы, когда поток посетителей был крайне скудным, и разговаривал с ним, ловя всякий его взгляд, кивок и лаконичные ответы и вопросы. Он с детским нетерпением ждал завтрашнего утра и с неохотой наблюдал, как солнце закатывалось за горизонт. Чувство, распирающее его изнутри, не причиняло боль, а наоборот, оно лелеяло его мысли, согревало тёмные закутки его души и излечивало от гнусной патологии.       За февралём пришёл март, а после него — апрель. Два месяца, которые раньше быстро исчезли бы из памяти Кима Докча, теперь надёжно хранились в его воспоминаниях.       Поздно вечером, пока с крыши здания крупными каплями падали тающие сосульки, ударяясь о грязный снег, перемешанный с землёй, Ким Докча уловил волну вдохновения, которую давно не ощущал. Словно сёрфер на доске, он активно водил мокрой кистью по холсту, пытаясь не упасть с этой волны. В арт-студии было всего два человека: сам мужчина и студентка, которая с началом нового семестра стала реже появляться на курсах. Сидя за своим мольбертом, Ким Докча тихо напевал себе под нос мотив из «Ханок». Ранее белый холст превратился в живописный пейзаж. Чистое ночное небо отражалось в кристально-чистой глади озера. Внутри вод были заключены все звёзды, освещая плавающие полупрозрачные кувшинки. Над озером возвышалось дерево, чьи ветви потихоньку начали очеловечиваться. Пышная крона кверху поредела, и вместо неё из основного ствола дерева тянулась человеческая фигура, которая пыталась обнять луну, оставшуюся в небесном полотне без своих верных компаньонов — звёзд. Это была не первая работа такого рода. Хотя Ким Докча больше специализировался на людях, натюрморты, современные арты, пейзажи и сюрреалистические этюды у него получались не хуже. Несмотря на свой больше фэнтезийный характер, только что написанная картина вновь казалась больше фотографией, чем красками намазанным холстом. Ким Докча дал работе подсохнуть и поставил свою подпись. Разминая затёкшую спину и шею, мужчина повернулся назад и впился взглядом в чужой пах. Он поднял голову и увидел Ю Джунхёка, с равнодушным лицом рассматривающего его картину.       — Когда ты пришёл? — Ким Докча заговорил шёпотом, чтобы не мешать первокурснице.       Ю Джунхёк наклонился к губам Кима Докча, чтобы расслышать, что он сказал. Такой невинный жест заставил мужчину немного вздрогнуть. Лицо его нового друга было так близко, что он ощущал его тёплое спокойное дыхание на своём плече. Ким Докча повторил вопрос.       — Час назад. Уже девять вечера. Идиот, ты что, собирался здесь ночевать? — Ю Джунхёк выгнул бровь.       — Голос ниже. Мы ведь не одни тут. Отчитаешь меня снаружи, пойдём, — он встал со стула.       Ю Джунхёк кивнул, но не сдвинулся с места, когда обратил внимание на второго человека, сидящего за мольбертом. Мысленно отмахнувшись от постороннего, мужчина поднял пакет перед глазами художника.       — Я принёс тебе ужин.       В пакете было несколько коробок с новинками из кафе, термос с ячменным чаем, а также купленный в круглосуточном магазине набор с рисом и мясом. Ю Джунхёк решил умолчать о том, что был расстроен, когда вечером не услышал голос Кима Докча и напоследок не увидел его лицо под конец своей рабочей смены.       — Поешь, — сказал он, поставив ужин на стул художника.       При его движении эко-пакет в его кулаке прошуршал, издав мягкий звук соприкосновения ткани и бумаги. Ким Докча нахмурился. На самом деле Ю Джунхёк уже как второй месяц не считался в его должниках, однако он продолжал покупать ему еду и платить за него в «Ханок». Киму Докча было приятно внимание мужчины, потому что Ю Джунхёк ему определённо нравился во всех смыслах, но он всё же хотел, чтобы Ю Джунхёк перестал тратить на него столько денег. Громкий стук отвлёк его. Он обернулся и посмотрел на студентку, у которой из рук выпал карандаш. Грифель разбился при падении, но девушка продолжала откровенно пялиться на двух мужчин, стоящих излишне близко друг к другу. Не успел Ким Докча никак отреагировать, как студентка открыла рот:       — Старший брат? Что ты здесь забыл?       — «Старший брат»..? — взгляд мужчины комично бегал с лица девушки на лицо Ю Джунхёка и обратно. — Ю Миа, … А, — резкое осознание ударило в голову.       — Я работаю здесь, — ответил Ю Джунхёк.       Брат и сестра действительно были очень похожи друг на друга. Смотря на них по отдельности, нельзя было сразу найти их схожести, однако вместе они выглядели, как семья.       — Правда? Неужели ты ради моего увлечения уволился из компании, чтобы быть поближе ко мне? — она встала со стула и развела руки в стороны.       — Нет. Не будь такой самовлюбленной. Мы и так каждый день дома видимся.        Тон молодой девушки, что больше полугода назад только выпустилась из старшей школы, был довольно беспечным и саркастичным одновременно, однако Ю Джунхёк был как всегда серьёзен и прямолинеен. Его слова выбили Ю Мию из колеи.       — Так ты действительно уволился?! — Ю Миа упала обратно на стул, и в её глазах словно пролетела вся жизнь.       Пока перед ним не разыгралась семейная драма, Ким Докча встал между братом и сестрой Ю.       — Поговорите об этом дома, хорошо? — он повернулся к Ю Джунхёку, — спасибо за ужин. С удовольствием съем, — после чего встал лицом к Ю Мии, — Уже действительно поздно. Разве тебе завтра не нужно на занятия? Твой проект подождёт тебя до пятницы.       Ю Джунхёк и Ю Миа в скором порядке были выставлены за дверь арт-студии.       — Из-за тебя я не смог проконтролировать, поел он или нет, — сказал Ю Джунхёк, не смотря на рядом идущую сестру.       — Правда что ли? Из-за тебя я не смогла закончить свою выставочную работу! Я думала, что смогу уже сегодня её привести в университет, а теперь? Только послезавтра! — разозлилась Ю Миа. — И что за «проконтролировать»? Ты его жена, чтобы контролировать поел твой дорогой или нет? Откуда ты вообще знаешь наставника Кима?       — Мы давние… друзья. Этот идиот забывает о приёмах пищи, когда рисует, конечно, я беспокоюсь за него.       — Беспокоишься? — Ю Миа аж остановилась, — Ты? И беспокоиться о постороннем человеке? Кто ты? И что ты сделал с моим старшим братом?       — Ким Докча не посторонний человек, — Ю Джунхёк тоже остановился и повернулся к своей сестре, остановившейся в трёх шагах от него.       — Вау, — девушка поднесла руки к лицу, смотря на мужчину, — Ю Джунхёк, который не разговаривает с людьми попусту, который чихать хотел на всех, кроме себя и меня, который считает каждый чонвоник, чтобы ни один из них не ушёл из кошелька на всякую чушь, говорит такое…       Когда Ю Джунхёк ясно дал понять, что не хочет развивать эту тему разговора, Ю Миа, вспомнив о более важной вещи, вновь разозлилась и крикнула:       — Когда ты успел уволиться?!       — Я не увольнялся, — устало вздохнул мужчина. — Поговорим дома.       Проехав в привычном молчании семь остановок, брат и сестра Ю вышли из метро. Было уже почти одиннадцать ночи, когда они завернули в тёмные переулки и дошли до своих ворот. Ю Джунхёк пнул металлическую дверь, которая в последнее время начала заедать, и пропустил вперёд свою сестру. Он закрыл ворота и повернулся к их родительскому дому. Это был двухэтажный домик не самого современного ремонта, стоящий уже несколько десятков лет на окраине Сеула. Между плитками во дворе скопилась влага от тающего снега. Мужчина отметил у себя голове в ближайшее время привести территорию дома в порядок и прошёл мимо покрытого грязью кресла-качалки и жалкими горшками для цветов дальше. С покатой крыши в крупные вёдра лилась вода. Ю Джунхёк схватил заполненное ведро и аккуратно слил жидкость в канализацию. Когда он вошёл в дом, Ю Миа уже во всю развела деятельность на кухне. Девушка поставила на огонь недавно приготовленный бульон и, помешивая, добавляла в него размороженные рисовые клёцки. На соседней конфорке шумел чайник, а на столе рядом с газовой плитой стояли глубокие суповые чаши и детские кружки, которым было уже десять лет. Это были две высокие белые посудины. На одной из них была изображена голова кота с синими кончиками ушей, и была надпись — «Perfect». На второй был такой же рисунок, но с розовыми ушками, и была другая надпись — «Funny». Обе кружки шли в наборе, который подарили им их покойные родители.       Когда брат и сестра остались одни, им было по девятнадцать и десять лет соответственно. Ю Джунхёк закончил старшую школу и отправился на обязательную службу в армию, где узнал о том, что его родители погибли в автокатастрофе. Тогда ему помог Ким Докча, который оказался в нужном месте и в нужное время. Он часто выходил «покурить», но на самом деле просто прятался от большого скопления людей на улице. И тот раз не был исключением. Ким Докча бездумно зашёл за угол и вздрогнул, когда увидел, что он был не один. Он уже развернулся, чтобы уйти, но почему-то остановился и внимательнее присмотрелся к сидящему у стены Ю Джунхёку. Если быть честным, осиротевший юноша хотел наорать на незваного гостя, схватить его за грудки, потрясти и спросить, зачем он его увидел, однако в его теле не было даже сил поднять руку. Слёзы давно высохли, стянув кожу на лице, а тело продолжало подрагивать. Должно быть, выглядел он так жалко, что сторонившийся людей Ким Докча сел рядом с ним и молча был рядом. Его сослуживец ничего не говорил и не спрашивал, даже не смотрел. Они сидели вдвоём на пустой улице, пока за стенами гремели тарелки, палочки сталкивались с зубами, а стаканы — с поверхностью столов. Среди образовавшейся между ними тишины звук молнии показался очень громким, поэтому Ю Джунхёк безучастно посмотрел на Кима Докча, который достал из-под своей куртки не распакованный военный MRE. Он протянул прямоугольный пакет ему и сказал тихим голосом:       — Вас не было, поэтому старшие решили поставить ваш ужин как ставку в игре.       — … — Ю Джунхёк мутным взглядом посмотрел на бесстрастное лицо сослуживца. — Вы выиграли его?       Ким Докча кивнул.       — Поешьте.       Он увидел, как дрожали руки Ю Джунхёка, поэтому сам распаковал пакет, достал постную плоскую булочку, замену хлеба, и засунул её в рот юноше. Пока Ким Докча грел пакет с супом в своих руках, Ю Джунхёк тихо жевал. Теперь присутствие другого человека ощущалось явнее, а чёрствая булочка стала вкуснее. Если бы в тот момент он остался один, Ю Джунхёк искренне боялся, что не вышел бы из армии на своих двоих, а только внутри ростовой коробки. Ким Докча не был с ним мил: он не выслушивал его душевные страдания, не пытался понять его состояние и не был платочком для соплей. Он лишь молча накормил его. Но этого хватило для того, чтобы Ю Джунхёк вспомнил, что он не один в этом мире.       Ю Джунхёку сократили срок служения, поэтому он немедленно уехал домой. После макулатуры и административных мук он стал опекуном своей десятилетней сестры. А после его дни были похожи один на другой: работа, подработка, дневная смена, ночная смена, увольнение, новая работа, вторая подработка… Жили они именно на эти деньги, а всё наследство Ю Джунхёк оставил на оплату обучения Ю Мии. В дни, когда он выгорал, он работал ещё больше и вспоминал человека, который был всё время мрачным и социально-неловким, а к нему — внимательным. А потом он выиграл в лотерее. Оплатил своё обучение в университете и работал по выходным, на каникулах и в праздники.       Воспоминания о Киме Докча стали неотъемлемой частью его жизни, поэтому он был счастлив, когда встретил его в качестве коллеги. И ему было очень больно, когда Ким Докча его не узнал, начал сторониться и игнорировать. И вновь Ю Джунхёк начал работать, скрупулёзно следя за своими и сестринскими расходами. Двумя годами позже, когда Ю Миа пошла в университет и половина наследства ушла на оплату первых двух семестров, мужчина заметил, что траты за неделю внезапно увеличились. Сначала он промолчал, потому что его зарплата тоже не стояла на месте, и они впервые за несколько лет могли позволить себе излишки, а потом из-за внутренних проблем в «MinoSoft» его на время сократили. Делать было нечего, и Ю Джунхёк решил отдохнуть. Он беспрерывно работал на протяжении восьми лет. Когда его расписание опустело, мужчина решил посмотреть, куда уходят деньги Ю Мии.       — Такое бывает? — Ю Миа разжевала клёцку. — Ты уверен, что тебя вернут? Почему тебя вообще сократили?       — Руководителя нашего отдела обвинили в коррупции. Генеральный директор разозлился и сократил половину нашего отдела, однако спустя неделю судебного процесса он сказал, что после того, как руководителя посадят, нас вернут обратно.       — Странно всё это.       — Вероятно, наше сокращение — это психологическая атака генерального директора. Наш руководитель хотя и занимался коррупцией, но не был извергом и не пренебрегал нами, — пожал плечами Ю Джунхёк.       — О, понятно, — Ю Миа отодвинула от себя пустую суповую чашку. — А что насчёт сегодняшнего дня? Неужели ты работаешь личным менеджером наставника Кима? Или его личной злой жёнушкой?       — Ю Миа!       Девушка покатилась со смеха. Она опустила голову к столу, схватившись за живот. Её плечи дрожали, а из глаз потекли слёзы. Ю Миа ещё долго смеялась, пока Ю Джунхёк, скрестив руки перед грудью, отвернулся от неё, смотря в стену.       — Нет, а что? Купил ему еды, терпеливо ждал, пока он заметит тебя, а потом наругал, потому что наставник Ким остался голодным… Злая заботливая жена!       Ю Джунхёк испустил тяжёлый вздох и посмотрел на веселящуюся Ю Мию. Давно родительский дом не сотрясался от смеха. Уголки губ мужчины приподнялись вверх.       На следующий день, после того как Ю Миа уехала на лекции, Ю Джунхёк тоже собрался и поехал к Киму Докча на работу. По четвергам у Кима Докча были курсы со второй группой, поэтому приходил он позже трёх часов дня. Не спеша, Ю Джунхёк поднялся на седьмой этаж, поздоровался с девушкой, которая наняла его на работу, и переоделся в модернизированный ханбок. День шёл как и прочие: среднее количество посетителей за смену составляло тридцать один человек, семьдесят процентов из них уже стали постоянными гостями кафе, а девяносто процентов новых клиентов просили у него номер или узнавали о его социальных сетях, которых, к сведению, не было.       Работа в «Ханок» была спокойной, несложной и не очень прибыльной, но Ю Джунхёк не жаловался. Главной причиной, почему он оставался здесь, являлся Ким Докча, который по неизвестной причине не появился сегодня в арт-студии. Во время короткого перерыва Ю Джунхёк спустился на третий этаж. За стеклянными дверьми велось занятие, а наставником был второй художник, работающий у Кима Докча. Брови мужчины сомкнулись к высокой переносице. Он вернулся в «Ханок» и схватил свой телефон. Спустя пару гудков Ким Докча ответил:       — Ю Джунхёк, привет. Что случилось?       — Ким Докча. Ты где?       — Ты испугался, потому что не нашёл меня на рабочем месте? Ты действительно очень милый, Ю Джунхёк.       — …       Скулы мужчины предательски поалели.       — Я приду завтра. Сегодня у меня появились дела, поэтому в течение дня буду занят. У тебя всё хорошо?       — Конечно. Тогда до завтра, Ким Докча.       — До завтра.       На том конце положили трубку. Ю Джунхёк присел на корточки, опустив голову на руку. Ладонью он ощущал, какой жар исходил от его лба, словно у него поднялась температура. Пару минут он взглядом обводил буквы имени Кима Докча, а после продолжил работать. Только слегка розоватые щёки на бесстрастном лице привлекли внимание посетителей кафе.       Вечером того дня, когда он выставил за дверь брата и сестру Ю, Ким Докча вернулся домой с невиданной ему мотивацией заняться тем, отчего он старательно убегал после университета. Попросив второго куратора выйти вместо него, мужчина быстро уснул. Проснувшись рано утром, когда небо едва прорезалось рассветными лучами солнца, Ким Докча собрался и поехал в центр Сеула, где находилось главное здание сети люксовых отелей. Холл был роскошным. Даже мужчина, который по факту являлся владельцем этого здания, почувствовал себя ущербным в сравнении с потолком, где висела королевских размеров люстра, с которой каплями свисали драгоценные камни, ярко сверкающие словно звёзды. В своей повседневной одежде Ким Докча подошёл к стойке ресепшена.       — Здравствуйте. Управляющий Кан здесь?       — Извините? Зачем вам управляющий Кан, дорогой гость? — занервничала ухоженная девушка.       — Как давно вы работаете здесь?       Девушка нахмурилась, однако быстро вернула приветливое выражение лица. Она была явно растеряна, поэтому инстинктивно повернула голову к своей коллеге, в это время помогающая по телефону забронировать клиентам номер. Женщина, чей возраст было сложно определить, потому что выглядела она очень молодо, а атмосфера вокруг неё говорила о её большом опыте в работе, в строгом костюме и с убранными волосами перехватила её взгляд, не отвлекаясь от телефонного звонка, и посмотрела на посетителя. Явно узнав его лицо, которое она не видела около трёх или четырёх лет, она начала быстрее работать, не теряя своего профессионализма в разговоре с клиентом, и закончила звонок. Женщина встала со стула и поклонилась Киму Докча.       — Здравствуйте, директор Ким! Чем мы можем вам помочь?       Молодая девушка распахнула широко глаза. Она работала в люксовом отеле около года, поэтому естественно знала о таинственном директоре Киме, который был младше половины сотрудников «Monovia». Хотя всех работников учили придерживать язык за зубами, человеческое желание поговорить было сильнее. Чаще всего в этих тихих беседах девушка слышала об очередных чеболях третьего поколения, которые отдыхали со своими друзьями или партнёрами, о CEO и их досуге, полного алкоголя, о знаменитостях, прячущихся от СМИ, и о директоре Киме, который в последний раз появлялся несколько лет назад. В основном говорили о его высокомерии и неумении вести дела. Работники постарше часто затыкали их, чтобы не говорили то, о чём говорить не должны, а остальные болтали о его матери, Ли Сукён, которая около шести лет сама была директором сети люксовых отелей «Monovia», а сейчас возглавляла известное книжное издательство. Девушка лишь слушала и запоминала. Встретившись лицом к лицу со своим непосредственным начальником, она поклонилась на девяносто градусов.       — Простите, что так внезапно, — Ким Докча улыбнулся. — Управляющий Кан здесь? Он не отвечает на мои звонки.       — Да. Вас проведут к нему, — ответила женщина, вызывая кого-то из персонала.       — Благодарю. Хорошей работы, — кивнул мужчина.       Когда его фигура скрылась за дверьми лифта, все, кто стоял за ресепшеном, облегчённо выдохнули.       Лифт остался неизменным. Бархатная отделка и серебро остались теми же. Ким Докча всегда ненавидел это место, однако сейчас чувствовал лишь ностальгию. На последнем этаже, где был кабинет директора, Ким Докча поправил свою чёлку и открыл дверь.       — М-молодой господин? — удивился пухленький мужчина с уставшими глазами.       — Доброе утро, управляющий Кан.       Кабинет тоже не претерпел никаких изменений. Светлое и просторное помещение почти дышало. Панорамные окна полностью заменяли одну стену. Управляющий Кан сидел за широким столом из тёмного отполированного дерева, перед которым стояли чёрные диваны, кресла и кофейный столик. Ким Докча плюхнулся на один из диванов и осматривал свой же кабинет. Потом он перевёл воодушевлённый взгляд на зрелого возраста мужчину, который явно за эти четыре года постарел. Управляющий Кан был лучшим другом отца Кима Докча. Вместе они начинали бизнес и создали своими силами сеть отелей «Monovia», которые на данный момент находились на первых строчках в списках лучших зон для отдыха Южной Кореи. Отец мужчины был очень амбициозным человеком, поэтому управляющий Кан сразу же отдал место директора ему. Так они проработали много лет, строя новые филиалы по всей стране и зарабатывая себе безупречную репутацию среди высокопоставленных чиновников и успешных чеболей.       Хотя на самом деле управляющий Кан для Кима Докча был больше дядей, чем подчиненным или коллегой отца. С самого детства они были друзьями. Потом в старшей школе управляющий Кан наблюдал, как развиваются отношения его родителей. Спустя много лет он третьим увидел только родившегося сына своего друга, а позже водил маленького Кима Докча на работу к отцу и молча стоял рядом с ним на похоронах. Когда Ли Сукён пыталась заглушить свою боль воспитанием своего семилетнего ребёнка, управляющий Кан взял на себя всё управление бизнесом. Прошёл двадцать один год, и «Monovia» продолжала процветать. Две декады явно отражались в морщинах и тёмных мешках под круглыми глазами управляющего Кана. Киму Докча стало стыдно. В своем завещании отец мужчины отдавал все права на бизнес своему ребёнку, однако, как семилетний ребёнок мог стать серьёзным директором? До совершеннолетия Кима Докча «Monovia» занимался управляющий Кан, потом, когда мужчина уехал учиться в университет заграницу, отелями занялась Ли Сукён, а после выпуска мужчина страшился семейного бизнеса как огня. Из-за этого бедному управляющему Кану пришлось вновь вернуться на пост неофициального директора, пока Ким Докча вёл себя, как ребёнок, изо всех сил избегая своих обязанностей.       Он опустил голову, как нашкодивший щенок.       — Простите, управляющий Кан. Вам нелегко пришлось.       Мужчина, не растерявший в своём характере мягкости и доброты, вымученно улыбнулся и сказал:       — Главное, что молодой господин хорошо себя чувствует. Не обращайте внимание на этого старика, — махнул пухлой рукой управляющий Кан, вставая из-за стола и садясь на противоположный диван.       Управляющий Кан сразу заметил, что Ким Докча изменился. Он словно вернулся к жизни после двадцатилетнего нахождения в загробном мире.       — Не говорите так, управляющий Кан. Вы сильно помогли нам с мамой, а сами забыли о себе из-за нас.       — Хорошо, хорошо, — старый мужчина вызвал своего секретаря, — я прощаю вас. Не вините себя, молодой господин, иначе этот старик расплачется. Зачем вы искали меня?       За чашкой некрепкого кофе Ким Докча поделился с ним не только мыслями об открытии нового филиала и расширении бизнеса в других сферах, но и о своей жизни. Фигурирующий во всех историях Ю Джунхёк улыбнул управляющего Кана, и с понимающим выражением лица он внимательно слушал повзрослевшего сына своего покойного лучшего друга.       В течение месяца Ким Докча балансировал между работой в арт-студии и ведением семейного бизнеса. Усталость, сковывающая всё его тело под конец дня, была приятна. Мужчина давно не был так увлечён чем-то столь масштабным, как открытие нового люксового отеля, поэтому чувство выполненной работы приносило ему только моральное удовлетворение. Когда Ким Докча приходил в арт-студию, то непременно заходил в «Ханок», проводя своё свободное время с Ю Джунхёком. Когда он был «директором Кимом», он связывался со своим другом по телефону. Они много разговаривали, несмотря на немногословность Ю Джунхёка, и компенсировали украденные их ежедневные встречи постоянными звонками или сообщениями.       Однако звонки не могли на все сто процентов заменить реальное общение. Спустя месяц, когда спину, облачённую в жилет из высококачественной ткани, начал опалять сильным жаром луч майского солнца, снег за окном полностью растаял, и на деревьях появились зелёные листья, Ким Докча остро ощутил тоску по Ю Джунхёку, который уволился из «Ханок» и вернулся работать в «MinoSoft». Времени на раздумья не потребовалось. Он пригласил мужчину к себе домой на ужин. Ответ пришёл молниеносно, словно Ю Джунхёк всю жизнь ждал этого предложения.       После работы над проектом Ким Докча вернулся домой. Пестрящий богатством и роскошью отель «Monovia» мозолил глаза, поэтому оказаться в своём скромном уголке было хорошо. Мужчина повесил на вешалку свой пиджак и ослабил галстук, оставшись в плотно прилегающем к его телу жилете, подчёркивающим его стройную талию и гордый разворот плеч, и в белой рубашке, заправленной в классические брюки. Рукой он взлохматил свою укладку волос, закрыв свой лоб упавшими прядями, и осмотрел свою квартиру. После той недогенеральной уборки в середине февраля Ким Докча даже не притрагивался к этому занятию. Его квартира выглядела так, словно он только недавно переехал. Лихорадочно глянув на настенные часы, мужчина побежал убираться.       Став перебирать коробки, каким-то образом очутившиеся в зале, Ким Докча не нашёл ни одной фотографии себя из прошлого. Ни одного альбома из средней, старшей школ, армии, университета и мест его работы. Единственными снимками были его младенческие фотоальбомы и несколько фотографий с отцом и матерью. После семи лет Ким Докча не фотографировался. Вначале ему было не до этого, а потом, в подростковом и юношеском возрасте, он нашёл в этом свой смысл. Если бы Ким Докча исчез или погиб, то от него ничего бы не осталось. Ни одного друга, ни одного хорошего воспоминания, ни одной фотографии. Раньше его желание исчезнуть было так велико, что сейчас Киму Докча это казалось смешным и недостойным упоминания в его биографии. Быстро затолкнув коробки обратно на балкон, мужчина заказал еду, вытащил из-за холодильника низкий складной стол и скинул с дивана подушки для сидения. Прибавив полу температуры, Ким Докча открыл дверь в свою спальню. Это была маленькая комнатка с решётчатым окном, выходящим на общий этажный коридор. Односпальная кровать прилегала к стене, перпендикулярно к ней стоял шкаф и комод, а всё остальное пространство было пустым. Мужчина переоделся в домашние шорты и футболку и перешёл в другую комнату, находящуюся с другой стороны от встроенного в выемку между двумя жилыми помещениями холодильника. Как только дверь щёлкнула и отворилась, Ким Докча оказался в своей маленькой мастерской. Оценив масштаб творческого беспорядка, мужчина решил просто на ключ закрыть эту дверь.       Звонок распространился по квартире простой мелодией. Ким Докча, только получивший еду, оставил её на столе и подошёл к входной двери. Успокоив своё сердце, он открыл её. Ю Джунхёк был как всегда неотразимо красив и холоден — но Ким Докча находил в его отрешённости своё очарование, — и он был в повседневной одежде. Мужчина в основном видел его в осовремененном традиционном костюме, однако сейчас на нём была одета компрессионная чёрная водолазка без рукавов, соблазнительно открывающая вид на его обнажённые плечи и мускулистые руки, сверху был накинут тёмно-синий свитер с широким воротом, который сползал с одного плеча и был небрежно заправлен в обычные синие джинсы. Ким Докча не мог отвести взгляда. Он смущённо поприветствовал своего гостя и пропустил вперёд.       — Ты тоже взял еды?       — «Ханок», — Ю Джунхёк поставил эко-пакет на низкий стол.       — Наверное, им было досадно потерять такого работника, как ты, — посмеялся Ким Докча, провожая мужчину до ванной комнаты. — Что там в «MinoSoft»?       — Ничего особенного. Появился новый штат руководителей. Конечно, репутация компании пошатнулась, но не так сильно, чтобы мы обанкротились.       — Понял, понял. Хорошо, — Киму Докча стало неловко. — Тогда воспользуйся этим полотенцем. Я буду раскладывать еду.       Ю Джунхёк тоже почувствовал, что между ними что-то не так. Когда он получил приглашение от Кима Докча, то чуть не закричал, сидя в столовой компании «MinoSoft». Он был так рад и воодушевлён, что пугал своих коллег своим напряжённым видом. В последнее время Ким Докча больше внимания уделял «своим делам», о которых не распространялся. Даже Ю Миа была расстроена, когда расписание курсов, которых вёл мужчина, изменилось на один раз в неделю. Ю Джунхёк не расспрашивал его о «его делах», потому что, если бы Ким Докча посчитал это нужным, он бы рассказал ему сам. Однако неизвестность сжигала его изнутри. Он не видел Кима Докча неделями, хотя раньше они встречались каждый день. Ю Джунхёк не знал, всё ли у него хорошо и связаны ли «его дела» с чем-то проблемным и негативным, потому что он был уверен, что спокойное: «Я в порядке» или «Не беспокойся» от Кима Докча будет его единственным ответом.       «Этот идиот же не мог влезть в какую-то яму? Или тупую авантюру?» — успокаивал себя Ю Джунхёк почти пополам сжимая металлические палочки для еды в своих кулаках. Он действительно испугался, что Ким Докча влез в долги из-за арт-студии, однако, придя в хороший жилой район и увидев квартиру мужчины, Ю Джунхёк отказался от своих мыслей, верно приняв факт, что Ким Докча хоть выглядел бедняком, им не являлся. А Ким Докча в шортах и домашней футболке — сущее искушение. Ю Джунхёк еле держался, чтобы больше положенного не задерживать свой взгляд на обнажённых ключицах, едва выпирающих из-под футболки бусинок сосков и голой белой коже стройных ног.       Диалог не вязался, и когда мужчина оставил его одного в ванной комнате, Ю Джунхёк ополоснул лицо ледяной водой. Оперевшись руками о раковину, он посмотрел на своё отражение в зеркале. Его томили их неопределённые отношения. На протяжении этих нескольких месяцев Ю Джунхёк был на седьмом небе от счастья, даже если его лицо этого не показывало. Но вместе с этим его преодолевала невообразимая злость на свою трусость. Мужчина видел, что он симпатичен Киму Докча, но он не был уверен в одинаковом ли ключе они нравятся друг другу. Последние девять лет Ю Джунхёк грезил о мужчине в своих снах, в то время как Ким Докча уже два раза забывал о его существовании. Единственное, что помнил этот забывчивый мужчина, это лицо Ю Джунхёка. Он теплил в себе надежду, что Ким Докча помнил о нём, хотя бы в качестве должника, когда он увидел свой портрет в исполнении художника, однако тот роковой удар, пробивший холст насквозь, отразился на Ю Джунхёке мнимой пощёчиной от судьбы. Действительно… он сам был лишь молчаливым придурком, который не умел выражать свои мысли и эмоции словами. Для таких людей как Ким Докча, чья глубина души и рядом не стояла с дождевой лужей души Ю Джунхёка, необходимы такие же личности: понимающие искусство, видящие в простых вещах смысл и неимеющих зависимости от денег. И он не подходил ни по одному из пунктов.       — Ю Джунхёк, ты идёшь? — отозвался голос Кима Докча из зала.       Ю Джунхёк считал себя слишком недостойным человеком. Как он мог строить с кем-то отношения, когда он сам всё ещё не стоял твёрдо на ногах? Сейчас у него есть работа, а если его действительно сократят? Куда он сможет пойти? Как ему оплачивать учёбу Ю Мии, когда закончится родительское наследство? Придётся продавать дом? Тогда это будет совсем комичная ситуация. Ким Докча, хотя и добрый человек, но ему точно будет в тягость иметь отношения с бездомным Ю Джунхёком. Холодная вода смыла собой все навязчивые мысли мужчины. Он воспользовался предложенным ему полотенцем и вышел из ванной комнаты.       Они сели напротив друг друга: Ким Докча спиной к дивану, Ю Джунхёк спиной к плазме. Из-за странной атмосферы между ними художник сразу понял, что сегодня оба мужчины должны внести ясность в их положение. Когда первая порция белого риса была съедена, Ким Докча перестал смеяться, из-за чего наслаждающийся его хорошим настроением Ю Джунхёк поднял на него глаза.       — Я всегда так много разговариваю. Я не из болтливых, если честно, но с тобой так и хочется размять язык.       — Мне нравится тебя слушать. Продолжай.       — Я не к этому, — Ким Докча облокотился на стол, чтобы придвинуться к мужчине поближе. — Я хотел сказать, что ты тоже должен говорить о себе или спрашивать меня о чём-нибудь. Я думаю, что мы многое скрываем друг от друга, и это нормально, потому что у всех людей есть секреты. Однако как друзья, мы должны знать друг о друге больше, чем окружающие нас люди, иначе, чем мы отличаемся от незнакомцев?       Ю Джунхёк отпил пару глотков из своей кружки. Вкус жареного ячменя, разбавленного кипятком, остался глубоко в его горле. Немного подумав, он кивнул.       — Чем ты занимался всё это время?       — Не поверишь, но я на самом деле молодой господин из богатой семьи, — Ким Докча обратил его внимание на рамки с фотографиями, стоящие на стеллажах. — Благодаря тебе, я принял решение прекратить свой протест и взяться за семейный бизнес.       Ю Джунхёк с интересом посмотрел на старые снимки, на фоне которых была старая вывеска сети люксовых отелей «Monovia». Милый пятилетний мальчик с пухленькими и румяными, словно спелые яблочки, щеками стоял между своими родителями. Его отец в деловом костюме, явно сделанном на заказ, широко улыбался, напоминая Ю Джунхёку улыбку друга, а его мать, обворожительно красивая женщина, на которую был похож взрослый Ким Докча, была менее эмоциональной. Она была в платье средней длины, напоминающем китайское ципао, и, крепко держа маленькую ручку своего сына, женщина смотрела не в объектив камеры, а на свою семью. Что-то больно кольнуло его сердце.       — Помнишь день, когда ты выиграл мой ужин у старших в армии?       — Да. Недавно вспомнил.       — Тогда я узнал, что мои родители погибли из-за какого-то пьяного ублюдка, — Ю Джунхёк сглотнул слюну и аккуратно поставил рамку обратно на стеллаж. — Он тоже умер. Забрал их с собой, когда столкнул машину с обрыва, — он посмотрел на Кима Докча. — Мне было очень тяжело, но я всегда хотел сказать спасибо тебе.       — Три месяца назад я сказал то же самое, — голос мужчины был спокойным, а лёгкая улыбка успокаивающая. — Мы случайно помогли друг другу в трудные минуты жизни. Разве это не судьба, Ю Джунхёк?       — Судьба… я полагаю, — мужчина сел обратно за стол.       — Ю Джунхёк, где ты живёшь? Я надеюсь побыть и твоим гостем в будущем.       — Где ты думаешь живёт вечно работающий, но не зарабатывающий человек? Старый родительский дом. Он далеко отсюда. И мне стыдно показывать его тебе.       — Не говори так. Моя квартира тоже не из золота сделана.       — Тогда почему ты живёшь здесь? Если ты наследник «Monovia», то должен просто купаться в золоте.       — Не хотел сильно полагаться на деньги, которые я получаю от семейного бизнеса. Знаешь, я тоже знаю, что такое потерять близкого человека. Мой отец умер из-за рака. Он давно знал о болезни, но умолачивал об этом до самого конца, пока прям дома он не упал на пол от приступа. Такой амбициозный человек не захотел бороться. Зачитал своё завещание и умер. Не успел я осознать своим маленьким мозгом, что моего отца больше нет, что больше никто не пошутит за обеденным столом, никто не будет катать меня на плечах, и я больше никогда не смогу услышать их с мамой разговоры, когда они думают, что я сплю, как от меня начали многого ожидать. Все хотели от меня, чтобы я стал идеальным наследником бизнеса своего отца и управляющего Кана, женился на благородной девушке, завёл с ней детей и создал новую семью чеболей, чтобы я своими руками сделал из своей фамилии новый столп экономики страны, а я лишь хотел, чтобы меня оставили в покое, потому что я был не в силах стать тем, кого они придумали в своих головах. Я возненавидел всё, связанное с «Monovia». Однако мой юношеский максимализм встретился с капиталистическим обществом. Терзая свою гордость, я взял несколько миллионов, чтобы купить эту квартиру и создать арт-студию, чтобы на этом и забыть своё прошлое. Я хотел, чтобы обо мне все забыли, я хотел сбежать от всего, но при этом я страдал от одиночества, в которое сам себя и загнал. Смешно не так ли?       — Что ты желаешь теперь? — спросил Ю Джунхёк.       — Я… — Ким Докча пытался собрать все свои мысли в кучку, чтобы его слова не казались бессмысленным набором букв, — а теперь я хочу, что бы во мне нуждался хотя бы один человек. Это ведь так странно, когда другой человек, чьи мысли я не могу знать, чьи чувства я не могу ощутить, любит меня? Не считает меня пустым местом. Видит меня, а не просто мимо проходящего незнакомца, про которого невозможно вспомнить уже через секунду.       — Если ты найдёшь такого человека, то будешь ли ты также любить и его? — Ю Джунхёк казался отстранённым, хотя даже на расстоянии вытянутой руки Ким Докча мог услышать его неровное дыхание и увидеть немного трясущиеся пальцы.       Мужчина поднял глаза, и сразу же столкнулся с непроницаемым взглядом другого мужчины. Ким Докча не сделал и шага навстречу к Ю Джунхёку, но в то мгновение расстояние между ними ощутимо сократилось до атомных частиц.       — Если этим человеком будешь ты, то да.       Он хотел сказать что-то ещё, потому что ему стало непреодолимо некомфортно из-за образовавшейся после его признания тишины, однако как только он открыл рот, его губы накрыли чужие. Сильные руки обхватили его талию и сжали до синяков стройные бока. Горячий язык Ю Джунхёка проскользнул внутрь рта, и внутри Кима Докча что-то болезненно сжалось от удовольствия. Он млел под его напором. Край дивана упёрся в спину. Ю Джунхёк продолжал напирать на Кима Докча, исследуя его рот своим языком, и тело с жаром скользнуло по ткани одежды, зацепившейся ворсинками о поверхность дивана. Его спина обнажилась, и большие ладони Ю Джунхёка сразу же легли на неё, придерживая скатывающегося на пол мужчину. Когда воздуха перестало хватать, Ким Докча накрыл рот Ю Джунхёка ладонью.       — Подожди.       — Что? Тебе же всё время хочется «размять язык», когда ты со мной, — отдалился на сантиметр от ладони Ю Джунхёк.       — Душ. Нам нужно в душ.       — Хочешь сделать это напротив зеркала?       — Нет! Нам нужно просто сходить в душ, хорошо? Я хочу заняться с тобой сексом в кровати, а не на твёрдом полу или тесной кабинке.       Ю Джунхёк поцеловал середину его ладони. Ким Докча задрожал и признал самому себе, что не дотерпит до душа. Он схватил пах мужчины, вызвав у него тихий низкий стон. Пальцами нащупав выпирающий бугорок, он через широкую штанину своих шорт взялся за себя. Массажируя обоих, Ким Докча наклонился к покрасневшему лицу Ю Джунхёка и ухватил губами мужской стон.       — Ким Докча, — на выдохе проговорил мужчина.       Руки Ю Джунхёка опустились вниз. Пальцы поддели резинку шорт, коснулись бархатной кожи, надавили на тазовые косточки и спустились ниже — к двум мягким половинкам. Спина Кима Докча выгнулась дугой, когда инородные тела оказались внутри его нутра.       — Ты что делаешь? Ты сколько пальцев решил за раз..?!       Он перебил себя стоном. Ким Докча вновь впился в губы Ю Джунхёка. Их слюна смешивалась и стекала по подбородкам вниз, капая на руку мужчины, которая продолжала стимулировать оба органа. Горячий лоб Кима Докча упал на шею Ю Джунхёка. Он расстегнул ширинку на джинсах и спустил вниз чужие боксеры, на которых уже образовалось тёмное пятно. Когда ткань штанов перестала натирать, вздох облегчения прокатился по горлу мужчины. Ким Докча повернул голову и поцеловал шею Ю Джунхёка. В его глазах застыла пелена. Обуреваемый и неистовым жаром, и всеми возможными чувствами, мужчина убрал свои руки и закинул их на сильные плечи. Бесстыдно сев на бёдра Ю Джунхёка, Ким Докча потёрся своим возбуждением о чужое. Он так часто представлял себе эти сцены, когда ещё не знал имени незнакомца с портрета, что сейчас не мог сдержать себя. Прикусивший нижнюю губу, мужчина ухмыльнулся и, смотря на Ю Джунхёком сверху-вниз, спросил:       — Хочешь войти в меня?       Глаза Ю Джунхёка потемнели. Он ответил без слов.       — На самом деле я соврал тебе два раза, — сказал Ю Джунхёк, укусив красную раковину ушей.       — Нашёл… время… для исповеди, — между толчками произнёс сорванным голосом Ким Докча.       — Я не увольнялся из «MinoSoft». Я не искал какую-то паршивую контору. Я захотел узнать, куда ходит Ю Миа после университета, и встретил тебя.       — Не говори о своей сестре, когда ты, блять, трахаешь меня! — Ким Докча чувствовал, как ломалась его спина.       — И… я понял, что ты мне нравишься, ещё в армии. С течением времени… мои чувства становились сильнее. И тогда… я пришёл не ради долга. Я пришёл тогда не к начальнику. Я захотел увидеть тебя. Ты часто оставался сверхурочно, поэтому я хотел помочь тебе с работой или отправить домой. Но… я нашёл тебя на крыше. Знаешь, как я испугался, идиот? — с громким шлепком толкнулся Ю Джунхёк.       Ким Докча закричал. Удар прошёлся ровно по простате. В зажмуренных глазах мужчины засветились звёздочки. Он сжал в руках смятые простыни.       «Я умру. Я точно умру», — плакал у себя в мыслях Ким Докча, ярко ощущая Ю Джунхёка, который распирал мужчину изнутри.       Но на следующее утро Ким Докча был готов убить Ю Джунхёка, а не умереть. Его спина и задница болели так, что мужчина даже не смог встать с кровати. Но, возможно, это стоило того, чтобы пропустить работу и увидеть, как его партнёр хозяйничает в его всегда холодной и тихой квартире. Ким Докча улыбнулся.       — Ю Джунхёк, — позвал мужчина его.       Как верный пёс, он вошёл в спальню Кима Докча без промедлений.       — Поцелуй меня.       Ю Джунхёк покорно наклонился к лежащему на постели мужчине и коснулся его губ.       — Полай для меня.       Мужчина выгнул бровь и развернулся, бросив напоследок:       — Совсем извращенец?       Ким Докча лишь рассмеялся. Наконец-то его квартира стала домом.

***

      Резвые волны разбивались о рельефные скалы. Год прошёл так незаметно, что казался сном. На праздник осени Ким Докча и Ю Джунхёк решили уехать в недельное путешествие. Успев купить билеты на остров Чеджу, двое мужчин собрались и поехали в аэропорт.       Было тепло, даже жарко, когда они прилетели на остров. Конец сентября всё ещё ощущался августом, поэтому, кроме свободных рубашек, у мужчин не было верхней одежды. Заселившись в отель, стоящий около моря, Ким Докча и Ю Джунхёк долго находились в своём номере. Они вышли только к вечеру, когда солнце заходило за горизонт и осенний ветер подхватывал их голоса.       Поля мискантуса мерцали под светом звёздного неба. Когда они отошли от людей, Ю Джунхёк смело взял Кима Докча за руку, переплетя их пальцы в надёжный замок. Их руки были сухими и прохладными, но вместе они создавали тепло, которое от кончиков пальцев разливалось по всему телу. Ким Докча подошёл ближе к Ю Джунхёку, не сдерживая своей улыбки.       — Я люблю тебя.       — … — Ю Джунхёк остановился и посмотрел на него.       В чистом лунном свете он выглядел ещё краше. Тёмные глаза смотрели только на него, и Ким Докча не мог не притянуть мужчину к себе и не поцеловать его. Обветренные губы Ю Джунхёка будоражили. Тяжело дыша, мужчина закинул руки на чужие плечи.       — Что случилось? — спросил Ю Джунхёк, оторвавшись от Кима Докча.       — Ничего. Просто очень хотелось сказать, что ты мне нравишься настолько сильно, что при одной мысли о тебе моя душа радуется, а сердце не может успокоиться.       Ю Джунхёк опустил глаза и увидел, что между ними совсем не было свободного пространства. Они так сильно прижимались друг к другу, что даже ветер не мог пробиться через них. Он опустил свои руки на талию Ким Докча, поглаживая её через тонкие ткани одежды. Ночная прохлада отрезвляла. Она давила на спину и толкала вперёд — к источнику тепла. К Киму Докча. Ю Джунхёк приподнял взгляд и посмотрел в глаза мужчины.       — Я чувствую то же, что чувствуешь ты. Мои мысли всегда только о тебе. И я люблю тебя так же сильно, как и ты меня.       Лицо Кима Докча горело. Ю Джунхёк так редко говорил это, что мужчина почувствовал себя стеснительным подростком, которому впервые признавались в любви. Как можно было настолько сильно любить человека? Ким Докча не знал, но чувствовал ответ всем своим нутром, всем своим сознанием и всей своей жизнью. Они продолжили свой путь, гуляя по золотистым пасторалям, укрытых звёздный небом.       Каждый день был полон чувств. Двое мужчин прятались от жары днём и выходили гулять по острову, дыша свежим воздухом природы, к ночи, возвращаясь почти утром. В последний свой день на Чеджу-до Ким Докча решил сфотографироваться. Попросив какого-то иностранца побыть фотографом, мужчина встал у края набережной, потянув за собой Ю Джунхёка. Позади них было бескрайнее море и бесконечное облачное небо. В момент, когда иностранец нажал на съемку, из своего укрытия вышло солнце. Щелчок.       Распечатанная фотография стояла в комнате Кима Докча. Это была первая фотография мужчины за двадцать с лишним лет. Он часто любовался ей, когда засыпал, каждые два дня протирал её от наседающей пыли, однако сейчас она практически падала от сотрясающих комнату скрипов и криков.       Бедная кровать едва ли не ломалась под напором Ю Джунхёка, вбивающего в неё Кима Докча. Мужчина задыхался от удовольствия. Каждый мощный толчок попадал именно по комку нервов, который заставлял Кима Докча просить большего. В комнате было очень жарко и душно. Заботясь о соседях, они плотно закрыли окна и все двери, поэтому пот градом стекал по их телам, смешиваясь друг с другом и падая на влажную постель. Ким Докча лежал на боку, сжимая в пальцах подушку, в которую спрятал своё лицо. Ю Джунхёк держал его ногу и толкался вперёд, в его мягкое и разгорячённое нутро.       — Смотри на меня, — хриплым голосом сказал Ю Джунхёк.       Ким Докча подчинился. Его губы сразу же накрыли чужие. Он сразу почувствовал, как горячий язык Ю Джунхёка скользнув внутрь его рта и встретился с его. Новая волна возбуждения прокатилась в животе мужчины, и он излился на мятое одеяло. Пару секунд Ким Докча пытался отдышаться, и Ю Джунхёк, всё ещё оставаясь глубоко внутри него, схватил его за плечи и потянул вверх, насаживая его на себя. Из глаз мужчины потекли слёзы, которые были нежно сцелованы партнёром. Губы Ю Джунхёка прошлись по его губам, векам, щекам, скулам и лбу. Когда Ким Докча откинул голову назад, медленно опускаясь и поднимаясь на мужчину, он открыл доступ к своей шее, на которой живого места не было. Ю Джунхёк припал к выпирающим ключицам, в ложбинке которых скопился пот.       — Директор Ким, почему вы всё ещё не приобрели себе в комнату кондиционер? Я могу вам посоветовать новинку от «MinoSoft», — чарующим голосом Ю Джунхёк опалил красное ухо Кима Докча.       — П-перестань, Ю Джунхёк, — мужчина был готов вновь излиться только от голоса своего партнёра, внезапно перешедшего на официально-вежливый стиль речи.       Его бёдра дрожали. Он и так был уставшим, но когда он начал монотонно вставать с Ю Джунхёка и обратно садиться на него, то совсем выбился из сил. Ким Докча опустил голову на широкое плечо мужчины и расслабился, тем самым протолкнув своего партнёра в себя ещё глубже. Вмиг он напрягся, сжимаясь, и Ю Джунхёк, пропустив воздух через зубы, повалил Кима Докча на кровать и начал вновь вбиваться в его тело.       Они потеряли счёт времени. Когда они закончили, Ким Докча с досадой подумал, что завтра понедельник. Выпутавшись из объятий Ю Джунхёка, мужчина на дрожащих ногах прошёл к двери, чтобы вытащить из холодильника бутылки воды. Ругаясь себе под нос, он взялся за свою спину и вышел из комнаты. Подняв голову, Ким Докча увидел сидящую на диване свою мать.       — Это и есть причина, почему ты не отвечаешь на звонки собственной матери? — холодным голосом вместо приветствия сказала Ли Сукён, элегантно сидя в зале.       Сердце Кима Докча ухнуло в пятки. Он неловко поковылял обратно в свою комнату и захлопнул дверь.       На следующих выходных в ресторане, находящемся в ещё официально не открытом филиале «Monovia», Ким Докча и Ю Джунхёк сидели напротив Ли Сукён и Ю Мии. Женщина холодным взглядом окидывала двоих мужчин, пока девушка спокойно жевала кусочки мяса с овощами.       — Мы встречаемся уже год, — разрушил тишину Ким Докча, наливая себе в бокал вино.       — Уже год? — Ли Сукён не выглядела удивлённой. — И как же вы познакомились?       — М-м-м, — мужчина чётко вспомнил, как пробил кулаком портрет Ю Джунхёка, но решил не говорить об этом.       — В армии, — за него ответил Ю Джунхёк.       — Сослуживцы значит.       — И коллеги.       Между Ли Сукён и Ю Джунхёком пробежала смертельная метель. Казалось, что температура в пустом ресторане опустилась до нуля градусов по Цельсию.       — И коллеги… — повторила мать Кима Докча, беря в руки вилку и нож.       — Ныне партнёры, — закончил Ю Джунхёк.       Ли Сукён кивнула и разрезала мраморное мясо на две части, когда посмотрела на своего сына, продолжающего наливать себе алкоголь.       — Докча-я, и как долго ты собирался скрываться от меня?       — Я не думал об этом, мама, — отвёл взгляд мужчина.       — Не думал он об этом. Если бы я не знала твоего пароля от входной двери, то узнала бы когда? Когда бы вы уже расстались, а ты с разбитым сердцем снова бы исчез? Совсем не думаешь о своей старой матери?       — Мы не расстанемся, — с угрозой рявкнул Ю Джунхёк.       — Правда? — выражение лица Ли Сукён сквозило недоверием и скептицизмом. — Многие так говорят, а потом забирают деньги и уходят. Я слышала, что ты занял у Докча сумму денег когда-то и не вернул. Прознал, что у моего сына нет материальных привязанностей, и решил на этом наесться? Я-то думала, почему внезапно директор Ким вернулся на свой пост, а он тут спонсором заделался!       — Госпожа, — Ю Миа отложила палочки в сторону, — не говорите так. Мой старший брат не такой человек!       — Это не так, — наконец-то вставил своё слово Ким Докча. — Когда мы встретились с Ю Джунхёком в моей арт-студии, то он сразу же захотел вернуть свой долг. Он был очень настырным, поэтому мы нашли компромисс, и он покупал мне обеды и ужины на протяжении месяца. Ю Джунхёк — человек чести и слова. Он не способен на то, о чём вы могли подумать, мама!       — Тогда почему вы начали такого рода отношения?       — Ю Джунхёк мне нравится. Нравится настолько сильно, что я продолжил дело отца. Моя жизнь изменилась настолько, что я больше не хочу прятаться. Я хочу жить. И хочу, чтобы в моей жизни был Ю Джунхёк. Я сплю с ним, потому мне это нравится. Я впустил его в свой быт, потому что он мне нравится. Вот и всё, — на одном дыхании проговорил Ким Докча, глядя в глаза матери.       После речи все трое отвернулись от взорвавшегося от эмоций мужчины. Эхом в голове Кима Докча раздалось его: «Я сплю с ним, потому что мне это нравится». Краска прилила к его лицу. Он поблагодарил всех богов, что они сидели в полностью пустом ресторане, где, кроме них и обученного персонала, никого не могло и быть. Ким Докча молча налил себе ещё один бокал вина и выпил его залпом. После короткого молчания Ли Сукён откашлялась и сказала:       — Видимо, этот мальчик действительно тебе нравится.       — Да.       — А ты, Ю Джунхёк? — она посмотрела на него.       Ю Джунхёк хотел было открыть рот, однако его перебила красная Ю Миа, побоявшаяся услышать ещё порцию того, что ей не стоило слышать:       — Старший брат тоже очень-очень-очень любит наставника Кима, госпожа! Ради него старший брат готов реки превратить в горы, а горы — в реки! Они так сильно любят друг друга, что ещё до начала отношений вели себя как вечно работающий муж и заботливо-злая жена, поэтому у них точно всё хорошо, обоюдно и… — девушке перестало хватать воздуха, поэтому она замолчала.       Наконец-то Ли Сукён смягчила выражение своего лица, и все расслабились. Остальная часть вечера прошла намного глаже. Ким Докча и подумать не мог, что его мать так легко примет его отношения с мужчиной. Он держал в себе этот груз давно — ещё когда принял тот факт, что навсегда останется холостяком, — поэтому привык к нему и совсем не замечал. Открывшись ей, человеку, который родил, вырастил и воспитал его, Ким Докча ощутил лёгкость, схожую с той, которую почувствовал после первого обеда с Ю Джунхёком. Уголки его губ невольно поднялись, а в душе сломалось последнее препятствие.       Теперь Ким Докча полностью здоров.

***

      Незапланированная выставка его собственных картин, которые не пошли на продажу, проходила под вспышками камер журналистов и со множеством знаменитых лиц. Несмотря на то, что она проходила в совершенно новом филиале семейного бизнеса, выставка возымела даже больше успеха, чем сам люксовый отель. Ким Докча наблюдал со стороны, чувствуя себя некомфортно в такой обстановке. Как всегда доверенный его покойным отцом управляющий Кан взял на себя обязанность быть в центре всеобщего внимания, поэтому его облепили со всех сторон репортёры, задавая множество вопросов. Пока Ким Докча наблюдал за столпотворением, его щёку опалило тёплым дыханием. Он повернул голову в сторону и встретился с губами Ю Джунхёка.       — Что ты здесь делаешь? — Ким Докча мягко оттолкнул своего партнёра, когда тот захотел углубить поцелуй.       — А что? Мне нельзя здесь находиться? — Ю Джунхёк нахмурился, буравя недовольным взглядом мужчину.       — Конечно, можно, — Ким Докча, убедившись, что они действительно одни на этаже, немного расслабился и позволил себе поцеловать не только губы Ю Джунхёка, но и его кончик носа и впалую щёку. — Но как ты прошёл мимо всей толпы? За тобой не было хвоста?       — Не беспокойся об этом, — Ю Джунхёк встал рядом с Кимом Докча и посмотрел на толпу, находящуюся в центральном холле.       Двое мужчин столкнулись друг с другом плечами. Они стояли молча и неподвижно и представляли собой довольно приятную для глаза картину. От всех журналистов их отделяло два этажа и мраморная перегородка, но даже этого хватило им для того, чтобы оставаться незаметными. Тем временем один из гостей спросил управляющего Кана:       — Это было дерзко сделать акцент именно на неизвестном портрете, когда можно было привлечь клиентов другими и более известными работами господина Кима. «Безымянный портрет» имеет особое значение для Вас или для истории этого филиала?       Управляющий Кан, которого общественность считала генеральным директором всей сети отелей, принадлежащих Киму Докча, немного помолчал, обдумывая свой ответ. Он повернулся к картине, обрамлённой утончённой рамкой и нарисованный в привычном стиле художника. С холста на него смотрел мужчина, излучающий холодную ауру. Его верхние веки были слегка опущены, а безразличные глаза выглядывали из-под ресниц. Лицо было спокойно, а на губах мелькала едва заметная улыбка. После неё взгляд мужчины не казался равнодушным, а наоборот: тёмные глаза излучали тихое смущение. Взъерошенные волосы открывали вид на гладкий лоб и виски, у которых цвёл молодой белый цветок. Необычного цвета и красоты гибискус контрастировал с неровной и обугленной огнём внутренней рамкой картины.       Как говорил Ким Докча, он решил не выбрасывать и не перерисовывать тот портрет, а просто возродить то, что было практически уничтожено. С помощью зажигалки он поджёг края зияющей дыры и с обратной стороны подложил чистый холст, аккуратно натянув на деревянный подрамник.       Художник не раскрывал весь смысл своего творения, однако, наблюдая за ним с самого детства со стороны, управляющий Кан сам смог догадаться, о чём был «Безымянный портрет». Внешний слой, написанный изначально, сильно отличался от всех картин Кима Докча. Он был похож на мечту, затуманенную дымкой сознания и воображения. Тонкие слои краски парили над холстом, из-за чего складывалось ощущения лёгких плывущий в рассветном небе облаков. Многих мучил вопрос, что именно автор изобразил на первом слое картины, однако это было не столь важно, как чувства, вызываемые этим контрастом между воображением и реальностью. Внешний слой был фантазией, а внутренний — явью.       Управляющий Кан вновь посмотрел на камеры. Он вежливо улыбнулся и ответил:       — Портрет — это лечение, а этот человек — лекарство, излечившее художника от патологии его души.

Безымянный портрет: когда фантазии становятся явью. Конец — 完