ID работы: 13923407

Il Pleut à Paris

Слэш
R
Завершён
16
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
42 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
16 Нравится 4 Отзывы 2 В сборник Скачать

Toi et moi et notre pluie/ Ты, я и наш дождь💧

Настройки текста
Примечания:
Капля. И ещё капля. Место на земле покрылось тонким слоем свежего дождя, и знакомый запах окутал улицу спустя несколько минут. Это был тот самый дождливый городок, о котором мечтают многие. Париж. Город джаза, романтики, круасcанов. На завтрак тут едят свежую выпечку, пьют горячий кофе, ведь никто никуда не спешит — тут царит атмосфера умиротворения и постоянного покоя. А ночью здесь любуются панорамой города с крыши домов, ресторанов просто неба, или же гуляют Марсовым полем, созерцая главную визитку этого мегаполиса. Молодые люди на свои фотоаппараты запечатлевают самые лучшие моменты, чтобы в далеком будущем показывать пожелтевшие свитки своим наследникам. Тут ценят воспоминания, ведь творят их сами люди. И сюда приехал творить их и Хёнджин. Этот город сразу показался ему лучшим местом для обитания, нет, самого что ни на есть проживания с большой «П». Он чувствовал Париж своей душой, своим сердцем, оно было ему близко, словно крепкие узлы образовались, навсегда привязывая мужчину к этому месту. Брюнет не был против, тут он и нашел свою работу мечты. Каждый день начинался примерно одинаково — с чашки двойного эспрессо, на выходных он предпочитал американо, иногда добавляя лед, потом он тщательно выбирал свой лук на весь день, либо звонил своей помощнице-консультантке с просьбой подобрать изысканно, со вкусом, но просто. Хёнджин любил простоту — он сам был простотой. Такой величественной и обыкновенной в одно и то же время. Вcе окружающие его люди никогда не переставали восхищаться им. Он был эталоном мужской красоты, культ тела благоприятно влиял на здешние традиции, а Хван инвестировал в компанию свой вклад — частичку себя. Это ли не было самым ценным? Целый день проходил монотонно, в толпе людей, визажистов, режиссеров и других людей из стаффа, а костюмеру оставалось лишь покачать головой, видя новый прикид мужчины — тот справлялся отменно и каждый раз все больше удивлял. Его утонченный вкус было видно издалека, многие наследовали его и подражали ему. Это немного забавляло, но не более. Хёнджин никогда не стремился быть чьим-то идеалом, хотя таковым и являлся для миллионов. С трепетом сердца ждали его лицо на маленьких черно-белых экранчиках первых телевизоров, биллбордах, постерах; все книги, журналы и прочее, где хоть раз упоминалось его имя — сметали в считанные минуты. Но самому Хвану было как-то не по себе видеть столько себя на листах бумаги, он обходил кафе, рестораны и бутики, если видел хоть кого-то с вещью, так больно напоминающему о нем. Таком, каким он является, позируя на камеру, таким, каким его видят все… каким хотят видеть. Снова и снова терзая себя нередкими мыслями о том, что не прочь бы уехать, скрыться хоть на неделю, он все равно приходил к выводу, что не может покинуть этот город — он приютил его, раскрыв свои теплые объятия, здесь он нашел свою работу мечты, тут Хван чувствует себя легко, свободно, таким — человеком. Нет, это было слишком спонтанно и легкомысленно. В двадцатом веке люди наслаждались джазом в здешних заведениях, медленно танцуя и потягивая красное вино. Оно здесь всегда хорошей выдержки, не слишком пряное и не слишком крепкое — идеальное, бесподобное. Хёнджин любил больше всего кагор, то, как он был настоян, не мог сравнится даже с бордо. Было одно место, где он мог находится почти каждый вечер, неспешно смакуя дорогие блюда и любимый напиток. Этот ресторан находился недалеко от центра Парижа, но немного в стороне — в самом центре брюнета уже бы узнали, и он не мог бы тогда расслабиться и окунуться в здешнюю приятную атмосферу. Он сам был как атмосфера. С его приходом все будто обретало краски, смысл, все было словно с картины известного художника. Это глубоко ценилось. Во Франции не терпят чувства недостаточности. Когда рабочий день заканчивался, Хёнджин неизменно сворачивал на тот самый проулок, где и находилось место его блаженного вечернего отдыха. Так и случилось сегодня, двадцать первого июля 1928 года близко восьми вечера. Одетый в дорогой смокинг известного бренда и идеально-черного цвета, он направлялся в ресторан отметить свой новый удачный проект. Погода была как никогда хорошей, множество огней освещали улицы и переулки, Эйфелевая башня уже во всю сияла, и многие подходили пофоткаться на её фоне. На кораблях плавали группы людей, а экскурсовод рассказывал разные истории о тех и других достопримечательных местах города. Хван уже знал их всех наизусть, но с каждым разом, когда он слышал их, трепет наполнял его сердце, и оно начинало учащенно биться. Это было невероятное чувство. Тихо прозвенел колокольчик на двери, и мужчина зашел в здание, уже не оглядываясь по сторонам — выучил дорогу, ноги сами его несли на второй этаж, с которого открывался ошеломительный вид на старый город. Официанты все учтиво кланялись, весь персонал привык видеть столь дорогого человека и постоянного клиента. Он расположился на диване у двери, ведущей на балкон, чтобы затем с полным бокалом вина выйти на свежий воздух, вдыхая его. Снова взор обратился на башню, сияющую вдали. Этот момент был столь мечтателен, хотелось проживать его заново и заново. В Париже было много таких возможностей. За это им так дорожил Хван. Он влюбил в себя целиком и полностью, и это больше чем любовь. Подошел уже знакомый официант с легкой улыбкой на губах. — Добрый вечер, месье. Вам все то же, что и всегда? — они все уже знали наперед, что предпочитает обычно заказывать Хван, но все же осторожничали. Кто его знает, может сегодня появилось настроение на что-то новое? — Добрый, да, пожалуйста. Можете сразу приносить, — Хёнджин хотел бы сразу распробовать уже знакомый вкус нежных ноток кагора, поэтому попросил по готовности. Он любовался здешней атмосферой, и уже близилось время, когда должен был приехать музыкант, чтобы начать музыкальный вечер. Открытие этого шоу Хван всегда ждал как никогда, и каждый раз приходил вовремя, чтобы наслаждаться от самого начала до конца. Богатство мелодии ласкало слух, а некоторые люди даже вставали и шли на своеобразный танцпол, чтобы сделать ресторан ещё привлекательней снаружи. Окна на первом этаже, где и располагался музыкальный центр, давали возможность одиноким и не очень людям замирать на долгие минуты, зачаровано всматриваясь по ту сторону витрин. Здесь был строгий дресс-код — никто не осмеливался придти в мятом костюме или не глаженой рубашке. Хёнджин вздрагивал от этих мыслей, что он мог бы хоть раз себе такое да и позволить! Он всегда даже с фотосессий переодевался в свою одежду, пусть та была изысканной, предварительно принимая ванную или душ, если очень спешил, и использовал только парфюм. Парфюм, который лично же рекламировал. Пожалуй, это была одна из немногих вещей, которые сопровождали его и в обычной, и в жизни популярной модели. Да, он был ею, и то самое заветное «да» тогда вознесло до небес, если не выше, когда его заявку приняли. Он сразу же собрал свои немногочисленные вещи и на следующий день уже договаривался здесь, в этом ресторане, о первой в жизни фотосессии. Мама всегда ему говорила, что он был создан, рожден для этой работы. Он любил свою работу, а мало кто мог этим похвастаться сейчас. Послевоенные времена оставили на многих свой темный и нещадный отпечаток. Принесли вино Хёнджина. Он изящно подцепил бокал с длинной ножкой, становясь у окна, и медленно растягивал удовольствие, попивая темный напиток. Он совсем не обжигал, напротив, создавал впечатление и тонкое послевкусие, требующее продолжения. Брюнет пригладил свои пока короткие вороньи волосы — на манер 20-х, но в скором времени мужчина собирается инвестировать о том, что намного приятнее будет не гоняться за затертыми стандартами, а начинать развивать новое, идти вперед. То далекое поколение Z, которое он, конечно, не застанет, но его застанут наследники — будет сильным, интеллектуальным и развитым во всех сферах. Вряд ли сохранится здешняя интеллигентность и элегантность, но мужчина свято верит, что его поколение поборет все стереотипы на своем пути. Он верит в будущее, каким бы оно не могло представится. И верит в судьбу. Пока кто-то живет сегодняшним, Хёнджин заглядывает далеко наперед, прося Бога лишь о том, чтобы все дорогие ему люди были счастливы и здоровы. Он никогда не думал прежде о себе, а сейчас бы стоило начать. Ему просто казалось, что он уже достиг вершины той славы, которая ему предназначалась, и большего он не требовал. Даже наоборот, думал, что Бог слишком много ему дал в этой жизни, и в следующей он точно будет нищим человеком (тут он всегда смеялся, а его близкий друг и помощник по работе осуждающе хмыкал). Вот сейчас он пойдет домой, примет горячую ванную с ароматными нотками роз, закроет глаза и все же попытается помечтать о той жизни, которая может сложится через, примером, пять лет. Или же в следующей жизни. Он допил остатки колыхающего в руке вина, оставил чаевые в стакане и направился на выход к ступенькам. Нежный джаз перестал играть почти сразу же, как только Хван покинул заведение. «Успел.» — подумал он с улыбкой. Прогулочным темпом он добрался до своего пентхауса немного в стороне от величественной Сены, но с не менее умопомрачительным видом на все четыре стороны. Напевая какую-то незатейливую мелодию, Хёнджин останавливался то тут, то там, почти доходя до главных дверей, все думая о том, как он счастлив и чем заслужил такую жизнь. Порой кагор заставлял его много размышлять и радоваться тому, что имеешь. По крайней мере, он думал, что имеет все. Неспешно проворачивая замок в скважине, он напоследок осмотрел панораму, открывшуюся ему с места, где он стоял, и зашел внутрь. Там все было на своих местах, все убрано и безупречно, прямо-таки под стать владельцу. Хван не терпел безобразия и беспорядка, в его доме всегда царила полная противоположность хаосу. Он наполнил ванную идеально горячей водой, и сыпанул туда горсть красных лепестков роз, добавив ещё пену для ванн. Медленно снимая с себя костюм, брюнет предстал перед собой в своем первобытном виде. Косые мышцы, широкая грудная клетка, подтянутый живот… он был само совершенство. Ниже он почти никогда не смотрел, ведь это было ему нипочем — безупречен был если выше, то и ниже тем более. Опускаясь в воду с легким выдохом, мужчина принялся тщательно намыливаться. А позже прикрыл глаза… Когда Хёнджин вышел из ванной, то сразу же заметил трезвонивший стационарный телефон. Звонки не прекращались ни на секунду, поэтому он в одном полотенце на бедрах так и сел на кресло у стола, где стоял аппарат, и снял трубку. Послышался взволнованный голос его менеджера: — Господин Хван, ну наконец-то! Я уже думал, что не дозвонюсь. Простите за столь позднее время, но у меня важная информация, — быстро и отрывисто говорил мужчина по ту сторону провода. — Слушаю, Сан. Ничего, говори, — успокоил его брюнет, зачесывая мокрые пряди волос назад, спускаясь ниже в кресле. Влажный след остался на ткани. — Буквально полчаса назад поступила информация о том, что завтра приедет новая коллекция одежды от нашего бренда. Ты должен сняться в рекламе, — протараторил Сан. Несмотря на то, что Хёнджину поздно это сообщили, он оставался холоден и спокоен. Как ни в чем не бывало, он ответил: — Хорошо, без проблем. До завтра, — попрощался с менеджером и положил трубку. Переодевшись в шелковый комплект для сна, мужчина нырнул под тонкое одеяло, ведь на улице было все ещё лето, и принялся думать о предстоящих событиях. Каждая съемка была трудоемким процессом, и Хван должен был выглядеть с утра полностью готовым показаться перед камерами. Это долгий и важный процесс, где нет места ошибкам. Чувствуя облегчение, что всегда готов к чему-то новому, Хёнджин лег на бок, лицом к окну, рассматривая пейзажи, и постепенно его веки тяжелели и сон пришел почти незаметно. Перед тем, как уснуть, он внезапно подумал о том, что вечером его будет ждать что-то особенное, что станет его вознаграждением в конце рабочего дня. Коря себя за меркантильность, мужчина все же уснул. Снился ему теплый дождь, джаз, вино и чернота глаз, но его ли? Таких темных и бездонных, в которых видна вся суть жизни… Утро разбудили своими солнечными лучами, пробивающимися в самые дальние уголки комнаты, но хозяин уже не спал. Он встал, потянувшись и откинув голову назад, подставляясь под нежные пока касания солнца. Было почти семь утра — время вставать. Из-за того, что Хёнджин всегда просыпался наравне с солнцем, ему никогда не приходилось настраивать будильник у кровати, ведь в нем не было необходимости. Мужчина встал и подошел к окнам, сразу открывая их на проветривание, и вышел на небольшой балкон тут же, в спальне. Ещё пока не суетливый Париж радовал собой с раннего утра: людьми, запахом свежей выпечки, одинокими проезжими ретро-карами и смехом, буквально разным, но одинаково приятным. Хван направился в ванную комнату, чтобы сделать все утренние процедуры, требующие от него полной готовности с новой силой вступить в рабочую пятницу. Это был любимый день недели Хёнджина и он обещал быть как никогда легким и продуктивным. Завтракал он почти всегда в каком-то уличном и уютном кафе, поэтому, не теряя времени, позвонил своей помощнице-консультантке с просьбой подобрать что-то простое, но со вкусом, чтобы создавалось впечатление, что нужно его узнать получше. Из-за влажной фотосессии Хван поэтому поручил это дело ей, он доверял её вкусу и он никогда её не подводил. Уже через некоторое время молодая девушка стояла рядом с мужчиной и пристально, с ноткой придирчивости разглядывала гардероб Хёнджина. Здесь все было безупречным, но сегодня от них требовалось что-то завораживающее-интригующее, и девушка выбрала костюм-тройку от их бренда, соединив с зачесанными и покрытыми лаком черными волосами мужчины. Он выглядел как настоящий черный лебедь, глядя в свое отражение темным уверенным взглядом. Брызнув немного парфюма, он поблагодарил девушку и собирался уже уйти на улицу, но почему-то подумал, что не прочь бы взять записную книжку и ручку. Он никогда не ошибался, если думал, что какая-то вещь может пригодиться. Утро было свежим, теплым и по-летнему привлекательным. Выбрав кафе со столиками на улице, Хёнджин разместился поудобнее и развернул какую-то лежащую без дела газету. Они во всю трубили о новом удачном проекте мужчины, состоявшемуся ещё вчера. Видимо, спойлерить они не умели, что было на руку брюнету. Он не любил, когда интрига спадала, и не оставалось буквально ничегошеньки, что могло бы зацепить взамен. Запах страниц окутывал, заставлял пробежаться глазами по каждой строчке, картинке, словно от жажды. Хёнджин нечасто мог себе позволить чтение газеты — этот день точно должен был быть иначе, чем вчера. Интересное предчувствие не отпускало его ещё со вчерашнего вечера. Он должен сегодня сходить в свой любимый ресторан, ведь только по пятницам в девять вечера приезжала джазовая группа, и устанавливали вечер самых настоящих французских танцев под живую музыку. Хван давно не танцевал — ему бы хотелось снова ощущать это сердцебиение под ладонью, руки, покоящиеся на его плечах, легкий разворот ног во время па, и тихий звон в ушах, когда слишком сосредоточен на правильном исполнении танца. Это было непередаваемое ощущение, и видеть все взгляды, обращенные на него в такие моменты — прямо-таки услада. Совсем иначе, чем во время работы, когда все работники таращатся на его лацканы, напряженные мышцы и внимательное лицо. Там ты чувствуешь, что находишься в золотой, но клетке. А здесь ты вольная птица, парящая в танце. Хёнджин уже мечтал, он мечтал до того, как официантка подошла принять заказ, как он ждал его, и как ему уже принесли, он все ещё был слишком задумчив, чтобы обращать свое внимание на такие посторонние звуки и вещи. Но когда его плеча чуть коснулась чужая рука, то он словно отмер, поблагодарил за работу и принялся размешать сахар в своем американо. Сегодня он был настроен именно на него, его ждал неимоверный успех. Оставалось ещё какое-то время до работы, и мужчина проводил его с наслаждением, поедая свой круассан с шоколадом и попивая горячий напиток. Он всегда брал американо без молока, чтобы эта лактоза не перебивала истинный привкус настоящего кофе. Здесь оно было с целых зерен, и Хёнджин мог лично видеть, как его измельчают до крошки, чтобы потом сотворить шедевр. — Молодой господин что-то ещё пожелает, или это все? — подошла все та же официантка, что обслуживала его недавно. Хёнджин вежливо отказался и попросил принести счет. Как всегда, он оставил чаевые доброму человеку, он никогда не забывает этого делать, зная, что в прошлом был таким же. Даже не в прошлом, а буквально пять лет назад, не так уж и давно. Тогда каждая копейка была дорога, и Хвану часто приходилось подрабатывать, чтобы помогать маме оплачивать счета — война и тут оставила свой след. Сейчас же они с ней время от времени переписываются по почте, и он хотел бы, чтобы мама переехала ближе к нему — так будет спокойнее, да и мужчина уже очень соскучился. Его работа не позволяет выезжать далеко и надолго, а выходные всегда меняются в зависимости от будущих событий. На днях грядет грандиозный показ-мод, состоявшийся спустя несколько месяцев подготовки, и брюнет пока не знает, когда сможет наконец расслабиться полностью и позволить себе хотя бы уикенд отдыха. Допив свой кофе, он оставил чаевые и, поправив на себе одежду, чтобы не морщилась, пошел навстречу новому дню. Он должен был быть солнечным, как и всегда, но для настроения хотелось каких-то перемен — как в погоде, так и в жизни. Хёнджин любил дождь — он предавал атмосферы и некой таинственности Парижу. Люди гуляли, завтракали просто неба, спешили на роботу, что и делал Хван тоже. Он уже буквально почти опаздывал, но к счастью место роботы находилось не так уже и далеко, поэтому уже через пять минут мужчина был у двери студии. Отдышавшись до конца, он уверенно поднял голову и с задернутым подбородком вошел в здание.

* * *

— Мы сделали это! Мы молодцы, — счастливая улыбка Сана не гасла с начала их небольшого корпоратива в честь отличной работы. Фотосессия прошла на ура — Хёнджином заинтересовались новые лица, которые приехали посмотреть, как их роскошные наряды будут смотреться на подтянутом мужском теле. Брюнет выложился как никогда отлично, и помощница не прогадала — он показал настоящий стиль. Он был стилем. Все остались довольны, и менеджер группы тех людей, что-то записав себе, попросил обменяться контактами и адресами для дальнейшего сотрудничества. Можно было уже сказать, что возможный новый контракт скоро будет подписан. Сейчас же Хёнджин сидел в своем любимом ресторане со своими самыми близкими коллегами, потягивая любимый кагор и ожидая времени, когда объявят джаз-вечер. Приедет довольно популярная группа как для Франции, и никто из людей не собирался пропустить это событие. А уж тем более если ты постоянный клиент, и ты Хван Хёнджин. Мама часто рассказывала о том, что отец Хёнджина нередко проявлял интерес к музыке, в особенности к джазу, и у них даже в квартире стоял старый, но отлично играющий саксофон. Ещё мальчиком уже мужчина любил слушать такие душевные истории, и нередко жалел о том, что не существует машины времени — он бы с удовольствием посмотрел на эти влюбленные глаза матери, смотрящие на его отца, когда тот играл какие-то незатейливые мелодии. Это были очень драгоценные воспоминания, и госпожа Хван смогла сохранить даже несколько старых, уже немного выцветших, но чудесных фотографий с этих вечеров. Они бывало звали их общих друзей, чтобы насладиться живой музыкой в исполнении такого близкого человека, как папа. Хёнджин любил своих родителей, и всегда гордился ими, так и останется. Их история любви была воистину великолепна, даже Джейн Эйр не могла с ними сравнится. Брюнет часто приходил на могилу отца, чтобы вспомнить такие времена, когда они проводили эксперименты с музыкой, ходили на открытие вечера, посещали выставки все втроем. Он и сейчас очень скучал, и это была ещё одна причина, по которой он хотел бы поскорее приехать на родину, в Корею. Из-за немного болезненных воспоминаний Хёнджину защипало глаза, и он быстро поморгал, чтобы убрать влагу из глаз — ему все еще было тяжело показывать настолько обнаженные эмоции при посторонних людях. Захотелось курить; Хван курил только тогда, когда был слишком взволнован, и ему требовалось немного времени, чтобы вернуться в строй. Вежливо извинившись перед всеми, он быстро посмотрел на часы, отметив про себя, что имеет десять минут, чтобы купить пачку сигарет и вернуться назад к началу джаз-вечера. Он незамедлительно вышел на улицу, вдохнув в себя знакомый вечерний запах и подумал о том, что вечер только начинается; что-то намечается, и это будет определенно отличаться от предыдущих встреч с этим местом. Неподалеку находился ларец с сигаретами и газетой, и туда направился Хёнджин, на ходу вытягивая портмоне. Почти дойдя до цели, он почувствовал толчок в плечо, и содержимое кошелька высыпалось на землю. — Вот же неуклюжесть, извините, сэр, пожалуйста, — незнакомый ему человек начал кланяться и присел на колени, чтобы помочь Хвану собрать купюры в кучу. Хёнджину было приятно от того, что незнакомец не убежал, ещё и обокрав его в придачу, а остался с ним. Вместе они быстро все сложили, и мужчины выровнялись в полный рост. Из-за большого темного капюшона брюнет сначала не мог разглядеть этого человека как следует, но сейчас тот уже стоят против него, и свет фонаря падал на его лицо. Молодое привлекательное лицо. Может, это был иностранец? — Ничего страшного, спасибо, что помогли, — со своей легкой, но фирменной улыбкой проговорил Хёнджин, и из вежливости протянул свою ладонь. — Хван Хёнджин, — представился он. — А… да, точно, — спохватился и, кажется, замялся тот, протягивая руку в ответ, — я Ли Феликс. Приятно познакомиться с вами, месье. Не буду вас задерживать, вы направлялись к ларьку, верно? — начал неловко извиняться Феликс. «Феликс… красиво звучит.» — посмаковал про себя имя незнакомца Хван. Вслух же он сказал: — Взаимно. Нет, не задерживаете. Я, конечно, не хотел бы опаздывать на вечер-джаз, но лучше немного опоздать, чем вообще не придти, — почему-то разоткровенничался Хёнджин. Хоть это и не было в его репертуаре, с этим Ли Феликсом можно было побеседовать, правда, при других обстоятельствах и в другой обстановке. — Вы любите джаз? Это невероятно! Я тоже фанат этого жанра музыки. Возможно, я бы хотел как-то придти на такой вечер, — просиял светловолосый, как оказалось, Феликс. Он снял свой капюшон, и сразу же показалась немного испорченная взъерошенная блондинистая макушка. Кудри свисали на одну часть лба, почти касаясь левой брови, а вторая была нещадно прилизанная специальным способом. Видимо, не один Хёнджин хотел развлечься в этот вечер. — Тогда приходите в тот ресторан как-нибудь, когда будет возможность. Сегодня выступает знаменитая группа, и людей будет очень много. Не пропустите такую возможность, — подмигнул брюнет. Феликс задумался. Он не очень спешил домой, хотя, может, его девушка могла и заждаться, или же просто пошла спать — они с недавних пор жили вместе по правую сторону от марсового поля. Вдохнув поглубже, блондин произнес: — Раз вы так говорите, то обязательно не пропущу. Хорошего вечера, не прощаюсь, ведь уверен, что еще увидимся с вами не раз, — теперь была очередь Феликса подмигивать, и Хван растерялся от такой наглости, но в чем же она была, собственно? Людям свойственно брать друг от друга привычки и жесты. Поэтому он запоздало, но ответил: — И вам, сер Ли. Не прощаюсь, ведь точно в один из вечеров застану вас в том же месте, где и буду я, — сказал он вслед уже спине Ли. Но тот, к счастью, обернулся в нужный момент — его взгляд в последний раз скользнул по лицу и наряду Хёнджина, поднялся снова выше, застыл на устах, что ещё шевелились, и вполголоса сказал: — А я буду, ведь точно там застану вас. И ушел, завернув за угол того же ресторана. Хёнджин все думал, что значила последняя фраза, как её правильно интерпретировать… Он будет, ведь так прежде сказал Хван, или будет потому что там будет Хван? Размышляя, брюнет все же дошел до вывода, что разницы особой нету, и Феликс придет, потому что любит эту музыку. Все. Многие её любят, как же не любить эту симфонию души? Разве что падший человек не поймет этого. Внезапно Хёнджин подумал о том, что он все-таки передумал покупать сигареты. Разговор с этим человеком как-то оттолкнул его от такого действия, а купить их он ещё успеет… если снова не появится этот Ли. Тихо посмеявшись, Хван все же вернулся в ресторан, откуда доносились громкие возгласы и аплодисменты — начиналось шоу. Когда за мужчиной закрылась дверь, из-за угла вышел на свет человек. Ли Феликс. И, улыбаясь, зашел через какое-то время за Хёнджином. Он не хотел сразу попадаться, не любил, когда другой кто-то оказывался прав. А уж тем более если от этого человека веет славой, деньгами и… красотой. Двери снова закрылись, уже за Феликсом, и оба мужчины уже должны были погрузится в эту атмосферу музыки и праздника. Для кого-то это ежедневный ритуал, а для кого-то — новый эксперимент на ровном месте, но так знакомый откуда-то. Тяжелые капли начали опускаться на землю, прогретую ещё за дня, но люди, находящиеся внутри, не замечали этого. Кто-то даже нарочно выходил на улицу любоваться погодой, ловя теплые легкие струи, вдыхая петрикор. Это был Хван Хёнджин. А кто-то просто наблюдал за этой сценой, как будто не находился в ресторане, где танцуют, поют, где выступают те, кого так долго ждали, не пьет изысканное вино, а просто-на-просто стоит и любуется живописной картиной летнего парижского дождя с высоким темным силуэтом на фоне его. Пока капли падали на чужие губы, глаза, шею — кто-то рисовал все это в памяти, творя шедевр и запечатлевая это на долгие годы. Такое видишь не каждый день. Противоречивость была близка Ли Феликсу. Поэтому он так был внимателен с самого начала к тому мужчине, память которого точно не даст ему произвести то, что за ним следили ещё до того, как они просто-таки должны были столкнуться. Внутри Хёнджину было не до скуки — его почти сразу, как только увидели, то потянули на танцпол, которого он так ждал, о котором давно грезил. Все те мечты и мысли, когда он наконец ступит на этот пол, созданный для его туфель, вмиг улетучились, оставив лишь ободряющие крики людей вокруг и ее — любимую музыку. Группа выкладывалась на полную, и стоять в стороне мог только тот, кто случайно здесь оказался. Хотя, как же так можно — случайно оказаться в таком заведении? Ноги сами несли в танец, и вот какая-то дамочка подлезла под правую руку Хвана, заигрывая с ним и придерживая свое длинноватое платье. Молясь о том, чтобы не наступить на него во время танца, брюнет взял аккуратно за талию женщину и закружился с ней в танце. Послышался одобрительный свист, и Хёнджин, чувствуя тот самый азарт, улыбнулся, вновь и вновь уносясь, окунаясь с головой в невероятную атмосферу праздника. Все танцевали, веселились, почти не прерывались для отдыха, только если очень хотелось пить или же перевести дыхание. Хёнджин танцевал и танцевал, будто существовало лишь сегодня, будто завтра уже могло и не быть, словно он не столкнулся с Феликсом пять… десять… полчаса назад. Или, может, все же больше времени прошло? Тут, в этом ресторане, в этом моменте его не существовало в целом. А вот сам Феликс был одним из немногих людей здесь, который привыкал, осваивался в этой среде. Он сидел на втором этаже на диванчике, с которого открывался отличный обзор на всю танцевальную платформу и самого брюнета, не щадящего своих подборов. Он видел, как вел себя этот мужчина — элегантно предлагал свою руку какой-то даме, кружил её в танце, смотрел по сторонам, а не только на партнера, улыбался много и так счастливо, что если бы они были на улице, Ли бы поклялся, что это были мириады звезд в его глазах, такими яркими они были. Он будто светлели, хотя взгляд оставался все тот же уверенный, что и заприметил блондин на улице. «А он ещё и курит… » — подумалось вдруг ему. Нет, в этот раз это было не осуждение. Феликс имел собственные амбиции, и один из главных его принципов — не курить и выступать против курения. Но этот мужчина… ему это было к лицу. Сигарета в аккуратно сложенных пальцах была бы идеальным завершением картины. Без неё это была бы словно детализация, но, к сожалению, не полная. Хван Хёнджин выглядел как тот самый незнакомец, которого точно запомнишь, а вот других… вряд ли. — Все-таки пришел, — чей-то голос раздался поблизости. Феликс завертел головой в поисках звука, доносящегося уже с его этажа. Это был не кто иной, как человек, о котором только что думал Ли, но ещё не успел додумать до конца. Он попытался выровнять свое лицо, сделав его более отрешенным, но в то же время и неожиданно-приятно заинтересованным в этом человеке. Мужчина, слегка качнувшись, будто стоял нетвердо, подошел почти впритык к дивану, на котором сидел блондин, и взял пустой бокал в руку. — Соизволите мне такую наглость, сэр Ли? — протянул Хван. Феликс смотрел на то, как переливались грани тонкого хрусталя на свету и как длинные, изящные пальцы еле удерживали ножку, и не сразу понял, что именно имел ввиду Хёнджин. — Да, пожалуй, — все, что он мог ответить. Он мог попросить брюнета повторить сказанное, но почему-то не хотел, чтобы о нем подумали, что он невежливо относится к их начавшемуся внезапному разговору во второй раз, да и это было бы жестом невнимательности к своему собеседнику. Феликса из самого детства учили правильным манерам, и его родители очень гордились бы, видя, как их единственный сын ведет светские беседы со сливками общества. Да, именно там Хёнджину и место, даже если он таким не является. — Благодарю, — коротко и ясно. На столе стоял Бурбон, немного не то, что привык пить Хёнджин, но он не хотел так резко отказаться, позаимствовав чужую вещь, и налил себе в бокал немного янтарной жидкости. — Но ведь… — Тихо, — его перебили. Феликса нагло перебили, при том что Хван пил с его стакана. Это смущало и злило, но Ли всего лишь хотел сказать, что Бурбон не принято пить с бокала для вина или шампанского. Если Хёнджин часто наведывается в такие места, то он должен знать это назубок. Хотя, судя по его нынешнему состоянию, ему лишь бы напиться и все. Блондин не очень хотел лицезреть такую картину, ему было немного не по себе и даже чуточку противно — да что там, пара-тройка таких бокалов, и ему уже будет не чуточку, а нереально противно. Хёнджин выглядел очень противоречивой персоной. Он говорил сам себе, что ненавидит сигаретный дым, и курит лишь в очень редких случаях, то хочет ощутить вкус табака на языке. То он пьет лишь кагор, а вот сейчас почему-то его совершенно не воротит от такого крепленного напитка. Оно обжигало горло неимоверно, а Хёнджин почти не делал перерывов и не закусывал, как это обычно делают при дегустации. Но о какой уже дегустации могла идти речь? — Хватит. Его остановила маленькая рука. Феликс держал, все еще сидя на диване, будто прирос к этому месту, а перед ним стоял на вытянутых ногах Хёнджин, нет, он возвышался большим темным коршуном. Рука его так и застыла на полпути к губам, и их резко защипало от такого количества спиртного. Ли удерживал свою руку на предплечье чужой, немного сжимая, хочешь — отпусти, хочешь — освободись. Но они словно замерли оба. Хван Хёнджину никто ещё не перечил. Он рассмеялся, и, угрожающе пошатнувшись, упал на диван рядом с Феликсом, как бы невзначай приобнимая того за плечи. Ли не успевал за такой резкой сменой настроения этого загадочного мужчины, и просто впал в ступор от его действий. До носа донесся крепкий запах алкоголя вперемешку с терпким одеколоном. Хёнджин допил остатки Бурбона в бокале, и с громким неаккуратным стуком поставил его на стол. — А разрешите пригласить вас на танец, месье Ли? — вопросительно произнес Хван. Ли хотел бы, нет, он должен был бы отказаться, и судя с его выражения лица, брюнет рассмотрел эту нерешительность. — Прошу вас. Я очень хочу танцевать, вы не пожалеете. — Почему именно меня? Смотрите, сколько здесь роскошных дам, ждущих вашего приглашения. Уверен, ни одна вам не откажет в танце, — начал Феликс, уже подумывая над тем, чтобы убежать отсюда поскорее. Но эти темные, почти черные глаза молили о просьбе, блондину не стоило оставлять Хёнджина в таком состоянии прямо сейчас. Потом… — Хорошо, но только на один. Я следил за вами все это время здесь, и уже понял, что вы можете долго, точнее безостановочно, — и осекся от нелепой фразы. Она прозвучала неловко, скомкано и как-то неправильно сформулировано. — Конечно. Прошу, — ему протянули руку для приглашения на танец. Феликс ради приличия скорое поколебался несколько мгновений, и вложил свою аккуратно поверх сухой и шершавой. Они спустились вниз. Людей не стало меньше, вино лилось реками, а Хёнджин, наплевав на принципы и нынешний год, притянул в полуметре от себя Ли к себе и медленно, но достаточно уверенно повел в танце. Мелодия была потрясающей и пусть и громкой, она не била сильно по ушам, как могла бить искусственная музыка. Она была… живой. Как и человек, с которым он танцевал. Блондин был приятно шокирован такими навыками мужчины, и позволял себя вести уют вертеть собой как хочется Хвану. А тот не жалел ни себя, остатки сил выжимая, ни почти трезвого партнера, который пьянел только от этих движений и всего танца в целом. Слегка хаотичный, безобразный, но веселый и жизнерадостный… о ком это он? Так, о танце, но и Хёнджину присущи эти черты. Он не только красив, но и обладает потрясающей харизмой, и даже если бы его красота была чуточку меньше, это только больше подчеркивало бы его натуру — самоуверенную и дерзкую. — Не устали? — тяжело спросил Хёнджин, немного наклоняясь, чтобы Феликс услышал его. В нос снова ударил крепкий запах Бурбона вперемешку с потом и естественным запахом тела. Ли хотелось немедленно поежится, но эта спираль, начинаясь со свежести моря и заканчиваясь терпким шоколадом-закуской, окутала, пружинами застряв в теле. Брюнет имел толк в выборе духов. — Хочу такие же… — Что-то? — Хван снова склонился к блондину ниже, только сейчас заметив, что у них довольно-таки большая разница в росте. Это было мило, и было какое-то новое преимущество. Феликс прочитал словно это во взгляде глаз на него. — Мама такая у меня… — Не оправдывайся, тебе это даже идет. Ой, простите, сэр, я перешел на «ты» без разрешения. Мы едва знакомы с вами, — поник Хёнджин, осознавая, какую оплошность сотворил. — Ничего страшного, в вашем состоянии это нормально. Но советую больше так не пить. Я кстати устал, и хотел бы уже идти к себе домой, если вы не против конечно? — Феликсу была немного не понятна та легкость от того, что даже ошибочно, но его назвали на ты. Его впервые за долгое время назвали на «ты». — Нет, все в порядке, прошу прощения за мою бестактность. Я, пожалуй, тоже пойду, нужно отдохнуть после столь насыщенного дня, — начал останавливаться в танце Хван. Они и не заметили, как протанцевали целых пять мелодий, и последняя уже заканчивалась. Прозвучали финальные аккорды… — Когда я буду достоин называть вас по имени, Ли Феликс-сэр? — тихо спросил Хёнджин, и, придерживая за ладонь блондина, наклонился в третий раз, но не к уху. Феликс не успел словить этот момент, но горячие губы внезапно обожгли его тыльную сторону ладони, мягко отпуская руку. Это было просто… неожиданно. Очень сильно! Феликс уже уходил, и видел, как это делает и брюнет. Уже когда за ними закрылась дверь, он произнес слова, точнее, его язык их произнес за него: — Заведите роман своими словами, своими руками и ногами, а также всем телом я буду присутствовать на прогулках, которые организуете вы. Душа моя не обретет покой с вами, но для себя я многое решу. И добавил: — Три. — Я найду вас. Во что бы мне это не стоило, — но Феликс уже не услышал. Он быстро скрылся, чтобы Хван так легко не нашел дорогу к его дому. О нет, как же он ошибался. Принцип жизни Хван Хёнджина номер 1: «Добейся своего, иначе утонешь потом в своей же боли.» Глупо, но правда. — Найду. «Решил уже для себя кое-что… » — прошептал Феликс, смотря на удаляющуюся фигуру вдали, выглядывая из-за угла дома. Откуда он собственно и пришел был на этот чудесный банкет. Что ж вечер… — Удался.

* * *

Ветер с моря дул, ветер с моря дул… ветерок нежно колыхал черные, как смоль волосы Хёнджина, пребывающего в стане апатии ко всему. Или это было простое человеческое оцепенение? Господи, как же прекрасно жилось минуту назад… тихо, неспешно, спокойно. А фурор произвел маленький человек по имени Ли Феликс, загадочным тоном чуть ли не зовя на свидания, которые должен придумать сам Хван. Или как это ещё понимать? Хотелось закурить трубку. Да, это пагубная привычка, и лишь элита себе её позволяет, и то в редких случаях, но брюнета могла сейчас разбудить лишь она. В свои двадцать семь он очень себя грузил мыслями о том, как найти блондина и куда его сводить, чтобы интерес проклюнулся на его лице. Может, в театр? А что, могла бы быть довольна неплохая идея. Как раз под стать им обоим. Лицедейство ещё никого не оставляло равнодушным. Хёнджин остался довольный этой идеей и пошел готовится к новому дню, который тоже обещал быть замечательным. Ну как, уже не таким веселым и праздничным как вчера, но все же… А может, сегодня стоит подать свою идею насчет фотосессий? Давно не было других локаций, например, в парке. На улице была просто неотразимая атмосфера и красота — солнце проникало во все углы дома, так и пытаясь вытянуть мужчину на улицу побыстрее. — Сегодня я хотел бы справиться с выбором одежды сам, — ответил по телефону Хван своей помощнице-консультантке, теребя длинным пальцем черный провод, натягивая его на себя. Мечтатель жил в нем и раньше, но с внеплановым появлением нового человека в его жизни он проявился с новой силой — даже захотелось сесть за свое давнее хобби — рисование. Да, Хёнджин и тут прославился, и это ему было под силу; он сотворил немало шедевров ещё за время учебы в колледже, и только родители знали о том, кто их рисовал — все работы были строго анонимные. Мечтатель. Вот так просто, коротко и ясно. И каждое из полотен было нарисовано под стать этого «имени»: природа, погода, кофе с печеньем, пейзаж с высоты птичьего полета, натюрморт и незнакомые ему люди. Он просто мог увидеть их во сне или же проходя мимо них по улице, и брюнет так же надеялся пройти мимо Ли Феликса, сделать вид, что его впервые видит и поймать эту нотку неизвестности в его темных глазах — или все таки светлых? В темноте они казались чернее тучи, тьмы, мрака… Времени было в обрез. Хёнджин уже выбрал сегодняшний костюм — синий, с золотыми вставками на рукавах, с аккуратными пуговичками и небольшой стрелкой. Он был пока что самым светлым из тех, что мужчина одевал на этой неделе, он словно кричал о том, чтобы на фото Хван был на улице. Зачем эти все студии, если вокруг кипит, летит жизнь. Ты зашел в здание, вышел через пару минут, часов — и все вокруг уже успело измениться. Хёнджин не хотел терять эту первобытную трепетную, настоящую жизнь. Иногда ему хотелось так же, как и Робинзон Крузо, большую часть своей жизни провести на природе. Даже не двадцать семь лет, как герой романа, а всю оставшуюся отведенную ему Богом жизнь. Это были те самые моменты, когда мужчина слишком уходил в себя, от закрывался в своем внутреннем идеальном мире, каким видел его только он. И только тогда он считал себя по-настоящему счастливым человеком. Грустно вздыхая, Хёнджин отпил остатки кофе со своей кружки — в этот раз он не успевал зайти в кафе за ним, и пришлось ему самому наспех приготовить его дома. Вкус оставлял желать лучшего, он совершенно не бодрил, хотя все прекрасно знают — кофе никогда не пробуждает со сна, им просто нужно правильно наслаждаться. Что и пытался делать Хёнджин, но он горчил, неприятно оседал на языке и только портил всю картину. Впервые за долгое время он был таким рассеянным с утра — менеджер к нему еле дозвонился, а когда это наконец-таки случилось, то мужчина был ещё сонным и еле расслышал слова о том, что он опаздывал. Хван Хёнджин проспал фотосессию, вы можете в такое поверить? Он нервно потер переносицу и быстро отключился, а затем пил свой почти что сгоревший кофе и хотя бы его одежда всегда была в идеальном состоянии — гладить он точно не умел. Да и просить помощницу о таком было бы слишком стыдно. Спустя некоторое время Хёнджин уже выбег на улицу, попутно надевая свои солнцезащитные очки — чтобы перекрыть синяки от недосыпа и чтобы солнце не слишком било в глаза. Они мало помогали, и поэтому полуслепо, с короткими перебежками мужчина старался как можно скорее достичь места назначения и скрыться в нем. И когда до цели осталось всего ничего — крышу здания было почти видно за другими домами, он снова в кого-то влетел, причем в этот раз намного сильнее из-за непрекращающегося бега. Тот человек, по всей видимости, тоже спешил, поэтому обоим пришлось несладко — мужчины почти что упали на бордюр, но Хван первым успел среагировать и, щурясь, ведь очки куда-то упали, схватил за талию незнакомца и потянул обратно на себя. С резким поворотом, но ему это удалось, и теперь оба застыли в странной позе посреди тротуара. Под ладонями проминалась чужая одежда, а Хёнджин загнанно дышал в чужие волосы, а незнакомый ему человек вдруг приглушенно рассмеялся ему прямо в рубашку. Грудь завибрировала от чужого смеха. — Надо же, сама судьба столкнула нас снова. Не находите это странным? «Почему же странным? Если так было суждено, то пусть будет уже, но… Снова?!» — Ах, отпустите меня уже, сэр? — все тот же приглушенный голос пытался проникнуть наружу; Хёнджин резко расцепил «объятия». Он взглянул в чужое лицо и с неимоверным удивлением отметил, что на него зелеными глазами (все же светлыми) смотрел Ли Феликс. Его щеки и шея были румяными от бега, или же это возможно было связано с тем, как крепко Хёнджин прижал его к себе на несколько мгновений. Или же минут? Но, как бы там не было, это был первый раз, когда брюнет видел этого мужчину при свете дня. — Так жаждете меня куда-то сводить? Я уверен, что вы ждали этой встречи, и мы не нарочно столкнулись с вами здесь, — понял взгляд Хвана тот. Он легко улыбнулся, немного оголяя свои белоснежные зубы. Его улыбка была искренней, и это уже было хорошо. Они не расстались на плохой минуте. — Если бы судьба свела нас в театре, я бы не сомневался, что она прислушалась ко мне, сэр Ли, — учтиво ответил Хёнджин. У него не было опыта приглашать кого-то куда-то, и тем более если это малознакомый мужчина, пусть он и выглядит довольно-таки невинно. — Театр, значит… Любите смотреть выступления людей? — поинтересовался Феликс. Он внимательно следил за любыми переменами на лице Хёнджина. — О, я многое жалую, поверьте. И это — не исключение, — ответил он, скрывая эмоции. Ли, похоже, удовлетворил этот ответ. — Я живу здесь неподалеку, вон в том доме, что вы видите перед собой. Постучитесь в первую дверь на первом этаже, ровно три раза, и я выйду. Может, выпьем чаю у меня, — любезно предложил блондин. Хёнджин почувствовал, как огромный камень упал с его души. Его приглашение приняли! — Что ж, я все сделаю, как вы говорите. Буду ждать конца рабочего дня, чтобы зайти к вам, — улыбнулся уже Хван. Ему ответили улыбкой взамен. — Не торопитесь. У нас будет ещё много времени узнать друг о друге получше… Впервые Хёнджин так торопился. Он был несобранным, и много кто из помощников и стилистов это заметил. Сам Хван Хёнджин собственной персоной хотел побыстрее уйти с собственной работы? Да нет, это все глупости; на носу новые проекты и некоторые незаконченные, у нужно ещё подготовиться к прохладным сезонам и перемене в моде. В мире стиля все крутится вокруг тебя — не успеешь оглянуться, как кто-то уже кинет глазом на твое место, будь ты невнимателен, и жюри обратят его на новую будущую звезду. Это всегда было страшным, кошмарным сном брюнета, и он свято верил, что никто не сможет его заменить, по крайней мере в моде. Он был незаменим, со своей простой и в то же время божественно элегантной красотой, заставляющей всех плавно опускаться перед ним на колени. Да, лишнее внимание никогда не было лишним. Оно было лишено этого глупого клише, и фраза как такова никак не срывалась ни из чьих-либо упертых уст. Хван Хёнджин был иконой. Но отчего-то сегодня, именно в этот день его тень популярности захотела слится з окружающей ее массой. Сан не знал, как все подступиться к своей модели, и даже их небольшая, так скажем, дружба никак этому не помогала. Этот мужчина определенно витал в облаках, созданных им самим. Он просто беспорядочно существовал в своем маленьком идеальном мире, в котором был только он и… он. По крайней мере пока что хотелось считать так. Хёнджин пока даже маме не готов открывать свою душу целиком и полностью, не говоря уже о Феликсе. И снова он в его мыслях… Хёнджин не курил, он буквально ненавидел сигаретный дым… но он почему-то напоминал о нем. О запахе его одеколона вперемешку с потом и атмосферой клуба, в котором они были. До боли ослеплен его лучезарной улыбкой, он окрылялся и хотел запечатлеть на всех лентах и портретах его неземную красоту. Хотелось заново жить и жить, но представлять мир другим, не таким, каким его все видят — лживой фальшью. Хотелось доказать всем и в первую очередь себе, что ты чего-то стоишь, что ты кто-то в этом мире, что твое пятно невозможно будет оттереть, если ты в конце оставишь свою печатку, пометишь свое. Хёнджину хотелось курить и вдыхать свежий хвойный запах с кедровым маслом, запивать, заливать все алым, как кровь, вино и стирать чужие слезы — родные такие эмоции. Но пока что крыло только его самого. Может, он не способен больше ни на что, он не сможет добиться ещё большего, что имеет, потому что чувствует, что надо остановиться, что впереди только пропасть. Кто её не видит — падет в неё, и больше не взлетит наверх, на свет Божий. Хёнджин молился каждый день, будучи даже пьяным настолько, чтобы даже не иметь возможности думать о делах насущных. Его потребностями стала мягкая подушка, теплое одеяло, сказка на ночь от мамы ещё с детства и… рисование. Но когда мир ограничился — не осталось больше никого, кто бы мог стать его музой. Кроме него… Сегодня он наконец-то возьмется за старые шрамы, вскроет их, заставив кровь закипеть заново в жилах. Он заставит себя жить.

* * *

— Ох, Сан, — начал наконец Хёнджин свою длинную многовековую речь, потягиваясь к солнцу и седая на кресло, обтянутое темной тканью, — вот скажи мне ты, что случайности не случайны. — И я отвечу тебе, друг мой, что нет. Жену свою я встретил у вокзала, она бежала под проливным дождем. Ее каблуки звонко стучали, когда она с последних сил старалась провести поезд со своей семьей домой. Она очень любит свою семью и была расстроена, когда они уехали. — А потом она столкнулась с тобой, — продолжил Хван. Его глаза горели интересом от фантазии от столь романтичного воспоминания друга. Сан буквально светился, рассказывал взахлеб, во всех красках и ничего не упускал. — В тот момент я понял, что второй ее семьей стану я, — закончил мужчина рассказывал свою небольшую историю знакомства с любовью всей его жизни. Хёнджин почувствовал, как увлажнились его глаза. Он был чувствителен к таким рассказам и всегда мог пустить слезу. Но сейчас он тайком утер глаз, дабы прояснить зрение и не портить лицо перед предстоящим свиданием. — Вот так просто и понял? А как же мне понять, когда наступит тот самый миг? — Ты не спутаешь это чувство ни с чем другим, уж поверь мне на слово. Это… непередаваемо. Ты будешь меняться с этим человеком, он будет открывать в тебе все новые и новые стороны. Ты сможешь быть с ним кем угодно, как твоя душа лишь пожелает. Ты захочешь увести его в свой тайный мир и никому больше не показывать, потому что ты — его, а он — твой. Понимаешь, о чем я? — Сан буквально разложил все по порядку и по полочкам. Только он мог так правильно и по-философски мыслить. — Понимаю, конечно. Я уверен, что рано или поздно это осознаю в своей жизни. Какая-то перемена да случится, — медленно ответил Хёнджин, немного расслабившись. Он пока не мог сказать, что у него возникало такое чувство, но что-то неопределенное точно да было в последнее время. Но оно покажет, что к чему ещё приведет. — Спасибо тебе, друг. Я, пожалуй, уже пойду. У меня неотложные дела, — похлопав по плечу Сана, сказал брюнет и, встав со своего места, пошел собираться на встречу с Феликсом. Он никогда не позволял себе опаздывать. Принципы есть принципы. Он уже десять минут стоял перед той самой дверью, обтягивая то штанину, то поправляя рукав пиджака, то укладывая снова и снова и так идеально уложенную челку с ровным пробором. Найти место жительства Ли Феликса почти не составило труда — Хёнджин довольно неплохо уже ориентировался в Париже и его незатейливых узких улочках, но таких ярких и комфортных. Спокойных. Еще раз проверив свой внешний вид и посмотрев на часы на старинной башне неподалеку — было за три минуты пять часов дня, и стал ровно, выпрямляя спину. Он не забыл использовать свой лучший одеколон, и благо что на это хватило времени — без него образ ощущается незаконченным. Хёнджин прочистил горло и, выдохнув, трижды постучал в дверь, как и велел Феликс. Ему почти сразу же открыл мужчина, и Хван замешкался, ощущая, как его щеки начинают загораться от осознания того, что, возможно, Феликс по ту сторону двери так же ждал, когда брюнет постучит, и нервничал из-за своего внешнего вида. Улыбка на лице веснушчатого была обычно приветлива, и Хёнджин поспешил улыбнуться в ответ. — Здравствуйте ещё раз, месье Ли. Как видите, я пришел и постучал ровно три раза, ни одним больше. И меньше, — почти сразу добавил Хёнджин, стесняясь. Ли рассмеялся, но по-доброму. Раньше он тоже боялся что-либо сказать не то или не так, или показаться грубым и отстраненным. Хван же напротив, старался как мог произвести впечатление галантного мужчины, и с чувством юмора у него пока что было неплохо. — И вам добрый день, сэр. Я рад вашему визиту и, что не может не радовать, вы правда вежлив. Я так и знал, что это вы пришли благодаря вашей внимательности и пунктуальности, — важно начал беседу Феликс, слегка отодвигаясь в сторону, будто приглашая в дом. Хёнджин бы с радостью зашел, но это лишь первое их свидание, и они не настолько близки ещё, чтобы без разрешения заходить друг к другу вот так, без слов. Он неловко потоптался на месте. — Ах, простите мою оплошность, заходите, пожалуйста, — перед мужчиной наконец открылась полностью дверь и он спокойно зашел после приглашения. В нос сразу немного ударил запах домашнего тепла и уюта, несмотря на то, что это первый этаж, и бросились в глаза свежие обои нежно-персикового цвета. Это немного удивило сперва, ведь Хёнджин думал, что у Феликса вкус более к холодным, мужественным оттенкам. Но этот очень подходил под здешнюю атмосферу и оставлял приятное впечатление о хозяине. — Пройдемте на кухню, может? — предложил Ли, и брюнет с радостью принял это, снимая обувь и оставляя свою небольшую сумку в прихожей. Кухня ему понравилась ещё больше — небольшая, уютная, с аккуратными окнами с видом на улицу и светлыми шторами под тон. Все в этом доме ассоциировалось с идеальной чистотой и порядком, впрочем, прямо под стать хозяину. Хёнджин аккуратно присел на предложенный небольшой диванчик у стола, про себя освежая в памяти, как они на похожем, но в ресторане сидели, и как некультурно вел себя Хван с почти незнакомым человеком. Ему стало стыдно, и он начал теребить край скатерти. — Кхм, я бы хотел ещё… — Может, чаю? Или вы предпочитаете больше кофе? — спросил в ответ Феликс, нечаянно перебив мужчину. Он определенно этого не желал, но его манеры и пунктуальность не позволяли ему долго оставлять гостя без угощения. Хоть какого-то. Тем более, Ли варил чудесный кофе и был бы не прочь показать такую его сторону в виде прекрасного домохозяина и отменного бармена. — В таком случае давайте кофе. У вас есть с целыми зернами даже? — немного удивился брюнет тому, как Феликс доставал из кухонного шкафа небольшую банку с ароматными зернами. — Я… приятно удивлен. — Не знал, что вы предпочитаете такое, но уверяю — его я всегда варю хорошо, и моя жена всегда остается довольна им, — слегка улыбнулся блондин, вспоминая свою женщину и её глаза, когда она пробует напиток. — Именно его и предпочитаю. Это практически постоянный вид, который я пью. Ну, исключение это может было американо, иногда со льдом, — поделился немного своей личной информацией Хёнджин. Не то чтобы она была личной, просто рассказывать человеку о том, что пьешь каждый день — немного интимно. Кому-то с этого нет никакой выгоды, но Феликс показался ему довольно-таки внимательным мужчиной, который может придраться к любой мелочи. Парижские корни в любом человеке начинают пускать свои широкие ветки. Какое-то время спустя Феликс уже сидел рядом с Хваном, обхватывая обеими ладонями горячую кружку с милыми узорами, снова и снова напоминая о доме, семье и уюте. Подув практически одновременно на свои кофе, мужчины успели обменяться взглядами и сразу же уткнулись в чашки. Хёнджин все собирался спросить о кое-чем точно уже личном, но не знал, будет ли это сочтено за наглость и не выгонят ли его после этого с дома. Может, он даже не получит свой ответ. Но Феликс выглядел так, словно у него был чудесный день, ровно так же как и у брюнета, поэтому он решился. — Сэр Ли… Вы говорили о жене, когда мы только начали беседу о кофе. Вы живете вместе, и поэтому она так привыкла пить это… великолепие? — Хёнджин знал, что это звучит в какой-то степени и нагло, и грубо, но он не мог не спросить. Не то чтобы интерес полностью овладел им, он все еще был тактичным человеком, но пока что за пусть и недолгое, но уже времяпровождение здесь ему не бросилась в глаза ни одна вещь, хотя бы поодаль напоминая о женщине. А это была уже законная супруга. Феликс посмотрел ему в глаза, немного щурясь, а затем резко расширил свои глаза и хохотнул. Хёнджин никак не мог ожидать такой перемены в настроении мужчины. Все-таки он был непредсказуем, как погода на море. — А вы внимателен к деталям, господин Хван. Я всего-лишь раз мимолетно упомянул свою жену, а вы все держали с того момента мысль о ней в голове, а ведь мы успели о многом поговорить. Что вас так тревожит? — вкрадчиво начал он, присматриваясь к лицу напротив. — Мне… интересно узнать о вас как о человеке, с которым у меня назначено сегодня свидание, — неуверенно начал Хван. — Первое. Всего-лишь первое свидание, — подметил Ли. Хёнджин покраснел. Вот куда привело его любопытство! — Но я ведь вас вижу не впервые! — он не хотел сдаваться. — И не в последний раз, если прекратите этот глупый спор, не стоящий жизненного времени. Бог нам отвел его не так уж и много, так зачем тратить то, что потом не вернешь ни за какие деньги мира? А вот эти слова заставили задуматься. Он ведь не Змей-искуситель, чтобы знать все о всех. Если человек пока не готов открыться с этой стороны, не нужно его торопить, иначе цветок никогда не раскроет свои лепестки. А в их случае это вообще было бессмысленная трата времени, пока что. — Тогда предлагаю ненавязчивый поход в театр искусства. Музей и джаз под одной большой крышей с нотками возрождения — это то, что определенно сближает своей лишь атмосферой. Примите это приглашение, сэр Ли? — встав из-за своего места, формальным тоном обратился Хёнджин к Феликсу. Тот улыбнулся уже на обращение к нему, такое правильное — самое лучшее пока, что успел сказать Хван, и ответил: — С удовольствием приму это не как данность, а отличное проведение времени этого прекрасного дня. Завершение его в таком светлом месте — это ли не подарок судьбы? — Да, именно он. И они оба уже уверено направили свои улыбки друг на друга.

* * *

Занавес поднято. Заиграла нежная, ласкающая слух мелодия словно из недр самого Эдема — завораживающее-прекрасная, немая и приковывающая не только к сидению, а и к сцене, на которой развивались события. Хёнджин и Феликс сидели на достаточно большой платформе в VIP-ложе, и им открывался отличный обзор на все лицедейство. Никто не мешал, не шумел — все было довольно пристойно. Ли, затаив дыхание, не отрывал взгляд от юных актеров, безупречно играющих свои роли. Вообще блондин не слишком любил драму, она его и так преследует всю жизнь, но парижане так искусно, ненавязчиво передают свои эмоции в глубину зала, что к тебя просто не остается выбора, как просто лицезреть это действие. — Вы правда считаете, что это было самой лучшей идеей для первого свидания? — мягко, неуверенно послышался шелест слов Хвана; он не хотел тревожить других зрителей, к тому же это считалось дурным тоном — громко разговаривать и вообще это делать, их могли и выгнать из зала, грубо говоря. Точнее, виновника распространения шума. Хёнджин пригладил свои и так хорошо уложенные волосы назад, краем глаза следя за тем, чтобы Феликс не заметил, как дрожит ладонь у мужчины, и аккуратно уложил одну ногу на другую. Благо, они были одни, и было достаточно темно, чтобы это движение было замечено. Феликс выдохнул, наконец отрываясь от беспрерывного смотрения на сцену. Он неспешно ответил: — Я считаю, что это было интригующим и интересным решением, мистер Хван. А вы разве не уверенны в этом? — Решил уже точно не усомнятся. — Поверьте, не стоит. Я, кажется, целую вечность не был здесь, и рад вернуться в эти стены искусства. Моя мама меня водила в такие места, когда я был ещё маленьким. Иногда я даже выступал в различных сценках — мне давали небольшие, но интересные роли, — блондин улыбнулся, вспоминая былое. Все же детство было приятным временем в его жизни, душа не болела за него. — Ах, я даже не мог бы подумать, что вы были актером раньше! Но то, как вы владеете своими эмоциями — правда восторгает меня. Феликс улыбнулся. Хёнджин снова был искренен, и хоть его волнение можно было прощупать с рядом лежащей вспотевшей ладонью, он этого не сделал. Но подвинул свою ближе, почти незаметно. — Знаете, а именно такое искусство порождает во мне творить свое собственное, — замечтался брюнет и ещё ближе подвинулся к собеседнику. Их локти неловко столкнулись, и тепло чужого тела ещё больше распространилось на феликсовую кожу. Он вздрогнул, встрепенулся, но виду не подал. Ли был тактильным человеком, и простое касание его не смутило… почти. А вот когда чужие пальцы немерено схватили его за руку, то веснушчатый не сомневался — это было точно не случайно. — Вы в темноте не видите? — задал самый глупый вопрос Ли, и ему сразу же хотелось рассмеяться неловко из-за этой ситуации в целом. Ох, как же неудобно получилось! Хёнджин дернулся, словно от кипятка, и разжал медленно свою ладонь, сцепившуюся с другой поменьше. — О, прошу прощения, но я совсем не сова, — прокашлявшись, дабы разбавить тишину, ответил брюнет, на всякий случай отодвигаясь на полметра от чужого кресла, хотя хотел бы оказаться сразу на другом конце ложа, если не всего театра. Благо, пьеса продолжалась, и на сцене уже успели смениться декорации. Актеры, теперь уже в ярких костюмах и пышных платьях, кружились в венском вальсе прямо на импровизированном танцполе; их обувь будто парила над землей, настолько легкими и невесомыми, словно перо, были их движения. Феликс сразу же забыл о случившимся казусе и больше не отрывался от сцены, только один раз позволив себе это — чтобы удостовериться, что его сосед так же увлечен действием. Кто-то пел высокие октавы, играла музыка, а глаза Хёнджина сияли, словно тысячи огней в этом зале, даже не так — сияние его глаз могло затмить собой весь свет этого здания. Может даже и больше… Веснушчатый был заворожен его красотой в такой момент. Он выглядел, словно картина самого Да Винчи, да и его Мона Лиза не смогла сравнится с этим человеком. В этот момент он уже не был им. Он был самим искусством. Внезапно вспомнились слова Хвана на эту же тему. Феликсу вновь стало интересно, о чем тот имел тогда ввиду. Что мог ещё творить этот мужчина? — Кхм, вы… — так и не сумев начать заново диалог, пауза повисла на губах Ли. Он заерзал на кресле, хотя его мягкость не могла быть какой-то преградой к новому разговору, и ничто из постороннего не мешало развить мысль в реальности, воплотить её, но Феликсу резко стало стыдно. Их незаконченные мысли остались висеть в воздухе, хотя Хёнджин, поправив снова свои волосы, уже повернул голову, вопросительно поднимая бровь. — Да, сэр? Вот так просто. Но он смог изложить свои слова, пусть фраза была короткой и кинутой наверняка из-за скуки. На сцене было пока что тихо, ничего такого, что заставило бы немедленно привлечь внимание, и, возможно, в этом и была причина, почему Хван оторвался от любимого занятия. — Ну… я бы… мне интересно узнать, — закидал удочку блондин, но рыбке пока было непонятно, червяк это или голый крючок, на который ее так хотят поймать. Хёнджин не был похож на рыбу, даже пусть самую умную — Феликсу нужно было говорить быстрее и понятней. Сколько можно тягать и мучить и себя, и окружающих? — Я хочу узнать, какое искусство вы умеете творить? — Вот как, — еле заметная морщинка промелькнула между густых темных бровей, и сразу же разгладилась. Под бровями посветлело — глаза словно потеплели на пару оттенков, — я могу и показать. На нашем следующем свидании. Хотели бы вы увидеть его? — Кого? — Феликс отвлекся на светлеющую ауру вокруг Хвана, и не сразу понял, о чем его спрашивают. Быстро придя в себя и уткнувшись взглядом куда-то в переносицу, вновь поднимаясь, он переспросил. — А вы уверены, что хотели бы пойти со мной на следующее свидание? — начал веснушчатый, пересчитывая уже ресницы на чужих глазах. Они были такие же темные, почти черные, но глаза были немного светлее. Или просто они пока что стали такими? Хёнджин вдруг наклонился, заставляя Феликса со всей силой, неоткуда взявшейся, вжаться в свое кресло, и оперся на бархатные подлокотники. Тембр его голоса заставил вслушаться, словить каждое слово, произнесенное этими губами, в пол голоса шепчущие ему что-то невообразимое: — О, да, я уверен, Ли, я чертовски уверен, — тихо сказал он, и Феликс затылком вжался сильней. Почему этот мужчина столь близок сейчас? — Вы меня интригуете своими неловкими разговорами. Что-то щелкнуло внутри. Первый ключик от первого замка найден. — Может, нам стоит сократить дистанцию. Вы так не считаете? — заикаясь, выдавил из себя Феликс, все еще пытаясь отодвинуться на безопасное расстояние. Хван не спешил этого делать, внимательно наблюдая за его выражением лица. Его глаза поблескивали в полумраке; на сцене продолжалось действие, а они оба уже успели потерять нить развития событий, увлекшись друг другом. Это со стороны могло выглядеть слегка вызывающим, и сразу же вопросы возникали — а кто они, собственно, друг другу, кем приходятся? И если бы каждого из них спросили напрямую этот вопрос — ни Хёнджин, ни Феликс не смогли бы дать твердый ответ. Не скажешь «да», не скажешь «нет»… — Хотите дистанции? Значит, у вас больше нету желания посмотреть на мое искусство, то, что я творю, и даже взять в нем участь? — спросил брюнет, все же немного отклонившись назад, но не теряя бдительность во взгляде. — Может и хочу… а может, и нет, — решил поиграть Ли. Он прикусил кончик указательного пальца, и глаза Хвана тут же обратились к этому неоднозначному жесту. Что хочет этим сказать этот человек? Он все ещё пытается быть загадочным? — Видите ли, сэр Ли, я люблю играть. Но играть в незнакомцев, не знающих друг друга целиком и полностью — не мой конек. Не считаете это уже излишним? — Возможно, вы и правы, но… — Я все же считаю, что мы уже успели немного друг о друге узнать, верно? И не только о том, например, что у вас есть жена. «Почему все снова сводится к ней? Разве нет больше аргументов?» Но в голос произнес лишь: — Да. Пожалуй, вы правы, сэр Хван. — Сэр Хван… — посмаковал это другое прозвище Хёнджин на своем языке. — Мне так даже больше нравится. Свежий вечерний воздух холодил щеки, обдувал лицо. На Париж опустилась темнота цвета синего бархата с россыпью звезд — их сегодня было очень много. Двое мужчин, одетых в пальто, неспешно шли узкой улочкой, время от времени рассматривая стены и здания вокруг, будто запечатлевая в своей памяти. Один из них сжимал в кармане пачку сигарет, так и не начатую, даже не распечатанную до конца. Почему-то желание курить отбило почти сразу же после того, как Хван купил ее. Он купил сигареты после того, как собрался идти домой еще тогда, в тот вечер, когда они были в джаз-клубе. Это было… невозможно и невероятно. — Вы тоже вспомнили тот вечер, верно? — послышался хриплый голос его спутника. Феликс стал на месте, вглядываясь во что-то. Когда Хёнджин тоже наконец обратил свое внимание на объект изучения, то с удивлением подметил, что они вышли на улицу, где и находился тот самый ресторан. Более того, оказалось, что они все время шли по этой же улице. Неужели мужчина настолько сильно успел уйти в себя, что перестал замечать даже очевидные вещи? — Вы всегда такой? — снова посылался голос Ли. Они стали под фонарем, и Хёнджина окутало очередное дежавю. Слишком много похожих моментом с этим человеком начали производится время от времени… — Какой? — решив, что этого слова вполне хватит, ответил он вопросом на вопрос. Он засунул руки в карманы, выжидающе вглядываясь в лицо напротив. Феликс улыбнулся. — Вы мне напоминаете меня в такие моменты. Я всегда, когда очень задумаюсь, то перестаю замечать все вокруг. Это ещё с детства. Хёнджин не мог не удержаться от едкого комментария, весело прыснув при этом: — Вот как! А я и не заметил. Видимо, это кто-то нарочно толкнул вас в нашу первую встречу, когда вы вписались мне в плечо, — закашлявшись, ответил брюнет, зачесывая свою челку назад. Феликс посмотрел на открывшийся высокий лоб мужчины и невольно залюбовался его пропорциональным лицом. В очередной раз. — Вы все еще в обиде за это? Простите меня, пожалуйста, я больше так не буду делать, — как-то плаксиво и по-детски прозвучало это у веснушчатого. Хёнджин, не успев отсмеяться от прошлого раза, с новой силой взорвался смехом. Ох и веселит его этот мужчина одним своим присутствием! — Хорошо-хорошо, — не прекращая улыбаться, сказал он, а блондин жадно проследил за изгибом губ и неожиданно красивой картиной улыбающегося Хвана, обнажающего свои белоснежные ровные зубы. От этой улыбки не могла бы устоять ни одна женщина. Да и, что греха таить, каждый человек бы точно обратил внимание на этого мужчину. — Вы идеален во всем… — и, поняв, что сказал это вслух, спохватился Феликс слишком уже поздно. Хёнджин наклонил голову набок и, прищурив один глаз, сказал: — Может и так. Может, таким я и кажусь издали, для тех, с кем я работаю, с кем я разговариваю каждый день. Но… — тут он приблизился к блондину, и тот по инерции попятился назад, ближе к какому-то дому, считая мысленно метры под ногами, — кто его знает, может я ищу тот свой недочет, того самого, кто найдет, отыщет во мне мою не идеальность? — прошептал уже Хёнджин, наклоняясь на уровень глаз к Ли. Тот поймал его взгляд и начал играть с ним в гляделки. Выиграл Хван, конечно же. Он выпрямился, поправил до изящности одежду и напоследок произнес: — В этот раз уже вам стоит меня отыскать. Я бы хотел открыть новую сторону себя для вас, сэр Ли. Буду с нетерпением ждать вашего визита ко мне в студию. Оттуда мы и пойдем смотреть на мое «искусство». Вы не против? — Как будто бы вы оставили мне выбор. Но как же я вас найду? Ладонь опустилась на чужую грудную клетку. Под пальцами гулко билось сердце. Щеки Феликса постепенно начинали нагреваться. — Наше второе свидание. Найдете меня по зову вашего сердца, никак иначе, — скромно улыбаясь, ответил Хван, и опустил руку. Но Ли все ещё мог чувствовать её тепло, этот тремор. Когда мужчина скрылся за углом, он положил уже свою ровно на то место, где минуту назад ещё находилась хёнджинова. Большая, с длинными пальцами, бледная, но утонченная. Красивая. — Уж поверьте. Найду.

* * *

— Ты уже словно по-другому говоришь… — тихо сказала она. Феликс недоуменно посмотрел на неё, доставая свою любимую чашку с башней. — Как — по-другому? — Твоя манера общения… ты буквально стал придираться к мелочам? Скажи мне честно, — тут Ли напрягся, вслушиваясь в тон своей супруги. Его пальцы сжали чашку сильней, — у тебя на работе все нормально? Или тебя что-то другое беспокоит? Не волнуйся, я сегодня не задержусь надолго. Наш важный клиент перенес встречу на завтра рано-утром, — погладила она свободную ладонь Феликса. Тот неловко прокашлялся, но отчего-то его словно коротнуло от прикосновения жены. Это же его Роуз! — Давай я тебе налью кофе. — Спасибо, Роуз. Ли присел за свой стул. Он смотрел, как женщина быстренько наливает из турки горячий кофе прямо в чашку, держа локоть немного высоко. Это было… неправильно. — Слушай, опусти руку ниже, не нужно лить ручейком. Так не принято, да и кофе успеет остыть. — Хорошо. Ты больше знаешь, как правильно, — согласилась Роуз. Она опустила руку, почти не разлив жидкость, и отставила турку в сторону. Перед мужчиной наконец-то появилась кружка, по самые края заполненная напитком. Ох, он уже мог опаздывать на работу! Сегодня же собеседование с новым клиентом, но только его не перенесли, как с женой. Оно уже через полтора часа должно было начаться, а Феликс не позавтракал и не добрался на работу. — Вот же черт… горячее, — чуть не выплеснул содержимое чашки. — Роуз, я опаздываю. Очень сильно. — Но как же завтрак? — Будет перерыв на обед — обязательно покушаю. Сейчас меня ждет важная встреча, и пусть я только на минутку опоздаю — у меня будут большие неприятности. Роуз расстроилась. Они давно уже с мужем отдалились друг от друга, и всему виной эта проклятая работа. Но на жизнь надо тоже зарабатывать, чтобы жить в таком хорошем доме. — Хорошего дня тебе. И, кстати — кофе в этот раз было немного хуже — его не стоит греть повторно. Вкус теряется, — и Феликс скрылся за дверью дома. Стук. Роуз не сдержалась и, сев на кресло обратно, заплакала в ладони.

* * *

Феликс не думал, что лгать откажется настолько противно. Он быстро вышел из дома, на ходу застегивая свое пальто, и даже на смел оборачиваться, чтобы увидеть в окне свою жену. Он солгал своей жене несколько минут назад, сказав, что опаздывает на важную встречу с клиентом. Главный редактор газеты сообщила ему ещё вчера, что встреча переносится на послезавтрашнее число, но никак не на сегодня, когда у них и так дел полно. Просто Роуз была в какой-то степени права, сказав, что мужчина в последнее время обращает внимание на всякие мелочи и придирается к ним. Ли не понимал, почему так изменился. Одернув рукава, которые ему показались слишком короткими, он стал на мгновение, чтобы вдохнуть свежего воздуха и успокоиться хоть немного. Сегодня ночью ему снилось много сновидений, но почти ничего он так и не смог запомнить, и это уже было не в первый раз. Запомнилась только длинная дорога, освещенная фонарями с золотистым оттенком, дождь, тихо падающий на тротуар и чьи-то теплые прикосновения — совсем близкие. В них хотелось растаять, прижаться ближе, вдохнуть домашний запах; они были столь уютными как для меняющейся погоды. В них ты чувствовал себя защищенным, словно заново расцветающим. Феликс очень скучал по своей семье, и надеялся их в скором времени увидеть. Он подумал, что это были объятия его родной матери. Переходя через дорогу, уже знакомую наизусть, блондин внезапно остановился. Ему вспомнилось, как совершено недавно он вместе с Хёнджином проходил именно по ней, когда они возвращались с театра домой. Ему также вспомнилась то прикосновение Хвана к его груди и слова о том, что он найдет его по зову сердца. Но сколько ещё придется ждать? Когда сердце даст тот самый заветный знак? — Прошу прощения, господин. У нас открылось чудесное заведение неподалеку, приглашаем вас и вашу вторую половинку на первый день. Это новый ресторан прямо в центре Парижа, — запыхавшись, кричала молодая девушка лет двадцати с длинными угольно-черными волосами. Феликс обернулся и… замер. Этот цвет волос уже даже ассоциировался с ним. С этим мужчиной, на которого должен был ровняться весь мир. Это было так неожиданно, Ли моргнул и девушка словно передвинулась немного ближе, на несколько метров к нему. Она ещё раз повторила все, что сказала, при этом смущенно улыбаясь и поправляя волосы. «Она и вправду хочет привлечь мое внимание. Или же надеется, что у меня все же нет второй половинки.» — Ничего, я обещаю вам придти, мисс. Говорите, прямо в центре? — девушка кивнула. Феликс приложил палец к нижней губе, слегка оттягивая её. Девушка покраснела и хотела отвернуться, но в последний момент одернула себя и стала ровно. — У нас будет невероятная домашняя атмосфера, светлые тона интерьера и живая музыка. И, конечно, в первый день для каждого столика первая бутылка красного вина бесплатно, — спохватившись, добавила она уже уверенней. Вот же, так и хочет, чтобы Феликс уже хоть сейчас развернулся и ушел с ней в это заведение и попробовал ихних блюд и вина! — Интересно… а как называется ваш ресторан? Хочется узнать, — с хитринкой спросил Ли, медленно прикрывая свой взгляд. Девушка замешкалась. — Ох, мы пока не афишировали это но, если вы пообещаете никому не рассказывать, — Феликс кивнул головой, — то название — «Il pleut à Paris», — уже тише сказала она. — Хм, как необычно — дождь в Париже. Поверьте, такого я раньше не слыхал здесь, думаю, это отличное название… — Правда? Спасибо вам большое! — просияла девушка. Феликс добродушно улыбнулся в ответ. — Не за что. Как вас зовут, к слову? Если не секрет. — Джихё. Ким Джихё. Я из Кореи. — Какое совпадение. Я тоже, но родился в Австралии. Меня зовут Ли Феликс, теперь вы меня знаете больше, как вашего первого клиента, я полагаю? — Да, конечно! Мне очень приятно. Если вы придете к нам завтра в семь вечера прямо на открытие, мы вас отведаем к нашей особенной зоне отдыха, скрытой от лишних глаз. Вы только договоритесь наперед с кем-то из администрации, чтобы вам забронировали столик. Что скажете? В другой раз Феликс бы отказал или сказал бы, что подумает над предложением. Но его очень впечатлило само название. Оно… интриговало. Очень. Хотелось поскорее узнать, что скрывается за дверью этого ресторана. — Да. Я приду, и возьму с собой ещё одного человека. Столик можно уже забронировать? — Я очень благодарна вам! Да, можно. Я могу даже сейчас пойти и передать, чтобы его закрепили за вашим именем. Когда завтра вы придете, на входе просто скажете свою фамилию, и вас отведут к вашим местам. — Отлично. Тогда до встречи, Джихё, и хорошего вам дня. Увы, спешу на работу. — Спасибо, господин Ли. И вам того же. Будем вас ждать. Развернувшись, девушка уже собиралась уходить, но тут её остановил сам Феликс. Он чувствовал, что ещё что-то должен спросить, и слова сами сорвались с его губ: — Извините, а кто дал такую чудесную идею для названия ресторана? Джихё остановилась, и через плечо мелькнула её милая и хитрая улыбка. — У вас будет завтра возможность познакомится с этим человеком, когда вы придете к нам. Я лично окажу честь. — Интригующе… не могу дождаться этой встречи. До свидания. — До свидания, господин Ли. Феликс уже почти добрался до своей работы, и весь его путь прошел в раздумьях о том, какой из себя этот человек. Возможно, он философ или мыслитель, или даже писатель. Тогда Ли точно нужно достать его автограф и поговорить по душам. С недавних пор он начал еще больше ценить искусство. «Кто же ты такой… или такая…» Он знал, что уже очень опаздывает на работу. Как же странно, что незнакомке он сказал чистую правду об этом, а Роуз — нет. Неужели Феликс научился больше доверять проходящим мимо людям больше и готов для них открываться? А как же близкие… они ведь заслуживают на это как никогда. Сегодня в редакторском агентстве было чересчур шумно, из-за чего Феликс не мог сосредоточиться ни на своих задачах, ни упорядочить свои мысли. О, как же он это не любил… С каких пор он вообще любит мечтать и философствовать? В детстве, если он хотел машинку, это могло не сразу, но материализоваться в реальность, за что мужчина всегда будет благодарить своих родителей. Они ему обеспечили самые лучшие и беззаботные годы жизни. Но чтобы придумывать различные сюжеты, прокручивать цитаты, если не говорить их вслух и создавать стихи — это не было его. Попросту Феликс не был таким артистичным человеком, чтобы ценить даже такие мелочи. Да, он любит читать, но чтобы самому взять перо в руку и попробовать что-то написать — нет. Не было в его жизни чего-то очень особенного, выделяющегося от остальных, а придумывать что-то такое, чего могло никогда и не случится — этого он не хотел делать. Он не хотел отбирать чью-ту реальность, жить словно не своей жизнью и представлять, если бы могло быть даже лучше, чем уже есть у него. Хотя, такие мысли часто глодали его голову. Что, если он попросту теряет свои лучшие молодые годы, а потом будет жалеть об этом, когда уже будет очень поздно, когда он будет стар. Многие так живут, и даже не догадываются, что могут иметь большее, чем у них есть. Феликс боялся, что в его жизни не хватает чего-то очень сильно важного — того самого недостающего кусочка паззла. Хотя, может, он так близко, что можно его быстро отыскать, да Феликс либо не видит его ещё, либо не до конца понимает, нужен ли он вообще. — Феликс, ты где витаешь? — Ёсан. Этот человек всегда был рядом, когда было трудно на работе, поручался за него, когда веснушчатого вообще могли уволить, всегда подсказывал идеальные заголовки для того, чтобы привлечь новых читателей и помогал с редактированием текста и фотографий. Они, такие старые и пожелтевшие, но всегда хранящие вечные воспоминания о былом времени, с этим неимоверным запахом, с его ценностью и самой лучшей бумагой, которая может вообще существовать. Потому что ценность газет пройдет сквозь годы, пройдет немало времени, а люди их будут печатать, рассылать по всему миру, читать статьи и придумывать новые и новые захватывающие истории. Блондин любил свою работу, хоть и понимал, что все эволюционирует, что с каждым годом инновации идут вверх, что уже не будет так, как раньше. Но он надеялся, что такие вещи как книги, газеты, кассеты и зерновое кофе будут вечными. — А… я снова задумался, видимо… — почесал затылок Феликс, откидывая голову назад, отрывая взгляд от набросков газеты. Это были лишь первые этапы, но уже можно было сказать, что этот тираж станет сенсацией. Очень много всего произошло за последнюю неделю, и не только в жизни самого Феликса. Просто он порой забывает о том факте, что не все крутится вокруг него, и что жизнь не ждет, она уходит, все меняется. Вот только люди — нет. — Частенько ты это в последнее время… — Что именно? — переспросил Феликс. Походу, он снова начал терять нить разговора. — Да я об этом же. Ты снова где-то завис, дружище. Тебе отдохнуть что ли. — Нет, Ёсан. Ты же знаешь, как для меня важна эта работа. Да и мне кажется, что я недостаточно стараюсь в последнее время. Я не хочу снова тебя напрягать, хочу попробовать в этот раз один справится, — потер виски Ли. Он и вправду выматывался, работая за двоих-троих в последние две недели. Друг как мог помогал, облегчал ему задачи и развлекал рассказами на перерывах но… он не мог стать на его место. У каждого из них свои задания, а Ёсан ещё и занимается фотографией, что приносит ему дополнительный доход. Он всегда говорил, что это больше как хобби, но все же деньги за это получает не маленькие. — Научи меня так же делать газеты, Феликс. Твои работы великолепны, друг! Ты еще и недооцениваешь себя, как так? Да я бы в жизни до такого креатива не дотянул. Тебе бы пойти даже дальше этого агентства — и тебя сразу же с руками оторвет себе какой-нибудь модный журнал. Ты только попробуй, советую тебе. — Думаешь? — неуверенно спросил Феликс. Он и вправду недооценивал свои способности как редактора. — Да конечно! Я уверен, что у тебя получится отвоевать наконец свое место под солнцем. Тебя ждет великое будущее, так пусть оно не пройдет мимо. Ты ведь в силах изменить свою жизнь так, как тебе хочется, так сделай это по-настоящему круто! — Ох, ты так громко говоришь, что если бы сам был представителем такой фирмы — то сразу бы взял меня, — посмеялся мужчина. Он накрутил свою короткую прядь волос на палец, отмерив ровно пять сантиметров и отпустил, оставив маленький завиток. Искусство, не иначе. — Да, и обязательно. Такой алмаз на дороге долго не валяется, — подмигнул Ёсан. Все же его речи были иногда так гениальны и громогласны! — Но я вижу, что тебя ещё что-то беспокоит. Поругался с Роуз? — спросил он снова. Феликс замер над конспектами. Прямо в точку. Этот мужчина тоже был женат и как никто понимал его в таких вещах, как брак и отношения в нем. Никогда не бывает гладко, но в последнее время Феликс совсем перестал себя понимать. Он ведет себя как то… иначе. И при чем сам это осознает. Ему было жаль свою жену из-за своего холодного и слегка раздраженного отношения к ней, но потом он задумывался над своим поведением, прокручивал последние события в голове — и все казалось даже больше чем правильным. Словно так и должно было идти. Ли словно смотрел в будущее и видел свою дальнейшую судьбу, но будет ли Роуз дальше с ним? Как скоро их пути могут разойтись и когда наступит тот момент, когда реальность станет каменной, словно стена замка, и ледяной, словно вода в самом холодном озере мира. Как скоро он поймет, что им суждено было разойтись ещё до того, как скрепить узы браком? Или, может, этого и нельзя было допустить? Что, если Роуз — не его судьба, не его предначертание? Что, если совсем рядом тот, кто сможет сделать ее счастливей, и тот, который сделает так же с Феликсом? На эти два вопроса пока не было нужного ответа, и они будут мучить друг друга до тех пор, пока ответы не найдутся. А они сами найдут его… — Говорил же, что мы здорово повеселимся, — чуть не щебетал Сан, неся в двух руках пакеты с разными вещами. Здесь была не только одежда, а и некоторые аксессуары к пиджакам, новые очки против солнца, высокая шляпа, в которой мужчина выглядел очень статно и ещё более взрослым. Хёнджин рядом весело смеялся, держа в руках поменьше, но больших по объему пакетов с новой одеждой для показов, а так же кое-что для завтрашней встречи. На завтра было запланировано одно собеседование с представителем агентства касаемо моды и новых трендов, и Хван радостно согласился дать даже небольшое интервью для внимательных слушателей и фанатов. Что же, это, должно быть, будет интересно как и для него, так и для противоположной стороны. По крайней мере, предстоит ещё выбор, с кем заключить контракт, и у этих редакторов есть все шансы, если они достаточно заинтересуют компанию Хёнджина. Как же это было замечательно — этот командный дух вперемешку с нотками соперничества, где победитель всегда один, а за ним сразу же закреплена репутация и хороший статус. Брюнет лизнул губу, предвкушая следующий день, и они с Саном пошли в ресторан тут же, в центре, чтобы пообедать. — Обещал же, что свожу. Теперь можешь заказывать, что пожелаешь, — с улыбкой сказал Хёнджин, выбирая блюда из меню. Его внимание сразу же привлекла коктейльная карта, и он уже даже определился с напитком, пока Сан все никак не мог выбрать между рыбой и стейком. — А ты возьми рис с рыбой и гарниром с острым соусом. Я слышал, этот соус добавляет пикантности и оставляет после себя сытое послевкусие, — порекомендовал Хван. Сам он взял себе говяжий стейк и салат с овощей. Как обычно. Он уже не впервые был в этом заведении — оно было с неплохим интерьером, правда, Хёнджин бы добавил больше светлых тонов и сделал ярче освещение. Сам по себе ресторан был довольно уютным на вид и здесь были довольно вкусные блюда — как рыба, так и мясо. — Правда? Тогда возьму его, пожалуй. Ты знаешь толк в вкусной еде, — похвалил коллегу Сан. Хёнджин легонько улыбнулся. — Добрый день, господа. Что желаете заказать? — к мужчинам подошел молодой на вид парень со светлыми волосами и круглыми щеками. На его лице были заметны веснушки и тут… у Хёнджина прошлись мурашки по спине от осознания того, как этот парнишка чертовски похож на Феликса. Сразу вспомнились его прохладные маленькие ладони, которые хотелось согреть, его усеянное звездами лицо под фонарем и челка, так и лезущая в глаза цвета темного леса. «Что со мной происходит… что творит со мной этот Ли Феликс…» — Хёнджин, хён, ты здесь ещё? Что будешь заказывать? — потряс его за плечо Сан. Видимо, Хван настолько успел уйти в себя, что не услышал, как официант уже обращается к нему напрямую. — Сэр, вы готовы сделать заказ или вам дать ещё немного времени? — глаза боязливо скользнули по лицу брюнета, пытаясь хоть что-то прочесть, но Хёнджин уже успел сказать то, о чем говорил раньше. — Да, простите. Овощной салат, говяжий стейк и бокал вот этого коктейля, — ткнул в карту с алкоголем Хёнджин. Официант моментально обрадовался, добавив, что это отличный выбор напитка и что они все принесут через пятнадцать-двадцать минут. Что же, это радовало. Здесь все работают в ускоренном режиме. — Ты где витал, Хван? Я уже думал, что ты к нам не вернешься больше, — пошутил Сан, отпивая воды. Хёнджин поправил челку и вздохнул. Он и сам не знает, что с ним происходит в последнее время. Почему он так резко на обычного молодого парня подумал, что он Феликс? Будто мало здесь блондинов с веснушками ходит… — Ты о ком-то думал? Конкретном или мечтал просто? — все никак не мог угомонится Сан. Хван взглянул в окно. — О нет, только не окно, ты снова меня покинешь, — грустно ответил он, смотря, как тоскливо изучает брюнет все, что за ним находится, и разглядывает людей. — Знаешь… — прозвучал в конец его голос, почти за минуту до того, как им принесли их блюда, — я, похоже, неправильно жил свою жизнь. Я сама неправильность… — Почему это? — удивился Сан, медленно поедая свою рыбу. Он внимательно следил за тем, как Хёнджин отпивает от своего бокала и зачаровано смотрит на стенки расплеснутой алой жидкости внутри. Она пахла… дождем. Как и он. — Я думаю часто об этом человеке… я хочу поскорее его увидеть, даже несмотря на свои обещания и принципы… я хочу узнать его всего, его душу, его характер, его жизнь в стенах дома, как этот человек готовит, как проводит свое свободное время, что у него было в детстве и прочее. И у меня с этим человеком было всего одно официальное свидание. А должно было быть три. — Хёнджин… — Это нормально, что я хочу нарушить запрет? Что я хочу сорваться прямо отсюда и поехать, найти его… — Хёнджин… — Я хочу снова посмотреть в эти глаза, такие невероятные и зеленые, потрогать, убедиться в том, что он настоящий… — Хёнджин… — Я хочу прикоснуться к нему не так, как сделал это в конце нашего свидания. Хочу прижать к себе, не отрывать взгляда, и чтобы шел дождь, а мне было плевать. Я бы смотрел в его глаза и наслаждался тем моментом, который мы разделяем только вдвоем… хочу ощутить на вкус эти губы, которые снились мне в одном из сновидений. Да, вот этот сон Хван таки вспомнил, в эту же минуту. — Ты влюблен, Хёнджин. Безнадежно влюблен.

. . .

Момент осознания заветных слов. О нет, как же рано, неправильно, противоречиво они звучат! Хёнджин широко распахнул свои глаза, а затем прикрыл их, утихомиривая свое сердце, которое словно бешеное сорвалось на быстрый темп после прозвучавшего. Оно словно предало хозяина, услышав то, что должно было. Хёнджин никогда никого не любил больше своей матери. Да как он способен на настоящую любовь? К тому же, это мужчина, он женат, и это — Ли Феликс, с которым у него было всего одно свидание. Одно. И он каждый день приходит домой после тяжелого дня, где его встречает заботливая жена, целует в щеку и не только, обнимает до хруста костей и приглашает за стол, где уже вкусная домашняя еда, где тепло и уют, где царит любовь и внимание, где нет места третьему лицу. Нет, совершенно нет. Хёнджин не может быть эгоистом. Он не может любить. Он не должен разрушать своими чувствами чужую семью. К тому же, это всего лишь предположение Сана. Может, это простая человеческая привязанность да и все? Он скрылся в ванной, смывая все наваждение, боль и мысли. Они все были в нем… он не мог избавиться от этого. Сан не остановил его, когда тот ушел, скупо попрощавшись, но обещал помочь, как только сможет. Но вряд ли он способен помочь в этом… Хван Хёнджин влюблен. И вправду звучит безнадежно. Ему снилось многое, как и прошлой ночью. Губы в сахарной вате, ведь напоминают эту сладость, крепкий запах свежего кофе с утра на тонкой шее, тепло родного дома и маленькие руки, обхватывающие талию, собирая в замок. Ему снился Феликс, его голос, глубокий, бархатный, его неуверенные речи и споры о театре, его глаза, его золотистые веснушки, которые есть у многих, но именно такие только у него. Хёнджин понимал, что он пропал, как человек. Что если это не конец, то это тогда начало большого конца. Феликс был снова недоволен. На кухне царил беспорядок, Роуз, вымотана ещё с работы, крепко спала рядом, а Ли боялся сна. Он боялся, что когда он закроет глаза, то снова увидел шоколадный взгляд, тонкие, изящные пальцы, держащие почему-то зонтик, и дождь. И холодный, словно дождь, поцелуй с привкусом кагора и кардамона, который так любит добавлять в свой кофе Феликс. Феликсу определенно снился он. Тот, с кем скоро им суждено снова повидаться. Но вот в этот раз Ли готов сам пойти навстречу и найти его первым. Он что, скучает? Неимоверное чувство, такое человеческое и простое. Когда ты так сильно нуждаешься в том, чтобы увидеть его, вдохнуть знакомый запах, уже не чужой сильно, а еще возникает желание зарыться носом в эти пушистые волосы, пахнущие чем-то сладким и таинственным одновременно. Это уже было немного необычно и страшно осознавать, но Ли ничего не мог с этим поделать. Губы нашли в темноте другие, впились в них пылко и сильно, прижалось тело к другому, и ощутился жар грудной клетки напротив. Послышался слабый стон… и блондин отстранился. Это не оно… не то. Это была Роуз, уже лежащая под ним, с высохшими слезами, волосами, разбросанными по подушке и большими светлыми глазами. Не темными, с длинным изгибом. Не такие, какие точно ему походят. Неправильные. Она не была кем-то другим, точно не тем, кого хотелось бы видеть рядом. И, думал Феликс, она сама уже остро начала это осознавать. Они уже давно не те, что были раньше. Все изменилось. Они изменились, и не только в том, что они выросли. Нет, он определенно менялся, и каждый день все меньше себя узнавал. Неужели это все случилось с появлением Хвана в его жизни? Какую роль он сыграл в этом — большую или маленькую? Одно Феликс знал точно, уже проваливаясь в спасающий сон — это то, что если Хёнджин снова так же исчезнет, как и появился в его жизни, то он словно лишится чего-то важного. Того самого недостающего кусочка паззла. Утро. Любимое спасительное утро. Люди делают вид, что им это помогает, что утро вечера мудрее, но только не для этих двоих, проснувшихся этим утром. Феликс проснулся, смотря в потолок, бездумно считая пылинки и точки, а рядом Роуз делала вид, что не спит — она не спала всю ночь. Она ворочалась ещё после трех ночи, думая о том, что её муж вообще изменился в дикую сторону. Они давно не сближались, как пара, и тут среди ночи она решила позвать его по имени — и он прильнул, губы их соприкоснулись, словно впервые, и точечный удар мурашками прошелся по коже, словно в первый раз — и нет, совершенно ничего. Ли снова отстранился, но только уже в этот раз казалось, что намного дальше, чем до этого. Он словно не сумел совладать со своими эмоциями, лежа поверх неё — и отряхнул резко себя, отпрянул. Женщина не могла понять, что с ним происходит, а Ли в очередной раз дал понять, что их отношения сейчас недостаточно доверительны и просты, чтобы вот так сразу и объясниться. Ей придется ждать, вот только к чему приведет это ожидание и как долго оно будет длиться — одному Богу известно. Роуз встала, сделала все свои утренние дела и нашла несколько минут для привычной утренней молитвы — она верила в Бога, пусть её род был из лютеране, она не пошла по их стопах и всегда считала христианство самой чистой религией, самой крепкой и верной. Она и была верной женщиной, но с довольно тяжелым характером — мать всегда упрекала её за это и переживала, найдет ли ее единственная дочь себе и достойного мужчину, и того, кто сможет с ней ужиться. И вроде нашла — красивый, умный и уверенный в себе, ещё и любит готовить — матерь лично попробовала несколько его фирменных блюд, и всегда оставалась довольна. — Доброе утро. Сегодня у меня встреча с кем-то из важных лиц другой компании и мы сможем заключить важный контракт. Поэтому, я не знаю, как скоро освобожусь, — сказал Феликс жене, пока та готовила блинчики со сладким сиропом. Их любимым. Роуз замерла на мгновение, но затем продолжила готовить, потому что все могло подгореть. Она ответила лишь спустя минуту: — Дорогой, тебе что-то снилось? — она не знала, почему именно с этого начала разговор, хоть и рано или поздно это сорвалось бы с его губ. Что же, жаль, что она не видит его лица — не сможет прочитать каждую лишнюю эмоцию. — Ну… я не помню, честно, — Феликс почесал затылок, но сделал вид, что у него пропала память. Он все помнил до мельчайших деталей. Он просто не хотел думать о том, что даже все чертово утро думал о Хёнджине. Интересно, тот так же мучается сейчас от этих навязчивых мыслей или у него все в порядке? И как он вообще проводит свое утро, каждое утро? Снова по новой закружилось все в голове. Феликс не может перестать о нем думать ни на минуту… — Что же ты сотворил со мной, черт в тени? Роуз услышала тихое бормотание и обернулась на миг, застав картину, как ее муж оперся на локти над столом и подпер ладонями лицо, зачарованно смотря куда-то в окно. Где все было в тумане. — Феликс… ты со мной или нет? Феликс стоял и думал, мечтал и думал, и ещё раз мечтал. Он забыть забыл о том, где находится и с кем — его голова было полностью занята им. Походу, скоро он начнет сходить с ума, если уже не начал. Может, это чары какие-то или что с ним происходит ? — Нет… я задумался, прости, — выдавил из себя мужчина спустя пару минут. Он выпрямился, убрал руки с-под лица и обернулся к Роуз, легко и непринужденно улыбаясь без демонстрации зубов. Намыливание глаз было той особой чертой, которой владел Ли. — Давай я быстро позавтракаю и пойду, ведь сегодня то собрание, и оно назначено на десять утра, а мне скоро выходить и ещё добраться. Блинчики твои стоят того, чтобы их непременно съесть, — сказал он и поспешил сесть за свой стул. Жена лишь вздохнула и поставила перед ним тарелку с дымящимися блинчиками и джем, и отошла налить чая. — Насчет кофе ты был прав — я его плохо приготовила, знаю… ты намного лучше в этом деле, милый. Спасибо, что замечаешь то, над чем нужно мне стараться, — Роуз так же улыбнулась и села напротив, взяв порцию и себе. Она решила, что будет максимально стараться для их с мужем счастья, поэтому даже такие мелочи были важны, как, например, правильно сварить кофе на завтрак. — Хочешь, я сам буду его готовить для нас? Так будет надежней? — спросил Феликс, накалывая на вилку небольшой кусочек теста. Они были вкусными, все же, да и в добавок его любимый клубничный джем. — Уже не доверяешь мне? — слегка засмеялась женщина, отпивая со своей чашки. Она старалась не подать виду, но капля огорчения проскользнула в её тоне. Вот как… — Ты только не обижайся, но чай у тебя лучше выходит заварить, а вот кофе я займусь. Может, когда-то я открою свою кофейню, как думаешь? Роуз накрыла своей ладонью его, сжимая аккуратно. — Что бы ты не придумал, я тебя поддерживаю, но… подумай сам — сейчас у тебя прибыльная работа, так почему опускаться ниже, где мало заработаешь? Кофейня, даже ресторан маленький не принесут столько денег, как твоя газета, которая сейчас считается самой влиятельной в Париже да и не только? Подумай сам об этом. Феликс снова задумался. А ведь оно так, но… он вспомнил Джихё, девушку из улицы, которая предложила ему пойти на вечер открытия сегодня. Уже сегодня новый ресторан откроется, и он должен побывать там. Он докажет Роуз, что она не права да и не все крутится вокруг денег. Счастья не будет там, где нет души твоей, а если ты душой даже без работы и лишь с хобби и навыками — значит, такова судьба и ты не убежишь от нее. Не стоит отделяться телом от души. — Ладно, я уже поел, спасибо за завтрак. Было вкусно, правда, — улыбнулся Ли, но теперь уже вынуждено. Роуз ошибается насчет своих мыслей. Он уже знал, кого стоит позвать. Но нужно сначала подготовиться ко встрече. — Алло, Хёнджин, ты как? Почему не отвечал мне все это время? — взволнованно тараторил Сан по ту сторону провода. Хёнджин не спал всю ночь — он сочинял стихи и комкал сразу бумагу, выбрасывал — ему ничего не нравилось. То письма, то открытки, различные маленькие картинки с абстракцией и природой, то Эйфелевую башню нарисовал, то темный зонт на фоне дождя, то маленькую девочку. Последним рисунком стал поцелуй двух людей на фоне Триумфальной арки — свет от фонаря лился, стекал на их блаженные лица, а они не замечали никого вокруг, лишь увлеченно прижимались друг к другу в порыве чувств, а капли дождя стекали по их лицам и одежде. Хван любил дождь столько, сколько себя помнил вообще — и в этот раз рисунков с присутствием дождя было больше всего, и они ему больше всего запали в душу. Брюнет вспомнил, как говорил Феликсу, что хотел бы показать ему то искусство, которое он творит сам — и он отчаянно захотел в эту же минуту примчаться, найти его и вложить в его небольшую ладонь эти слова, рисунки и чувства. Все. Хёнджин ответил спустя какое-то время, когда крики из трубки грозились достичь пика: — Да-да, слышу, Сан. Все у меня в порядке, я просто недавно проснулся. — Как это — недавно? У тебя через час встреча с людьми из другой фирмы! Ты должен выглядеть отменно и дать интервью, понимаешь? Это просто золотая жила для нас, друг мой! — восклицали по ту сторону. — Быстро вставай и приводи лицо в порядок, я за тобою зайду через двадцать пять минут. Отключаюсь. — Что? Са… — но трубку уже положили, и послышалась тишина. Брюнет простонал от безисходности и откинулся на подушки. Под глазами наверняка были жуткие и темные синяки, но нужно было их скрыть обязательно. Сегодня можно обойтись и без геля для волос. «Так-так. Сейчас мы наведем красоту и успеем сделать все.» За десять минут до прихода Сана Хёнджин выглядел так, словно только что с утра вернулся из вечернего джаза, даже не ложась спать — но его лицо выглядело свежим и с природным блеском, а волосы он просто закрепил лаком, сделав ровный пробор, чтобы челка спадала на брови и немного на глаза. Он был снова красивым и неотразимым, впрочем, как и всегда. Только в голове и в мыслях был полный беспорядок — Феликс, Феликс, Феликс… Послышался стук в дверь, даже три, и то нервных, отрывчатых. Это был уже Сан, покрасневший от бега, но довольный отличным видом Хёнджина. — Друг мой, ты сразишь их наповал. Считай, что контракт уже наш? — Погоди, не спеши ты так… Какой контракт? Я думал о одноразовой сделке? — недоумевал Хван. Сан удивлено посмотрел на него, уже идя неспешно, но неуверенно из-за того, что внешне точно проигрывал брюнету. Нужно было одеть парадный костюм. — Я разве умолчал об этом? — Хёнджин кивнул головой. — Ох, прости меня пожалуйста за это, я совсем забыл рассказать, дырявая моя голова! — ляпнул себя по лбу Сан. — Ты сейчас лучше скажи, кто они и какая выгода нам из этой встречи? — Вообщем, это будет команда из редакции — крупное агентство, самое распространенное в нас в городе. Ты слыхал о «des nouvelles de Li»? Хван задумался, и то крепко. Ли… что-то это напоминало, но это могло быть лишь совпадение или чья-то выдумка. Он снова кивнул. — Так вот — наша компания хочет теснее сотрудничать с ними, потому что тогда это даст неимоверные и спелые плоды. Проще говоря, доход будет максимально большой для обеих сторон, да и популярность тебя как личности возрастает до гор. Да и, скорее всего, газетой займется их лучший редактор — некий Ли Ёнбок. Не знаю его лично, но надеюсь уже поскорее познакомится. Хёнджин все это слушал, и понимал, что хоть ему той популярности уже с головой хватает — разочаровывать своих сотрудников он не намерен, да и опыт новый всегда ему был интересен. И этот Ли Ёнбок… возможно, это имя, а может, и псевдоним. — Хорошо, я постараюсь выглядеть естественно и надеюсь, что они меня не завалят личными вопросами, — ответил просто он. Сан посветлел на лице. — Вот и не будут, они уведомлены о твоем неприступном характере. Да и этот Ли, поговаривают, очень тактичный и добрый человек. — Вот и посмотрим, кто он такой, этот Ли Ёнбок…

* * *

— Господин, проходите. К слову, это не ваше? — мужчине протянули маленькую записку. Открыв её, он увидел стишок, небольшой, но такой интересный и откровенный для определенной особы, которой он, собственно, и предназначен:

Твои глаза — изумруды, в них совершенство, Я хотел бы тонуть, но уже теряюсь в лесу, Если бы умел писать стихи — получше бы постарался, Но даже моя картина не сможет передать твою красоту. Для Л. Ф.

К стиху предлагался ещё небольшой рисунок целующихся людей на фоне арки, совершенно точно поглощенных друг другом и чувствами, которые они испытывают. Феликс сжимал бумажку и чувствовал, что даже если это не для него, то он не сможет это выбросить, просто-таки оставить там, где нашел сотрудник компании, в которую он пришел. Его сердце колотилось словно в панике, а губы подрагивали. — Всего пара строк… для кого-то, а инициалы словно моего имени. Это… прекрасно и так красиво. Ли сложил аккуратно и стих, и рисунок и положил в нагрудный карман, и почти сразу же почувствовал, как его сердце забилось ещё сильнее, и тепло начало распространяться по его телу, начиная от грудной клетки. Его щеки налились нежным, будто мальчишеским румянцем, а губы уже начало покалывать, словно автор стиха поцеловал его прямо в них. Автор точно смог дать Феликсу прочувствовать, что такое острая, почти что болезненная зависимость от человека, по душе близкого, и как же хочется продолжать просто смотреть в его глаза, неотрывно, и только с теплом, ощущая, что вы уже не просто незнакомцы. Это ли не было то, что так хочется поначалу отрицать, закапывать в себе глубоко, как можно глубже? Это ли не то, что так яро отталкивает от себя Ли и даже сейчас он не в силах признаться самому себе, что он чувствует. Этот стих, маленький, неидеальный, но дал ему понять, что Феликс теряет, снова таки, что-то очень важное. И если он это хочет проигнорировать — то точно потеряет себя. И тот самый кусочек паззла. — Джин… Почему именно Джин, не мистер или сэр Хван, или в конце концов, Хёнджин, незнакомец, в которого ему однажды посчастливилось врезаться, спеша уже непонятно почему? Как тот смотрел на него при свете фонаря ещё в их первую встречу, тогда, когда впервые увидел, и в последний раз, и каждый Божий раз, когда их пути пересекались, и Ли словно вяз, тонул в кофейном оттенке теплоты, его ресницы цеплялись за чужие черные волосы, а ладонь обжигало от неожиданного поцелуя, и за плечи пьяно обнимали, и в танце кружили… И даже прижимали к стенке кресла в темном зале вип-ложа, и дышали отрывисто на ухо, и оно опалялось от его слов, от его дыхания и от этого человеком в целом. Ли Феликс сходил с ума, как только его видел. И как только его нога переступила порог этой компании, и он увидел его в идеально-белоснежной рубашке и черных брюках, его рот тут же начал покалывать. Собеседование и интервью прошли с трудом для них обоих. Все вокруг радушно делились подробностями из работы и рассказывали о предстоящих выпусках и сделках, и вот уже обе стороны жали друг другу ладони, и блондин понял — ему стоит сделать то же с Хёнджином. Тот сидел, нечитаемо глядя на него, а Феликс встал, смотря сверху вниз на мужчину, и тот приподнял подбородок, целясь глазами прямо посередине лба. Его губы налились идеальным вишневым цветом, и Ли облизнул свои, не зная, привлекая внимание к себе таким образом или же просто… флиртуя. Но брюнет сразу же опустил глаза пониже феликсовых, и они оба уже бесстыдно, как для окружающей среды, глядели друг на друга. Все затихли, смотря на них, а Хёнджин наконец-то встал, привлекая уже к себе внимание. Он прокашлялся в кулак и сказал: — Я считаю, что последним закреплю это знакомство рукопожатием с мистером Ли… Ёнбоком, — сделав паузу, проговорил Хван, говоря до всех, но так и смотря уже в глаза Ли. Темные изумруды… — Да… — хрипло начал Феликс, но затем прочистил горло и продолжил, — я рад, что мы смогли с вами заключить контракт и будем очень рады с вами поработать. Спасибо вам, сэр Хван… Феликс думал почему-то, что его ладонь в рукопожатии долго не будут отпускать, но брюнет быстро пожал её, а затем кивнул на выход и удалился один. И забыл свои бумаги на столе. — Догони, отдай ему их — это копия договора. Быстрее, — сказал ему Сан и Феликс вылетел из кабинета. Зато и повод разумный нашелся, почему он решил вот так пойти за Хёнджином, их новым главным сотрудником и лицом компании. Он завернул за угол, но его нигде не было. Ли крикнул «сэр Хван», но тот не показался и не отозвался. Феликс, подумав уже, что тот вышел за пределы компании, собирался возвращаться в офис, где его все ждали, но тут его позвали из ближайшего кабинета. Это был молодой сотрудник, который все время рассматривал все по сторонам — выглядел при этом слегка напуганно и… взвинчено. — Заходите, быстрее, господин. Я кое что нашел, но почему то именно вам хочу это показать. Это выронил кто-то, кто приходил сюда? Это не ваше? Феликс отрицательно помотал головой, уже заинтересованно заглядывая внутрь. И уже через минуту его сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Его спина столкнулась из стеной, светлой, но он не успел заметить, было ли там ещё что-то, как чужие руки прижали его собственные к ней, и тело прильнуло к нему, и жар ощутился сквозь их слои одежды. — Просто… отдай… мне… это, — прошептали над ухом, сжимая кисти сильней. Ли тихо охнул, мотая головой в разные стороны. Послышался хохот куда-то в макушку. Феликс почувствовал, как чужой нос зарылся в его пахнущие свежестью и лесом волосы. — Не заставляй меня тонуть, если я уже потерялся в лесу… Губы опустились ниже, на хрящ уха, опалов его дыханием, а затем скользко ощутились на пульсирующей венке. — Не испытывай меня, ведь я и так уже сошел с ума, Ликси… Феликс неожиданно для себя издал глухой звук, и качнулся вперед, прислонив свою шею ближе к губам, которые тут же и впились в неё, забыв о собственных границах. — Я подарю тебе весь мир, так признайся мне и себе… что хочешь этого. Что любишь. Впервые Феликс заснул на работа в скрипучем кресле, с бумажкой в кармане, что грел неимоверно, и вспоминал глаза и губы Хвана и его кивок. Где же он делся, раз так ждал его? Может, он давал знак? Ли встрепенулся, вскакивая на ноги. Как бы там не было, но поводов для встречи очень много. Уже был вечер, и блондин понял, что ему срочно нужно в тот джазовый бар, где они были с Хваном тогда, когда приехала группа и они танцевали вдвоем. Он точно мог быть там в такое время Накинув пиджак и не с кем не прощаясь, чтобы не терять времени, Феликс кинулся на улицу, ловля первые капли дождя. Дождя, который был и на рисунке, и в мыслях, и грел уже давно разогретое сердце. Он бежал навстречу своему кусочку паззла. Ну и где же он, этот человек, который так ему нужен в этот самый важный момент? Феликс, выбегая на улицу, не додумался до того, чтобы взять хоть и сотрудников номер Хвана, чтобы позвонить ему хотя бы из любой будки, а Париж ведь большой. Блондин жалел, что держался собственных амбиций и не взял номер мужчины ещё на первом их свидании, а зря теперь. Что же, придется и в правду идти в тот ресторан, но ещё только начинало темнеть. Ноги остановились, а затем снова начали идти, но они уже словно вели по заученной тропе, вели так, словно знали, куда идти. Ли лишь поспевал оглядываться по всех сторонах, обходя разных людей разного возраста и статуса, и они не были заинтересованы в нем, к счастью. Невольно снова вспомнилась молодая девушка по имени Джихё — совсем скоро их новое заведение должно было открыться, и блондин так сильно хотел попасть туда. Ему даже одному нужно было оказаться там, ведь он дал обещание, а он привык их исполнять. Так же само он снова вспомнил алые губы Хёнджина, его подрагивающие кончики пальцев и белая рубашка, расстегнутая на первых три пуговицы, хотя мужчина был самой изысканностью и быть в небрежном виде совсем не походило на него. Либо, он чересчур сильно волновался. Но из-за ли Феликса так? По правде говоря, компания брюнета — последнее, о чем мог думать Феликс, он даже не мог предположить, что они пересекутся снова, что снова судьба их сведет и теперь, не веря себя, но они будут работать как минимум на протяжении пяти лет, а если все будет гладко, то и подольше. Видеть эту ухмылку, расслабленное лицо, карие глаза с хитрым прищуром было выше его сил. Ли понимал, что им нужно срочно поговорить и выяснить все отношения. Или только ему это надо, судя по всему? Вдалеке показался свет от одинокого фонаря с таким же одиноким спутником в темном. Если это… — Вы… ты… — Да, я. Или вы кого-то другого ожидали увидеть на моем месте? Я думал, вы как раз меня и искали, — из тени показалось уже знакомое, очень не чужое лицо. С каждым разом, когда они оказывались в таком положении, Ли понимал, что терял рассудок. — Искал. И как вы поняли, что я именно сюда приду, что ноги сами меня принесут к этому месту? — Все просто — вдалеке, даже за километр я мог слышать ваше беспокойное дыхание, ваши мысли были так забиты чем-то, что даже не собеседовании я понял, что нам нужно уединиться в совсем другом месте. Вы не находите, что это отличный момент для… — Да, точно. Я собирался вас найти, чтобы позвать в одно чудесное место, о котором никто ещё не знает… — воодушевленно начал Феликс. Хван заинтересованно взглянул на него, покручивая в руках ручку от… зонта. — Зачем вам сейчас зонт? Дождя ведь нету, — недоумевал Ли. Но зато ему вспомнилась картинка целующихся людей под дождем, все еще находившаяся в кармане его пиджака. И она до сих пор грела. — Я чувствую его — я чувствую дождь, его силу, приближение. Он дарит свободу, смывает боль и обнажает душу, и я верю, что нас он не обойдет стороной, — загадочно проговорил Хёнджин. Это лишь оставляло восхищение со стороны блондина. — Вы и вправду невероятный человек… Хёнджин почувствовал, как кончики ушей окрашиваются в малиновый, спелый цвет. Как же хорошо, что сумерки успели опуститься на землю, прежде чем ему стало бы очень неловко. Но и з другой стороны было искушение, чтобы его поймали за этой маленькой деталью. — К слову, что же вы хотели мне предложить? Мы немного отклонились от темы, — напомнил Ли он. Тот словно проснулся, моргая медленно, его ресницы подрагивали, а глаза то и дело прятали свою зелень, то снова ставали яснее. — Я… вообщем, мне было бы очень приятно, если бы вы составили мне компанию… Феликс стеснялся. Он и вправду был особенным, странным ещё с первой их встречи. Это и так зацепило Хвана. Он просто мог стоять и любоваться этой неловкостью, но помочь стояло бы. Похоже, у Феликса нет богатого опыта в том, чтобы звать куда-то пойти. — Куда же вы хотите меня заманить, мистер Ли? К себе домой? — улыбнулся Хван, ну никак не помогая мужчине при этом. Тот уже боялся, что начнет заикаться и краснеть. Видел бы он сейчас уши брюнета… — В ресторан. Новый. Il pleut à Paris. — Какое замечательное название, Господи. Это же… дождь в Париже, верно? — глаза Хёнджина округлились. Он и вправду не ожидал, что Ли выберет именно по названию, а не по рейтингу или рекомендациям. Ли скромно кивнул. — Так вы согласны… — Не могу дождаться, чтобы оказаться в той заманчивой среде, еще и в такой же чудесной компании в хороший день. Отметим сделку, мистер Ли? — радостно тараторил Хван, а Феликс лишь и успевал смотреть, как меняется настрой этого человека из игрового в взбудораженный, прямо-таки. Появился внезапный порыв его обнять, ощутить это радостное тепло на себе, своей коже, словить губами каждую эмоцию. «Губами…?» — переспросил себя Ли, надеясь, что говорит это про себя. Но даже если бы это было не так, Хёнджин уже был в каком-то своем сказочном мире, где все так, как он любит и представляет себе, где вечные дожди, вино и любимый человек рядом. Феликс вдруг представил, что этот кто-то может быть кем угодно — и даже не подходить ему. Не подходить Хёнджину. Ведь этот человек заслуживает не на простое счастье, а только на самое лучшее. Феликс покажет ему, на что способна любовь, ведь ту, что живет с ним дома, он уже не может по правде называть как такой… — Возьмите меня за руку… Хван опешил, но уже обвивал ее, такую маленькую, слегка вспотевшую, своей, цепляясь пальцами друг за друга, делая крепкий замок из ладоней. И вдруг оба почувствовали себя капельку счастливее, чем были мгновенье назад. Странно. — А теперь? — А теперь… бежим! Они бежали мимо людей, странно косящихся на них, смеялись, смеялись до коликов, до черта им было весело, так, словно они назад в детстве переместились. Хёнджин бежал, откинув голову назад, под свежий прохладный ветер, и он колыхал его волосы, задевал пряди и уносил вверх, и опускал затем. Феликс бежал, смотря то на улицу, то больше на своего спутника, и понимал, что его губы, глаза, брови, все лицо и он целиком являются идеальными. Идеальным для того, чтобы касаться, обнимать, целовать, ценить и любоваться. Ли хотел, очень сильно хотел любоваться им. Ресторан словно вырос из-под земли. Он освещался всевозможными фонарями, огнями и гирляндами, и висела у входа красная тоненькая лента, которую нужно было перерезать. Это и собирался сделать владелец здания, но тут подоспели и мужчины, и девушка, уже знакомая блондину. Джихё. — А пусть они это сделают, господин. Я чувствую, что это лишь укрепит как их отношения, так и поставит фундамент, заложит основу в это место. Оно станет успешным, ведь такие же успешные и они, — хихикнула она, хитро подмигивая обоим мужчинам. Хван недоуменно уставился на Феликса, а тот лишь покачал головой. Сюрпризы на этом не заканчиваются. Этот вечер либо последний, либо станет началом чего-то большего. — Давайте же, вот вам ножницы. Они оба взяли их в руки, Феликс еле удерживал, но Хёнджин уверенно перехватил его взволнованную ладонь и сжал, а затем послышался звук резания ткани. Раз — и лента была перерезана. Аплодисменты, восхищение, восторженные крики и длинная толпа позади них, а эти двое снова не обращали внимание ни на кого. Уже и есть перехотелось… Феликс чувствовал, как его притягивает, словно магнитом, за талию, за все тело, и он не в силах сопротивляться. Он может сдаться… и снова увидеть эти губы вблизи, уже молясь на них. — Давайте сбежим… — послышался шепот Хвана. И они, так и держась за руки, пробежали сквозь большую толпу, скрываясь подальше ото всех. Они бежали мимо башни, реки, по мосту, парку, возле фонтана и закрытой уже пекарни, и не останавливались. Только когда перед глазами показался первый дом, брюнет решил притормозить, удерживая руку Феликса: — Феликс… вы… мне надо кое-что сказать. И вы тогда решите, пойти за мной ко мне домой или нет. Феликс волновался. Он давно такого не чувствовал, так сильно колотилось у него все внутри, казалось, что не только сердце. Ли поднял их руки выше, на свет, разглядывая эту картинку. Собирался дождь. — А ведь это мне так сильно напоминает… кое-что. Под вопросительным взглядом веснушчатый поднял голову, и уже наизусть, но уверенно проговорил следующее:

Когда в мгновенье ока Приблизился ко мне Я понял, что не одиноко Будет и мне, и тебе Твои губы зависли В сантиметре от них Моих таких глубоких И темных-темных глаз Когда в мгновенье ока Плечом коснулся ты Терял себя я и, однако Понял — явился не зря ты…

— Это ведь твое, да? Ты это написал, и это для меня да? — начинал закипать Феликс, чувствуя, как его кровь начинает нагреваться, а вены набухать. Он не знал, почему решил рассказать стих, и почему вообще повысил голос, так сильно он копил это в себе. — Феликс… я все могу объяснить… — Я уже все понял, Хван Хёнджин. И эта картинка… ты ведь умеешь рисовать, да? И как только я не мог догадаться, о каком искусстве шла вообще речь… ах да, ты так и не удосужился показать мне его. А я ведь ждал… наивно… — Нет, я как раз таки и привел тебя сюда для для этого… — И что? Ты не изменишь то, что заставил во мне чувствовать по отношению к тебе, понимаешь? Я же, черт тебя подери, влюбился! И так, что если не увижу тебя хоть день, то кажется, ум… Слова потонули в шуме обрушившегося на головы ливня, в шорохе ткани зонтика и одежды Хвана; его прислонили к стене, прямо как в картинке, и глаза размером в бесконечное глядение близились к его. Хёнджин с каждым маленьким сантиметром становился все ближе к мужчине, и причем не только физически — напряжение можно было погладить и приласкать. Дождь все капал на черную ткань, а губы, пышные и самые любимые, шептали: — О, Феликс… если бы не столкновение с тобой того одного дня, точнее уже вечера, но такого же дождливого и пасмурного — я бы, поверь, никогда бы больше не притронулся к сигаретам. Если бы я не вышел, то когда бы мы с тобой повстречались ещё, солнце в тени? — говорили эти губы, а Феликс словно заведенный, смотрел и жадно глотал все, что они произносили. — Что было бы, если бы мы никогда не встретились? Ты бы так и остался верным, а я… никем. Губы захватили его, защитили от поволоки слез, затуманенного взгляда, они проникли в его уста так мягко, так правильно и трепетно, что Ли только и успел, что обвить руками чужую шею, задыхаясь от такого порыва чувств и отдавая себя всего этому поцелую. Они целовались так медленно, тягуче и невероятно нежно, что можно было только плакать, смотря сбоку на эту идеальную картину. Они были тогда теми, которыми себя искали — кусочки паззла воссоединились, скрепились друг с другом так, что уже были не в силах их разъединить. Феликс вдохнул в Хёнджина жизнь, свой вкус и поймал его губы и язык так трепетно, что тот лишь глухо простонал, немного отрываясь: — Так ты… со мной? Станешь грешным, покинешь все, что любил до этого, и пойдешь со мной, в мой маленький мечтательный мир? — цепляя подбородок пальцами, спросил Хван Хёнджин, мужчина, который наконец почувствовал себя счастливым полностью. — Да… теперь только ты, я и наш дождь. Новый поцелуй, обещающий многое, и сплетенные руки, и вишневые губы, и солнце среди ночи... и она, ночь, но впервые вместе с тем, с кем и должна была быть с самого-самого начала... — И я тебя люблю, Ликси. Мой ангел Ликси.

FIN

Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.