Неизвестная душа

Было еще темно, но небо на востоке уже посветлело, и от заснеженных гор к Мантии протянулись длинные тени, похожие на хищные пальцы. В покоях директора Атласа было прохладно — ничего общего с мягким климатом Долины; он невольно поежился и обнял ладонями кружку. — Не спишь? Джеймс вошел на кухню уже одетый, с влажно поблескивающими волосами; он улыбнулся Озпину и направился к кофеварке. — Еще рано, — сказал он, наливая себе кружку. — Мог бы поспать подольше. Я бы подбросил тебя до аэродрома. — Ты и так уже достаточно для меня сделал, — возразил Озпин. Джеймс пожал плечами: — Мне не трудно. Он подошел и встал рядом с Озпином у окна. — К тому же это малая плата за все, что ты сделал для меня. Реликвия Знания, подумать только! Хотел бы я видеть лицо Жака Шни, когда он поймет, что у нас есть другой источник энергии. — Ему лучше не знать. — Разумеется. Он выпивает досуха все, к чему прикасается, и превращает это в деньги. Не беспокойся, сюда я его не пущу. Он отпил из кружки. — Вообще-то я хотел поговорить с тобой о другом. При условии, что ты не будешь смеяться. Озпин посмотрел на него: — Я? Джеймс неловко повел плечом: — Это... личное. Озпин кивнул: — Хорошо. Наступила пауза. Джеймс перевел взгляд за окно. — Когда я был... ранен... они сделали все, чтобы спасти меня. Мы и прежде ставили протезы, но никогда — в таком объеме. Думаю, они сами не ожидали, что я переживу операцию. Мне сказали, что мне придется заново учиться ходить... возможно, я больше не смогу сражаться... и перестану чувствовать свою родственную душу. Он искоса взглянул на Озпина. — Когда я сказал им, что еще не нашел свою родственную душу, они переглянулись, будто хотели сказать: «И не найдете» — но, видимо, решили, что хватит с меня на сегодня плохих новостей. «Мы начнем реабилитацию, — сказал главный врач, — а там посмотрим, как пойдет. Вы сильный человек, генерал, я уверен, что вы справитесь». — И ты справился. — Да. В этом есть свои плюсы: металл не так чувствителен, как человеческое тело. В бою я могу обернуть это себе на пользу. Но вне его... — Он помолчал. — Скажем так: я оставил все попытки найти родственную душу — до недавнего времени. Он в упор взглянул на Озпина. — Скажи, за эти дни ты не замечал ничего необычного? Озпин молчал, согревая кружку в руках. Этого он не ожидал — и понятия не имел, как отвечать. Когда он принял на себя ношу Озмы, он был еще слишком юн, чтобы всерьез задумываться о родственных душах — а когда повзрослел, уже проще было смириться с утратой того, чего он никогда не знал. Его душа, его Аура уже не принадлежали ему — Озме, впрочем, тоже. Это было бесконечное наслоение, смешение душ десятков разных людей, живших в разные времена, проникших друг в друга настолько давно и плотно, что отдельных мыслей, чувств и желаний почти не осталось — только память о женщине с золотыми волосами и мертвенно-бледной кожей, женщине, что когда-то была для Озмы всем. Он мог бы дать Джеймсу то, что тот хочет. Привязать его к себе навсегда, так, что он не осмелится отступиться — Озпин знал охотников и охотниц, у которых после гибели родственной души ослабевала Аура или пропадало Проявление. У некоторых даже не на время. Но он был бы жалок, если бы надеялся обеспечить верность Джеймса только этим, и пришел к нему не поэтому, а потому, что ему так хотелось — что им обоим так хотелось. Он знал Джеймса, и понимал, что тот заслуживает лучшего. Поэтому он сказал: — Прости. И, уже видя боль в его глазах, настойчиво продолжал: — То, о чем я рассказал тебе — это не простое знание. За него приходится платить. Моя душа уже не принадлежит обычному человеку. Не думаю, что у меня вообще есть родственная душа. Он переключился на остатки кофе, давая Джеймсу время осмыслить сказанное. Когда тот заговорил снова, голос плохо ему повиновался: — Я понимаю. Но... мы ведь можем проверить? — Да, — сказал Озпин. — Конечно. Джеймс протянул ему левую руку. Озпин взял ее в свои и сосредоточился. Есть несколько способов проверить совместимость душ, но поскольку они оба охотники, легче всего сделать это напрямую. Две Ауры, изумрудно-зеленая и голубовато-стальная, соприкоснулись. Аура Озпина на мгновение вспыхнула в месте контакта, но почти тут же успокоилась. Больше ничего не произошло. Они разомкнули руки. — Да... — наконец сказал Джеймс. — Хорош я — цепляюсь за соломинку... — Ты разочарован? — осторожно спросил Озпин. — Я, конечно, ожидал другого. Но, — и Джеймс прямо взглянул на него, — это не меняет того факта, что я последую за тобой. Если эту войну можно закончить, мы ее закончим. И это не меняет того, что летом я буду в Мистрале — нужно посмотреть, как продвигается строительство наших баз — и буду очень рад видеть тебя, если ты сумеешь выбраться. Только теперь, спустя несколько лет — и несколько циклов исследования Ауры, в том числе не вполне этичными методами — он может наконец признаться себе, что тогда не поверил Озпину. Возможно, он вообще никогда ему по-настоящему не верил. Не верил даже, что тот мертв — слишком важная у него была миссия и слишком много тайн, чтобы он мог себе позволить вот так бесславно погибнуть. И когда Кроу представил ему смуглого веснушчатого мальчонку как реинкарнацию Озпина, он обрадовался — потому, что был искренне рад видеть Оза, и потому, что оказался прав. Но мальчик посмотрел на него, как на незнакомца, и отшатнулся от него, и, не глядя в глаза, объяснил, что Озпин исчез; и когда Айронвуд увидел его Ауру во время тренировки — ничего общего с Аурой Озпина, единственное слабое прикосновение которой он помнил до сих пор — только тогда он понял, что действительно потерял этого человека, даже не зная, кого теряет, и опустошенность, от которой уже было нечем отгородиться, нахлынула, ослепила и оглушила его. Он остался один. Что ж; значит, он будет сражаться в одиночку.