День (его) Независимости

Минхо протискивается через толпу, тихонько матерясь от раздражения. Музыка неприятно долбит в ушах, и кажется, будто она вот-вот расколет его череп на две части. Вкус дешёвого пива всё ещё держится на языке. Разбитое сердце неистово стучит в груди и склоняет его к разборкам, но именно поэтому он и сбегает сейчас, чтобы не устраивать драму с ублюдоком, не стоящим больше ни секунды его внимания. Он врывается в ванную комнату. В ней, к счастью, пусто. Яркий свет, отскакивающий от белой плитки на стенах, на несколько секунд слепит глаза. Минхо тянется рукой к замку и запирается. Подходит к раковине, включает холодную воду, чтобы остудить пылающее гневом лицо. Заодно стереть слëзы с щëк. Из головы всё не выходит момент предательства. Минхо набирает воду в ладони и смывает печаль со своей страдальческой физиономии. Повторяет несколько раз, усердно игнорируя морозные капли, ползущие по шее и под воротник рубашки. Собственное отражение в зеркале вызывает жалость, особенно эти синие мешки под глазами, набухшие за почти десяток лет работы в сраном офисе. Ему уже тридцать пять, вроде бы жизнь должна во всю кипеть, однако выглядит он, будто собирается покончить с ней. Минхо чувствует нещадную усталось. Бросить бы всё к чертям и начать жить с чистого листа, переехать бы в квартиру побольше, найти бы работу получше. Поддаться бы глупому импульсу, в конце-то концов. Ему всегда не хватает одного пинка под зад. Последней капли. Что его здесь держит? Родители далеко, в Огайо, да и не общается он с ними, детей и друзей нет, отношений теперь тоже. Никто даже не будет волноваться, если он вдруг исчезнет. Начальник, быть может, позвонит разок, но только для того, чтобы сообщить об увольнении из-за его долгого отсутствия. Минхо упирается руками по бокам раковины, опускает голову, дожидаясь, пока холодные капли сами высохнут на лице, и произносит вслух: — Как же я заебался... — Согласен, — вдруг отзывается кто-то. Он думает, что сходит с ума, а это просто внутренний голос в его гудящей от недавних рыданий голове, пока шторка ванной внезапно не отодвигается. Минхо испуганно таращится на человека, сидящего в этой самой ванной. На первый взгляд — какой-то металлист с маллетом и голубыми волосами, пирсингом в носу и ушах, чёрной размазанной подводкой вокруг глаз и чупа-чупсом во рту. Его худощавое тело скрывается под тёмной футболкой с Black Sabbath и дырявыми чёрными джинсами, пальцы украшают серебряные кольца, а руки в мелких партаках. Минхо сперва сомневается: парень ли это или девушка? Потому что по его феминным чертам лица так сразу и не скажешь. Всё проясняется, когда по комнате снова разносится глубокий басовый голос: — Ты так разглядываешь меня, будто я инопланетян, — в конце звучит усмешка. И что такой человек делает на вечеринке студентов медколледжа? Минхо недоумевает, хотя тоже в неё не вписывается. — Присоединяйся, — парень двигает шторку дальше, приглашая кивком к себе. — Не-не, я пойду... — А выглядишь, как человек, которого только что бросили, и тебе не помешало бы с кем-то поговорить, — он достаёт чупа-чупс, звонко чмокая. — Я угадал? — Так и есть, — признаёт Минхо. — Я, кстати, отличный слушатель. Парень сгибает ноги в коленях и подтягивает к себе, освобождая вторую половину ванной. Минхо, недолго думая, садится в неё. Он подмечает хмельной блеск в чужих глазах и довольно привлекательную внешность. Есть в этом парне что-то такое... неописуемо сексуальное, наверное. То ли слегка прищуренный взгляд, без доли стеснения направленный прямо в глаза, то ли игривая ухмылка, то ли весь его вид в целом и расслабленная поза. Он не вписывается в норму — вот, что так манит Минхо. — Феликс, — представляется тот, протягивая руку. — Минхо, — и он пожимает её. — Ну, рассказывай, — Феликс, положив чупа-чупс за щеку, полностью задвигает шторку, создавая ощущение, будто они скрыты от остального мира. Он достаёт из кармана джинсов небольшой блокнот с простым карандашом, заточенным почти до конца, и начинает что-то... рисовать? — Да тут и рассказывать особо нечего. Меня просто бросили, — Минхо тянет время, чтобы подумать, как бы скрыть подробности, которые не стоит доверять первому встречному, например, что его бросил парень, а не девушка. — Этот человек изменял полгода и наконец решил признаться. Взгляд ненароком падает на выпуклую щëку Феликса. Тот подмечает: — Я видел, как ты пришёл с парнем и проводил с ним весь вечер. Это он тебя бросил? Сердце замирает. В голове крутятся оправдания, но Минхо не успевает сказать что-то в ответ, потому что Феликс вдруг расплывается в улыбке и говорит: — Да ладно, не парься, — он вытягивает ноги и упирается ими в стенку ванной по бокам от Минхо. — Я — последний человек, который будет относиться к тебе с пренебрежением. Ну, и что дальше? Кто этот мудак? Сперва Минхо задумывается, правильно ли он понимает слова Феликса и действительно ли можно ему открыться, вывернув свою гейскую душу наизнанку. Он понимает, что где-то в мире, кишащем ненавистью к нему из-за одного лишь влечения к мужчинам, есть добрые люди, способные принять его таким, какой он есть. Просто сейчас Минхо едва может поверить, что его новый случайный знакомый, оказывается, ещё и не настроен враждебно. В конце концов он решает довериться: — Его зовут Джисон. Недавно мы отмечали пятилетие отношений, а сегодня он признался, что больше не любит меня и уходит к другому. Теперь мне негде жить. — Мне тоже, — Феликс разочарованно вздыхает. — Родителям не понравилась моя сущность, поэтому теперь у меня ни дома, ни денег. Я даже водительские права не могу забрать. — Какая у тебя сущность? — Люблю сосать члены. Столь резкое признание словно бьёт Минхо по лицу невидимой ладонью. Второй удар прилетает сразу: Феликс, немного склонив голову вбок и пытаясь, видимо, помучить его своим хищным взглядом, языком размещает чупа-чупс по центру рта и неторопливо вытаскивает его, прихватив пальцами кончик палочки. Он тянет яркую конфету наружу, плотно обхватывая и раздвигая ею свои пухлые, наверняка сладкие, губы. Затем, засунув чупа-чупс обратно, опускает взгляд и продолжает рисовать. Минхо вряд ли когда-нибудь забудет об этом. — Блуждал сегодня с самого утра, весь Ванкувер обошёл, пока не забрёл сюда, а здесь, оказывается, наши будущие медики День независимости празднуют, да ещё как! Никогда не видел настолько безумно пьяных людей, — Феликс продолжает болтать как ни в чëм не бывало. Он откладывает блокнот с карандашом на полочку за своей спиной, где так же, совсем не к месту, лежит кассета — может быть она принадлежит ему, — ставит локоть на бортик, упираясь щекой на кулак, и заинтересованно разглядывает Минхо. — Как забавно: мы оба оказались этой ночью на одной вечеринке, оба остались без дома, случайно встретились в ванной. Совпадение? — Может, судьба? — Ох, а ты правда веришь в неё? — Конечно. Феликс хмыкает и замолкает, почему-то ни на секунду не отводя взгляд. Это уже начинает немного напрягать. Минхо старается отвлечься, прислушиваясь к играющей на весь дом песне и многочисленным голосам людей. Не получается, потому что этот пристальный взгляд напрягает вовсе не в плохом смысле. Он напрягает всё его нутро, разливающее волны возбуждения всякий раз, когда Феликс глядит на него именно так. Пристально. Хищно. В них определённо есть соблазн, и не столь важно, создаёт он его намеренно или нет — Минхо просто не может от него увернуться. Не хочет. Феликс наконец-то прерывает молчание: — Недавно я спорил с матерью, что сильнее влияет на судьбу — предначертанный путь в момент рождения или твои поступки в течение жизни. Сошлись на том, что каждый человек сам вершит свою судьбу. Знаешь, когда ты умрёшь? Внезапный вопрос заставляет Минхо задуматься. — Нет, — отвечает он, — но когда это произойдёт, значит, так и должно быть. — То есть ты полагаешь, что смерть заранее предписана именно в ту конкретную минуту и ты не можешь её отсрочить? — получив утвердительный кивок, Феликс продолжает мысль: — Уверен, ты не переходишь дорогу на красный свет, не нарываешься на драки, а если водишь машину, то по правилам, не гоняешь. В общем, обеспечиваешь себе безопасность. Но разве забота о безопасности не равна отсрочке от смерти? Это что получается: судьба для тебя является неизменной тропой, но при этом ты мог уже давно умереть, если бы не был осторожен с жизнью. Что-то не сходится. Вдруг у тебя найдут онкологическое заболевание, ты оставишь всё как есть или начнёшь лечение? — Начну лечение. — Вот, видишь. Ты управляешь судьбой, а не судьба тобой. Абсолютно очарованный ходом его мыслей, Минхо не знает, что сказать в противовес, тупо хлопая ресницами. Приходит к выводу, что согласен во всём. Он всегда контролирует жизнь, двигаясь по беспроигрышной, протоптанной многими людьми дорогой, чтобы постоянно быть при деньгах и не сгнить в компании бездомных. Беспокоится о здоровье. Боится потерять стабильный заработок, благодаря которому он всё ещё не умер с голоду. — Ты выглядишь уставшим, — подмечает Феликс и виновато отводит взгляд. — Я уже надоел? — Вовсе нет, — Минхо тут же оживляется, вовлекаясь в разговор. — Сверхурочная работа ужасно выматывает. — Чем занимаешься? — Скучной офисной рутиной в фонде соцзащиты: оформляю пособия инвалидам, родителям-одиночкам, беженцам, — он запрокидывает голову на бортик ванной, устремляя глаза к потолку. — В последнее время много работы навалилось. Целыми днями сижу и разгребаю документы. — Говорят, сейчас новая волна вьетнамских эмигрантов. Люди бегут от войны. Это они отнимают у тебя время? Минхо согласно мычит. — Давай тоже убежим? — беззаботно предлагает Феликс. Минхо поднимает голову и пялится на него, вскидывая брови, мол, ты серьёзно?.. — А что? Мне терять нечего. Тебе, по всей видимости, осточертела такая жизнь. Разве это не прекрасно — бросить всё и уехать куда глаза глядят? — Но я едва тебя знаю. — Как и я тебя, но, по-моему, так даже интереснее. Феликс бесцеремонно кладёт ладони на его колени и раздвигает его ноги, надавливая, будто прося их выпрямить. Минхо слушается — хотя и не понимает, зачем, — упираясь стопами в стенку ванной позади него. — Что ты делаешь? — спрашивает он, чувствуя волнующий трепет в груди из-за того, что Феликс седлает его бёдра. — Не знаю. Я так пьян, что хочу целоваться. Минхо снова шокирует его откровение. Сейчас о своих намерениях заявляют так просто? Наверное, он слишком стар, чтобы понимать эту молодёжь... И только сейчас в голове назревает важный вопрос: сколько Феликсу вообще лет? — А ты не мал для алкоголя? — Минхо, я, может, и выгляжу слишком молодо, но мне двадцать два... — Феликс осекается, кокетливо улыбнувшись. — Или у тебя есть, что предложить? — Нет-нет, я просто... — Ты такой милый, — перебивает он и нависает над ним. — Ну же, зачем тянуть? Я вижу, как ты на меня смотришь. Феликс берёт блокнот, немного перебирает листы и вырывает один из них. Затем кладёт его в нагрудный карман на рубашке Минхо и застёгивает на пуговку, отвечая на вопрос, который захотелось задать: — Потом посмотришь. Минхо обращает внимание на россыпь рыжих веснушек на его лице. Все они постепенно расплываются по мере того, как Феликс всё больше сокращает расстояние между ними, оказывая сексуальное давление. Которое несомненно нравится Минхо и разжигает внутри сладкое чувство возбуждения. — Я не настаиваю, — говорит Феликс, — если не хочешь — я уйду прямо сейчас, и мы разойдёмся навсегда, как в море корабли, но если поцелуешь меня — я приму это за согласие отправиться в неизведанное плавание со мной. К чëрту всё это. Он берёт лицо Феликса в ладони и накрывает его губы своими. Сперва целует нежно, затем с нарастающей жадностью, что подпитывает горечь от расставания, лжи и предательства. Бросает всё и пускается в безрассудный путь, берущий начало именно в этот момент. С него хватит. Многолетние оковы слетают с его шеи, даруя свободу, в которой он так, оказывается, нуждался. Феликс цепляется руками за плечи Минхо. Кажется, отвлеки его сейчас от поцелуя, и он сдерëт с них кожу. Он прижимается к нему, ложась сверху, напирая всем своим телом. Возбуждение потихоньку раскаляется в Минхо, словно каждое соприкосновение их губ подкидывает новую горсть углей в топку. Это не похоже на него — целоваться с кем-то, чьë имя он знает лишь около получаса, как и бежать с этим человеком в неизвестность, но разве не этого Минхо желал? Вот он, Феликс, взявшийся не пойми откуда, словно подарок свыше, его шанс изменить жизнь на сто восемдесят градусов. И плевать, какие препятствия настигнут их дальше. Главное — потом ему не придётся жалеть, что он не воспользовался этим шансом. — Куда мы отправимся? — спрашивает Минхо между поцелуями. — У меня не было чёткого плана, — Феликс отстраняется и выпрямляется, притягивая его к себе за воротник рубашки. — Моя тётя живёт в Техасе, — он обнимает Минхо и позволяет ему ласкать свою шею губами, откинув голову назад. — Можем сначала навестить её, потом уже решим, что делать дальше. Она поможет освоиться там, если что-то пойдёт не так. Только... нам нужно как-то добраться. — У меня есть машина, — Минхо притягивает его ближе, бесстыдно разместив руки на заднице. — Отлично. Стой, — Феликс хватает его за шею и запрокидывает его голову. Пальцы слегка вдавливаются в кожу. Минхо желает сильнее. — Чем раньше мы уедем, тем лучше. — Прямо сейчас? — в голосе проскальзывает негодование. Феликс кивает, любезно зачëсывая его волосы, что лезут в глаза, назад. Рассматривает, как произведение искусства — внимательно, чуть-чуть наклонившись. Он ослабляет хватку. В конце концов мягко обхватывает ладонями его шею и начинает поглаживать кожу большими пальцами. Пожар внутри Минхо понемногу стихает. Чëрт, что это на него нашло? Оказывается, так легко потерять рассудок. — Ты очень красивый, — говорит Феликс, разглядев, кажется, каждый сантиметр его лица. И не даёт сказать ничего в ответ, напористо целуя. После они покидают ванную комнату. Феликс, прихватив ту самую кассету, берёт его за руку и ведёт на выход по тёмному коридору, ловко обходя шатающихся туда-сюда людей. Проходя через гостиную, Минхо ловит боковым зрением, как по нему скользит чей-то взор. Оборачивается, чтобы понять, кому же он принадлежит. Среди толпы замечает Джисона, провожающего их взглядом, полном замешательста. В Минхо возгорает желание показать этому ублюдку, что его легко заменить. Он тянет Феликса к себе и пылко целует на глазах у всех, неотрывно смотря на Джисона. Плевать на этих пьяных людей, что недоумевающе косятся в их сторону. Плевать на сплетни и презрение общества. Плевать. В этот город он больше не вернётся. Всего несколько мгновений спустя Минхо отстраняется, когда, наконец, получает желаемое: Джисон сдаётся и, опустив глаза в пол, смешивается с толпой. — Что это было? — взволнованно спрашивает Феликс, наклонившись к уху, чтобы он точно расслышал через музыку. — Ты в порядке? — Как никогда раньше. Теперь он берёт Феликса за руку и ведёт наружу. Сердце от волнения готово выпрыгнуть из груди в любую секунду. Минхо ненавидит это безрассудство на столько же, на сколько оно ему нравится. Теперь уже наступает день его независимости. Они бегут вниз по улице к его автомобилю, ступая по мокрому после дождя тротуару, минуя лужицы и людей, гуляющих с флагами США. Несмотря на глубокий вечер, народ продолжает бодрствовать. Царит атмосфера праздника, единства. С разных сторон доносятся песни, смех, веселье. В носу перемешивается запах барбекю и мокрой зелени, влажной земли и свежести. Он подхватывает людское настроение, наполняющее город разноцветными красками, и кажется, будто уже ничто не сможет это испортить. Но некогда родная квартира погружает Минхо в уныние. В памяти всплывают прежние ощущения: раньше в неё хотелось поскорее вернуться, чтобы прыгнуть в объятия любимого. Сейчас же это — холодное жилище, хранящее воспоминания, которые режут его сердце без ножа. Воодушевление как рукой снимает. Он в спешке собирает некоторые вещи и спрятанную наличку, отложенную на покупку обручальных колец, пока Феликс скучающе бродит по комнате, рассматривая всё вокруг. — У тебя много книг, — говорит он. — Любишь читать? — Это Джисона. Они все по медицине. Минхо ставит спортивную сумку на постель для удобства и пакует необходимую одежду, стараясь уместить её как можно компактнее. — Интересные картины. Это же, вроде, абстракционизм? Кто художник? — Джексон Поллок. Джисон его любит. Феликс бесцеремонно плюхается на кровать. — М-м-м, как мягко. Знаешь, что белое постельное бельё говорит о тебе, как о человеке? Что у тебя хороший вкус, Минхо. — Его Джисон выбрал. — Здесь есть хоть что-нибудь твоё? Вопрос выбивает его из колеи. Джисон заполняет собой не только сердце и голову, но и квартиру Минхо. Вот почему сюда теперь не хочется возвращаться. Мысли о нём сокрушительны и болезненны, но перестать думать в такой обстановке, где всё наполнено им, его запахом и душой, невозможно. Феликс толкает ногой сумку, и та сваливается на пол. Он подползает к краю кровати и встаёт перед Минхо на колени. — Эй! — всё, что тот успевает сказать, потому что Феликс начинает расстëгивать пуговицы на его рубашке и ласкать шею губами. — Куда ты так торопишься? У нас вся ночь впереди. — А если Джисон вернётся? — переживает Минхо, хотя сам же позволяет раздевать себя. — Ну и пусть, — бросает Феликс, распахивая рубашку. — Представь его лицо, когда он увидит, как тебе хорошо и без него. Он оголяет плечи Минхо и ведёт ткань всё ниже, плывя ладонями по его рукам, пока не стягивает полностью. Возбуждение неустанно кипит в груди, постепенно разливаясь по венам, осторожно минуя внутренние органы и спускаясь к чувствительной плоти, насыщая её горячей кровью. Минхо тонет между противоречиями. Он тянется к Феликсу, словно к магниту, обнимает его, однако прошлое отпустить не так-то просто. Как и открыться к чему-то новому, начать всё заново. — Давай отомстим этому гаду, даже если он не застанет нас вместе, — Феликс прислоняется лбом к нему, из-за чего их носы сталкиваются, а расстояние между губами становится мучительно маленьким — один случайный рывок, и они соприкоснутся. — Трахни меня так, чтобы мои стоны всё ещё звенели в квартире, когда он придёт. Чтобы кровать была мокрой от слëз счастья и пахла жарким сексом. — Я... — Что «я»? Что, Минхо? — он не даёт сказать ни слова. — Ты тоже этого хочешь, но цепляешься за старую жизнь. Если ты намерен её изменить, то должен взять всё в свои руки. Начни хотя бы с меня. Возьми меня. Проницательность Феликса пугает. Он будто видит его насквозь, проникая взглядом в труднодоступное ядро его сознания, и ловит каждую потаённую мысль, каждое скрытое желание. Которым Минхо уже не в силах сопротивляться. Он срывает со своего тела все тормоза. И одежду с Феликса. Некоторое время в душе, и вот они — обнажённые, тонущие в пушистом одеяле и друг друге. Выпитое пиво полностью выветрено из головы, остаются только истинные чувства, не усиленные ни алкоголем, ни чем другим. Хотя кажется совсем наоборот, потому что он слишком уж остро реагирует на тепло и узость, что обволакивают его плоть; на бархатные поцелуи Феликса и его мокрые губы, порхающие по телу; на его полную отдачу процессу, благодаря которой он, кажется, и обостряет чувства Минхо; и даже на то, как красиво золотится его кожа под тёплым светом лампы. Громкие вздохи, пошлый шёпот на ухо и обжигающие кончики пальцев не оставляют ни единой мысли о том, что произойдёт с ними дальше. Что-то, конечно, будет, но Минхо подумает о том, станет ли это чем-то хорошим для них или плохим, потом. Сейчас он ощущает его каждой клеточкой тела, то утопая в нём, то выплывая на поверхность, глуша лишние назойливые мысли. Пик наслаждения отдаляется и вновь накатывает, и с каждым движением, поцелуем и раскрепощëнным стоном эта волна становится всё больше и больше. Минхо теряется в чувствах. Сквозь тело пробирается жаркая дрожь, а мышцы разом расслабляются. Его тело словно растекается по простыне. Передышка — от силы минут десять, как вдруг Феликс начинает собираться и поторапливать его. А у Минхо мышцы ноют, ему бы полежать ещё часик, да и он сам уже не так молод, чтобы чувствовать себя так же бодро после секса, как раньше. Но он всё же поддаётся. Оставляет практически все вещи, каждое воспоминание, всё своё прошлое и самого себя прежнего здесь, прощаясь навсегда. Первым делом они едут к мотелю. Минхо снимает комнату, в которой они дожидаются утра в собственных снах и объятиях друг друга, чтобы после, с рассветом, отправится в банк, где он забирает деньги с драгоценностями из своей ячейки и все накопления со счёта. Затем они заправляют автомобиль на окраине Ванкувера и там же покупают хот-доги с кофе на завтрак. Выезжая из штата Вашингтон, Минхо не чувствует ничего, кроме счастья и приятного волнения. Теперь всё будет по-новому. Пункт назначения — Техас. Путешествие по штатам их сближает. В гостинице небольшого городка в Орегоне Минхо, наконец, заглядывает в нагрудный кармашек на рубашке и достаёт листок, который засунул Феликс. На нём он видит нарисованного себя. — Так красиво, — удивление проскальзывает в его голосе так ярко, что Феликс смеётся, пристраиваясь рядом с ним на кровати. — И это всего за несколько минут, а что будет, если дать тебе целый день? Невероятно. — Какой ты врунишка. — Нет же! — Все говорят, что мои рисунки красивые, — Феликс кладёт голову на его грудь и обнимает, — но я вижу, что это не так. Минхо цокает, решая больше не спорить. Феликс явно не уверен в своём навыке, так что переубедить его будет сложно. — Даже если было бы не так, я бы всё равно похвалил тебя. — Зачем? — Чтобы ты не останавливался, — Минхо запускает пальцы в его мягкие волосы и перебирает прядки. — Похвала помогает развитию, да и радость приносит, — после долгой дороги его сильно клонит в сон. Он поднимает голову, чтобы глянуть на часы в номере, и замечает одну вещь на столике, о которой всё хотелось спросить. — А что на твоей кассете? — Мой любимый фильм — «Сияние». Успел только его прихватить и блокнот с рисунками. — Расскажи что-нибудь о себе, — просит Минхо. — Что ты ещё любишь? — Тогда и ты тоже, — Феликс закидывает на него ногу и ложится удобнее, видимо, собираясь ещё долго не вставать. И теперь этот случайный незнакомец становится всё ближе. Минхо замечает, что Феликс предпочитает носить девичью одежду, но в его тёмном стиле, с цепями и символикой рок-групп, а также при любом выходе на улицу подкрашивает глаза косметикой, как при первой встрече. В Айдахо даже просит купить ему пару юбок. — Если я буду выглядеть, как девочка, то мы сможем целоваться и держаться за руки на глазах у всех. Никто не будет пялиться на нас, как на мусор, — объясняет он. И всё в мыслях Минхо встаёт на свои места. Он очень даже «за». «За» случайные поцелуи посреди улицы и в кафе, на пляже и в книжном. «За» то, чтобы сжимать его руку, гуляя по парку, и приобнимать, дожидаясь зелёного цвета светофора. «За» то, чтобы выглядеть, как пара. Они ведь и есть — пара. Благодаря появившемуся свободному времени Минхо наконец-то может больше читать. Его порой от книги не оторвать, только если это не минет от Феликса. Но чтение — не единственное, на что он подсаживается. В столице Невады они несколько раз балуются марихуаной с каким-то хиппи из проката видеокассет. С ним же они впервые пробуют сигареты. К сожалению, в Калифорнии эта привычка всё ещё остаётся с ними. Они спят несколько ночей в автомобиле на пляже, занимаются сексом с видом на красочный закат, курят по пачке в день на двоих, абсолютно голые и пьяные плавают в океане, пробираются на паркинг для автодомов, где есть нормальные душевые комнаты, и с утра до вечера гуляют. Рядом с Феликсом Минхо чувствует себя моложе. В Лос-Анджелесе он продаёт свои драгоценности по довольно большой цене, и теперь какое-то время они могут ни в чëм себе не отказывать. Чтобы в Аризоне снять не просто комнату в мотеле, а целый домик у супружеской пары. Пока Феликс моется в душе, Минхо решает разобрать сумки с их вещами и разложить всё по полочкам. В один момент из кармана дырявых джинс выпадает какая-то карточка. Он поднимает её — это всего лишь водительское удостоверение. Вовсе не его, что странно. — Ты же говорил, что не смог забрать права, — вспоминает Минхо, но Феликс, наверное, не слышит его из-за шума воды, поэтому не отвечает. Тогда он просто рассматривает его фотографию и умиляется, думая, какой он здесь смешной. Потом переводит взгляд на дату рождения. Улыбка спадает с лица. Сквозь тело пробирается холод. — Ты что-то сказал? — Феликс выходит из ванной комнаты в нижнем белье, попутно вытирая волосы полотенцем. — Тебе шестнадцать?! — выкрикивает Минхо и тычет удостоверением ему в лицо. — Ты мне соврал! — Прости, я хотел сказать, но как-то повода не нашлось, — оправдывается он, нежно беря его за руку. — Не в этом даже проблема, — Минхо её одëргивает. — Ты мне в сыновья годишься, Феликс! — И что? Возраст не имеет значения, когда всё по согласию. Минхо хватает свой бумажник. Ему срочно нужно куда-нибудь уйти и подумать. — Ещё как имеет. Меня посадят из-за тебя, — он обходит Феликса и направляется на выход. — Никто не узнает, — беспечно говорит тот, но Минхо не останавливается. — Стой! Давай поговорим! — Феликс бежит за ним. — Пожалуйста, не уходи, — он догоняет его и прижимает к двери, крепко обнимая и пытаясь всеми силами сдержать. — Я сделаю всё, что захочешь, только не уходи, прошу. Я люблю тебя! — бросает такие громкие слова, утыкаясь лбом в его плечо. — Минхо... — Я не могу. Я просто не могу. Ты ещё ребёнок. Он идёт в ближайший бар. Ему сложно принять, что всё это время он занимался сексом с подростком. Не может быть. Феликс такой опытный, умный не по годам, начитанный, во многих вещах разбирается лучше Минхо. Чëрт возьми! И в то же время он часто бывает безответственным, инфантильным, рассказывает только о школьных друзьях и ничего о каких-нибудь коллегах с работы или студенчестве, а порой несёт всякую глупость, из-за которой хочется смеяться и плакать. С одной стороны, несмотря на то, что им, будучи разных поколений, так хорошо вместе, Феликс всё ещё остаётся ребёнком, с которым нельзя иметь дело. Минхо отвлекается от размышлений — рядом с ним громко ворчит старый пьяница и, похоже, завсегдатай этого места. — Э, Джо! — зовёт тот бармена прокуренным голосом. — Переключи-ка на новости, достала эта рыбалка! Бедный Джо, явно уставший от этого старика, перематывает каналы, пока не натыкается на нужный. С другой стороны, может быть Феликс действительно прав — если всё по согласию, то проблем возникнуть не должно. Да и кто поймёт, что у них большая разница в возрасте? Он и внешне не выглядит, как ребёнок. Минхо хочет вернуться к нему. Он просто не выдержит, если они разойдутся, так и не выслушав друг друга. Феликс слишком ему дорог, и потерять его — значит лишиться звезды на небе, по которой он ориентировался. Всё, что Минхо успевает услышать, выходя из бара: — ...«последние новости к этому часу: сегодня стали известны подробности жестокого убийства, произошедшего в»... Он, подвыпивший и взволнованный, возвращается после полуночи. Феликс, кажется, спит. Минхо со стыдом в душе разглядывает его голую согнутую спину, хрупкие плечи, руки, которыми он сам себя обнимает. Его любимый человек сейчас так уязвим, наверняка чувствует обиду, и в этом виноват он — не выслушал, не поговорил, поддался гневу и просто сбежал. А ведь именно Минхо в их паре взрослый мужчина. — Долго будешь там стоять? — хрипло спрашивает Феликс. Всë-таки не спит. Он проходит в комнату и осторожно ложится рядом. У Феликса — заплаканное лицо, салфетки в руке и боль в глазах. Он всё тот же, только теперь смотреть на него прежним взглядом непривычно, с осознанием, что ему всего шестнадцать. Его юношеская сексуальность напрочь одурманивает голову, из-за чего совесть, что должна неодобрительно качать головой, не просыпается. Минхо не чувствует мерзости к самому себе за то, что всё ещё желает его юношеское, красивое тело. Он на пробу, боясь столкнуться с отрицанием в глазах, притрагивается ладонью к его холодному плечу, но сопротивления так и не встречает. Затем медленно ведёт ниже и берёт его за руку. — Прости меня, Феликс. Я не смог сдержать эмоции и даже не попытался выслушать тебя. Мне стыдно, что я поступил так с тобой. Я не хочу тебя терять из-за какой-то глупой ссоры. Ты простишь меня? — тот кивает и переплетает их пальцы, и тогда Минхо решается задать вопрос: — Почему ты сразу не сказал, что тебе шестнадцать? — А ты бы связался с подростком? Я думал о том, как уехать подальше от проблем, и тут появился ты — такой же уставший от жизни, — Феликс жмётся к нему ближе. Минхо, чтобы лучше согреть, накрывает его и себя одеялом, потом притягивает в объятия. — Мне было страшно, что я потеряю такой шанс из-за своего возраста, понимаешь? Да и мы, вроде, сразу приглянулись друг другу. Мне было бы вдвойне обидно упустить такого красавца, как ты. Минхо улыбается, вспоминая тот вечер. — Ты прав, — говорит он. — Я бы не согласился, если бы знал твой настоящий возраст. Наверное, это было к лучшему. Есть ещё что-то, о чëм ты соврал? — Нет, — Феликс утыкается носом в его шею. — Всё остальное обо мне — правда. Становится немного щекотно от его дыхания, но Минхо терпит, не желая больше отпускать свою драгоценность. — Я тоже люблю тебя, — искренне признаётся он. — А я сказал это сегодня не для того, чтобы удержать, — бормочет Феликс. — Так что, получается, и я тебя. Засыпать со звенящим чувством любви оказывается гораздо приятнее. Спустя два месяца их путешествия, добравшись до Техаса, они останавливаются в западной части штата — городе Мидленд. До Браунсвилла, где живёт тётя Феликса, как сказали местные — ещё десять часов на автомобиле, но их они уже не в силах преодолеть. Минхо снимает уединённый домик у милой старушки, чтобы набраться энергии после долгой дороги из столицы Нью-Мексико. Феликс где-то бродит по городу в поисках таксофона, чтобы позвонить тёте и предупредить о скором приезде. Хотя в доме есть телефон. Минхо с нетерпением ждёт его возвращения: до чистого блеска моется в душе, задвигает шторы и расставляет свечи. Настроение сегодня — романтическое. Он, чтобы хоть как-то скоротать время до прихода Феликса, устраивается на диване и включает телевизор. Вечером, как ни странно, совсем нечего посмотреть: многие каналы забиты скучными ситкомами, другие — образовательными программами, где-то показывают бейсбол, а где-то теннис. Его ничего не заинтересовывает. Только сейчас он понимает, что из-за прошлой работы у него даже нет любимой передачи. В старой жизни Минхо — тридцатипятилетний неудачник, просиживающий задницу в сраном офисе, не имеющий друзей, детей, семьи, любимого питомца, поддержки родителей; не увлекающийся никаким хобби или хотя бы просмотром телевизора после работы, потому что на это просто нет ни сил, ни желания; ещё и парень, как оказалось, изменщик. Сейчас у него есть Феликс — глоток свежего воздуха, главный мотиватор в его новой жизни. Благодаря нему он ежедневно чувствует приливы энергии, всегда к чему-то стремится — даже к незначительным мелочам, но и это важно, — заводит интересные знакомства, веселится, получает сполна любовь и заботу, да и секс всегда яркий, со страстью и сладкими поцелуями. Как же Минхо любит Феликса. В конце концов, надеясь узнать что-нибудь интересное, он включает новости: — «Полиция Вашингтона опускает руки: напоминаем, что в ночь на четвёртое июля этого года, в городе Ванкувер, произошло жестокое убийство, потрясшее весь штат», — на экран вдруг выводят фотографию Феликса. Минхо в недоумении наклоняется ближе к телевизору и заостряет всё внимание на словах ведущей. — «Подозреваемый в убийстве семьи, Феликс Ли, зарубил топором своих родителей и двух младших сестёр, затем скрылся с места преступления, оставив за собой множество улик», — в ушах звучит назойливый звон, сердце с грохотом падает вниз. — «Мотивы подростка неизвестны, нынешнее местоположение тоже. Шериф города предполагает, что подозреваемый сбежал за пределы штата»... Минхо с ужасом выключает телевизор. Не успев даже до конца осознать услышанное, он замечает в отражении экрана Феликса, стоящего позади него с пистолетом в руках, нацеленным прямо в его голову. Перед глазами вся жизнь пролетает. Минхо подрывается с дивана, рефлекторно стараясь увернуться. — Сядь, — приказывает Феликс. Он слушается, приземляясь обратно. Видит в том же отражении телевизора, как Феликс подходит. Затем отводит взгляд и чувствует холодное дуло, приставленное к нижней челюсти. Минхо замирает и зажмуривает глаза. Подступают слëзы. — Закричишь — умрёшь, — почти шёпотом говорит Феликс, касаясь его ушной раковины губами. — Попытаешься убежать — тоже умрёшь. Ослушаешься меня — что будет? Страх пережимает лёгкие. Становится трудно дышать. — Умру. — Правильно, — он с нежностью целует висок Минхо. — Что с тобой? — неконтролируемо дрожащий голос выдаëт его панику. — Малыш, что это за новости? Феликс хмыкает. — Вы меня так и не вспомнили, дядя Минхо? Как вдруг его прошибают воспоминания. — Дядя Минхо, это вам! Он отвлекается от документов и переводит уставший взгляд на скромного девятилетнего мальчишку — Феликса, сына его коллеги, — затем на рисунок, который тот протягивает. На бумаге изображён человек в деловом костюме, сидящий за столом со сгорбленной спиной и грустью на лице. Ох, вот так он выглядит со стороны? Минхо говорит, натягивая фальшивую улыбку: — Какая красота! Спасибо! Он убирает рисунок в папку, отведённую специально для них и уже набитую донельзя. Феликс часто заглядывает к отцу на работу после школы. Каждый раз он что-либо рисует и дарит Минхо, который и сам не до конца понимает, зачем хранит абсолютно все его рисунки. — Чëрт, — ругается коллега, выкидывая бумажный стаканчик в мусорку. — Кофе закончился. Минхо, тебе принести? — Да, как обычно. Спасибо. Коллега встаёт из-за своего рабочего места и прежде, чем уйти, обращается к Феликсу: — Посиди здесь. Я скоро приду. — Хорошо, пап. Минхо озадачивают нахмуренные брови и даже небольшая злость в глазах Феликса. — Зачем взрослые всегда врут? — Врут? Насчёт чего? — не понимает Минхо. — Все говорят, что мои рисунки красивые, но это на самом деле не так, — Феликс садится на стул перед его столом. — Почему вы такой врунишка? Только честно. Минхо пытается правильно сформулировать свои мысли. Нужно точно донести до него. — Чтобы ты не останавливался. Похвала помогает людям развиваться, а с развитием можно добиться большого успеха. Похвала приносит людям радость. Феликс долго смотрит прямо в глаза, кажется, обдумывая эти слова, затем задорно произносит: — Я тоже хочу вас похвалить! Вы очень красивый! — Спасибо, — Минхо посмеивается. — Всё, не отвлекай, мне нужно работать. Но у Феликса другие планы. Он находит пустой лист и начинает снова рисовать прямо на его столе, занимая собой много места. — Дядя Минхо, а вы умеете хранить секреты? — Умею. — Хорошо, — Феликс делает долгую паузу, стараясь начертить ровный круг, но у него вообще не получается. — У меня такой умный папа! Он придумал одну хитрость и получает больше денежек, чем вы. Какой же этот Феликс болтун. Минхо не может просто проигнорировать его, как и опять попросить о тишине, потому что эти просьбы на него никогда не работают. Он решает поддержать разговор, пока коллега не вернётся: — Ну, у него должность выше. — Не-е-ет, ему приходит ещё одна зарплата. — Дополнительная? — он раздумывает, что Феликс имеет в виду. — Это, наверное, премия. Её дают как награду за хорошую работу. Я тоже иногда получаю. — Тогда почему папа говорит, что это секрет? Странно. Значит, я буду делать как он, когда найду работу, — Феликс снова замолкает, и вроде бы можно вернуться к работе, как вдруг он выдаёт: — А сложно подделывать бумажки? Вот это уже звучит подозрительно. Стараясь не выдавать внутреннее беспокойство, Минхо спрашивает: — Какие бумажки? — Ну, не знаю, какие-то важные. Папа притворяется, что моя сестра не может ходить, хотя она может! И вторая тоже. А он что-то подделывает и получает вторую зарплату. Круто, правда? — Феликс поднимает взгляд на поражающегося всё больше с каждой секундой Минхо. — Только никому не рассказывайте. Папа сказал, что это секрет, и я вам тоже говорю по секрету, — он кладёт перед ним новый рисунок с тремя котами. — Это тоже вам! Похожи на ваших пушистиков? Минхо — человек честный, всеми фибрами души ненавидящий обман, особенно такого масштаба. Да и очень уж хочется повышения. Ему необходимо продвижение по карьерной лестнице. А как иначе? Плохо ведь находиться всю жизнь на одном месте — так можно и свихнуться. Он рассказывает обо всём начальству. — Не узнал. Ты сильно изменился с тех пор. — Семь лет прошло, — Феликс отводит пистолет и встаёт перед ним, держась на расстоянии около полуметра. Напряжение в теле спадает, и всё же дышать в полную грудь получается плохо. — Ну, как тебе сиделось на месте моего отца? — Рано или поздно его бы всё равно поймали. — Чушь, — он звонко бьёт ладонью по щеке Минхо. Пульсирующая боль прокатывается под кожей. — Эта схема работала много лет, пока ты не припëрся. — Я поступил правильно, — настаивает Минхо. — В тех деньгах, что он украл, нуждались другие люди. Люди с настоящей инвалидностью. — Плевать на других людей. Знаешь, что со мной было, когда отца посадили? — тон его голоса грубеет. Минхо слышит в нём обиду. — Мать ежедневно избивала меня, говорила: «Ублюдок, как ты мог? Убить тебя мало». Она морила меня голодом, таскала за волосы по полу, запирала на балконе зимой. Ждала, когда я сам умру, — губы Феликса расползаются в неестественной улыбке. — А я взял и выжил назло. Потом убил эту суку. Отомстил. Кстати, как и отцу. Он же вышел недавно. Тоже начал меня бить. — А сестёр ты зачем убил? — не понимает Минхо. Краем глаза он старается подметить хоть какую-нибудь вещь, которая поможет ему сбежать, но ничего не находит. — Они были слишком хорошенькими, — в итоге отвечает Феликс, подумав. — Мне надоело смотреть, как мать их чуть ли в жопу не целует, а потом хлещет меня ремнём за то, что я не так посмотрел на неё. Он закуривает сигарету. Минхо тоже хочется, но вряд ли Феликс пойдёт сейчас на уступки. — Полицейские такие глупые, — продолжает тот, ходя из стороны в сторону. — Они ищут милого мальчика с ангельской внешностью, но даже не знают, что он скрывается в образе сексуальной рокерши, — Феликс взмахивает своей юбкой и кокетливо улыбается. Концы его рубашки завязаны на талии в небрежный узелок, из-за чего видно его плоский живот, привлекающий внимание. — Весь День Независимости я провёл, меняя свою внешность: перекрасил волосы в голубой, сделал пирсинг, подобрал одежду, партаки мне набивали всю неделю до этого. Я стал выглядеть так, как родители не позволяли, а я ведь очень этого хотел. — Значит, ты одевался так не для того, чтобы мы могли свободно целоваться? — А ты догадливый. Верно, — подтверждает Феликс. Минхо всё не может отвести взгляд от струек дыма, вылетающих из его рта. Дико хочется курить. А ещё спастись как можно скорее. Он снова смотрит по сторонам, ищет, чем бы отвлечь Феликса или, может, вообще вырубить на какое-то время. Тот тушит окурок и уходит в комнату со словами: — Не глупи! Я всё вижу! Не успевает Минхо оценить шансы на побег, как Феликс возвращается с той самой кассетой в руках. Он вставляет её в проигрыватель, включает и садится рядом, держа пистолет под рукой. — Мы будем смотреть «Сияние»? — задаётся вопросом Минхо. Что вообще происходит в голове Феликса? Он уже не тот желанный и ласковый парень, кем был эти два замечательных месяца. Наверняка именно сейчас он — настоящий, а тогда лишь притворялся. — Почти, — Феликс ластится к нему под бок, будто между ними всё как прежде. На экране телевизора появляется статичный кадр, на котором связанные люди, находясь в каком-то плохо освещаемом помещении, стоят на коленях: женщина, мужчина и две девочки. На передний план из-за края кадра выходит Феликс с топором в руке — хоть его лица и не видно, Минхо узнает его тело и походку из тысячи. — Что это? — в замешательстве спрашивает он. — Смотри дальше. В следующее мгновение Феликс рубит мужчину насмерть, а брызги крови летят в разные стороны. Минхо молниеносно отворачивается и пытается заглушить крики девочек своим внутренним голосом. Вскоре, судя по звукам, Феликс убивает их тоже, затем женщину. — Что это такое?! — Снафф — видео, на которых происходят реальные убийства. В нашу эпоху роста числа серийных маньяков неудивительно, что они стали пользоваться спросом, — Феликс наконец-то вытаскивает кассету и снова закуривает. Истошные вопли его родни остаются звенеть в ушах. — Я пожаловался на семью какому-то мексиканскому байкеру на концерте, а тот намекнул, что через его ребят в Мехико можно продать снафф-видео за баснословные деньги. Вот я и согласился, — он присаживается на подлокотник дивана, держа в одной руке пистолет, в другой — сигарету. — Не просто так говорят, что самые страшные люди — это те, которым нечего терять. Сердце бешено бьётся от страха, а к горлу подступает тошнота от увиденных кадров. Минхо не может осознать, что всё это происходит с ним наяву. Он хочет проснуться, почувствовать тёплые объятия Феликса и понять, что это был всего лишь жуткий сон, но не получается. Ему сложно принять реальность. Да и кому это будет под силу в такой ситуации? Неизвестно, умрёт ли он сегодня или Феликс сжалится над ним и отпустит. — Ах! Чуть не забыл! Угадай, с кем Джисон тебе изменял? — С тобой, что ли? — в шутку бросает Минхо, но, судя по ехидному выражению лица Феликса, так и есть. — Серьёзно? — Он так легко поддался моему соблазну. Я трахал Джисона на вашей кровати каждый день, пока ты горбатился на работе, — трещина в сердце Минхо растянута уже донельзя, но Феликс всё не замолкает: — А ты думал, он там скучал без тебя? Вот, что твой верный паренёк делал после учёбы. И это я подговорил его бросить тебя на той вечеринке, чтобы после я смог подобрать тебя, как бездомного котёнка, — издевается он, будто всего того, что он рассказал, мало. — Сейчас я заберу все твои деньги, доеду на машине до Браунсвилла, брошу её там и нелегально пересеку мексиканскую границу. Минхо пытается унять дрожь в руках. Чтобы отвлечься от кошмарных звуков в голове, он поддерживает разговор: — Твоя тётя знает об этом? — Да нет у меня никакой тёти, — Феликс тушит сигарету. — Я её выдумал. Тебе было бы страшно ехать в неизвестность, а так, зная, что где-то в Техасе нас ждут и готовы в любом случае помочь, ты конечно же согласился на эту авантюру. — Зачем ты всё это рассказал? Я же сдам тебя полиции. — Я уже понял, что ты стукач. Мог не напоминать. Феликс садится на его бёдра и тянется рукой к затылку, начина играть с его волосами. В другой руке он всё ещё держит пистолет. — Скажи, Минхо, ты бы смог ещё разок заняться со мной сексом? — Нет. — Тогда... просто поцелуй, — Феликс прислоняется к его губам своими, немного переминает, но встречает полное безразличие. Он чуть-чуть отстраняется, хмыкнув, и приставляет дуло к его шее, приказывая: — Целуй. Минхо понимает намёк и поддаётся, иначе может словить пулю. Феликс груб и настойчив: пихает язык в рот, кусается, дёргает за волосы и резко склоняет его голову, как только вздумается. Эти действия крайне неприятны. Минхо надеется, чтобы это поскорее закончилось. Он уже и так выжат из-за сегодняшних потрясений, как лимон, по которому вдобавок ещё проехались автомобилем. Из глаз неконтролируемо текут слëзы. Хоть Феликс уже не тычет пистолетом в шею, пытаться убежать опасно — он может резво схватить оружие и выстрелить. Минхо до трясучки обидно и мерзко. Горечь от обмана застревает в горле, и снова становится трудно дышать. Ему нужен свежий воздух и неделька отдыха на то, чтобы прийти в себя. Феликс прижимается всем телом, отдаётся поцелую, как и прежде — на полную катушку. Сначала его движения нежны, потом ненасытны. Наконец он в последний раз чмокает его в губы, встаёт на ноги перед ним и произносит: — Я соврал, сказав, что люблю тебя, — сердце Минхо окончательно разбивается, душа воет, страдая, а Феликс продолжает его убивать: — Когда ты нашёл мои права, я на самом деле сказал это, чтобы удержать тебя, ведь иначе бы мой план провалился. А ты, глупыш, вернулся и простил меня. Я достаточно насытился вкусом мести. Надеюсь, сейчас тебе так же больно, как было мне. Прощай. Феликс резко хватает пистолет и целится в него. Минхо даже не успевает среагировать, как вдруг раздаётся выстрел. Смертельная пуля моментально прошибает его голову.