***
Вечеринка в честь Хеллоуина в самом разгаре, все чем-то заняты, кто-то танцует, а кто-то горланит песни на весь зал, все уже под завязку пьяные, и уровень пристойности в полумраке немного смазываеться. Один за одним ученики расходятся по двоя, хотя вечеринка в самом разгаре... В суматохе никто не замечает молодого парня, прислонившегося к колонне в дальнем углу, и тяжело дышащего. На нем длинный балахон, почти до пола... Белый цвет причудливо контрастирует с изумрудными волосами и россыпью веснушек на красном лице.***
Его костюм достаточной длины, чтобы скрыть их обоих от посторонних глаз, но эти звуки... аааргх, их могут услышать. — Эй, Деееку, на что это ты там отвлекаешься? — голос Кацуки звучит хрипло, из под полулрыкрытых век на него смотрят рубиново красные глаза, подернутые пеленой похоти. Ушки его костюма слегка смяты, и почти природно подергиваються при каждом движении Бакуго. От одного этого вида Изуку становится не по себе. — Кач...аагх, не надо, нас могут заметить — шипит Изуку, сдерживая вопль. Хочется рефлекторно вцепиться в эти прекрасные волосы, но он сжимает кулак, впивая ногти в ладонь. — Тише, Дееееку, — шепчет голос снизу, — я хочу услышать ещё раз, как ты произнесёшь моё имя таким голосом, — лицо Изуку краснеет сильнее, теперь уже не только от возбуждения, но и от чувства вины. — Я же говорил тебе, что делать это в здесь – хреновая идея. — И кто из нас трус? — Кацуки игриво улыбается, не теряя решимости продолжить начатое, несмотря на то, что колени затекли с непривычки. Он намерен воплотить свой план в жизнь. — Хорошо, только тише. Каччааан,.. что ты творишь?! На нас уже начинают пялиться, давай как нибудь в другой раз..?— Изуку разрывается между желанием получить самый остросюжетный кайф в истории и страхом, что их застукают на месте преступления. Однако в отличие от него у Каччана храбрости не занимать. — О, дааа — он закусывает губу, чтобы не застонать, когда чувствует кожей его горячее касание на уровне пояса. — Тише, задрот, здесь нельзя шуметь, — усмехается он, пуская в ход руки. — Иначе мне придется пойти на крайние меры. Рука с огрубевшими пальцами ведёт вниз, по пути проходясь по кубикам пресса, не оставляя без внимания ни один. Изуку пытается сдержать сдавленный всхип, но у него не получается... — Хочешь, Я могу сделать то же самое языком? — Кацуки показывает подвижный язык, высововая его на манер змеи. Изуку хочет что-то ответить, но успевает только втянуть воздух, когда от прикосновения чего-то мягкого и мокрого к животу его прошивает волна тока, начиная от кончиков пальцев, и заканчивая где-то на загривке(интересно причастен ли к этому Каминари?). Горячее дыхание сводит с ума, голова кружиться, а когда одна из рук начинает плавно скользить вниз Изуку кажется, что он уже на грани, загрубевшие пальцы так похожие на его собственные начинают гладить всё до чего только могут дотянуться, и это приносит невероятное удовольствие. Пальцы находят сосок, легонько сжимают, вибивая из горла сдавленный хрип, кажется, что это все, на что его горло сейчас способно. Он должен отстраниться пока не поздно, должен, но не может... Когда его рука накрывает запястье, которое всё ещё лежит в районе его грудной клетки слегка стискивая, а взгляд изумрудно-зелёных глаз встречается с кроваво-красными Изуку понимает, что просто не может остановиться, не хочет этого. — Боишься, что все узнают, что наследник «Один за Всех» вовсе не пай-мальчик? — Лицо Кацуки расплывается в коварной улыбке, одной из лучших в его арсенале, той, которой Изуку восхищается, тренируя ее каждый день перед зеркалом, улыбкой Героя. — Боюсь, что кто бы это не увидел, он не выдержит столь ошеломляющего зрелища. Получив одобрительный кивок, Кацуки принимается за дело. Ремень никак не хочет поддаваться, но он не привык проигрывать, через мгновение упрямая пряжка поддается, а ещё через одно слышится звук расстёгиваемой ширинки. — Каччан, — Изуку издает рваный стон и закусывает щеку изнутри, чтобы не закричать во весь голос, когда горячая рука проникает под резинку трусов, а вторая придерживает его за талию,— Черт, я не умею сдерживаться. Рука смело движется дальше, ее обладатель пытается сохранять зрительный контакт, но с каждым новым сантиметром контролировать свои эмоции при виде возбуждённого Деку напротив себя, становиться все тяжелее, особенно, когда тот, запрокинув голову, бормочет его, Кацуки, имя... Боже, это была последняя капля. Он резко опускает остатки не нужной одежды, не обращая внимания на тихий всхлип. Кацуки поднимает глаза, в которых читается не просьба, мольба... Он слишком долго ждал. Он как голодный зверь готов сейчас наброситься на свою добычу, но изо всех сил сдерживает себя. Он должен быть мягче, это Деку, с ним надо быть мягче. В ответном взгляде он видит непоколебимую решимость, он должен это сделать, должен и он этого хочет. Кацуки проводит невесомую дорожку поцелуев от пупка до пояса. Деку такой вкусный, слишком для человека, и Кацуки это нравится, ему в его Деку нравиться всё: вкус, запах, улыбка, даже веснушки, которые он когда-то считал уродливыми... Поцелуи переходят в область паха, Кацуки склоняет голову и осторожно лижет головку, чувствуя солоновато-горький вкус на языке, одновременно обхватывая ладонями основание члена. Дыхание Деку над ним становится более учащенным, тяжелым, а его тело начинает мелко подрагивать он даже неосознанно толкаеться бедрами, будто пытаясь прижаться к его губам. Ему хочется слегка подразнить, поэтому он слегка дует на головку, заставляя Изуку рвано простонать что-то невнятное, прежде чем наконец-то сжалиться и позволить своим губам мягко обхватить его. Позволяя слюне свободно стекать мимо своих губ, он слегка двигает языком, тщательно стараясь не задеть зубами, а затем наконец-то начинает по-настоящему посасывать и двигать головой, усиливая ощущения. Собственное дыхание быстро становится шатким, и Кацуки невольно стонет вокруг члена, который всё еще заполняет его рот, понимая, что вибрации горла, должно быть только усиливают ощущения для Изуку, который теперь практически стонет и задыхается. Теперь он старательно двигается, пытаясь совместить свои и Деку движения, который начинает проявлять редкую нетерпимость насаживаясь почти до горла. Кацуки решает пустить все на самотёк, позволяя Изуку самостоятельно толкаться в свой рот, стараясь открыть его пошире, некоторые толчки слишком глубокие, из-за чего в уголках глаз скапливаются жгучие слёзы, незаметно стекая по щекам. Всхлип сверху приводит его в себя, он неуверенно и с опаской смотрит вверх. — Хочешь, чтоб я прекратил? — он отстраняется, поднимая опьяненный взгляд. Его влажные губы блестят, а с уголков рта свисают тоненькие ниточки слюны, Изуку отчаянно заливается краской, не в силах контролировать свои реакции. — Нет… я убью тебя, если ты остановишься, — шипит он, хватаясь за ошейник на его шее и прижимая ближе к себе. Он уже чувствует приближение собственного оргазма, когда сдвигает пальцы так, чтобы усилить давление, и теперь делает всё возможное, чтобы заставить почувствовать это и Изуку – плотнее сжимает щеки, старательно сосет, издавая громкие гортанные звуки и почти упирается горлом в толстую головку, желая доставить ему как можно большее удовольствие. Так что нет ничего удивительного в том, что в конце концов Изуку резко дергает бедрами, едва не заставляя Кацуки задохнуться, застывает на секунду, а потом изливается в горло. Он даже успевает проглотить немного его семени, прежде чем отстраниться. Изуку тяжело дышит, с беспокойством смотрит вниз, ища глазами знакомые волосы. Пытается позвать, но голос его не слушается, из груди вырывается лишь хрип... — А разве героям разрешено убивать?.. — в осипшем голосе снизу слышится насмешка, Кацуки смотрит на него так, как будто хочет съесть, облизать каждый сантиметр тела, а потом вонзить острые зубы в артерию на его шее, где стучит, полная адреналина кровь... Изуку опускает руку под балахон и касается щёки Каччана, на которой всё ещё видны дорожки слёз. Переводит взгляд на опухшие и блестящие от слюны губы, сглатывает... — Как ты..? — этот вопрос уже скоро станет его фирменным... — Ты уже все, а я вот ещё нет — Кацуки многозначительно смотрит на него. — Ты так и не ответил на мой вопрос. — несмотря на беспокойство в глазах задрота уже пляшут озорные пятнышки, а на губах растягивается уже знакомая улыбка. — Деку, хватит лыбиться и закрой свой рот, или я тебе его закрою. — Мне нравится эта идея, можешь приступать... — Не здесь, мой костюм не такой длинный, как у тебя...